ТОР для студентов / учебники / Beck_New

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

иразвивает кооперативный суверенитет государств для решения гло- бально-национальных проблем, а также примиряет и защищает многообразие и соперничество этнического и национального начал.

Космополитическое означает признание одновременно сходств и различий, а также ответственность за земной шар в целом. Мировые проблемы людей другой культуры должны быть представлены и услышаны в политической общности. Они должны иметь в ней свой голос в политическом и культурном отношении.

Для людей с национальной ориентацией это звучит как абсолютная утопия. И все же по многим характерным признакам это сегодня реальность. На путь к космополитическому государству вступают там, где демократия и права человека ставятся выше автократии и национализма, где борются за признание и решение проблем людей другой культуры, где заново определяются и сопрягаются всеобщие и частные права, права большинства и меньшинств. В этом же направлении идет признание относительности международного права в сравнении

сновым огромным значением прав человека (со всеми вытекающими отсюда трудно разрешимыми осложнениями).

Собственно, Европу можно — хотя это и противоречит фактическому положению дел! — представить себе в этом контексте как транснациональное космополитическое государственное образование, которое черпает свою политическую силу в утверждении и обуздании национального многообразия этой части света, включая ее милые нелепости. Брюссельский конвент должен решиться на выработку проекта космополитической конституции, чтобы (как рекомендовал в 1787 году Бенджамин Франклин) в совершенно изменившихся исторических условиях повторить американский успех. «Посылаю вам предлагаемую для этих штатов новую федеральную конституцию,— писал престарелый американский ученый, государственный деятель

идипломат Бенджамин Франклин своим друзьям в Европе.— В течение четырех месяцев я сотрудничал с конвентом, который вырабатывал эту конституцию. Если она будет иметь успех, то я не знаю, почему бы

ивам в Европе не реализовать проект славного (французского) короля Генриха iv и образовать Федеральный союз и большую республику всех государств и королевств через посредство такого же, как у нас, конвента; ибо и нам пришлось примирять многие интересы.» В марте 2002 года (215 лет спустя!) за это дело взялся европейский конвент в Брюсселе. Какой бы различной ни была исходная ситуация Европейского союза 2002 года и Соединенных Штатов 1787 года — речь сегодня, как и тогда, идет о том, как организовать сообщество с прозрачными границами, которое объединит внутреннюю и внешнюю

141

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

дееспособность с возможно большей субсидиарностью. Правда, Европа может и должна сегодня сделать решительный шаг. Она должна по-новому определить и провести границу между партикуляризмом и универсализмом, нацией и мировым гражданством не так, как это было задумано и осуществлено в модели национального государства Первого модерна. Представление о том, что партикуляристское государство можно воспринимать как нечто универсальное, как естественную базу, на который можно в принципе решать все противоречия человеческого существования, опровергнуто историей. Да и оптимистическая уверенность в том, что люди в конце концов становятся гуманными или даже гражданами мира по мере того, как они становятся членами отдельных национальных государств, больше не выдерживает критики. Высказанная Иммануилом Кантом надежда на то, что мы в состоянии добиться и закрепить универсализм в рамках партикуляризма, т. е. действовать на основе универсальных законов, оставаясь в рамках партикуляризма, должна быть заново осмыслена после кровавого опыта и варварств 11 века. Ее следует скорректировать таким образом, чтобы отдать преимущество учреждающему идентичность мировому гражданству, а не национальному партикуляризму. Возражения, выдвигаемые сегодня против такого космополитического проекта конституции для Европы, похожи на те, с которыми приходилось бороться американскому конвенту 1778 года в Филадельфии: до последнего момента там горячо дискутировался вопрос о том, нуждается ли шаткий союз тринадцати американских штатов в мощной законодательной, исполнительной и юридической власти. Ратификации проекта конституции тоже удалось достичь только незначительным большинством голосов. «Далекими от народа» называли тех, кто хотел больше центральной власти. Юг не доверял Северу, малые штаты не доверяли большим. Все защищали свой суверенитет. Но в конце концов возобладало понимание выгодности федерального суверенитета — понимание, которое и сегодня может помочь (и уже помогает!) становлению космополитической Европы. Возрастание содержательного суверенитета, возможностей для деятельности в глобальную эпоху с лихвой возмещает утрату формальной автономии.

Европа как космополитический союз государств, который проводит экономическую глобализацию на базе кооперации и не нивелирует или по-бюрократически отрицает, а уважает инаковость других входящих в него европейских стран,— такой союз мог бы быть или стать вполне реальной утопией.

Теория и понятие космополитического государства выделяются тремя позициями. Они направлены против опасных иллюзий само-

142

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

достаточного национального государства, против неолиберального представления о государстве с минимально регулируемой экономикой, а также против нереальных соблазнов единого мирового государства.

Понятие космополитического государства делает выводы из истории правого и левого террористических режимов 11 века, а также из истории нескончаемого насилия колониализма и империализма. Боден разрабатывал теорию государственного суверенитета как учреждающую порядок инстанцию беспокойного пострелигиозного мира. Он не мог знать того, что знаем мы,— что государственный суверенитет — противоядие против так пугавшей его анархии — лишь бесконечно увеличил и усовершенствовал жестокость, ненависть и бесчеловечное насилие15.

15 Обращенные в будущее разговоры о космополитическом государстве (космополитическом режиме) нуждаются в историческом подтверждении, т. е. должны определяться и обосновываться в их исторической differentia specifica. С этой целью— по аналогии со сравнительным исследованием и теорией национализма — следовало бы учредить сравнительно-историческое изучение империи и основать европейский или транснациональный исследовательский институт. Он должен выяснить, что отличает предшественников космополитического режима с его нынешним видом и что объединяет их с ним. В конце концов мечта о едином мире весьма старомодна, она значительно древнее национального романтизма. Она восходит к универсальным империям Хаммурапи и Александра Македонского, Юстиниана и Гарун аль-Рашида, Чингисхана, Карла v, Наполеона и вплоть до Британской империи, которых объединяло то, что они видели и провозглашали себя носителями цивилизации, чтобы под этим флагом вести борьбу против «людей другой культуры», «отсталых», «варваров». Всем им было свойственно то, на что сегодня претендуют и знаменосцы космополитического режима. Они претендовали на воплощение объединяющего всех языка, как бы языка прав человека, и на соответствующую, не признающую границ высшую культуру, тогда как большинство подневольного, подчиненного им населения жило в условиях культурной ограниченности и лишь частично затрагивалось этими благородными притязаниями и традициями. Может ли — и если да, то каким образом — космополитический режим избежать этих силков культурного империализма? Может ли космополитическое государство и впрямь объединить людей с различным языком, историей, религией, происхождением и будущим без «имперского интеграла»? Не должна ли транснациональная (а тем более глобальная) культура опираться на патронат гегемониальной державы? Не сводятся ли разговоры о космополитическом режиме к похвалам американизации и гегемонии 5?

Кстати, такое сравнительное изучение имперской политики могло бы показать, что нормой в мировой истории была не этнически-национальная однородность,

143

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

В действительности понятие космополитического государства рождается, например, из борьбы за политическую Европу, которая есть нечто большее, чем просто конгломерат национальных государств, которые то и дело берут друг друга за горло. Речь, таким образом, идет о преодолении этнического национализма и национального государства, но не о том, чтобы их осуждать. Их следует защищать в конституционных условиях мирного сосуществования культур.

Для транснациональной эпохи необходимо по-новому культивировать европейски-континентальный духовный облик демократии, права человека и политическую свободу (Давид Хельд и др.). Образно говоря, Европа должна принять в себя «американскую мечту», которая говорит: ты можешь стать другим. Ты не детерминирован происхождением, социальным положением, цветом кожи, религией, полом!

Космополитическая Европа, состоящая из разных народов,— что это значит, например, применительно к Великобритании? В скептическом отношении британцев к Европе заслуживает критики, по моему мнению, не то, что они настаивают на собственной национальной цивилизации, а неспособность понять, что космополитическая Европа не уничтожает их самобытность, а сохраняет ее. Европу невозможно себе представить без британского вклада в ее цивилизацию. Без решимости британцев защищать европейские ценности от фашистской Германии невозможно представить себе важнейшее историческое событие 11 века — подавление национал-социалистической опасности. Это одно из следствий британской истории, частица британского космополитизма, который следует не преодолевать, а сохра-

а полиэтничность. Все цивилизации всегда собирали людей разного происхождения в этнически многосоставные, иерархически выстроенные политические образования. «В последней главе я анализирую странный случай национальноэтнического единства, варварский идеал, который в Западной Европе никогда не был осуществлен, но с энтузиазмом отстаивался как раз в то время, когда западноевропейские народы создавали охватывающие мир империи, в которых встречались и собирались люди различного цвета кожи и происхождения, причем в небывалых до того масштабах. Последовательная полиэтническая иерархия во всех странах европейской экспансии находилась в резком противоречии с идеалом национального единства, представленного как раз в тех частях Европы, где активно проводилась авантюристическая имперская политика. Подобная антитеза была по сути своей неустойчивой, так как особые условия, поддерживавшие идеал и частично реальность национального единства… постоянно упразднялись, в то время как факторы, способствовавшие этническому смешиванию, имели все большее значение» [McNeill William H. 1986, 59].

144

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

нить, как краеугольный камень в основание Новой Европы. Соответственно, нужно бы включить в повестку дня открытие космополитической Франции, космополитической Германии, космополитической Италии, Польши, Испании, Греции и т. д. и привлечь их к созданию космополитической Европы.

9. EJTFS^NAFUN—F] KSOVSRSAFPF™JOKFG TSO@\NEOPL

Архитектура космополитического союза государств могла бы также указать путь, позволяющий избежать другим регионам мира политики ложных альтернатив, особенно регионам с хроническими национально-этниче- скими конфликтами.

Ярким историческим примером космополитизации государства является борьба за политическое оформление Европейского союза, преодолевающего привычную альтернативу национального взгляда «федералисты против сторонников межправительственных связей». Но разве идею космополитического государства нельзя перенести на другие регионы мира? Эта возможность становится очевидной, когда сравниваешь транснациональное кооперативное устройство с национальным федерализмом: там и тут в основу положена высокодифференцированная, сбалансированная структура власти, в которой не только функциональные поля суверенитета (такие как право, образование), но и культурная автономия, и муниципальные компетенции организованы по принципу децентрализма — в случае федерализма внутри национального государства, в случае транснациональности между различными государственными или квазигосударственными образованиями. В этом плане можно наметить также промежуточные и двойственные формы транснациональной или космополитической архитектуры федерации государств. Эта архитектура, благодаря беспроигрышной транснациональной игре, где быстрее, где медленнее, шаг за шагом разрушает внешне непоколебимое единство нации и государства, не создавая при этом вакуума власти.

Всюду, где до сих пор существовала только альтернатива: или национальное и тем самым государственное самоопределение, или подчинение национальному, т. е. опирающемуся на большинство, государственному аппарату власти,— возникает новая возможность космополитического государственного федерализма. В зонах и регионах с хроническими национально-этническими конфликтами (такими, например, как чрезвычайно запутанная, неразрешимая вражда между евреями и палестинцами или как угроза аннексии Гонконга и Тайваня

145

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

со стороны Китая) это позволяет выбрать «третий путь» — между эксклюзивной национальной государственностью и аннексией.

При этом речь в настоящий момент идет о чисто логической возможности, которая кажется совершенно немыслимой в реально существующих условиях насилия, изгнания, террора, ненависти и эксклюзивных территориальных притязаний. И все же одна только мысль о космополитическом сосуществовании государств в глобальную эпоху способна развязать логические узлы и открыть пути для деятельности и переговоров.

Пожалуй, из идеи космополитизации национальных государств может вырасти новая миротворческая стратегия разрешения хронических национальных конфликтов и имперских зависимостей, так как благодаря этой стратегии можно компенсировать утрату национальной автономии расширением объединенного суверенитета участвующих в этом процессе правительств и стран; таким образом, налаживать мосты социального сотрудничества и создавать общие для всех юридические условия для сосуществования исключающих друг друга культурных притязаний и традиций. Это новое космополитическое расширение государственного авторитета, задуманного как ответ на глобализацию, создает экономическую и юридическую взаимозависимость и потому в состоянии действовать как стратегия профилактики. Космополитизация — это противоядие против фундаментализма (будь он этнической, религиозной или националистической ориентации), процветающего, как известно, в условиях нищеты, неразвитости и территориальной эксклюзивности. И не в последнюю очередь космополитизация, благодаря межгосударственным связям, препятствует попыткам и искушениям местных политических элит использовать эти конфликты с целью усиления своей власти.

10. NOFVVJPEF] LANOPF –F^N^OSLšG F —FLFAFUN—FS^^šG Eš^KSL

Является идея космополитического государства чистым мысленным экспериментом или же она имеет реально-историческое значение? Если речь идет не только о волюнтаристском образовании, то какие политические силы способствуют его становлению, а какие — противодействуют? На этот вопрос можно ответить теоремой о всемирно-политической силовой асимметрии финансовых и цивилизационных рисков. Финансовые риски обесценивают индивидуальную собственность и индивидуальные права собственности, поскольку поддаются индивидуализации и национализации; они предоставляют шансы движениям за ре-этнизацию и национализацию и тем самым

146

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

играют на руку противникам космополитизации. Цивилизационные риски, напротив, обостряют глобальное нормативное сознание, создают общественное мнение, так как подрывают национальную аксиоматику мышления и действия, предоставляя космополитическим союзам между неправительственными организациями, государствами и концернами новые возможности деятельности и обретения власти.

То, что финансовые риски (во всяком случае, пока они не перешагнули взрывоопасную точку типа «Чернобыля экономики») оказывают содействие движениям ре-национализации, можно увидеть хотя бы по тому, как национальные государства разъединяют глобальные социальные неравенства, причем таким образом, что они представляются неравенствами национальными, а не глобальными.

Совсем иная ситуация с цивилизационными рисками. Всемирное общество риска есть скрытое революционное общество, в котором ограничения национального взгляда разрешаются реальной или потенциальной катастрофой.

Между глобализацией и индивидуализацией социальных неравенств существует парадоксальная связь: в процессе финансовых кризисов мировой экономики и в результате их социальных и политических последствий обостряется исключение индивидов и индивидуализация исключения. По мере размывания границ между национальными обществами и неравенствами методологический национализм рисует

ложную картину действительности: из поля зрения выпадают причины глобальных финансовых кризисов, зато удваивается национально-госу- дарственная индивидуализация глобальных неравенств. Дело доходит до серии парадоксальных завуалированных ошибок: внутренние неравенства, которые, как показывает Саския Зассен, размывают границы между центром и периферией, севером и югом и означают нечто вроде бразилизации 5 и Европы, приписываются национально-государст- венному контексту. В то же время внешние неравенства, реально или потенциально размывающие национально-государственные границы, оказываются вне поля зрения методологического национализма.

Вопрос о национально-партикуляризированных проигравших в ходе экономической глобализации — это, без сомнения, центральный вопрос при оценке реальных отношений власти внутри государств и между ними применительно к установлению космополитического режима. Ответить на этот вопрос помогают две вытекающие из сказанного выше исходные гипотезы16.

16 Попыткой поставить проигравших от экономической глобализации в нацио-

нальный контекст я обязан Кризи (2001); см. также: Grande/Kriesi 2002.

147

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

Во-первых, лагерь и положение проигравших от глобализации можно (как зеркальное отражение мобильного капитала, завоевывающего транснациональное пространство) привязать к иммобилизму капитала и труда или к политической деятельности, а также к формам жизни и к жизни вообще, т. е. к территориальному образованию (как бы оно ни обосновывалось).

Во-вторых, эта констелляция территориальной иммобильности

вопределенных профессиональных и производственных секторах (и в формах политического господства и образе жизни) перекрещивается с нарастающим размыванием границ между капиталом, трудом, политикой и культурой.

В этой зоне пересечения иммобильности и размывания границ возникает резервуар для проигравших от глобализации, из которого могут получать голоса избирателей и властные полномочия политические движения и партии этнически-национальной закрытости.

Национальные границы защищают от конкуренции. Размывание границ (либерализация рынков и т. д.) обостряет конкуренцию, причем ее особый вид, а именно конкуренцию между равными

впрофессиональном отношении и чужими в национальном. Нацио- нально-государственные границы имеют решающее значение для тех, кто владеют своей профессией, и для должностных лиц: они сокращают и вводят в определенное русло конкуренцию внутри круга специалистов определенной квалификации. Слесари не конкурируют с консультантами по налоговым делам, а с другими слесарями; и тем ожесточеннее, чем ограниченней их число. То, как сконструированы и оформлены профессии, определяет сферы конкуренции от сфер, свободных от конкуренции. В этом смысле национальные границы похожи на границы профессиональные. Немецкий слесарь не конкурирует со слесарем турецким, французским, польским, русским и т. д., а только с немецкими слесарями. Размывание границ создает конкурентное давление внутри профессиональных рынков частичной занятости со стороны специалистов другой национальности. Возникающие образцы неравенства имеют следующие признаки:

–они действуют по секторам, т. е. затрагивают определенные сектора производства и оказания услуг в большей степени, чем другие;

–этот образец разделения по секторам имеет следствием то, что труд и капитал затрагиваются также в секторах, проигравших от глобализации. Положение проигравших от глобализации охватывает старые противоречия между трудом и капиталом, разрывает наличную социальную структуру, причем разрыв идет по линии тер-

148

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

риториальной иммобильности и глобального конкурентного давления;

–к этим проигравшим от глобализации следует причислить прежде всего часть политической и бюрократической элиты, которая видит угрозу своему существованию (существованию национальной бюрократии, национальных организаций и профессиональ-

ных секторов) со стороны как наднациональных организаций (Европейский союз, , , 6, и т. д.), так и грозящих выходом из этих стран концернов и их филиалов.

Секторальная мобильность/иммобильность, таким образом, не совпадает с классовой мобильностью. Внутри национального экономического пространства имеются относительно открытые для рынка и защищенные сектора, в которых доход и социальное положение в значительной мере зависят от сохранения национально-го- сударственных границ и защищенного пространства. Приведенный аргумент касается прежде всего богатых социальных государств, так как в них из-за размывания границ и широкой конкуренции глубина падения особенно велика, тогда как бедные страны могут этой конкуренции не бояться, зато они исключены из мирового рынка. Противников космополитизации легко назвать; они, судя по всему, весьма могущественны. Но кто тогда может быть носителем такой космополитической трансформации, симпатизировать ей?

Из данного диагноза можно вывести несколько вопросов.

Может ли современный космополитизм стать творением глобального капитализма? Или наоборот: радикализированный мировой капитализм разрушает предпосылки и источники культурного многообразия и политической свободы?

Можно ли вообще представить себе, что глобализирующийся капитал решится стать актором космополитического обновления демократии?

Возможно ли, чтобы субполитика инвестиционных решений оформилась в инструмент власти с целью, во-первых, установления глобальных правил для освободившегося от пут капитализма; во-вторых, чтобы подвигнуть национальные государства к космополитической открытости?

Мыслимо ли, чтобы право на забастовки из инструмента рабочего движения стало инструментом движения предпринимателей и превратилось в космополитическую инвестиционную политику, служащую не только целям рекламы, но в союзе с регулирующими скооперировавшимися государствами по-новому определяет основные права, демократию и справедливость? Или это значит еще раз питать ложные надежды и присягать ложному сознанию?

149

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

Как известно, нет ничего рискованнее, чем делать прогнозы, особенно в общественных науках. Однако ставящий в центр внимания прирост власти и связанную с этим проблему легитимации, распад легитимации глобальных предприятий может экспериментальным путем вывести из этого диагноза как краткосрочный, так и долгосрочный прогноз.

В краткосрочной перспективе могут восторжествовать протекционистские силы в своем весьма однородном составе из националистов, антикапиталистов, защитников окружающей среды, национальной демократии и государственного авторитета, а также ксенофобов и религиозных фундаменталистов. Однако в долгосрочной перспективе парадоксальная коалиция предполагаемых проигравших от глобальной экономической открытости (профсоюзы, защитников окружающей среды, демократов) и выигравших от нее (концерны, финансовые рынки, Всемирную торговую организацию, Международный банк реконструкции и развития и т. д.) могли бы на деле привести к космополитическому обновлению демократии, если обе стороны осознают, что их интересам лучше всего служит космополитический режим. Только тогда представители рабочих, защитники окружающей среды и сторонники демократии встанут на сторону космополитического правового устройства и космополитических институтов. Но это же относится и к действующим в мировом масштабе предприятиям. Они могут успешно заниматься экономической деятельностью только в типовых условиях, обеспечивающих им самим и другим экономическую, юридическую и социальную безопасность. Только космополитическое расширение государства, политики и демократии — в любой институциональной форме и при любом глобальном разделении труда — в состоянии длительное время обеспечивать интересы предприятий. Этот процесс наверняка будет сопровождаться отступлениями и срывами. Но единственный путь сделать его возможным — это, согласно учению Иммануила Канта, действовать так, как если бы он был возможен.

Итоговый вопрос не в том, может ли быть создан и осуществлен космополитический режим, а в том, как это будет сделано, и прежде всего в том, как он получит демократическую легитимацию, т. е. одобрение людей. Как и почему возникают сознание, воля, общность, способствующие созданию демократического режима? Мир в 11i веке будет зависеть от подобного космополитического сознания людей, а не от экономики, государств или надгосударственных политических организаций.

150