5 курс / Сексология (доп.) / Лики_и_маски_однополой_любви_Лунный_свет_на_заре_Кон_И_С_
.pdfлет младше его, Жаком Балле де Барро, переиздавался в XVII в. 93 раза! Де Барро, также поэт и вольнодумец, прозванный «вдовой Теофиля» и «королем Содома», в свою очередь, передал эстафету собственному возлюбленному,
поэту Дени Сангену де Сен-Павену (1595—1670).
«Король-Солнце» Людовик XIV, в отличие от отца, любил исключительно женщин, но что он мог сделать со своими родственниками и приближенными? Младший брат короля герцог Филипп Орлеанский обожал носить женское платье на балах и карнавалах (в детстве его так наряжали взрослые) и не скрывал своих любовных отношений с графом де Гишем и шевалье де Лоррэном, что не мешало ему быть успешным полководцем,
вызывая у короля жгучую зависть. В 1678 г. несколько знатных молодых людей (де Гиш, де Граммон и др.) создали тайный орден, члены которого приняли обет полного воздержания от женщин, кроме как для продолжения рода. Вступлению в орден предшествовал обряд инициации, включавший интимный осмотр тела новичка магистрами. В 1681 г. в орден вступил 18-
летний внебрачный сын короля и Луизы де Лавальер граф де Вермандуа,
который не только все разболтал своим многочисленным друзьям, но и пригласил присоединиться к ордену 16-летнего красавчика и ловеласа принца де Конти. Разгневанный король приказал выпороть Вермандуа в своем присутствии и отправил в ссылку; Конти был отправлен к семье в замок Шантильи, остальные получили выговоры.
Но молодые аристократы продолжали свои дебоши. Однажды, возвращаясь из борделя, «пьяные как свиньи», они попытались изнасиловать приглянувшегося им юного торговца, а когда тот оказал сопротивление, один из нападавших выхватил шпагу и отсек юноше половые органы, после чего хулиганы убежали, оставив жертву истекать кровью. Дело дошло до короля,
но наказание было мягким: юный герцог де Ла Ферте получил от короля выговор, министр Кольбер публично выпорол своего сына, а маркиза де Бирана отец срочно заставил жениться.
Вообще знатные люди предпочитали защищать своих отпрысков. Когда в
1722 г. престарелый маршал де Вильруа по собственному почину добился удаления от двора своего внука маркиза д'Алинкура, который вместе с молодым герцогом де Буфлером пытался прямо в парке «содомизировать», с
его полного добровольного согласия, третьего юного аристократа, при дворе осуждали не внука, а деда. Племянник маршала принц Шарль Лотарингский сказал ему: «Мсье, не следует дисциплинировать своих детей с помощью короля, для этого есть другие способы; лично я не стал бы ничего предпринимать по такому поводу».
Между прочим, эти распутные молодые дворяне были отличными воинами.
Военный министр Людовика XIV Лувуа в беседе с королем даже выдвигал в их защиту довод, что содомиты охотно идут в армию, а будь они устроены иначе, они предпочитали бы сидеть дома с женами и любовницами.
Содомитами, причем некоторые — исключительно «пассивными», были знаменитейшие полководцы XVII в.: великий Конде, маршал Вандом,
который подставлял свой зад буквально всем желающим, не различая чинов и званий, его брат приор Вандомский, маршал д'Юксель, маршал герцог де Вильяр, маршал Тюренн. Прославленный военачальник принц Евгений Савойский с детства отличался женственностью и настолько легко отдавался всем желающим молодым мужчинам, что его прозвали «мадам путана». «Женственные» в постели, эти люди были мужественны в бою и во всем остальном. Хотя на их счет ходила масса скабрезных песенок и шуток, в них сквозило не осуждение, а смех. А то, что простительно маршалам, подавно не зазорно для связанных обетом безбрачия кардиналов и епископов или всеми нелюбимых крючкотворов-юристов.
На официальном языке такие отношения именовались «грехом», «пороком» или «извращением», в обыденной же речи их чаще называли «любовью к мальчикам», «греческой», «философской», «сократической», «итальянской» или «флорентийской» любовью, «страстью», «склонностью», «вкусами» или
просто «нравами». Из-за особой распространенности «нравов» среди католического духовенства их иронически называли «апостолами ануса», их невидимое сообщество — «братством», «орденом» или «конгрегацией», а
самую анальную пенетрацию — «обрядом». Глагол «содомизировать» иногда заменяли словом «лойолизировать», по имени основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы, сомнительную сексуальную репутацию которого язвительно обыгрывал Вольтер.
Однако шутить на эти темы могли только привилегированные. В Европе
XVII—XVIII вв. содомия была сословным, классовым преступлением.
Анализ французских судебных дел и архивов показывает, что сжигали как еретиков и сажали в тюрьмы исключительно простых людей: текстильщиков,
каменщиков, пастухов, парикмахеров, рабочих, виноделов, торговцев29 . Эти люди не умели говорить возвышенно, не называли секс «сократической дружбой», да и сама судебная процедура не способствовала лирическим излияниям. Но иногда со страниц пожелтевших хроник встают трогательные истории настоящей любви. В венецианском архиве сохранилось, например,
судебное дело арестованных в 1357 г. двоих гондольеров: они жили вместе несколько лет, имели общее дело, а на допросах оба лгали, пытаясь выгородить не себя, а другого, любимого…
Сходным образом обстояло дело в Англии30 . Закон 1533 г. и елизаветинский закон 1562—1563 гг., каравшие акт содомии между мужчинами смертной казнью, применялись к аристократам, только если против них были какие-то более серьезные религиозные или политические обвинения. Содомия была скорее поводом, чем причиной преследований. В 1540г. лорд Хангерфорд был обезглавлен за то, что несколько лет «содомизировал» своих слуг, но его обвиняли также в измене и ереси. Когда же в 1541 г. в сексуальных связях с учениками и собственным слугой был уличен влиятельный директор знаменитой аристократической Итонской школы Николас Юдалл, его тихо,
не лишив церковных званий, освободили от должности, а позже назначили
директором другой церковной школы, Винчестерской. Елизаветинские вельможи охотно и небескорыстно покровительствовали смазливым молодым актерам, игравшим женские роли.
Слабость к мальчикам отличала философа Фрэнсиса Бэкона (1561 — 1626) и
его старшего брата лорда Энтони (1558— 1601). Об этом сохранились прямые свидетельства их матери, леди Бэкон, которую склонности сыновей сильно огорчали, но для современников это не имело большого значения.
Непреодолимую склонность к молодым людям питал и сам король Яков I
(1566—1625), сын Шотландской королевы Марии Стюарт, который унаследовал эту особенность от своего отца. Провозглашенный королем Шотландии под именем Якова VI мальчик получил хорошее образование, но испытывал острый дефицит в любви. Его мать была занята любовниками и политическими интригами, а грубые шотландские лорды старались урезать королевскую власть. Когда в Шотландии появился его старший (на 20 лет)
французский кузен Эсме Стюарт, тринадцатилетний король без памяти влюбился в него, назначил лордом-канцлером, дал титул герцога Леннокса.
Однако не желавшие делиться узурпированной властью лорды захватили юного короля и, невзирая на его слезные мольбы, заставили под угрозой смерти изгнать фаворита. Король смирился с поражением, научился политическому лавированию, женился на датской принцессе (она осталась единственной женщиной в его жизни) и благополучно произвел на свет нескольких детей, обеспечив тем самым престолонаследие, однако его вкусы не изменились.
Унаследовав после смерти Елизаветы I английский престол, Яков стал приближать к себе и осыпать милостями красивых молодых людей. Все они были гетеросексуалами, и в надлежащее время король помогал им устроить выгодный брак, утешаясь с новым фаворитом. Самым известным из них был двадцатидвухлетний красавец Джордж Вильерс, получивший титул графа, а
затем герцога Бэкингема. С помощью многочисленной хищной родни Бэкингем управлял Англией до самой смерти Якова I.
Разумеется, Яков I не считал себя содомитом. В своем политическом трактате Basilicon Doron (1610) он упоминает содомию как одно из самых
«ужасных преступлений», которые монарх никогда не должен прощать. Свои нежные чувства к молодым мужчинам он считал одновременно супружескими и отцовскими. Выступая на Тайном совете, король однажды сравнил свои отношения с Бэкингемом с отношением Христа к его любимому ученику: «У Христа был его Иоанн, а у меня есть мой Джордж». В
письме Бэкингему Яков выражается так: «Я хочу жить только ради тебя и предпочел бы быть изгнанным в любой конец земли вместе с тобой, чем жить печальной вдовьей жизнью без тебя. И да благословит тебя Бог, мое сладкое дитя и жена, чтобы ты всегда был утешением своему дорогому папе и супругу». Мысль, что такое совмещение ролей кровосмесительно,
очевидно, не приходила благочестивому и богословски образованному
«защитнику веры» в голову.
Официальная «неназываемость» содомии не исключала наличия обширной художественной литературы, прямо или косвенно описывающей и поэтизирующей «мужскую любовь». Кроме творчества Кристофера Марло,
эти чувства рельефно выступают в пасторалях Ричарда Барнфилда (1574— 1627) и Эдмунда Спенсера (1552—1599). Пасторальный жанр открывал большие возможности для описания нежных отношений между мужчинами,
которые в обыденной жизни вызвали бы насмешки или подозрения. Иногда символичен выбор имен. В пасторали Барнфилда «Нежный пастух» о
безответной любви пастуха Дафниса к мальчику Ганимеду литературоведы узнают отношения самого поэта и одного из его соучеников по Оксфорду.
Читателям XVII в. этот элегантный гомоэротизм нравился, но в начале XIX в.
его стали считать «извращенным».
Больше всего споров вызывает, разумеется, Шекспир. Биографы до сих пор спорят о характере взаимоотношений драматурга с его знатным покровителем, молодым красавцем графом Саутхэмптоном, которому предположительно посвящены многие шекспировские сонеты. Поскольку достоверных данных о жизни Шекспира нет, биографы стараются извлечь максимум возможного из его произведений. Если принять шекспировские сонеты, написанные от первого лица, за личную исповедь, то поэт явно бисексуален:
На радость и печаль, по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина светлокудрый, светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной.(сонет 144, пер. С. Маршака)
По мнению шекспироведов, первые 126 сонетов адресованы молодому,
моложе автора, мужчине благородного происхождения, а последние 28 —
черноволосой женщине, возлюбленной автора. Сонеты, обращенные к
«смуглой леди», откровенно чувственны. Эротическая привязанность поэта к молодому мужчине менее очевидна: многие ключевые слова имеют несколько разных значений, так что один и тот же сонет можно прочитать и как романтически-дружеский, и как сексуально-эротический (в переводе это полностью утрачивается). По всей вероятности, Шекспир имел в виду и то и другое. «Мужская любовь» в его понимании не исключает возможности параллельной любви к женщине, и эта раздвоенность не переживается как нечто трагическое, непреодолимое. Две любви просто существуют в разных плоскостях:
Тебя природа женщиною милой
Задумала, но, страстью пленена,
Она меня с тобою разлучила,
А женщин осчастливила она.
Пусть будет так. Но вот мое условье:
Люби меня, а их дари любовью.(сонет 20, пер. С. Маршака)
Хотя, в отличие от сонетов, в шекспировских пьесах нет явной гомоэротики,
она присутствует там в скрытых, но понятных для современников Шекспира образах: верной мужской дружбы, влюбленных друг в друга одиноких пастухов, потерпевших кораблекрушение и переодевающихся в женское платье юношей, влюбленных в мальчиков мужчин, пряных «андрогинных» шуток и т. д.
Веселая содомия и бисексуальность представлены и в английской культуре эпохи Реставрации и первой половины XVIII в.31 Пример вольного отношения показывал королевский двор. Родоначальник Оранской династии Вильгельм III (1650—1702) вообще не интересовался женщинами, самым близким к нему человеком был его бывший паж Вильям Бентинк, которого король наградил титулом графа Портлэнда; приписывали ему и нескольких других молодых любовников. Его жена, королева Мария, если верить придворным сплетням и сатирическим памфлетам, относилась к увлечениям мужа равнодушно и решительно предпочитала мужскому обществу женское.
Королеву Анну связывали многолетние любовно-дружеские отношения с герцогиней Мальборо.
Лондон конца XVII в. был европейской столицей мужской проституции.
Либертины этого периода, такие, как Джон Уилмот, граф Рочестер (1647— 1680), считали бисексуальное поведение абсолютно нормальным и даже не пытались его закамуфлировать. При этом рисуются два совершенно разных типа содомитов: бисексуальные, агрессивно-маскулинные либертины и женственные, пассивные «молли» (mollies — один из многочисленных жаргонных терминов, обозначающих проституток), обитатели мужских
борделей, носящие женское платье, имеющие женские клички, собственный диалект и т. д.
Главный признак либертинов — не особая сексуальная ориентация, а общая распущенность и отрицание официальной морали. Считалось, что они одинаково опасны как для девочек, так и для мальчиков. Напротив, «молли» образовали нечто вроде гетто, вербовали соответствующую клиентуру, и на них периодически охотилась полиция. Это была первая в новое время городская гомосексуальная субкультура, точнее — подполье.
Некоторые носители однополой любви не были и не считали себя ни
«молли», ни содомитами, ни либертинами. Это были всеми уважаемые политики и писатели, связанные друг с другом гомоэротической дружбой,
которая завязывалась в школе или в университете и нередко продолжалась всю жизнь, как дружба известного поэта Томаса Грэя (1716-1771) и писателя Хораса Уолпола (1717-1797). О таких отношениях знали, но, если повода для скандала не было, говорить о них было неприлично. Сословная солидарность и закрытые мужские клубы помогали британским аристократам не выносить сор из избы.
Сословно-классовый подход к однополой любви существовал и в других европейских странах. В Пруссии XVIII в. содомитам отсекали голову, а
трупы сжигали, причем король Фридрих Вильгельм I самолично проверял все приговоры по таким делам, отклоняя любые доводы судей в пользу снисхождения. Но судебная практика была разной. В 1729 г. тридцатилетний пекарь, признавшийся в том, что дважды «отсосал» у 19-летнего подмастерья, который вскоре после этого умер и смерть приписали
«истощению из-за неестественной потери семени», был приговорен к смерти.
А барон фон Аппель, которого собственные крестьяне дважды обвиняли в том, что он насильно содомизировал их, оба раза был оправдан, обвинителей же выпороли за клевету32 .
По иронии судьбы, сыновья Фридриха Вильгельма I, будущий Фридрих II
Великий (1712—1786) и принц Генрих Прусский (1726—1802) тоже питали склонность к мужчинам. Кронпринц Фридрих в юности был весьма миловидным, любил французскую литературу и искусство, играл на флейте и завивал волосы. Солдафон-король ненавидел «женственного» сына,
оскорблял и даже бил его. Юный Фридрих пытался бежать из дома со своим другом лейтенантом фон Катте, но заговор был раскрыт и фон Катте обезглавлен на глазах Фридриха, который при этом ужасном зрелище потерял сознание и потом мучился галлюцинациями.
Вступив на трон в 1740 г., Фридрих сразу же расстался, не доводя до развода,
с навязанной ему женой, и поддерживал теплые отношения с молодыми мужчинами; впрочем, на государственные дела они не влияли. При всей своей воинственности Фридрих II был одним из самых просвещенных монархов эпохи абсолютизма.
Из более поздних коронованных немецких гомосексуалов следует назвать покровителя Вагнера, романтичного, мистически настроенного и психически неуравновешенного Людвига II Баварского (1845—1886), странная жизнь и загадочная смерть которого до сих пор волнуют воображение художников;
его судьбе посвящен последний фильм Лукино Висконти
«Людвиг».«ЛЮБОВЬ, НЕ СМЕЮЩАЯ НАЗВАТЬ СЕБЯ»
«Любовь, которая не смеет назвать себя» в этом столетии —
то же самое великое чувство старшего мужчины к младшему,
какое было между Давидом и Ионафаном, которое Платон
положил в основу своей философии и которое вы найдете в
сонетах Микеланджело и Шекспира. Эта глубокая духовная
привязанность столь же чиста, сколь и совершенна…
Она красива, утонченна, это самая благородная форма
привязанности. В ней нет ничего неестественного.Оскар Уайльд
С переходом правосудия из рук церкви в руки государства костры инквизиции постепенно затухают. За весь XVIII в. во Франции сожгли только семерых содомитов, причем пятеро из них обвинялись также в изнасиловании или убийстве. Содомия превратилась из религиозной проблемы в социальную. Как сказал один француз в 1783 г., «этот порок,
который некогда называли прекрасным пороком, потому что он затрагивал только вельмож, людей духа и Адонисов, стал таким модным, что сегодня во Франции нет такого сословия, от герцогов до лакеев и простонародья,
которое не было бы им заражено»1 .
Однако его общественная репутация не стала лучше. Мужская и детская проституция, притоны и тайные сообщества педерастов существовали всегда.
С развитием полицейской системы в эпоху абсолютизма информация о них из эпизодической становится систематической. В XVIII в. в парижской полиции был создан специальный отдел для регулярного наблюдения и слежки за «извращенцами». По подсчетам его сотрудников, в 1725 г. в
Париже на 600 тысяч населения было 20 тысяч содомитов; к 1783 г. их число удвоилось, сравнявшись с числом проституток (разумеется, полицейская статистика никогда и нигде не была достоверной, каждый отдел стремился прежде всего доказать свою собственную необходимость). Полиция заводила на них досье и периодически устраивала разные провокации, пользуясь подсадными утками и т. п. Но ее подход к делу был откровенно сословным.
Хотя в городе процветала торговля детьми, задержанных покупателей-
аристократов большей частью сразу выпускали. Не по зубам полиции было и массовое совращение мальчиков в церковных школах и коллежах. По свидетельству современника, «содомитская практика в коллежах кажется настолько всеобщей, что можно только удивляться, встречая детей, которых