Конфликты партийной системы

Второй линией разлома российских поли­тических конфликтов стала фракционная борьба в нижней палате Федерального Собрания — Государственной Пуме. Это, пожалуй, наиболее явное выражение представительства различных групп интересов во власти. Их можно, пусть и крайне расплывчато, определить по соци­альному составу голосующих за ту или иную партию на выборах.

Кроме того, через фракции в парламентах пытаются действо­вать и отраслевые группы интересов, связанные в основном с топливно-энергетическим комплексом. Региональные группы ин­тересов (представляющие мощные промышленные комплексы Урала, Сибири, Поволжья и пр.) больше ориентированы на вер­хнюю палату парламента, которая и формируется по админист­ративно-региональному принципу.

Однако наблюдаемая на телевизионных экранах повышенная конфликтность работы нашего парламента вряд ли является пря­мым отражением такого же состояния общества в целом. Это скорее — издержки роста российской многопартийной системы. Ведь ей всего лишь около десяти лет. Ныне работает только тре­тий состав многопартийного парламента. У нас еще возможно чуть ли не мгновенное появление буквально «ниоткуда» полити­ческих движений и партий (вроде блока «Единство» на выборах 1999 г.), способных за пару месяцев после регистрации стать ос­новой парламентского большинства. Деятельность многих партий, малочисленных и организационно слабых, больше ориентирова­на на самоутверждение, а не на представительство глубинных интересов общества. Но сильно винить их в этом сложно, ибо не закончилась еще трансформация социальной структуры самого общества, и разделение социально-групповых интересов только-только оформляется.

Конфликты российского федерализма

Следующая «точка схождения» конфликт­ных интересов связана с федеративным ус­тройством нашего государства. Основа кон­фликта «центр — регионы» заложена в са­мом принципе федеративного объединения государств и в развитом демократическом обществе особой опасности не пред­ставляет. Российский же вариант федерации к обычным ее про­блемам добавляет свою специфику, потенциально являющуюся источником дополнительных конфликтов.

Российскую Федерацию составляют 89 субъектов (21 респуб­лика, шесть краев, 49 областей, одна автономная область, два города федерального значения, десять автономных округов). То, что их так много (больше всех в мире), — еще не самое страшное. Гораздо большую проблему составляет нарушение основополага­ющего принципа федерализма — необходимости выделения субъектов Федерации по единому принципу, как правило, терри­ториальному. У нас же одни субъекты представляют собой на­стоящие национальные государства (со своими президентами, пра­вительствами, законодательством), другие — просто администра­тивно-национальные образования (область и округа), а третьи — обычные административно-территориальные единицы.

И все шесть видов субъектов Федерации при этом по Кон­ституции абсолютно равноправны! Вот и получается, что одни равноправные субъекты Федерации входят в состав других, не менее равноправных, субъектов Федерации (автономные округа — в состав краев и областей) и вроде бы юридически должны им подчиняться. А в составе Краснодарского края существует даже свое суверенное государство (Республика Адыгея)! Такая черес­полосица, естественно, создает массу трудноразрешимых юри­дических проблем. Поэтому не случайно необходимость соответ­ствия местного законодательства федеративному ныне преврати­лась в источник постоянных конфликтов между центром и регионами.

Другой камень преткновения российского федерализма – огромный разрыв в социально-экономическом и финансовом положении регионов. Права-то у всех одинаковые, а вот возмож­ности реализации этих прав — разные. Вот и выходит на деле, что некоторые равноправные субъекты Федерации оказываются несколько «более равноправными», чем другие.

Конфликты российского федерализма (как впрочем и все дру­гие) требуют для своего мирного урегулирования наличия стро­гих институциализированных процедур, базой для которых дол­жны быть соответствующие федеральные законы: о статусе субъек­тов Федерации и его изменении, о разграничении полномочий между центром и субъектами Федерации и т.д. Отсутствие таких законов и процедур неизбежно запутывает и обостряет полити­ческие конфликты, связанные с государственным устройством.

Достаточно мощно представлены в России и политические конфликты ценностного толка. Они разворачиваются в основ­ном в духовной сфере, но, разумеется, оказывают заметное вли­яние на базисные социально-экономические процессы. Речь идет о противостоянии таких ценностных систем, как западничество — славянофильство (самобытность), либерализм — консерватизм (реформаторство — контрреформаторство), индивидуализм — кол­лективизм, православие — иные религиозные конфессии и т.д.

Чисто политическими из них являются, конечно, только кон­фликты идеологий. Но и остальные, задавая фундаментальную культурную ориентацию населения, не могут не оказывать влия­ния на политику, а порой и откровенно пытаются «опереться» на государственную власть. Наиболее зримо это проявляется в слу­чае с этническими ценностями — уникальностью языка, тради­ций, особенностей быта и т.п. Такие конфликты получили назва­ние конфликтов идентификации, поскольку связаны с осознани­ем людьми своей принадлежности к этническим, религиозным и прочим общностям и объединениям. Самые острые из них — этнические. Рассмотрим их подробнее.