Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
учебник философии Бажутиной.doc
Скачиваний:
93
Добавлен:
19.03.2015
Размер:
1.79 Mб
Скачать

Тематика рефератов:

Медицинская этика и деонтология

Этические аспекты поведения медиков при ведении умирающих.

Мораль и право в деятельности современного российского медицинского работника.

Биоэтические проблемы современных гинекологии и акушерства.

Биоэтические проблемы донорства и трансплантологии.

Биоэтические проблемы медицинских инноваций в системе медицинского образования.

Дополнительная литература:

Козлова О.В., Пилецкий С.Г. Биомедицинская этика./ М. – 2001.

Кузнецов В.Г. и др. Нравственные ценности./ М. – 1999.

Силуянова И.В. Биоэтика в России: ценности и закон./ М. – 2001.

Философия: Учебное пособие для студентов./ М. – 1997.

Юдин Б.Г. Биоэтика: принципы, правила, проблемы./М. – 1998.

23

ФИЛОСОФИЯ СМЕХА (ЭЛЕКТИВНАЯ ТЕМА)

Основной тезис: Смех, как одно из специфических проявлений человеческой сущности, играет типичную роль социокультурного фактора, формирующего в сообществе и у личности навык соблюдения меры непосредственно-опосредованного отношения к действительности.

Обоснование:

ПЛАН:

Понятие смеха и комическое. Смех и трагедия.

Смех и радость.

Смех и непонимание. Смех на Руси.

Антитеза смеха. Смех и зло.

Смех как социокультурный способ адаптации личности к культуре и механизм повышения психологической устойчивости к социальным изменениям.

1. Понятие смеха и комическое. Смех и трагедия. Боэций и Ноткер, как принято говорить, «вслед за Аристотелем», назвали разумность, смертность и способность к смеху главнейшими признаками человека, создав, таким образом, дефиницию, вполне созвучную и современному пониманию человеческой сути. Определение «Animal ridens» - «смеющееся животное» не менее точно определяет сущность человека, нежели Homo sapiens. Й.Хейзинга104, отметивший это обстоятельство, безусловно, прав, потому что если интеллектуально развитые животные (например, хищники) все-таки существуют, то уж «смеющихся» животных в природе не найти.

Что такое «смех» при этом интуитивно ясно каждому человеку, но каждому также не вполне понятна сущность и механизмы этого социокультурного феномена. «Смех» невозможно объяснить через знание (познание); смысл любой шутки и суть смешного теряются при объяснении: « - Итак, Вас обвиняют в шарлатанстве. Вы продавали своим клиентам эликсир молодости. Вы уже осуждались?

- Да, в 1650, 1730 и 1890 годах».

Феномен смешного возникает только в процессе акта мгновенного понимания, узнавания некоторого несоответствия в очевидном, обычном, привычном. Но без знания и развитого «чувства юмора» акт понимания несоответствия в очевидном вызывает скорее раздражение, нежели смех.

Физиологически смех очень похож на проявление любых сильных эмоций, характерное для всех высших животных - страх, ярость, агрессию или вожделение. Но смех не похож на них содержательно и, судя по всему, обусловлен не физиологическими (биологическими), а социокультурными факторами. Для того чтобы на некоторое событие у человека возникла смеховая реакция, необходимо, чтобы он сумел мысленно (но неосознаваемым для себя образом) осуществлять акт противопоставления знаемого - неочевидному. (Смеховая ситуация для двухлетнего ребенка: «Собака говорит: «Мяу!», а кошка - «Гав!»»).

В эстетике смех обычно отождествляется с комическим и противопоставляется трагическому. Но трагедии (страданию) на практике противостоят радость и счастье, а смех здесь представлен разве что улыбкой умиротворения, покоя и наслаждения. На практике феномену смеха противостоят какие-то другие чувства, эмоции и представления. Смех человека может следовать как парадоксальная реакция на гнев или на ярость; на обессмысленность и на осмысленность; на понимание и непонимание; на добро и на зло; на грех; на страдание; на ум и на глупость..., а, кроме того, как ответ на целенаправленное желание рассмешить. Впрочем, природа целенаправленной специализированной деятельности по созданию комического (сатиры, юмора) тоже не определена.

Противопоставление смеха как того, «над чем надобно смеяться» трагическому, как тому, «над чем не смеются в принципе», таким образом, вполне правдоподобно, но все-таки малоубедительно. Малоубедительно, несмотря на то, что во всех культурах запрет на смех сформирован именно для большинства трагических ситуаций. В том то и проблематичность определения смеха через категорию трагического, что запрет на смех существует для большинства, но не для всех трагических ситуаций.

Отношение к событиям как трагическим, по мнению Л.В. Карасева, имеет ярко выраженный конкретно-исторический характер, и в разных случаях по-разному сопрягается с понятием «смех». Так, «смертный» для эллина, и «смертный» для христианина далеко не одно и то же. «Для эллина умереть - не значит расстаться с телом. Он сохраняет его - эфемерное, прозрачное - в Аиде и получает новое - вечное и сияющее, - если его примут к себе олимпийские боги. Христианин же расстается с телом надолго, он сожалеет о нем, скорее следуя естественной привычке, которой противостоит вера в необходимость отказа от тела ради приобщения души к Богу. И эллин, и христианин оплакивают усопших и, хотя первый застал еще ритуал погребального смеха, а второму можно было бы радоваться за освободившуюся из темницы душу, оба все-таки плачут» 105.

Смех над самим собой в трагической ситуации - зачастую доблесть, а не патология: мне довелось быть знакомой с девушкой-инвалидом детства, которая умудрялась с юмором рассказывать о непосредственной и беспощадно-жалостливой реакции окружающих на ее физический недостаток; но смех этот не был противопоставлен трагедии как таковой, он являлся антитезой малодушия и равнодушия, а их не принято сопоставлять с трагическими ситуациями.

2. Смех и радость. Смех потому не во всех случаях можно противопоставить трагическому, что он не тождественен радости: радуются и младенцы; радуются и животные. Смех аналогичен радости по форме своего проявления, но далеко не равен ей.

«В сущности, есть только два вида смеха, какими бы различными не были их воплощения. Это - «смех - это ответ на зло» и «смех - это выражение чистой радости»106. Первый - это «смех ума», второй - «смех тела». И тому, и другому виду смеха человек вынужден учиться в течение жизни, в то время как навык плача дан ему от рождения. Естественной (врожденной) предпосылкой смеха является улыбка удовлетворения и радости. При этом «для того, чтобы младенец улыбнулся, потребовались сотни тысяч лет варварского хохота, напрямую связанные с гримасами животной ярости и боевого энтузиазма. И только в улыбке - не вынужденной, а добровольной и самостоятельной, нравственное наконец-то пересилило телесное, и когда это произошло, по-иному пошла и история смеха индивидуального. Теперь она начиналась с того самого, чем история (происхождения человека -Т.Б.) заканчивалась - с улыбки»107. В истории становления нравственности, таким образом, действовала та же закономерность, что и при становлении морфофизиологии Homo sapiens - некоторые более прогрессивные признаки и качества формировались раньше регрессивных, дисперсия признаков зачастую нивелировала эволюционные достижения вида и т.д.

Ни сарказм, ни ирония, как формы смеховой деятельности, не могут быть отождествлены с радостью. Значит, смех невозможно определить и через это понятие.

3. Смех и непонимание. Смех на Руси. Возможно, смех следует определять через «понимание»? Ведь «ничто не приносит столько огорчений, как непонятый юмор. Разве что неразделенная любовь.

«Мне хочется рыдать при виде хохочущего американца с комиксом в руках. Юмористическая история про пышную девицу, сумевшую похудеть до плюгавого лифчика номер 2, мне недоступна. И не в отсутствии чувства юмора причина: с Хазановым, например, у меня все в порядке. Он шутит - я понимаю. Но настоящее отчаяние охватило меня, когда впервые довелось услышать взрывы здорового площадного смеха при обмене репликами в народной драме, игранной в дальней деревне:

- Старик, болят у тебя глаза?

- Коза? Какая коза? Ты мне глаза лечи...»108, - написала в своих размышлениях о смехе И.Уварова.

Отношение к смешному, действительно, - маркер взаимопонимания. Непониманию в культуре нужно учиться специальным образом, потому что картина мира определенной культуры структурирована таким образом, что понимание нормы формируется гораздо легче, чем непонимание. «Искусство непонимания» требует абсолютного незнания законов функционирования данной культуры, оно тождественно абсолютной отстраненности от культуры, в реальности невозможной даже для членов иной культуры. Для того чтобы испытать чувство непонимания член иной культуры должен сначала хоть что-то понять в этой, чужой для себя культуре, должен стать «чужим среди своих». Без этой процедуры он не знает, а вовсе не не понимает новую для себя культуру. Иными словами, для того, чтобы стать способным к смеховой реакции на ситуацию, нужно ее сначала узнать, а затем отстраниться от знакомой ситуации настолько, чтобы ее не узнать.

Отстраненность от знакомого можно а) игнорировать (то есть не принимать непривычное в знакомой ситуации в качестве «знакомого»); б) ее можно активно осуждать (и идти на прямые конфликты с иноверцами и чужаками; с любыми непонятными для себя ситуациями), в) но ее можно и «обыгрывать» смехом.

Последнее, то есть стереотип «обыгрывания смехом невключенности в культурные нормы», невключенности в знакомое, особенно характерен для русской культуры, исторически формировавшейся на географическом «стыке» Востока и Запада, Севера и Юга. Русский народный юмор зачастую стоится именно на эффекте непонимания грани между нормой и отклонением: независимо от сюжетов. Герой русских народных сказок постоянно хитрит, морочит голову окружающим своим демонстративным непониманием, - он, мол, Иванушка, настолько глуп, что и на лопату Бабы Яги сесть правильно не может, - не знает он, видите ли, для чего предназначена лопата, и как с ней обращаются. В такой афишированной неполноценности и саморазоблачительной глупости особое доказательство недюжинного ума и адаптивных способностей русского человека. Вот типичная схема площадного (публичного) юмора русской культуры:

Городовой: А вот я пойду за тебя просить.

Петрушка: Куда?

Городовой: В полицию.

Петрушка: В больницу? Зачем мне в больницу? Я здоровый!

Или, в современной эстраде:

Жена: Опять на бровях пришел?!

Муж: Дура! Люди ходят на ногах, а не на бровях!

«Непонимание - передергивание» в смеховой культуре балагана и шутовства, ориентированные на «амбивалентный низ» (по М.М.Бахтину) культуры, выполняет прежде всего охранную функцию культурного сообщества, ибо апеллирует к тому знанию норм и стереотипов общественного поведения и понимания, которое наличествует у всех членов данной культуры. Однако в целом смех вряд ли правомерно определять и через оппозицию «понимание - непонимание», ибо первое чаще всего своим эмоциональным следствием имеет удовлетворение, иногда восторг, и лишь в определенных ситуациях - смех, а второе, как уже отмечалось выше, нередко фиксируется возмущением, раздражением или агрессией.

Восхождение к смеховой культуре проходит несколько этапов и своей вершиной имеет такое развитие чувство юмора, при котором личность ориентируется не только на этнические, но и, одновременно, на профессиональные, семейные, возрастные, социальные, политические и прочие стереотипы, возводящие формируемые смеховые ситуации к «общечеловеческому» типу (Ф.Рабле, М.Твен, Б.Шоу, Ч.Чаплин и пр.), открывая новое и оригинальное в банальном.

4. Антитеза смеха. Смех и зло. Смех и нравственность. Новое и оригинальное чаще всего открывается в очевидном и «банальном». Антитеза смеха не непонимание. Но и не плач. Антитеза смеха и плача (трагического, страдания), например, подвергалась сомнению не одно столетие, поскольку в этой аристотелевской антитезе общее основание в виде «слез как предельного выражения и горя, и смеха», не вполне очевидно и убедительно. Над антитезой комического и трагического продолжали размышлять многие. С конца XIX века стало очевидно, что понятие комического много сложнее и богаче, чем мир трагического. Содержание понятие «трагическое» гораздо более определенно в своем значении, чем комическое. Не случайно теоретики эстетики Й.Фолькельт и Б.Кроче, размышляя над освещенной традицией антитезой трагедии и комедии, замену подыскивали именно трагическому, а вовсе не смеху. «Что противопоставить смеху в качестве полноценного смыслового антипода»?

Таким был вопрос, который они пытались решить, выбирая в пару к смеху то «возвышенное», то «трогательное», то «лирическое»109. Получалось, что горестному миру трагического противостоит радостный мир комического; но комическому как «радостному» противостоит не только трагическое, но и, например, «серьезное», «скучное», «трогательное», «возвышенное», «лирическое» и др.

В противовес всем предлагаемым антитезам мир комизма воспринимается как живой, подвижный и не вполне однозначный. И именно эта неоднозначность, неравновесность, стохастичность смыслового пространства мира комического не дает сформировать дефиницию смеха, не позволяет построить определение на единственном логическом основании.

Несмотря на многочисленные попытки мыслителей предыдущих эпох и современных исследователей, очевидным образом несовершенную антитезу Аристотеля «смех - трагедия» так и не удалось заменить ничем более убедительным. Не удалось, потому что при подборе любой другой антитезы нарушался главный логический принцип антитезы: противопоставлять друг другу противоположное, а не различное.

«Возвышенное» или «скучное», действительно не смешны, но они, так же, как и «трагическое», и не несет той радости, которую доставляет смех и, следовательно, не имеет с ним существенного единства в своем основании. Чье-то непонимание очевидного, действительно, может смешить; но оно, равно как и понимание, могут огорчать, раздражать и, даже, приводить в бешенство.

«Однако если попробовать сопоставить между собой не внешнее, а внутреннее не наличное выражение чувств, а их смыслы, - то положение изменится - одно сразу же вырастает над другим. Ведь когда говорят «смех», то обыкновенно подразумевают всю его смысловую и историческую многомерность; при произнесении же слова «плач» чаще всего речь идет именно о плаче как таковом или, в крайнем случае, о чувстве тоски или огорчения. О каком же равенстве можно здесь говорить?110»,- справедливо замечает Л.В.Карасев, и продолжает: «Плач одномерен и одномирен, «равен себе», независимо от того, идет ли он как ответ на страдание телесное или же как отклик на муку душевную: смысловая цепочка везде будет одна и та же - зло и вызываемые им слезы».

Смех, несмотря на свою неодномерность, неоднозначность, изменчивость и разнонаправленность (сарказм и ирония, добродушный юмор и злая сатира, веселье от вина и «смех сквозь слезы»; смех счастья и смех отчаяния), так же обращен прежде всего ко злу в его разнообразных ипостасях: над глупостью или чрезмерным умом; над алогичностью или несообразностью внешности; над чрезмерно типичным или слишком оригинальным; над будущим, которое выдало неожиданно щедрый аванс счастья...

Общим содержательным основанием трагического и комического, таким образом, является зло, а различие определяется культурно-психологической позицией отношения к злу. Трагедия - это «пристройка» к злу «снизу», указывающая на психологическую победу зла над человеком; комическое, соответственно, это «пристройка» к злу «сверху», указывающая на победу человека над злом. «Возвышенное», «лирическое», «скучное» при таком подходе указывают на равенство отношения человека к злу и добру, на разную степень неактуализированности отношения к злу. «Возвышенное» это подспудное ощущение зла и «профилактическая» победа над ним; «лирическое» - это явное преобладание добра над злом, но легкое ощущения опасения перед возможным злом.

Смех является важнейшим социокультурным механизмом психологически и морально-нравственно эффективного дистанцирования от переживания. Не ухода, полного отстранения от переживаний, что является характерным для маргинальной личности, а отходом на безопасное для духовного мира личности расстояние от психотравмирующей ситуации. Расстояние, которое является балансированием на грани добра и зла, страдания и радости, отчаяния и надежды.

5. Смех как социокультурный способ адаптации личности к культуре и механизм повышения психологической устойчивости к социальным изменениям.

Поскольку сущностью культурной принадлежности человека к социуму является жизнедеятельность на грани хаоса (стохастичности, неравновесности, динамичности, асимметрии, неадекватности, непредсказуемости, качественной неопределенности) и порядка (структурированности, адекватности, статичности, иерархичности, симметрии, предсказуемости, равновесности, качественной определенности), то любое отклонение от конституированной обществом меры соотношения хаоса и порядка вызывает нарушение «меры человечности», которое на психологическом уровне существования личности приводится в норму посредством специфического этическо-эстетического регулятора - посредством смеха.

Смех - механизм культурной регуляции «эталона» человечности на социально-психологическом уровне. Если этот механизм адаптации к социуму у личности не сформирован, или не срабатывает по каким-то причинам, то в процессе жизни у него постоянно включаются «кризисные» механизмы: гнев и страдание. Поскольку любое отклонение от нормы картины мира оценивается подсознанием как «зло», а безболезненно, то есть через смех, личность преодолевать зло не научена, человек начинает бороться со злом, презрев инстинкт самосохранения - посредством гнева и страдания. Если безрезультативными оказываются и они, можно зафиксировать феномен маргинализации личности, следствием которого являются болезни и/или антиобщественное поведение.

В «культурной норме» смех регулирует отклонения, фиксируемые сознанием (и сферой бессознательного) в пределах допускаемых культурой нарушений (в пределах «добра»); гнев и страдания - отклонения, нарушающие эти пределы (за пределами добра, значит - в сфере «зла»). «Подлинный смех рождается на стыке блага и зла, как ответ блага на зло Ответ, переводящий бытие неподлинное в подлинное. Иначе говоря, ...смех всегда следует за злом, отвечает на зло, но никогда не выступает его источником или причиной»111. Гнев и страдание в этом смысле можно определить как ответ на зло не благом, а злом.

Содержание смеха, таким образом, определяется фиксируемым отклонением от меры неопределенности культурного существования: Сферы смеховой фиксации отклонения от меры культурной определенности можно определить как: 1) классические комические сюжеты «падения и попадания торта в физиономию» - нарушение самой примитивной культурной меры в произвольности движения и использования пищи; 2) сюжеты осмеяния чопорности, занудства, педантизма, «верности уставу» типа армейских анекдотов - нарушение меры культурной упорядоченности; 3) сюжеты осмеяния рассеянности, действий «невпопад», чрезмерного оригинальничания и т.п., - нарушение эталонной для данной культуры меры неадекватности и т.д.

Формы смеховой деятельности при этом прямо коррелируются и корригируются конкретно-историческими условиями существования данной культуры или субкультуры. Не случайно народная мудрость английского народа советует юношам своей культуры жениться только на тех девушках, которые смеются с ними над одним и тем же. Общий смех выявляет мировоззренческое единство лучше любого научного (искусственного) теста, а смех по разным поводам является лучшим в мире критерием доказательства несовпадения индивидуальных картин мира и, следовательно, высокой вероятности будущего развода из-за перманентного взаимонепонимания и взаимонесогласованности.

Культурно-психологический перевод некоторой трагической ситуации в комическую означает внутреннюю победу над злом. Навык и правила такого «перевода» исторически выработаны в любой культуре и должны быть освоены личностью, которая в противном случае становится маргиналом для данной культуре и подвергается осуждению и осмеянию или, даже, осуждению и исключению из данной культуры.

М.М.Бахтин называл обобщающим понятием «смеховая культура» совокупность средневековых карнавалов, различных комедийных обрядов, игр скоморохов, шутов, пародийную литературу и т.п., «он превосходно показал, что дело заключалось тут не в смехе как таковом, а в особой идейно-психологической нагруженности и осмысленности смеха»112. Социокультурное значение «смеховой культуры» заключается в том, что она обучает членов культурного сообщества видеть, слышать и чувствовать меру допустимых отклонений от социокультурной нормы, а также дает возможность, - через общий смех идентифицировать себя с культурным сообществом.

Главное, что дает «смеховая культура» личности, и что требует от нее - это навык в меру отстраненного отношения к настоящему. «Отстраненное» (опосредованное) отношение к настоящему требуется в силу того, что человек, как уже неоднократно подчеркивалось в предыдущих лекциях, свое видение мира, свое мировоззрение, должен уметь распространять с настоящего и на будущее, и на прошлое, причем на «прошлое» и «будущее» не только индивидуальное, но и коллективное.

При этом неумение «отстраняться» от переживания пространственно-временных характеристик культуры осуждается в культуре гораздо в меньшей степени, чем чрезмерное отстранение. Неумение отстраняться от мыслей о прошлом, настоящем и будущем достойно в большей степени сочувствия, нежели осуждения. Над теми, кто не умеет мыслить о времени отстраненно - подсмеиваются или горюют; иногда ими даже восхищаются, поскольку плата за неумение отстраняться - полная вовлеченность в переживания социокультурного, духовного плана, и, как следствие - страдание духовного уровня.

В христианстве Иисус не смеется, разве что только изредка улыбается. Бог и человек Христос - печальный и плачущий о человечестве и каждом отдельном человеке. Он должен принять страдание. Поэтому для христианина, помышляющего о Боге, высшим благом становится разделение участи Спасителя. Неумение отстраняться - героизм, аномалия, на который способны лишь лучшие из лучших, но на который и должны быть способны лишь лучшие.

Те, кто отстраняется от прошлого, настоящего и будущего слишком далеко (те, кто не умеет сопереживать прошлому, прошлому, настоящему и будущему) считаются в любой культуре грешниками. Не случайно в паре со «смехом» очень часто употребляется понятие «грех»: «где грех, там и смех», «ха-ха да хи-хи ведут во грехи». Мера отстранения - это сфера серьезного; нарушение этой меры - причина для смеха или трагедии.

ВОПРОСЫ ПО ТЕМЕ:

  1. Проанализируйте и определите, в чем заключается юмористичность ситуации:

Экзамен по философии: 1) вопрос на «5»: «Кто такой И.Кант?»; 2) вопрос на «4»: «В каком корпусе НГМА и на котором этаже находится кафедра философии?»; 3) вопрос на «3»: «Ты хоть понимаешь, зачем сюда пришел?»

  1. Почему народная мудрость гласит, что смех продлевает жизнь? Почему смех, а не радость?

  2. В чем заключается сущность смеха?

  3. Как влияет смеховая деятельность человека на качество его здоровья?

В чем заключаются социокультурные функции смеха?

Раскройте содержание понятий «юмор», «сатира», «ирония», «сарказм».

Умение смеяться: грех или достоинство?

Проанализируйте содержание понятия «смеховая культура».

Как соотносятся понятия «смеховая культура» и «профессиональная культура»?

Как соотносится смех с моралью?

Зависит ли уровень смеховой культуры личности от уровня образования и принадлежности к определенной социальной группе?

Является ли чувство юмора врожденной способностью, или оно формируется в процессе воспитания ми самовоспитания личности? Чему можно научиться при помощи смеха?

Проанализируйте соотношение смеха с интеллектом и эмоциональной сферой сознания человека.

Тематика рефератов:

Виды смеха.

Смеховая культура разных культурных (исторических) эпох.

Смех в ряду других проявлений человечности (человек как Animal ridens).

Онтология смеха.

Смех как категория эстетики.

Смех и ирония.