|
Анатолий Рясов нечто немыслимое, почти двадцать одноактных пьес Послесловие Владимира Губайловского
|
Рясов Анатолий Владимирович родился в Москве в 1978 году, окончил филологическое отделение ИСАА МГУ. Автор трех романов: ЂТри адаї (М., 2003), ЂПрелюдия. Homo innatusї (М., 2007) и ЂПустырьї (СПб., 2012). Лауреат премии ЂДебютї (2002) в номинации ЂКрупная прозаї, финалист Премии Андрея Белого (2013) в номинации ЂПрозаї. Живет в Москве.
No words for what when words gone.
Samuel Beckett. Worstward Ho[1]
Беседа
Темнота. Внезапно Ч яркое освещение сцены. Три стула, стоящих полукругом на небольшом расстоянии друг от друга, лицом к зрительному залу. На стульях (слева направо): 1 Ч мужчина средних лет, рост 190 см., одет в темный костюм без галстука; 2 Ч мужчина средних лет, рост 175 см., одет в темный костюм без галстука; 3 Ч мужчина средних лет, рост 160 см., одет в темный костюм без галстука.
2. Ну что ж, возобновим беседу. (Обращаясь к 1, вытаскивает из кармана красный платок.) Какой это цвет?
1. Красный!
3. А почему вы называете этот цвет красным?
1 (с легким налетом раздражения). Так меня научили.
2 (убирая платок). То есть, пока вас не научили называть красный Ђкраснымї, а синий Ч Ђсинимї, вы не замечали разницы между ними?
1 (осознав свою оплошность). По-видимому, замечал.
3. Значит, дело лишь в названии?
1 (после короткой заминки). Возможно.
3. Вы действительно в этом уверены?
1. Наверное, нетЕ Нет, не уверен.
2. Однако эта гипотеза не лишена смысла. Однажды я осознал, что путаю названия цветов и числительные Ч они показались мне вполне подходящими для взаимозамен. Так, заказывая сок в закусочной, вместо Ђдайте одинї я произнес Ђдайте синийї, а потом, мгновение поразмыслив, что выпил бы и два, поправился: ЂНет, лучше зеленыйї.
1. (вновь обретая точку опоры). Хорошо понимаю вас! Как-то раз, подняв телефонную трубку, я позабыл, что принято говорить в таких случаях, и несколько секунд мысленно задавал себе вспомогательные вопросы: ЂСпасибо?ї, ЂРаз?ї Ч и тому подобные, пока наконец не вспомнил слово ЂАлло!ї, но в трубке к этому времени уже раздавались короткие гудки.
3. Аналогия неточная. В случае цвета главенство конвенции оказывается нарушено тем обстоятельством, что мы всегда обнаруживаем себя уже знающими различие цветов.
Пауза. 1 немного насупливается.
Но сменим тему. (Обращаясь к 2.) Что общего между Беккетом и Витгенштейном?
2 (после короткой заминки). Отвечу так: пожалуй, ничего, кроме двух Ђеї и двух Ђтї, пока я не узнаю, кто они такие.
1. Ну попробуйте предположить что-нибудь, размышляйте логически.
2 (после короткой заминки). Не знаю. Вряд ли национальность, если это не псевдонимы... Допустим, пол, возраст, род занятийЕ
3. Вы делаете успехи! Определенно!
2. Они художники, музыканты, литераторы?
3. Ваш ответ принят.
2 (обращаясь к 1). Схватите его! (Указывает на 3.)
1 тут же вскакивает и хватает 3, не давая ему подняться со стула. 3 безуспешно пытается вырваться. 2 подходит и укалывает ему ногу вязальной спицей. Пронзительный крик 3.
2 (снова укалывает ногу 3). Вам больно?
3 (кричит). Да!
2 (снова укалывает ногу 3). Но уверены ли вы, что ощущаете именно боль? Может быть, это более сложное, смешанное чувство?
3 (кричит). Черт побери, нет!
2. ЂНетї в смысле Ђувереныї или Ђнетї в смысле Ђне увереныї? (Колющее движение спицей.)
3 (разъяренно). Нет в смысле Ђуверен, что я ощущаю боль, и эту боль ощущаю именно яї!
1 (обращаясь к 2). На этот раз к четкости ответа не придраться.
2 (обращаясь к 1). Это только так кажется. (Снова укалывает ногу 3, снова крик.) Я не собираюсь нагромождать никаких прибавочных смыслов Ч вроде трудности проведения четкой грани между болью и мазохистским наслаждением. Я не привожу в пример, скажем, пикантную ситуацию, когда ваша возлюбленная игриво покалывает вас в постели. До времени оставим эти сложности. Мой вопрос иного содержания: можете ли вы с уверенностью утверждать, что к испытываемой вами боли не примешалась, скажем, ярость? Разве одновременно вы не почувствовали пульсацию собственного гнева?(Убирает спицу.)
3 (виновато). ПочувствовалЕ
1 (выпуская 3). Значит, отрицание смешанности и сложности этого ощущения было ошибкой?
3 (с грустью). Да.
1 (вернувшись на свой стул). Выходит, не так-то просто разделить столь неидентичные, казалось бы, чувства, как боль и возмущение. Удивительно.
3. Но когда чувствуешь дикую боль, не всегда есть время на размышления!
2 (вернувшись на свой стул). Перестаньте, будь вся проблема во времени, она была бы легко решаема. Я думаю, время лишь усугубило бы трудность, ощущение успело бы стать еще более насыщеннымЕ
3 (обращаясь к 1). Вообразите квадрат.
1 (после короткой заминки). Нет, не удается.
3 (удивленно). Вы не способны представить равносторонний четырехугольник с прямыми углами?
1. Нет.
3 (обращаясь к 2). Вы можете вообразить квадрат?
2. Думаю, да.
3. Попробуйте!
2. Охотно!
3. Удалось?
2. Вполне!
3. Тогда вопрос: можете ли вы быть уверены в том, что его стороны действительно равны?
2. У меня нет никаких сомнений в этом.
3. Ваш квадрат в самом деле совершенен? Верхняя и нижняя стороны идентичны правой и левой, не длиннее и не короче? Величина каждого из углов равняется девяноста градусам? Нет ни малейшего потенциала для того, чтобы рассмотреть фигуру в качестве прямоугольника или ромба?
2. Пожалуй, нет. Но я заметил проблему иного рода.
1. Какую?
2. Мне не удается точно определить количество сторон.
3 (удивленно). Что?
2. Углы вроде бы прямые, но у моего квадрата явно больше сторон, чем четыре.
1 (удивленно). Сколько же их?
2. Пока не могу дать точный ответ. Не то двенадцать, не то двадцать четыре. Фигура вращается.
3. В каком смысле Ч вращается?
2. В том же, в каком мы говорим Ђвращаетсяї о юле.
1. Но это означает, что вы неверно выполнили поставленное задание!
2. Почему?
1. Потому что есть основания полагать, что вы вообразили не плоскую, а объемную фигуру!
3. Да, судя по всему, вместо квадрата вы представили куб. Это легко проверить: сосчитайте вершины многогранника. Их восемь, не так ли?
2 (взволнованно). Мне это не удается.
1. Почему?
2. Он вращается все быстрее и быстрее. Я уже не могу быть уверенным не только в том, что это не параллелепипед, но даже в том, что это не икосаэдр.
3. Да... Что называется, попали в переделку.
1 (обращаясь к 2). Все, довольно! Прекратите думать об этом!
2 (подергиваясь, словно от долгого сна). Я чувствую какое-то переутомление.
3. Да уж, немудрено.
1 (обращаясь к 2). А почему вы называете это чувство Ђутомлениемї?
2 (обращаясь к 1). Простите?
1. Почему мы часто используем одно и то же слово Ђутомлениеї или Ђпереутомлениеї (зачастую, кстати, синонимически) Ч и в случае физической, и в случае умственной усталости? Вот о чем я!
3 (с интересом). Продолжите вашу мысль.
1. Устав от чтения, мы зачастую не чувствуем себя не способными к прогулке, а проведя девять часов на ногах, мы наоборот с радостью прилегли бы с книгой. Но в обеих ситуациях мы говорим об утомлении. Не лучше ли в первом случае употреблять одно слово, а во втором Ч другое, как мы различаем, скажем, Ђпобедуї и Ђматї, дабы не спутывать военные действия с партией в шахматы?
3. Это любопытно, но нельзя отрицать и другого: между этими состояниями несомненно имеется что-то общее.
1. В таком случае извольте сформулировать, что же это!
3. Что ж, я попытаюсь. (Недолгая пауза.) Состояние, возникающее вследствие длительного повторения одного или нескольких дел и не позволяющее продолжить занятие с должным энтузиазмом.
1. Но откуда тогда берутся силы для смены деятельности?
3. А почему их не должно быть? Разве не то же самое мы наблюдаем, классифицируя разновидности физических утомлений? Нам же не приходит в голову изобретать дефиниции для разграничения чувства усталости у отдельных мышц. А ведь атлет способен, утомившись на велотренажере, продолжить упражнения в спортзале, взяв, скажем, ручной эспандер, а через десять минут он имеет полное право объявить во всеуслышание (если, конечно, в зале присутствуют другие спортсмены), что кисти его рук Ђусталиї. Разве нет?
1 с неохотой кивает, но видно, что поражения он до конца не признал.
3. Таким образом, определить сходство между физической и умственной усталостью оказалось не так уж сложно. Во всяком случае, надо признать, что это легче, чем сформулировать, например, степень гармонической общности между нотой и ее терцией в сравнении с отношением между нотой и ее квартой.
2. Закончим на сегодня. Один положительный результат Ч это не так уж мало.
1 (мрачно). У меня есть некоторые сомнения в положительности этого результата.
2. Изложите их.
Занавес.
Николай
Поднятие занавеса. Широкий белый луч Ч на авансцену. На обшарпанном стуле сидит Н и к о л а й. Ему не менее семидесяти лет. Он одет в белую пижаму и домашние тапочки. Смотрит в пол. Спустя минуту-другую на сцене появляется Ч е л о в е к в пожарной форме. Он встает рядом со стулом и, положив ладонь на плечо Николая, начинает свой монолог.
Ч е л о в е к (глядя в зал). Это Николай. Я расскажу вам о нем. Вернее, мне совсем нечего вам о нем рассказать. Не потому, что я ничего о нем не знаю, наоборот Ч кое-что мне известно достоверно. Но не представляю, как все это изложить, чтобы вы поняли. Сперва я хотел говорить от первого лица, от его имени, но быстро осознал, что это было бы нелепым актерством. Говорить же от своего имени Ч значит так или иначе претендовать на знание истины, строить из себя эксперта, чего мне никоим образом не хотелось бы. Давайте сразу условимся, что я передаю некое видение и оно может быть интересно, прежде всего, как взгляд со стороны, который (кто знает?) позволит нам немного приблизиться к внутреннему миру Николая. Заглянуть в замочную скважину его души, так сказатьЕ Итак, перед нами поэт. Стихи он писал с самого детства. Сначала это были зарифмованные поздравления бабушке, потом Ч тексты песен. Позднее (гораздо позднее, уже после фиаско с прозой) Ч просто стихи. У него никогда не было ничего, кроме этих стихов. То есть была, конечно, работа, было что-то вроде семьи, одно домашнее животное, было даже хобби (коллекционирование монет), но по-настоящему его волновала только поэзия. Такой вот человек. Стихи, впрочем, ни разу не были опубликованы. Не сказать, что он обивал пороги издательств, нет, конечно, но попытки напечататься были. Однако суждения редакторов были неизменны: ЂНегодної. Не сказать, что их оценки его удручали, скорее даже наоборот Ч подзуживали. Благодаря их оскорблениям он как-то сдвигался с места. ЂРаботал над стилемї, Ч как он это называл. Не для того, чтобы угодить им, разумеется, Ч просто открывал второе, третье, четвертое, пятое дыхание. На практике это, правда, означало Ч пихать в стихи злободневные реалии и политическую сатиру, бережно сохраняя литературные штампы и зачем-то перемежая все это научной тематикой. Николай никогда не давал окружающим прочесть ни строчки, предпочитая декламировать их вслух (что примечательно, в редакциях он тоже придерживался этого неписаного правила). Знакомым и родственникам стихи тоже не нравились. Они не называли их бездарными, но тем не менее никогда не изъявляли желания прослушать их повторно. Ссылались на домашние дела или отсутствие времени. А он не любил напрашиваться. Писал новые стихи, чтобы продекламировать уже их. Откровенно говоря, читал он плохо, может быть, из-за того, что толком не репетировал, но вернее всего Ч потому, что таланта недоставало. Он то и дело заикался, сбивался, перескакивал со строки на строку, путался, нередко даже объявлял, что ему нужно на несколько минут вернуться к себе в комнату и кое-что исправить. В таких случаях никто, конечно, не дожидался его возвращения. Все расходились по своим делам. Но ведь они не были обязаны любить его вирши, правда? Нельзя же заставить себя восхищаться чем-то. Тем более, если быть честным, даже превосходная декламация никак не спасла бы это поэтическое убожество. Постепенно он начал изводить коллег, родственников и соседей. Ненависть становилась взаимной. Николай утверждал, что неприязнь помогает ему творить. Но в действительности он больше не мог написать ни одного текста, содержащего новую тему. Даже рифмы повторялись. Особенно он ценил Ђсолнце / оконцеї. Окружающие уже не могли сдерживать смех. Его, конечно, это еще больше злило, приводило в ярость.
Н и к о л а й (неожиданно подняв голову и сбросив с плеча чужую руку). Черт возьми! Я долго ждал, когда ты заткнешься, а ты все бормочешь и бормочешь! Тогда я решил уловить в твоем рассказе хоть слово правды! Я терпеливо вслушивался, но тщетно! Это даже нельзя назвать ложью, все равно как если бы кто-то переврал ложь, а потом еще раз переврал перевранное. Посторонний, необразованный человек, взявшийся за летопись твоей жизни, Ч можно ли представить нечто более жуткое? То есть буквально ничего общего с реальностью! Ничего!
Ч е л о в е к (невозмутимо). Секунду! Я и не претендовал на истинность. Я же оговорил это в самом начале.
Н и к о л а й. Да тут даже о видимости истины речь нельзя вести! Ни слова правды, ни слова!
Ч е л о в е к. К чему эти преувеличения? Как минимум имя Николай и суждения издателей о негодности стихов Ч абсолютно неоспоримы. Разве нет? А уже это вполне сгодилось бы на роль тезисов для прозвучавшего доклада.
Н и к о л а й. Во-первых, Николай Ч это мой псевдоним. А суждение Ђнегодної требует ряда оговорок. Первая и важнейшая из них: я никогда не относил своих текстов в издательства, специализирующиеся на художественной литературе. По одной простой причине: я всегда позиционировал себя как публициста, а не как поэта. Да, я предпочитал оформлять свои статьи в качестве записанных в столбик, зарифмованных фраз. Но это Ч мой индивидуальный стиль. Нигде, никогда я не называл своих статей стихами. Заруби это себе на носу.
Ч е л о в е к (глядя в зал). Это действительно интересно. У нас появилась очередная версия, а сколько же их еще будет? (Обращаясь к Николаю.)Почему же эти стихотворные статьи считали негодными? Есть же, кажется, даже жанр такой Ч поэтическая публицистика?
Н и к о л а й. Я не был согласен на подобные подачки. Попасть в компанию этих шутов с последней полосы Ч хуже наказания и представить трудно. Я требовал, чтобы мои тексты публиковались как обычные газетные колонки. Чтоб не было никаких оговорок. (Снова опускает голову.)
Ч е л о в е к (глядя в зал). Проблема заключается еще и в том, что ему невозможно верить. Может статься, что кое-что из сказанного им сейчас Ч правда. Но многое он несомненно присочинил. Однако никогда нельзя понять, что именно. Он сам тут же начинает верить в собственное вранье, и уже ничего не докажешь. Врет, и не может остановитьсяЕ Так или иначе, он продолжает писать. Его комната загромождена блокнотами, тетрадями, обрывками листов. Целые кипы. Он уже сам не может разобраться, где черновики, а где Ч переписанное начисто. Это даже архивом на назовешь. Какая-то свалка бумаг. Все это громоздится до потолка, угрожая обрушиться и похоронить его. Но больше всего все мы боимся пожара.