5 курс / Сексология (доп.) / Лики_и_маски_однополой_любви_Лунный_свет_на_заре_Кон_И_С_

словам Пазолини, нагое тело всегда революционно, потому что его невозможно ввести в рамки. Он пытается найти невинную, «чистую» сексуальность, незатронутую католическим воспитанием и чувством вины, в

средневековой крестьянской общине или в странах Востока. В дальнейшем Пазолини признал утопичность этих поисков. Его последний фильм «Сало,

или 120 дней Содома» (1975), своего рода инсценировка маркиза де Сада,

отмечен поэтизацией насилия и садомазохизма. Формально фильм направлен на разоблачение фашистской жестокости, но режиссер явно наслаждается сценами, в которых сексуальность ассоциируется не столько с удовольствием, сколько со смертью.

Еще более мрачной выглядит кинематография Райнера Вернера Фасбиндера

(1946—1982)15 . Будущий режиссер с детства рос маниакально-

депрессивным ребенком. Его первые сексуальные интересы проявились очень рано, около 3 лет, и были обращены преимущественно на мальчиков. В 15 лет Фасбиндер вместе с другом занимался гомосексуальной проституцией в Кѐльне. В дальнейшем он женился, но всегда имел связи с мужчинами.

Садомазохизм Фасбиндера усугублялся наркоманией, которая и привела его к гибели. Кинематограф Фасбиндера связан со студенческой революцией

1960-х годов, его фильмы имели большой успех среди левой интеллигенции.

Все сложности сексуальных отношений, включая однополые, коренятся, по Фасбиндеру, в том, что за ними скрываются отношения власти и взаимной эксплуатации. Этот разоблачительный пафос заставил режиссера создать настолько несимпатичные и карикатурные образы лесбиянок («Горькие слезы Петры фон Кант», 1972) и геев («Кулачное право свободы», 1975, в

англо-американской версии — «Фокс и его друзья»), что американские геи бойкотировали его фильмы как гомофобские. Прохладный прием встретил и

«Кэрель», по роману Жене (1982). Хотя обилие откровенно сексуальных сцен обеспечило фильму популярность, сексуальность в нем трактуется не как удовольствие, а как инструмент власти и злоупотребления властью: «Человек, который трахает, обладает властью, а тот, кого трахают,

безвластен. Трахать и быть трахнутым — средства утверждения или потери власти. И то и другое может доставлять удовольствие, но удовольствие быть трахнутым — это удовольствие от унижения»16 .

В отличие от Фасбиндера, английский режиссер Дерек Джармен (1942— 1994), ослепший и погибший от СПИДа, сознательно поставил свою жизнь на службу политического движения геев и лесбиянок и стал его своеобразной иконой. Почти все его фильмы посвящены теме социального освобождения гомосексуалов. В фильме «Себастьяна» (1975) он дополнил историю христианского мученика тем, что тот отверг любовь императора Диоклетиана. В «Караваджо» (1986) бурная жизнь художника интерпретируется главным образом в свете его гомосексуальности. «Эдуард

II», по пьесе Марло (1991), высвечивает исторические корни преследования гомосексуалов правящими классами Англии. Последние фильмы и книги Джармена были непосредственно посвящены теме борьбы со СПИДом.

Какими бы идеализированными или карикатурными, положительными или отрицательными ни были образы однополой любви и ее носителей в литературе и кино, они приучали общество к тому, что такой феномен существует. Но чтобы это осознание повлияло на реальную жизнь сексуальных меньшинств, нужно было политическое действие.Освободительное движение геев и лесбиянок с самого начала было неоднородным, включая несколько разных течений, которые лишь отчасти совпадают друг с другом17 . Во-первых, это движение за сексуальную свободу, терпимость и признание своего права быть другими. Во-вторых, это политическое движение за осознание себя как социального меньшинства, за равноправие и гражданские права. В-третьих, это идейное движение,

выдвигающее определенные принципы социальной организации общества и социально-нравственные ценности. В-четвертых, это особая субкультура,

общинная жизнь, стиль жизни, язык, формы общения, искусство и многое

другое. Эти элементы сплошь и рядом не совпадают, и соотношение их различно в разных странах и в разные периоды.

Рассматривая геевско-лесбиянское движение преимущественно в политическом ключе, исследователи выделяют в его развитии несколько основных этапов18 :

1)1890—1945 гг. — период гомосексуальной эмансипации, гомосексуалы становятся видимыми и слышимыми.

2)1945—1969 гг. — период либерального гомофильского движения,

добивающегося понимания и сочувствия у гетеросексуального общества и прекращения наиболее одиозных форм угнетения и дискриминации.

3) 1969— конец 1980-х годов— радикализация и политизация движения,

требование полной легализации и признания прав сексуальных меньшинств ради интеграции их в гражданское общество.

4) С начала 1990-х годов — превращение движения геев и лесбиянок в квир-

движение, перенос акцентов с интеграции сексуальных меньшинств на их автономизацию, начало новых споров о конечных целях движения.

Хотя движение было интернациональным, особенно важное значение в послевоенные годы приобрели процессы, происходившие в США.

Первой материальной предпосылкой массового движения было образование критической массы людей, рассматривавших себя как некую общность. До второй мировой войны американские геи и лесбиянки были разобщены и бессильны против полицейских репрессий и консервативного общественного мнения. Оказавшись в армии, они впервые увидели, что на самом деле их гораздо больше, чем было принято думать, и данные Кинзи это подтвердили.

Послевоенная миграция в большие города облегчила им нахождение себе подобных.

Особенно важную роль в этом деле играли бары, которые были местами не только для секса, но и для общения, обмена информацией и формирования общности идей и чувств. «Гей-бар был первым, а для большинства членов

«до-освободительного поколения» — единственным геевским учреждением.

Прежде чем геи потребовали социального признания и создали собственные институты, прибыльные гей-бары предоставляли чуточку анонимности и защиты от официального и неофициального вмешательства в лесбигеевское общение»19 .

Поскольку США — нация иммигрантов, каждое этническое, религиозное или культурное меньшинство стремилось прежде всего создать собственную экологическую нишу в виде более или менее компактного территориального сообщества или общины (слово community обозначает и то и другое) себе подобных. Не были исключением и геи. Как только они становились видимыми и слышимыми, они сразу же создавали на месте прежних гетто своеобразные общины, где все были свои — и доктор, и юрист, и мебельщик,

и архитектор, и портной, и парикмахер, и оптик, короче, вся сфера обслуживания. Это облегчало общение и усиливало чувство социальной общности. Плюс — две старые, специфически американские традиции: 1)

свобода слова, возможность беспрепятственно распространять диссидентские взгляды и 2) вытекающая из религиозного плюрализма Соединенных Штатов любовь к созданию всевозможных добровольных ассоциаций20 .

Послевоенная Америка стала ареной нескольких мощных Демократических движений — за гражданское равноправие черных, феминистского движения,

движения против войны во Вьетнаме и молодежного, студенческого движения. Это не могло не поставить перед геями и лесбиянками вопрос: а

чем мы хуже, почему мы должны мириться с гнетом, против которого восстают другие?

С самого начала движение геев и лесбиянок имело два крыла — либеральное,

ориентированное преимущественно на интеграцию и ассимиляцию

гомосексуалов в обществе путем их уравнения в правах с представителями гетеросексуального большинства, и леворадикальное, добивающееся революционного разрушения всей системы гендерно-сексуальной стратификации и поддерживающих ее институтов.

Первая американская гомофильская организация «Общество Маттачин»

(Mattachine society) была основана в Лос-Анджелесе в 1950—1951 гг. и

названа в честь одноименного таинственного средневекового французского музыкального сообщества. Ее основатель Гарри Хэй21 (р. в 1912 г. в Англии,

в бедной рабочей семье, вскоре эмигрировавшей в США) был человеком незаурядным. Самым сильным жизненным впечатлением 13-летнего Гарри было знакомство с индейцами хопи, к которым он почувствовал духовную близость, найдя в опыте бердачей приемлемое решение собственных психосексуальных проблем. Вступив в 1933 г. в компартию США, Хэй пытался сочетать борьбу за освобождение трудящихся с борьбой за сексуальное освобождение. Поскольку для компартии его гомосексуальность была неприемлема, Хэй пытался подавить ее и в 1938 г. женился на подруге по партии Аните, но дружеские отношения с женой не избавили его от влечения к мужчинам. Мировоззрение Хэя — попытка синтеза марксизма с идеями индейских бердачей. Из марксизма Хэй заимствовал трактовку гомосексуалов как угнетенного социального и культурного меньшинства,

которое может добиться освобождения только путем классовой борьбы в союзе со всеми остальными демократическими силами. Вместе с тем он выступал против ассимиляции геев, за сохранение психических особенностей и духовности американских индейцев.

Политически эти идеи были трудносовместимы, многие члены Общества Маттачин их не разделяли. По мере того как первоначальный узкий круг основавших его друзей-любовников расширялся, в Обществе усиливались идейные разногласия, а открытое сочетание марксизма и гомосексуальности навлекало гонения со стороны маккартистов. Чтобы спасти Общество от

преследований, Хэй в 1953 г. вышел из компартии, но это не помогло. В

конце 1953 г. в Обществе Маттачин возобладали умеренные, либеральные силы. Было заявлено, что Общество «безоговорочно поддерживает все Американские ценности» и добивается только ассимиляции и интеграции гомосексуалов в существующее общество, опираясь на помощь авторитетных ученых, вроде Кинзи и Хукер. Идейная переориентация сделала Общество более респектабельным в глазах среднего класса, зато лишила его массовой основы.

Второй гомофильской организацией был основанный в январе 1953 г. при участии Общества Маттачин, но формально независимый от него журнал

ONE («Один») (название происходит от слов Томаса Карлейля: «Мистическая братская связь делает всех мужчин одним целым»),

издававшийся до 1968 г. В 1956 г. с помощью частных пожертвований его редакторы У. Дорр Легг, Джим Кепнер и другие создали на основе журнала первый в США гомофильский научно-педагогический центр (ONE Institute of Homophile Studies). В 1994 г. Институт ONE, руководимый известным антропологом Уолтером Уильямсом, слился с Международным геевским и лесбийским архивом (IGLA) в Лос-Анджелесе, образовав богатейшее собрание книг и документов.

Хотя формально Общество Маттачин представляло всех гомосексуалов независимо от пола, фактически в нем преобладали мужчины, женское представительство было номинальным. Признать себя лесбиянкой в консервативной Америке было невероятно трудно, а социальные барьеры между женщинами из средних классов и рабочими женщинами были и вовсе непреодолимыми. Тем не менее в 1930-х годах в больших городах уже существовали женские бары, среди посетительниц которых преобладали лесбиянки. В 1955 г. четыре пары лесбиянок во главе с Дель Мартин и Филлис Лайон основали в Сан-Франциско первую американскую лесбийскую организацию «Дочери Билитис» (название подсказано «Песнями

Билитис» Пьера Луи) и начали издавать собственный журнал «Ladder» («Лестница»). Политические взгляды этих женщин были довольно умеренными, они хотели прежде всего помочь лесбиянкам выйти из изоляции. Они поддерживали тесный контакт с Обществом Маттачин и ONE,

но считали, что мужские организации недостаточно отражают женские проблемы и интересы. «Что вы, мужчины, знаете о лесбиянках?.. Ни одна из ваших организаций не признала того факта, что лесбиянки — женщины и что наше XX столетие — эра освобождения женщин. Лесбиянки не удовлетворены положением подручных или гомосексуалов второго сорта»22

.

«Дочери Билитис» были элитарной организацией женщин среднего класса.

Желая стать респектабельными, они требовали от своих членов умеренности и благопристойности в поведении и одежде, классовые предрассудки не позволяли им привлекать лесбиянок из пролетарской среды. В 1960 г.

организация насчитывала только 110 членов. Никакой массовой пропаганды она не вела.

Несмотря на маккартистские гонения, а отчасти даже благодаря им,

гомосексуальность стала в 1950-х и начале 1960-х годов значительно более видимой и слышимой. Книги о мужской любви, которые раньше печатались полуподпольно, в маленьких непрестижных издательствах, постепенно стали занимать видное место в книжных магазинах и на стендах библиотек. «Город и столб» Гора Видала (1948), «Другие голоса, другие комнаты» Трумена Капоте (1948), «Комната Джованни» Джеймса Болдуина (1956), «Голый завтрак» Уильяма Берроуза (1959) стали классическими. Канзасская библиотекарша Барбара Грир, начавшая собирать лесбийскую литературу, в 1957 г. нашла только 4 книжки на эту тему, в 1959 г. их стало 34, а в 1964— 1965 гг. — 348, больше, чем за всю предыдущую историю западной литературы23 . Меняется отношение к гомосексуальности в общественных науках. Однако эти либеральные идеи оставались достоянием

интеллигентской верхушки и не избавляли людей от гонений и преследований.

Под влиянием общего подъема демократического движения в США в 1960-х

годах геевское движение радикализировалось. Важную роль в этом сыграл Франклин Кэмени (р. 1925). Выходец из еврейского среднего класса Нью-

Йорка, вундеркинд, получивший ученую степень по астрономии в Гарварде,

Кэмени не был революционером по характеру и спокойно работал в военной картографической службе. Но когда в 1957 г. его уволили оттуда за гомосексуальность и он нигде не мог найти работу по специальности, ему не осталось ничего другого, как стать правозащитником. В отличие от некоторых других геевских лидеров, стремившихся доказать свою респектабельность, Кэмени подчеркивал, что нужно не просить снисхождения, а добиваться гражданских прав в союзе с остальными демократическими силами. И для этого вовсе не нужно знать «причины» гомосексуальности. Негритянские организации не волнует, какой именно ген определяет цвет кожи и как ее можно выбелить. Еврейские организации не заинтересованы в искоренении антисемитизма путем крещения евреев. То же самое должны делать и гомосексуалы. «Мы заинтересованы в получении прав для наших общин как негры, как евреи и как гомосексуалы. Почему мы являемся неграми, евреями или гомосексуалами, совершенно безразлично, и

можем ли мы стать белыми, христианами или гетеросексуалами, также не имеет значения»24 .

Эта новая, радикальная установка вызвала раскол в гомофильском движении.

Старые либеральные лидеры, старавшиеся убедить гетеросексуальное общество в своей безобидности, отсеялись, а новые лидеры и организации стали больше апеллировать к прямым массовым действиям — митингам,

бойкотам, демонстрациям протеста, не боясь столкновений с полицией и судебными властями. В 1968 г. Североамериканская конференция гомофильских организаций официально приняла лозунг: «Гей — это

хорошо», по образцу негритянского лозунга: «Черный — это красиво». В

больших городах, как Сан-Франциско и Нью-Йорк, политическое движение смыкается с популярными среди молодежи течениями контр культуры, вроде хиппи и битников, что придает ему больший размах.

Символическим рубежом перехода от либерального гомофильского движения к освободительному движению геев и лесбиянок стали события

27—30 июня 1968 г. в Нью-Йорке, получившие название Стоунволлского восстания. Внешняя канва их достаточно буднична. В ночь с пятницы на субботу нью-йоркская полиция нравов, проводя рутинный рейд в гомосексуальном баре «Стоунволл Инн» на Кристофер-стрит, в центре гомосексуального Нью-Йорка, попыталась арестовать его владельцев за незаконную продажу алкоголя. Такие рейды проводились регулярно в течение многих лет, и грубость полиции всегда воспринималась как должное.

На сей раз момент был выбран неудачно. Наэлектризованные обстановкой в городе, в частности недавними студенческими волнениями в Колумбийском университете, посетители бара отказались покинуть помещение,

вооружились камнями и бутылками и начали бунт против полиции, вынудив ее отступить. Приехавшие на помощь полицейские машины были подожжены. Особенно мужественно и агрессивно сражались с полицией одетые в женское платье муж-чины-проституты, от которых никто этого не ожидал. Началась продолжавшаяся три дня битва, в которой 400

полицейским противостояла двухтысячная толпа, кричавшая «Спасем наших сестер!» и «Власть геям!».

Этот стихийный бунт, подготовленный десятилетиями гнета и унижения,

показал геям, что при желании они могут успешно противостоять полиции,

но для этого нужна организация. Сразу же после Стоунволла в Нью-Йорке был создан радикальный Геевский Освободительный Фронт (Gay Liberation

Front — GLF), провозгласивший целью формирование геевской идентичности, независимой от гетеросексуальных ценностей. В августе 1969

г. группа геевской молодежи во главе со Стивеном Доналдсоном приняла

«радикальный манифест», в котором «принятые гетеросексуальные нормы морали» были объявлены аморальными. Возникает множество разных соперничающих друг с другом геевских организаций — «Союз геевских активистов» (Gay Activists Alliance— GAA), под лозунгом «Из чуланов— на улицы!», «Национальная геевская комиссия» (National Gay Task Force — NGTF; в 1986 г. добавлены слова «и лесбиянская») и т. д.

Американский пример нашел живой отклик в Европе. Вслед за многочисленными национальными организациями в августе 1978 г. на съезде в Ковентри была создана Международная Ассоциация лесбиянок и геев

(International Lesbian and Gay Association — ILGA), под лозунгом «Работать для освобождения женщин-лесбиянок и мужчин-геев от правовой,

социальной, культурной и экономической дискриминации». В настоящее время ИЛГА имеет больше 200 ассоциированных коллективных членов.

Новое движение создало официальную систему символов. Розовый треугольник напоминает о знаке, который заключенные-гомосексуалы должны были носить в гитлеровских концлагерях (российские представления, что розовый цвет обозначает лесбиянок, а голубой — геев, не лишены остроумия, но исторически неверны). Второй символ — ламбда,

одиннадцатая буква греческого алфавита, появился в США в 1970 г. и был официально принят Международным конгрессом в защиту прав геев в Эдинбурге в 1974г.* Третий символ, многоцветный полосатый флаг-радуга,

символизирующий многоцветье движения и одновременно — намек на библейское обещание, что всемирного потопа больше не будет, появился в Сан-Франциско в 1978 г. Другие символы — единорог, носорог, бабочка и т.

п. — широкого распространения не получили.

Однако геевское движение никогда не было чисто политическим. Геевская субкультура 1970-х годов воспроизводила и гипертрофировала наиболее