§ 3. Виды вещных прав

1. Отдельные виды ограниченных вещных прав

В качестве вещных прав наряду с правом собственности закон прямо квалифицирует лишь права пожизненного наследуемого владения и постоянного (бессрочного) пользования земельными участками, сервитуты, права хозяйственного ведения и оперативного управления имуществом (п. 1 ст. 216 ГК), а также право отказополучателя (легатария) пользоваться жилым помещением наследодателя (п. 2 ст. 1137 ГК). Это последнее право можно квалифицировать в качестве вещного, также исходя из систематики Жилищного кодекса (ср. заголовок разд. II и ст. 33 ЖК). По указанным соображениям вещным можно считать и право пользования жилым помещением, принадлежащее получателю ренты - бывшему собственнику такой недвижимости - в силу договора пожизненного содержания с иждивением (ср. ст. 34 ЖК и п. 1 ст. 601, ст. 604 ГК), что отнюдь не бесспорно с точки зрения систематики ГК. Некоторые имущественные гражданские права могут считаться вещными исходя из доктринального толкования их юридической природы (например, право залогодержателя в соответствии со ст. ст. 334, 347, 353 ГК и право удержания в соответствии со ст. ст. 359, 360 ГК).

Следует отметить непоследовательность отечественного законодательства в легальном признании тех или иных вещных прав. Так, права пожизненного наследуемого владения и постоянного (бессрочного) пользования земельными участками, признанные в этом качестве гражданским законодательством (п. 1 ст. 216 ГК), действующее земельное законодательство стремится либо ликвидировать (п. 1 ст. 21 ЗК РФ), либо максимально сузить сферу их действия (п. п. 1 и 2 ст. 20 ЗК), по существу, таким образом оставляя в качестве признанных им ограниченных вещных прав на землю только сервитуты (ст. 23 ЗК). Наряду с этим в нем появилось не имеющее ясной легальной квалификации право ограниченного пользования земельным участком (абз. 3 п. 3 и п. 4 ст. 36 ЗК).

Права пользования жилым помещением, принадлежащие членам семьи его собственника и имевшие бесспорно вещный характер по первоначальной редакции ст. 292 ГК, после введения в действие нового Жилищного кодекса (п. п. 4 и 5 ст. 31) и внесения соответствующих изменений в ст. 292 ГК (редакция от 30 декабря 2004 г.) утратили его. Можно, конечно, говорить о сохранении названных прав для детей собственника жилья, проживающих совместно с ним, поскольку они остаются членами его семьи и не прекращают семейных отношений с собственником даже при расторжении им брака с их родителем <1>. Однако его вещно-правовая природа не следует expressis verbis из названных правил ЖК.

--------------------------------

<1> Данное обстоятельство особо подчеркивают разработчики Жилищного кодекса (см.: Гонгало Б.М. Постатейный комментарий к Жилищному кодексу Российской Федерации / Под ред. П.В. Крашенинникова. М., 2005. С. 157), которые, однако, избегают прямой квалификации такого права пользования в качестве вещного. Во всяком случае, оно никак не соответствует предлагавшейся в литературе более обоснованной конструкции жилищного сервитута (см.: Концепция развития гражданского законодательства о недвижимости. С. 35 - 38).

Более того, несмотря на сохранение права пользования жилым помещением за бывшими членами семьи собственника приватизированного жилого помещения, которые в момент приватизации последнего имели равные с собственником права по его использованию (ст. 19 Федерального закона от 29 декабря 2004 г. N 189-ФЗ "О введении в действие Жилищного кодекса Российской Федерации"), в случае продажи или иного отчуждения собственником своего жилого помещения данные граждане утрачивают свое право пользования <1>. Таким образом, оно не обладает свойством следования за вещью (или правом собственности на нее), а потому и не может быть отнесено к числу вещных. Можно полагать, что сказанное относится и к названным выше правам детей собственника.

--------------------------------

<1> Гонгало Б.М. Постатейный комментарий к Жилищному кодексу Российской Федерации / Под ред. П.В. Крашенинникова. С. 160.

Также в отличие от гражданского законодательства, прямо признающего вещный характер прав отказополучателя по пользованию соответствующим жилым помещением наследодателя (п. 2 ст. 1137 ГК), жилищный закон лишь подчеркивает срочный характер данного права (п. 1 ст. 33 ЖК), создавая тем самым известные сомнения относительно вещно-правовой природы. Это же относится и к праву пользования жилым помещением получателя ренты в виде пожизненного содержания с иждивением (ст. 34 ЖК), что также известным образом препятствует его квалификации в качестве вещного права.

Думается, что в современных условиях нет оснований говорить и о вещном характере прав нанимателя по договору жилищного найма <1> или прав члена жилищного кооператива по использованию предоставленного ему жилого помещения (до момента полной уплаты паевого взноса).

--------------------------------

<1> В качестве вещных эти права впервые было предложено квалифицировать после принятия в 1981 г. Основ жилищного законодательства Союза ССР и союзных республик. См.: Красавчиков О.А. Основы жилищного законодательства: предмет регулирования и юридическая природа // Основы советского жилищного законодательства: Межвуз. сб. научн. работ. Свердловск, 1981. С. 22; Бару М.И., Пушкин А.А., Сибилев М.Н. Понятие и юридическая природа права на жилище. Там же. С. 60.

Ранее право на жилплощадь более осторожно квалифицировалось как правовой институт "с преобладанием вещно-правовых элементов", но при наличии и очень важных административно-правовых элементов регулирования (см.: Аскназий С.И. Основные вопросы теории социалистического гражданского права. С. 612 - 614), что, во всяком случае, отличало его от традиционных вещных прав.

Хотя попытка подкрепить таким образом юридическую прочность прав нанимателя государственного жилья во многом и опиралась на традиционные признаки вещных прав, но противоречила как общепринятым тогда подходам, отвергавшим саму категорию вещных прав, так и существу дела, ибо объявляла объектом вещного права (вещью) квартиру, являющуюся составной частью жилого дома. Кроме того, в тогдашнем жилищном найме преобладал административно-правовой элемент, определявший его существо как способа государственного распределения дефицитных материальных благ, а не частноправовой формы товарообмена. Вместе с тем нельзя не отметить стремления к возрождению категории вещных прав в тогдашнем правопорядке.

Права нанимателей жилья по договорам найма специализированного жилого помещения и коммерческого найма жилья не имеют никаких вещно-правовых черт (за исключением сохранения отношений коммерческого найма при смене собственника жилья, предусмотренного ст. 675 ГК и свойственного в нашем праве договорам арендного типа - п. 1 ст. 617 ГК). Права нанимателей жилья по договорам социального найма можно считать вещными точно в той же мере, в какой к вещным относятся права хозяйственного ведения и оперативного управления, ибо названный договор в действительности является не обычным гражданско-правовым договором, а особой формой распределения государством дефицитного государственного или муниципального имущества (жилья) среди малоимущих граждан. Что касается членов жилищных кооперативов, то их пользование кооперативным жильем основано на их членстве в соответствующем кооперативе (п. 3 ст. 124 ЖК), т.е. является разновидностью корпоративных, а не вещных или обязательственных гражданских правоотношений.

Очевидно, что современный отечественный законодатель в отсутствие четких и общепризнанных доктринальных положений о вещном праве в ряде случаев избегает прямой легальной квалификации тех или иных имущественных прав, оставляя ее доктрине и правоприменительной практике. Такая неудовлетворительная ситуация отчасти смягчается тем, что названная квалификация с точки зрения действующего российского правопорядка, по существу, не влечет за собой каких-либо ясных юридических (гражданско-правовых) последствий. Вместе с тем данное положение вряд ли можно считать большим достоинством; скорее, напротив, оно говорит о недостатках законодательного развития, которые могут и должны быть устранены в будущем.

Отдельного рассмотрения заслуживает право самостоятельного распоряжения доходами, признанное п. 2 ст. 298 ГК за учреждением - юридическим лицом, не являющимся собственником "своего" имущества. Данная формулировка закона породила в литературе дискуссию о том, является ли названное право самостоятельным вещным правом или представляет собой лишь разновидность других вещных прав - хозяйственного ведения или оперативного управления <1>.

--------------------------------

<1> Первую из названных позиций в литературе выдвинул Ю.К. Толстой (Гражданское право. Ч. 1: Учебник / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. СПб., 1996. С. 288, 357), а вторую - автор настоящих строк (Комментарий части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М., 1995. С. 266 - 267). Затем они были растиражированы в многочисленных диссертациях уже в виде предложений их авторов и фактически утратили свое первоначальное авторство.

Право учреждения, осуществляющего с согласия своего собственника-учредителя предпринимательскую деятельность, "на самостоятельное распоряжение доходами от такой деятельности и имуществом, приобретенным за счет этих доходов", впервые в такой формулировке появилось в п. 4 ст. 5 Закона от 24 декабря 1990 г. N 443-1 "О собственности в РСФСР" и первоначально действительно рассматривалось как особое вещное право <1>. Впоследствии п. 2 ст. 48 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. прямо квалифицировал его как "право полного хозяйственного ведения", однако в п. 2 ст. 298 ГК прямая квалификация данного права отпала. При этом норма о рассматриваемом праве была помещена в гл. 19 ГК, озаглавленную "Право хозяйственного ведения, право оперативного управления". С учетом этого (а также отсутствия упоминания о данном праве в п. 1 ст. 216 ГК) можно сделать вывод о том, что законодатель мог иметь в виду квалификацию рассматриваемого права по модели одного из двух прямо признанных им вещных прав.

--------------------------------

<1> См.: Суханов Е.А. Российский закон о собственности: Научно-практический комментарий. М.: БЕК, 1993. С. 44 - 45.

Впрочем, бюджетное законодательство вскоре фактически парализовало действие данного права. В соответствии с нормами Бюджетного кодекса 1998 г. все доходы бюджетного учреждения, включая доходы от разрешенной ему предпринимательской деятельности, должны отражаться в его единой смете доходов и расходов (п. 3 ст. 161 БК <1>), причем последний вид доходов подлежит зачислению на единый лицевой счет учреждения в территориальном органе Федерального казначейства (п. 4 ст. 254 БК <2>). Это означает невозможность самостоятельного распоряжения такими денежными средствами и полный контроль за их использованием со стороны финансовых органов.

--------------------------------

<1> С 1 января 2008 г. действует в редакции Федерального закона от 26 апреля 2007 г. N 63-ФЗ // СЗ РФ. 2007. N 18. Ст. 2117.

<2> С 1 января 2008 г. утрачивает силу в составе гл. 25 БК согласно нормам Федерального закона от 26 апреля 2007 г. N 63-ФЗ "О внесении изменений в Бюджетный кодекс Российской Федерации в части регулирования бюджетного процесса и приведения в соответствие с бюджетным законодательством Российской Федерации отдельных законодательных актов Российской Федерации". Вместо нее до принятия по данному вопросу специального федерального закона действуют правила п. 11 ст. 5 указанного Федерального закона, фактически еще более ужесточающие порядок использования учреждениями внебюджетных средств.

Арбитражно-судебная практика последовательно придерживалась трактовки данного права как разновидности оперативного управления, распространив этот гражданско-правовой режим на "внебюджетное" имущество учреждений. Последние отвечают по всем своим долгам (образовавшимся как в связи с основной уставной деятельностью, так и в связи с деятельностью, приносящей доходы) всеми находящимися в их распоряжении денежными средствами, т.е. как полученными из бюджета, так и самостоятельно заработанными, но при этом забронированным от взыскания кредиторов остается все иное имущество, независимо от источника его приобретения <1>.

--------------------------------

<1> См.: п. п. 3 и 5 Постановления Пленума ВАС РФ от 22 июня 2006 г. N 21 "О некоторых вопросах практики рассмотрения арбитражными судами споров с участием государственных и муниципальных учреждений, связанных с применением статьи 120 Гражданского кодекса Российской Федерации" // Вестник ВАС РФ. 2006. N 8 (далее - Постановление Пленума ВАС РФ N 21).

Вместе с тем следует исходить из того, что бюджетное законодательство определяет лишь "особый порядок учета доходов", полученных учреждением от "внебюджетной" деятельности, но "не изменяет закрепленный ГК РФ объем прав учреждения относительно данных доходов и приобретенного за их счет имущества" (п. 2 Постановления Пленума ВАС РФ N 21). Поэтому в отношении внебюджетного имущества за ним сохраняется предусмотренное п. 2 ст. 298 ГК право самостоятельного распоряжения, включающее возможность отчуждения такого имущества по усмотрению самого учреждения, без согласования с собственником. По существу таким образом данное право становится расширенным вариантом права оперативного управления (ибо в соответствии с п. 1 ст. 298 ГК учреждение вообще лишено права распоряжения бюджетным имуществом) наряду с различающимися друг от друга по содержанию и порядку осуществления правами оперативного управления казенных предприятий, бюджетных и автономных учреждений.

В настоящее время данный теоретический спор утратил свою актуальность, поскольку прямо решен законодателем в новой редакции п. 1 ст. 120 ГК (Федеральный закон от 3 ноября 2006 г. N 175-ФЗ "О внесении изменений в законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона "Об автономных учреждениях", а также в целях уточнения правоспособности государственных и муниципальных учреждений") <1>. Согласно ей "права учреждения на имущество, закрепленное за ним собственником, а также на имущество, приобретенное учреждением, определяются в соответствии со ст. 296 настоящего Кодекса", причем исключена ранее содержавшаяся в этой норме отсылка к ст. 298 ГК. Отсюда прямо следует, что закон признает за учреждением право оперативного управления как на имущество, закрепленное за ним собственником-учредителем, так и на самостоятельно приобретенное им имущество.

--------------------------------

<1> СЗ РФ. 2006. N 45. Ст. 4627.

Следует также отметить и правило, закрепленное п. 10 ст. 5 Закона N 63-ФЗ, согласно которому установленный п. 5 ст. 41 БК правовой режим имущества, переданного в оперативное управление бюджетным учреждениям, а также их доходов от платных услуг, безвозмездных поступлений и иной приносящей доход деятельности, должен регулироваться специальным федеральным законом, а до момента его принятия и вступления в силу - п. 11 ст. 5 Закона N 63-ФЗ. Содержание закрепленных в нем правил не оставляет сомнений в том, что законодатель стремится определить правовой режим полученных бюджетным учреждением доходов по модели права оперативного управления.

Данный пример наглядно демонстрирует неудачу попыток искусственного создания новых видов ограниченных вещных прав, не соответствующих классическим представлениям и потому оказывающихся неработоспособными в условиях товарного хозяйства. Напротив, потребности развития явно обедненного правового режима земельных участков неизбежно вызовут к жизни новые (или основательно забытые) виды вещных прав, не известные пока действующему российскому законодательству. В этом аспекте следует рассматривать и предложение о введении в отечественное гражданское право новой категории "права ограниченного владения земельным участком" <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее об этом см.: Концепция развития гражданского законодательства о недвижимом имуществе. С. 21 - 25.

С другой стороны, следует признать, что права оперативного управления и хозяйственного ведения, составляющие особенность отечественного правопорядка и традиционно квалифицируемые в качестве вещных прав, в действительности не могут быть признаны таковыми. Прежде всего они не отвечают основному назначению ограниченных вещных прав, поскольку их цель составляет вовсе не обеспечение участия одного лица (собственника) в праве собственности другого лица на недвижимую вещь (земельный участок). Как справедливо было отмечено еще в цивилистической литературе советского периода, право оперативного управления представляет собой способ реализации государством (публичным собственником) своего права собственности на имущество.

Субъектами названных прав могут быть только такие юридические лица, которые не имеют в собственности никакого имущества (но специально созданы для использования чужого - государственного и муниципального - имущества). Данное положение немыслимо для обычного гражданского оборота, ибо порождает обоснованные сомнения контрагентов в реальной возможности такого рода субъектов самостоятельно распоряжаться своим имуществом и нести ответственность по своим долгам (с чем до сих пор сталкиваются зарубежные суды <1>). Такие сомнения лишь усиливаются после появления законодательных правил о праве собственника имущества унитарного предприятия оспаривать сделки этого самостоятельного юридического лица (в которых сам собственник не участвовал) и виндицировать его имущество, а также об объявлении ничтожными любых сделок унитарного предприятия, лишающих его возможности осуществлять свою уставную деятельность <2>.

--------------------------------

<1> См., например: Пеллью Д. Исполнение арбитражных решений по делу Noga во Франции // Международный коммерческий арбитраж. 2006. Спец. выпуск. С. 29 - 32.

<2> См. соответственно: Пункты п. 3 и 4 ст. 20 и п. 3 ст. 18 Федерального закона от 14 ноября 2002 г. N 161-ФЗ "О государственных и муниципальных унитарных предприятиях" // СЗ РФ. 2002. N 48. Ст. 4746.

Объектом права хозяйственного ведения (и права оперативного управления) считается не недвижимая вещь, а имущественный комплекс соответствующего предприятия или учреждения (причем за вычетом земельного участка), что, как показано выше, также противоречит классическим вещно-правовым принципам, в частности принципу специализации. Более того, именно земельные участки - главные виды недвижимости, предоставляемые унитарным предприятиям и учреждениям, в соответствии с п. 1 ст. 20 ЗК находятся у них не на праве хозяйственного ведения или оперативного управления, а на праве постоянного (бессрочного) пользования. Иначе говоря, как раз для использования чужих объектов недвижимости эти "вещные права" и не предназначены (что вполне объяснимо их появлением и развитием в условиях отсутствия частной собственности на землю) <1>.

--------------------------------

<1> Интересно, что еще в период зарождения этих институтов (т.е. действия ГК 1922 г., формально сохранявшего понятие вещного права) С.И. Аскназий осторожно отмечал, что в связи с установлением государственной собственности на основные средства производства "создаются особые права на "чужие" (государственные) имущества; в некоторых отношениях - формально-юридически - они могут быть частично сближены с jura in re aliena досоциалистического права", но они обязательно "включают в себя и достаточно выраженные элементы административно-правового характера"; "эти правоотношения не являются полностью гражданско-правовыми", а наряду с "вещно-правовыми элементами" получают "ряд правовых качеств административно-правового института" (Аскназий С.И. Основные вопросы теории социалистического гражданского права. С. 541, 603 - 604). Иначе говоря, он сразу исключал их из числа обычных (классических) вещных прав, ясно понимая чужеродность этой категории в условиях нового правопорядка.

Наконец, права хозяйственного ведения и оперативного управления изначально рассчитаны только на использование публичного (государственного и муниципального) имущества и не могут иметь объектом вещи, находящиеся в частной собственности, тогда как классические ограниченные вещные права, напротив, рассчитаны именно на обеспечение "юридически прочного" доступа к частным, прежде всего недвижимым, вещам.

Точно так же невозможно квалифицировать в качестве вещных права сособственников общего имущества жилого дома (ст. ст. 36 - 38, 41 и 42 ЖК) уже хотя бы потому, что в действительности они не имеют никаких прав на данное имущество (тем более прав, имеющихся у участников обычных отношений долевой собственности в соответствии со ст. ст. 245 - 248, 250 и 252 ГК) <1>. В действительности эта общая собственность оформляет распределение между ее участниками обязанностей (расходов) по содержанию такого имущества (ст. ст. 39 и 43 ЖК), а не предоставление им каких-либо правомочий, и потому может быть квалифицирована как особый правовой режим, лишь одноименный традиционному институту общей собственности.

--------------------------------

<1> Право принимать участие в голосовании по поводу использования общего имущества жилого дома (т.е. право определять конкретный размер собственных расходов на его содержание), вытекающее из норм ст. ст. 44 - 48 ЖК, во всяком случае, не может быть отнесено к вещным.

Точно так же не относятся к вещному праву общей собственности и правомочия участников паевых инвестиционных фондов, общих фондов банковского управления и ипотечного покрытия. Несмотря на указания действующего российского законодательства о наличии здесь общей долевой собственности <1>, указанные лица в действительности не получают традиционных для сособственников правомочий, а объектами их прав обычно являются не вещи (тем более недвижимые), а различного рода права требования (чаще всего безналичные деньги).

--------------------------------

<1> См. п. 1 ст. 10 и п. 2 ст. 11 Федерального закона от 29 ноября 2001 г. N 156-ФЗ "Об инвестиционных фондах" (СЗ РФ. 2001. N 49. Ст. 4562); п. 1 ст. 3 и п. 2 ст. 18 Федерального закона от 11 ноября 2003 г. N 152-ФЗ "Об ипотечных ценных бумагах" (СЗ РФ. 2003. N 46 (ч. II). Ст. 4448); п. 2 Инструкции Банка России от 2 июля 1997 г. N 63 "О порядке осуществления операций доверительного управления и бухгалтерском учете этих операций кредитными организациями" (Вестник Банка России. 1997. N 43).

Таким образом, перечень (номенклатура) вещных прав в действующем правопорядке остается весьма узким. Следует, однако, отметить, что и в развитых европейских правопорядках он не является широким и, разумеется, не идет ни в какое сравнение с перечнем даже прямо поименованных законом прав участников договорных обязательств. Вместе с тем представляется, что развитие оборота недвижимости, прежде всего оборота земельных участков, неизбежно потребует его расширения. Как минимум в этот перечень придется включать право застройки и узуфрукт на недвижимое имущество, а, возможно, также и преимущественное право покупки недвижимости (или доли в праве собственности на нее) <1>, и право вещных выдач с земельного участка <2>. Неизбежное развитие получит и сервитутное право (в частности, в форме возможного признания отрицательных сервитутов и др.).

--------------------------------

<1> Ранее оно признавалось вещным в отечественной доктрине (см., например: Синайский В.И. Указ. соч. С. 272 и след.; Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. С. 266) и давно является таковым в ряде европейских правопорядков (ср. § 1094 - 1097 BGB, § 1073 австрийского Общего Гражданского уложения, ст. 256 Закона о вещном праве Эстонии 1993 г.).

<2> Не случайно данный институт вещного права (известный еще в дореволюционной России как вотчинные выдачи, а в Германии как вещные обременения - Reallasten) закреплен не только в развитых правопорядках (§ 1105 - 1112 и 1191 - 1203 BGB, ст. 782 - 792 Швейцарского гражданского кодекса, § 530 австрийского Общего Гражданского уложения), но и во многих современных правопорядках восточноевропейских государств (ст. 229 Закона о вещном праве Эстонии, ст. 246 Закона о собственности и других вещных правах Хорватии 1996 г., ст. 236 Закона о собственности и других вещных правах Македонии 2001 г.).

С этой точки зрения необходимо также оценить предложения о признании в российском гражданском праве самостоятельного вещного права владения <1>. Как известно, уже в римском праве гражданско-правовой защите подлежало всякое, в том числе и фактическое (беститульное), владение вещью (possessio). Данное обстоятельство еще в германской пандектистике породило дискуссию о том, каково юридическое значение фактического владения: является ли оно фактом или правом? <2>.

--------------------------------

<1> См., например: Коновалов А.В. Владение и владельческая защита в гражданском праве. 2-е изд. СПб., 2002. С. 17 и след.

<2> Подробнее об этом см., например: Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. С. 211 и след.; Вороной В.В. Феномен владения в цивилистической науке // Законодательство. 2002. N 10.

Ф.К. фон Савиньи, Г. Дернбург и их последователи, взгляды которых долгое время были господствовавшими, рассматривали владение как сугубо фактическую власть лица над вещью, фактическое отношение (хотя и подлежащее правовой защите от самоуправных посягательств), тогда как Р. фон Иеринг и его сторонники придавали владению юридическое значение, считая, что его защита в большинстве случаев фактически есть защита права собственности. Эта ситуация отразилась и в законодательстве, обособившем владение в качестве самостоятельного гражданско-правового института, но одновременно признавшем его "фактической властью над вещью" (абз. 1 § 854 BGB, п. 1 ст. 919 ГК Швейцарии). В современной германской литературе господствующим является взгляд на владение как на чисто фактическое господство над вещью, не представляющее собой ни особого субъективного (вещного) права, ни правоотношения (что вполне соответствует правилу абз. 1 § 854 BGB), хотя оно и обеспечивает владельцу некоторое правовое положение, будучи предпосылкой приобретения различных вещных прав, прежде всего - права собственности <1>.

--------------------------------

<1> См.: Schulze R. u.a. Burgerliches Gesetzbuch. Handkommentar. 2. Aufl. Baden-Baden, 2002. S. 1093 - 1094.

Вместе с тем следует отметить, что именно германское право впервые приравняло держателей вещей (в том числе в силу договора) к их владельцам, предоставив им всем право на самостоятельную защиту. Но при этом оно сохранило признание владельцем и собственника вещи, что потребовало введения сложной системы различных видов владения: непосредственного для титульных владельцев-несобственников и опосредованного - для собственника вещи (§ 868 BGB), т.е. признания возможности двойного владения одной и той же вещью (одновременно несколькими лицами) <1>.

--------------------------------

<1> Часть 2 ст. 920 ГК Швейцарии говорит о "самостоятельном владении" собственника своей вещью и "несамостоятельном владении" (unselbstandiger Besitz) этой же вещью другими лицами; ст. 879 проекта Гражданского уложения Российской империи различала "самостоятельное" и "производное" владение. Законодательное закрепление двойного владения вещью вызвало одобрительное отношение в дореволюционной литературе (см.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 232 - 234).

В отечественной доктрине владение как регулируемый правом факт либо вообще не признавалось особым вещным правом <1>, либо рассматривалось как незначительное по силе субъективное право с довольно скудным содержанием: возможность владения, уступающая в случае спора обладателю любого юридического титула на вещь <2>. Наряду с этим фактическое владение в российском праве защищалось как до революции (ст. 690 т. X ч. I Свода законов Российской империи; ср. ст. ст. 882 - 884 проекта Гражданского уложения), так и в настоящее время (п. 2 ст. 234 ГК).

--------------------------------

<1> Синайский В.И. Указ. соч. С. 199 - 200; Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. С. 246. Аналогичные по сути взгляды высказывались и в советский период (см., например: Аскназий С.И. Основные вопросы теории социалистического гражданского права. С. 557 - 558).

<2> Хвостов В.М. Система римского права. С. 273.

Это обстоятельство позволяет говорить о принципиальном признании в российском гражданском праве посессорной владельческой защиты, т.е. защиты самого факта владения вещью, хотя и далеко не во всех случаях. Так, субъектам обязательственных прав, еще до революции признанных производными владельцами, тем не менее не предоставлялось право вещных (владельческих) исков против собственника, т.е. даже петиторной защиты их владения (ср. ст. 886 проекта Гражданского уложения). Такую возможность договорные (титульные) владельцы, как уже отмечалось, впервые получили лишь в законах о собственности 1990 г., а затем и в ст. 305 ГК 1994 г. (а арендаторы - еще в советское время в соответствии со ст. 170 ГК 1922 г.). Вместе с тем оно не содержит прямого законодательного закрепления двойного владения, по существу различая (и соответственно защищая) лишь законное (титульное) и фактическое (беститульное) добросовестное владение.

Таким образом, в российском гражданском праве вещная (хотя и не посессорная, а петиторная) защита предоставляется любому титульному владельцу вещи, независимо от того, имеет ли он вещное или обязательственное (договорное) право на вещь (ст. 305 ГК), т.е. защищает ли он свое или чужое (хотя и в своих интересах) господство над вещью <1>.

--------------------------------

<1> См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 234.

Беститульный (фактический) владелец при известных условиях получает посессорную защиту своего владения. Поскольку фактическое владение, по меткому выражению Г. Дернбурга, "время возводит в право", такой владелец как потенциальный собственник защищает свое охраняемое законом господство над вещью <1>.

--------------------------------

<1> Возможная в современных условиях коллизия имеющих равную юридическую силу различных титулов на земельный участок (п. 9 ст. 3 Закона N 137-ФЗ) должна разрешаться по иску о признании права, а не с помощью владельческой защиты.

Владение же как элемент (правомочие) обязательственного права не способно привести к появлению вещного права собственности, а следовательно, владелец по обязательственному праву всегда защищает не свое, а чужое господство над вещью. Поэтому для титульного владельца, не являющегося собственником вещи (например, для арендатора, который по отечественному праву во многих случаях защищается лучше самого собственника), посессорная владельческая защита представляется излишней, ибо защита его интереса не должна преобладать над защитой интереса собственника.

В результате можно сделать вывод о том, что в российском гражданском праве владение представляет собой либо фактическое отношение, либо элемент других (обязательственных или вещных) прав, но не особое, самостоятельное вещное право. Данная ситуация сама по себе никак не препятствует его гражданско-правовой защите (посессорной в первом случае и петиторной - во втором), а потому и не нуждается в принципиальном изменении.