Antology_phylosophy

Философия искусства

"В постулированном нами созерцании должно быть объединено то, что существует раздельно в явлении свободы и в созерцании продукта природы, а именно тождество сознательного и бессознательного в Я и сознание этого тождества. Следовательно, продукт этого созерцания будет, с одной стороны, соприкасаться с продуктом природы, а с другой- с продуктом свободы и соединит в себе черты того и другого. Если вам известен продукт созерцания, то известно и само созерцание, следовательно, для того чтобы вывести созерцание, достаточно вывести его продукт. Общим с продуктом свободы у этого продукта будет то, что он создан сознательно, с продуктом природы – что он создан бессознательно. Короче говоря, природа начинает бессознательно и кончает сознательно, ее продуцирование нецелесообразно, но ее продукт целесообразен. Я, осуществляя деятельность, о которой, здесь идет речь, должно начинать сознательно (субъективно) и кончать бессознательно, или объективно; Я сознательно а своем продуцировании и [c.90] бессознательно по отношению к продукту." (Там же. Т. 2. С. 472)

Подобно тому как находящийся во власти рока человек совершает не то, что он хочет или намерен совершить, а то, что предписывают ему неисповедимые веления судьбы, во власти которой он находится, и художник, создаваяпусть даже совершенно намеренното, что в его творениях истинно объективно, кажется подчиненным некоей силе, обособляющей его от всех остальных людей и заставляющей его высказывать или изображать то, чего он и сам полностью не постигает и смысл чего бесконечен по своей глубине. Поскольку упомянутое абсолютное совпадение двух избегающих друг друга деятельностей не допускает дальнейшего объяснения и есть просто явление, которое, хотя оно и непостижимо, отрицать невозможно, искусство остается для нас единственным и вечным откровением, чудом, даже однократное свершение которого должно было бы нас уверить в абсолютной реальности высшего бытия. (Там же. С. 438)

а) В произведениях искусства отражается тождество сознательной и бессознательной деятельностей. Однако их противоположность бесконечна, и снимается она без какого-либо участия свободы. Основная особенность произведения искусства, следовательно, – бессознательная бесконечность «синтез природы и свободы». Художник как бы инстинктивно привносит в свое произведение помимо того, [c.91] что выражено им с явным намерением, некую бесконечность, полностью раскрыть которую не способен ни один конечный рассудок.

в) Художественное творчество всегда исходит из чувства бесконечного противоречия, спедовательно, чувство, связанное с завершением художественного произведения, должно быть столь же бесконечным в своей умиротворенности, и это чувство должно перейти в произведение искусства. Внешним выражением произведения искусства служат покой и величавая тишина, даже там, где должно быть выражено величайшее напряжение страдания или радости.

с) Художественное творчество всегда исходит из бесконечной самой по себе разъединенности двух деятельностей, обособленных друг от друга в каждом свободном продуцировании. Поскольку же в художественном произведении они должны быть представлены объединенными, то в нем бесконечное выражено в конечном. Но бесконечное, выраженное в конечном, есть красота. Следовательно, основная особенность каждого произведения искусства, содержащего в себе обе деятельности, есть красота, и там, где нет красоты, нет и произведения искусства. (Там же. С. 478479)

Что же касается, в частности, отношения искусства к науке, то они настолько противоположны по своим тенденциям, что, если бы наука когдалибо полностью решила поставленные перед ней задачи, как это постоянно совершает [c.92] искусство, наука и искусство совпали бы, переходя друг в друга, что и служит доказательством совершенной противоположности их направленности. Ибо хотя наука в своей высшей функции ставит перед собой ту же задачу, что и искусство,

191

но для науки эта задача из-за способа ее решения остается бесконечной; это дает основание утверждать, что искусство служит прообразом науки, что оно достигло того, к чему только наука еще должна прийти.

Однако если только искусство может придать общезначимую объективность тому, что философ способен изобразить лишь субъективно, то из этого следует еще один вывод: поскольку философии, а вместе с философией и все науки, следующие за ней по пути совершенствования, были рождены и питаемы поэзией, то можно ожидать, что, достигнув своего завершения, они вернутся отдельными потоками в тот всеобщий океан поэзии, из которого они вышли. Что окажется тем промежуточным звеном, которое вернет философию к поэзии, в общем предвидеть нетрудно, так как подобное звено уже существовало в виде мифологии до того, как произошло это необратимое, как нам теперь представляется, разделение. Но как может возникнуть такая мифологии, которая будет открытием не отдельного поэта, а некоего нового рода, лак бы воплощающего в себе единого поэта, – это проблема, решение которой зависит только от будущих судеб мира и дальнейшего хода истории.

Философия в целом исходит и должна исходить из начала, [c.93] которое, будучи абсолютным тождеством, совершенно необъективно. Но как же это абсолютно необъективное может быть доведено до сознания, как может быть понято, что оно необходимо, если оно служит условием понимания всей философии? Что оно не может быть ни постигнуто, ни представлено с помощью понятий, не требует доказательства. Остается, следовательно, только одна возможность – чтобы оно было представлено в непосредственном созерцании, которое, однако, в свою очередь само непостижимо, а поскольку его объект должен быть чем-то совершенно необъективным, по-видимому, даже внутренне противоречиво. Если, однако, допустить, что все-таки существует такое созерцание, объект которого есть абсолютно тождественное, само по себе не субъективное и не объективное, и если мы в связи с этим созерцанием, которое может быть только интеллектуальным, сошлемся на непосредственный опыт, то возникнет вопрос, каким образом это созерцание может стать объективным, т. е. как устранить сомнения, не основано ли оно просто на субъективной иллюзии, если не существует общей и всеми признанной объективности этого созерцания? Такой общепризнанной объективностью интеллектуального созерцания, исключающей возможность всякого сомнения, является искусство. Ибо эстетическое созерцание и есть ставшее объективным интеллектуальное созерцание. Только произведение искусства отражает для меня то, что ничем иным не отражается, то абсолютно [c.94] тождественное, которое даже в Я уже разделено; то, что философ разделяет уже в первом акте сознания, что недоступно никакому созерцанию, чудодейственной силой искусства отражено в продуктах художественного творчества.

Но не только первоначало философии и первое созерцание, из которого она исходит, но и весь механизм, который дедуцирует философия и на котором она основана, объективируется лишь художественным творчеством.

Философия исходит из бесконечной раздвоенности противоположных деятельностей, но на той же раздвоенности основано и художественное творчество, и она полностью снимается в каждом отдельном художественном произведении. (Там же. С. 482-483)

Вся система заключена между крайними полюсами, из которых один определяется интеллектуальным, другой – эстетическим созерцанием. Тем, чем интеллектуальное созерцание является для философа, эстетическое является для его объекта. Первое, будучи необходимо только для особенной направленности духа, которую он принимает при философствовании, в обыденном сознании вообще не встречается; второе;, будучи не чем иным, как общезначимым, или объективировавшимся, интеллектуальным созерцанием, может во всяком случае, присутствовать в каждом сознании. Из этого ясно также, что философия в качестве философии никогда не может быть общезначимой, и понятно, почему это происходит. Абсолютная объективность дана одному [c.95] искусству. можно смело утверждать: лишите искусство объективности, и оно перестанет быть тем,

192

что оно есть, и превратится в философию; придайте философии объективность, и она перестанет быть философией и превратится в искусство. Философия достигает, правда, наивысшего, но она приводит к этой точке как бы частицу человека. Искусство же приводит туда, а именно к познанию наивысшего, всего человека, каков он есть, и на этом основано извечное своеобразие искусства и даруемое им чудо. (Там же. С. 486)

В философии последняя противоположность знания растворяется в чистое тождество, и тем не менее в своей противоположности искусству философии все же остается лишь идеальной. Таким образом, та и другая встречаются друг с другом на своей последней вершине и как раз в силу общей абсолютности соотносятся как прообраз и отображение. Это и есть причина того, что в недра искусства в научном смысле глубже философского понимания не может проникнуть никакое другое и что философ яснее видит саму сущность искусства, чем даже сам художник. Поскольку идеальное всегда есть высшее отражение реального, постольку в философе с необходимостью осуществляется высшее идеальное отражение того, что реально в художнике. Из этого следует не только то, что искусство вообще может быть предметом знания в философии, но также и то, что помимо философии и иначе, чем через философию, об [c.96] искусстве вообще ничего нельзя знать абсолютным образом. (Ф. Шеллинг, Философия искусства. С-Пб., 1996. С. 51-52)

Для каждого ясно, что в понятии "философия искусства" соединяются противоположности. Искусство есть реальное, объективное, философия – идеальное, субъективное. Можно было бы предварительно определить задачу философии искусства так: изображение в идеальном реального, содержащегося в искусстве.

Таким образом, в философии нет вообще ничего, кроме абсолютного; иначе говоря, мы ничего не знаем в философии, кроме абсолютного, – всегда налицо лишь безусловно единое, и только это безусловно единое в особенных формах. Прошу вас твердо усвоить следующее: философия обращается вообще не к особенному, как к таковому, но непосредственно всегда только к абсолютному, а к особенному, лишь поскольку оно в себе вмещает и в себе воспроизводит целиком все абсолютное.

...Мы теперь, несомненно, можем выделить отдельную потенцию из целого и рассматривать ее самостоятельно; но лишь постольку, поскольку мы действительно выявляем в ней абсолютное, такое выявление само есть философия. Затем мы можем назвать такое выявление, например, философией природы, философией истории, философией искусства.

Таким образом, чтобы стать объектом философии, [c.97] искусство должно вообще либо действительно воспроизводить бесконечное в себе как особенном, либо по крайней мере быть в состоянии воспроизводить его. Но это не только имеет место применительно к искусству, но оно и в деле воспроизведении бесконечного стоит на равной высоте с философией: если последняя воспроизводит абсолютное, данное в первообразе, то искусство – абсолютное данное в отображении.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель

(1770-1831)

Г.В.Ф. Гегель – выдающийся немецкий философ-рационалист, создатель системы объективного идеализма и всеобъемлющего диалектического учения. С позиций созданной им теории развития исследовал историю общества, познания, духовной культуры в целом. Особую ценность представляет разработка Гегелем проблем философского самосознания, неразрывной связи философии и истории философии.

Основные труды: «Наука логики», «Энциклопедия философских наук», «Философия природы», «Философия права», «Лекции по истории философии». [c.98]

193

Философия, ее сущность и специфика

Относительно всех наук, изящных и прикладных искусств, ремесел распространено убеждение, что для овладения ими необходимо затратить большие усилия на их изучение и на упражнение в них. Относительно же философии, напротив, в настоящее время, видимо господствует предрассудок, что, – хотя из того, что у каждого есть глаза и руки не следует, что он сумеет сшить сапоги, если ему дадут кожу и инструменты, – тем не менее каждый непосредственно умеет философствовать и рассуждать о философии, потому что обладает для этого меркой в виде своего природного разума, как будто он не обладает точно такой же меркой для сапога в виде своей ноги. Будто и впрямь овладение философией предполагает недостаток знаний и изучения и будто она кончается там, где последние начинаются. (Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. IV. – М., 1959. С. 36-37)

...Философий не имеет другого предмета, помимо Бога, и, таким образом представляет собою по существу рациональную теологию, а как находящаяся на службе у Бога истина представляет собою непрерывное богослужение. (Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. XII. – М., 1938. С. 105)

Философия должна остерегаться желания быть назидательной. (Гегель Г.В.Ф. Соч. T. IV. – M., 1959. – C. 5)

Постичь то, что есть, – вот в чем задача философии, ибо то, что есть, есть разум. Что же касается отдельных людей, то уж, конечно, каждый и без того сын своего времени, [c.99] таким обра-

зом, и философия есть точно так же современная ей эпоха, постигнутая в мышлении. Столь же глупо думать, что какая-либо философия может выйти за пределы современного ей мира, сколь глупо думать, что отдельный индивидуум может перепрыгнуть через свою эпоху... Если же его теория в самом деле выходит за ее пределы, если он строит себе мир, каким он должен быть, то этот мир, хотя, правда, и существует, однако – только в его мнении; последнее представляет собою мягкий материал, на котором можно запечатлеть все, что угодно. (Гегель Г.В.Ф. Соч. T. VII. – M.-Jl., 1934. С. 16)

Сделаем еще одно замечание относительно поучения, каким мир должен быть; мы добавим к вышесказанному, что помимо всего прочего философия всегда приходит для такого поучения слишком поздно. В качестве мысли о мире она появляется лишь тогда, когда действительность закончила свой процесс образования и завершила себя. Этому учит понятие, и история также необходимо показывает нам, что лишь в пору зрелости действительности идеальное выступает наряду с реальным и строит для себя в образе интеллектуального царства тот же самый мир, лишь постигнутый в своей субстанции. Когда философия начинает рисовать своей серой краской по серому, это показывает, что некоторая форма жизни постарела, и своим серым по серому философия может не омолодить, а лишь понять ее; сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек.

[c.100] (Гегель Г.В.Ф. Соч. Т.VII. – М-Л.,1934. – С.17-18)

...Искусство находится в той же области, в которой находятся религия и философия. Во всех сферах абсолютного духа дух освобождается от теснящих пределов своего существования, покидает случайные условия своего мирского существования и конечное содержание своих целей и интересов, чтобы перейти к рассмотрению и осуществлению своего в-себе-и-для-себя-бытия. (Гегель Г.В.Ф. Соч. Т.ХII. – М.,1938. С. 98)

194

Мнение, будто философия находится в антагонизме с осмысленным опытным знанием, разумной действительностью права и простодушной религией и благочестием, это мнение является скверным предрассудком. Философия признает эти формы и даже дает им оправдание. Мыслящий ум не только не отвращается от их содержания, а углубляется в него, учится и укрепляется на них, как и на созерцании великих явлений природы, истории искусства, ибо это богатое содержание, поскольку оно мыслится, и есть сама спекулятивная идея. Коллизия между этими формами и философией наступает только тогда, когда они выходят за свойственные им пределы, облекают свое содержание в категории и делают содержание зависимым от последних, не доводя их до понятия и не завершая их в идею. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук // Соч. Т.I. – М., 1974. –

С.57-58)

Религия есть та форма сознания, в которой истина доступна всем людям, какова бы ни была степень их [c.101] образования; научное же познание истины есть особая форма ее осознания, работу над которой готовы брать на себя лишь немногие. Содержание этих двух форм познания – одно и то же, но подобно тому как некоторые вещи, как говорит Гомер, имеют два названия: одно- на языке богов, а другое – на языке недолговечных людей, – так и для этого содержания существуют выражения на двух языках: на языке чувства, представления и рассудочного, гнездящегося в конечных категориях и односторонних абстракциях мышления, и на языке конкретного понятия. (Там же. С. 65)

Философию можно предварительно определить вообще как мыслящее рассмотрение предметов. ...Содержание человеческого сознания, имеющее своим основанием мышление, выступает сначала не в форме мысли, а в форме чувства, созерцания, представления – в формах, которые должно отличать от мышления как формы. (Там же. С. 85)

...Обладая представлениями, мы еще не знаем их значения для мышления, еще не знаем лежащих в их основаниях мыслей и понятий. И наоборот, не одно и то же – иметь мысли и понятия и знать, какие представления, созерцания, чувства соответствуют им. Отчасти именно с этим обстоятельством связано то, что называют непонятностью философии. Трудность состоит, с одной стороны, в неспособности, а эта неспособность есть в сущности только отсутствие привычки – мыслить абстрактно, т.е. фиксировать чистые мысли и двигаться в них. В нашем обычном сознании [c.102] мысли соединены с привычным чувственным и духовным материалом; в размышлении, рефлексии и рассуждении мы примешиваем мысли к чувствам, созерцаниям, представлениям... Но совершенно другое – делать предметом сами мысли без примеси других элементов. Другой причиной непонятности философии является нетерпеливое желание иметь перед собой в форме представления то, что имеется в сознании как мысль и понятие. ... Наиболее понятными находят поэтому писателей, проповедников, ораторов и т.д., излагающих своим читателям или слушателям вещи, которые последние наперед знают наизусть, которые им привычны и сами собой понятны. (Там же.

С. 87)

История философии показывает, во-первых, что кажущиеся различными философские учен6ия представляют собой лишь одну философию на различных ступенях ее развития; вовторых, что особые принципы, каждый из которых лежит в основании одной какой-либо системы, суть лишь ответвления одного и того же целого. Последнее по времени философское учение есть результат всех предшествующих философских учений и должно поэтому содержать в себе принципы всех их; поэтому оно, если только оно является философским учением, есть самая развитая, самая богатая и самая конкретная. (Там же. С. 99)

195

Что касается начала философии , то, по-видимому, она должна так же как и другие науки, начать с субъективной предпосылки, именно с некоего особенного предмета; если [c.103] в других науках предметом мышления является пространство, число и т.д., то философия должна сделать предметом мышления само мышление. Но это – свободный акт мышления; оно свободно становится на ту точку зрения, на которой оно существует для самого себя и , следовательно, само порождает и дает себе свой предмет. Далее, точка зрения, которая является, таким образом, непосредственной, должна в пределах философской науки превратить себя в результат, и именно ее последний результат, в котором она снова достигает своего начала и возвращается в себя. Таким образом, философия оказывается возвращающимся к себе кругом, не имеющим начала в том смысле, в каком имеют начало другие науки, так как ее начало относится лишь к субъекту, который решается философствовать, а не к науке как таковой. (Там же. С. 102-103)

Наиболее совершенным способом познания является познание в чистой форме мышления. Человек действует здесь совершенно свободно. Что форма мышления есть абсолютная форма и что истина выступает в ней так, как она есть в себе и для себя, – в этом состоит вообще основное положение философии. (Там же. С. 127)

Философия не только должна согласовываться с опытным познанием природы, но само возникновение и развитие философской науки имеет своей предпосылкой и условием эмпирическую физику. Но одно – ход возникновения и подготовительные работы какой-нибудь науки и [c.104] другое – сама эта наука, В последней эти предварительные стадии не могут уже играть роль основания, им должна быть здесь необходимость понятия. (Там же. Т. 2. С. 14-15)

Бытие. Дух. Природа.

Что разумно, то действительно; и что действительно, то разумно.

Этого убеждения придерживается каждое не испорченное умствованиями сознание, точно так же, как и философия, и из этого убеждения исходит философия в своем рассмотрении как духовного, так и природного универсума. (Соч. Т.VII. – М-Л., 1934. С. 15)

Эти простые положения многим показались странными и подверглись нападкам даже со стороны тех, кто считает бесспорной свою осведомленность в философии и уж само собой разумеется также в религии. Ссылаться в этом отношении на религию излишне, так как в ее учении о божественном миропорядке вполне определенно содержатся эти положения. Что же касается их философского смысла, то мы имели право предполагать, что критики настолько образованны, чтобы знать не только то, что Бог действителен, что Он есть наидействительнейшее, что Он один только действителен, но в отношении формальной стороны этих положений также и то, что наличное бытие (Dasein) представляет собой частью явление и лишь частью действительность. В повседневной жизни называют действительностью [c.105] всякую причуду, заблуждение, зло и тому подобное, равно как и всякое существование, как бы оно ни было превратно и преходяще. Но человек, обладающий хотя бы обыденным чувством языка, не согласится с тем, что случайное существование заслуживает громкого названия действительного; случайное есть существование, обладающее не большей ценностью, чем возможное, которое одинаково могло бы и не быть…

Против действительности разумного восстает уже то представление, что идеи, идеалы суть только химеры и что философия есть система таких пустых вымыслов; против него равным образом восстает обратное представление, что идеи и идеалы суть нечто слишком высокое для того, чтобы обладать действительностью, или же нечто слишком слабое для того, чтобы добыть себе таковую. Но охотнее всего отделяет действительность от идеи рассудок, который принимает грезы своих абстракций за нечто истинное и гордится долженствованием, которое он особенно припи-

196

сывает также и в области политики, как будто мир только и ждал его, чтобы узнать, каким он должен быть, но каким он не является; ибо, если бы мир был таким, каким он должен быть, то куда делось бы обветшалое умствование выдвигаемого рассудком долженствования? … У кого не хватит ума, чтобы заметить вокруг себя много такого, что на деле не таково, каким оно должно быть?

Но эта мудрость не права, воображая, что, занимаясь [c.106] такими предметами и их долженствованием, она находится в сфере интересов философской науки. Последняя занимается лишь идеей, которая не столь бессильна, чтобы только долженствовать, а не действительно быть, – занимается, следовательно, такой действительностью, в которой эти предметы, учреждения, состояния и т.д. образуют лишь поверхностную, внешнюю сторону. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. – М., 1974. С. 89-91)

Сказать, что в мире есть рассудок, разум, равнозначно выражению: объективная мысль. Но это выражение неудобно именно потому, что слово мысль слишком часто употребляется в значении того, что принадлежит лишь духу, сознанию.., Если говорят, что мысль как объективная мысль есть внутренняя сущность мира, то может казаться, будто тем самым предметам природы приписывается сознание. Мы чувствуем внутренний протест против понимания внутренней деятельности вещей как мышления, так как говорим, что мышлением человек отличается от всего природного; мы должны, следовательно, говорить о природе как о системе бессознательной мысли, как об окаменелом интеллекте, по выражению Шеллинга. Во избежание недоразумений лучше не употреблять выражения мысль, а говорить: определение мышления. Логическое следует вообще понимать, согласно предыдущему, как систему определений мышления, в которой противоположность между субъективным и объективным ( в ее обычном значении) отпадает. [c.107] Это значение мышления и его определений нашло свое ближайшее выражение в утверждении древних философов, что миром правит vooЈ, или, в нашем утверждении, что в мире есть разум; под этим мы понимаем то, что разум есть душа мира, пребывает в нем, есть его имманентная сущность, его подлиннейшая внутренняя природа, его всеобщее. (Там же. С. 121)

Конечность вещей и состоит в том, что их непосредственное наличное бытие не соответствует тому, что они суть в себе. Так, например, в неорганической природе кислота есть в себе вместе с тем и основание, т е. ее бытие состоит лишь а ее отнесенности с другим. Но это же означает, что кислота не есть нечто спокойно пребывающее в противоположности, а стремится к тому, чтобы положить себя как то, что она есть в себе. Противоречие – вот что на деле движет миром, и смешно говорить, что противоречие нельзя мыслить. (Там же. С. 280)

Идея может быть постигнута как разум (это истинно философский смысл понятия "разум"),

далее, как субъект-объект, как единство идеального и реального, конечного и бесконечного, души и тела, как возможность, которая в себе самой имеет свою действительность, как то, природа чего может быть понята только как существующая, и т.д.; в идее содержатся все отношения рассудка, но они содержатся в ней в их бесконечном возвращении и тождестве в себе.

Примечание. Рассудок легко может показать, что все, [c.108] что высказывается об идее, в себе противоречиво. Однако по всем пунктам ему можно воздать той же монетой, или, вернее, по всем пунктам ему уже воздано в идее той же монетой. Эта работа есть работа разума, которая, разумеется, не так легка, как работа рассудка. Если рассудок показывает, что идея сама себе противоречит, потому что, например, субъективное лишь субъективно, объективное же противоположно ему; что бытие есть нечто совершенно другое, чем понятие, и поэтому не может быть вылущено из последнего; что конечное лишь конечно и есть прямая противоположность бесконечного, а следовательно, не может быть тождественно с последним, и т.д. по отношению ко всем определениям то логика показывает как раз противоположное, а именно: что субъективное, которое лишь

197

субъективно, конечное, которое лишь конечно, бесконечное, которое должно быть лишь бесконечным, и т.д. не имеют истинности, противоречат сами себе и переходят в свою противоположность. Таким образом, этот переход и единство, в котором крайности заключены как снятые, как некоторая видимость или моменты, обнаруживают себя истиной этих крайностей. (Там же. С. 402-403)

Что такое природа? Мы дадим ответ на этот вопрос при посредстве самого познания природы и самой философии природы. Природа стоит перед нами как некая загадка и проблема, и мы столь же чувствуем потребность разрешить загадку природы, сколь и отталкиваемся от этого. [c.109] Природа влечет нас к себе, ибо дух предчувствует свое присутствие а ней; она нас отталкивает как нечто чуждое, в котором наш дух не находит себя. (Там же. Т. 2. – М., 1975. С. 10)

Бог открывается нам двояким образом: как природа и как дух. Оба этих лика суть Его храмы, которые Он наполняет и в которых Он присутствует. Бог как абстракция не есть истинный Бог, истинным Богом Он является лишь как живой процесс полагания своего другого – мира; этот мир, постигаемый в божественной форме, есть Сын Божий, и лишь в единстве со своим иным, лишь в духе Бог есть субъект. В том-то и состоит назначение и цель философии природы, чтобы дух обрел в ней свою собственную сущность, т.е. обрел в природе понятие как свое подобие. Таким образом, изучение природы есть освобождение духа в ней, ибо он возникает (wird) в ней, поскольку он в ней соотносится не с неким иным, а с самим собой. Это изучение есть вместе с тем и освобождение природы. В себе она всегда есть разум, но лишь через дух разум как таковой вступает в ней в существование. (Там же. С. 24)

Природа есть идея в форме инобытия. (Там же. С. 25)

Мыслительное рассмотрение природы должно постичь, каким образом природа есть в самой себе процесс становления духом, процесс снятия своего инобытия; оно должно постичь как в каждой ступени самой же природы наличествует дух, отчужденная от идеи природа есть лишь труп, которым занимается рассудок. Но природа есть лишь [c.110] идея в себе, вот почему Шеллинг называл ее окаменевшим, а другие даже замерзшим интеллектом. Но Бог не остается окаменевшим и замерзшим, напротив, камни взывают и возносятся к духу. Бог есть субъективность, деятельность, бесконечная актуальность, в которой иное существует лишь мгновение, причем в себе это иное остается в единстве идеи, потому что оно само есть эта тотальность идеи. Если природа есть идея в форме инобытия, то идея, согласно своему понятию, не находится в ней такой, какова она есть в себе и для себя, хотя тем не менее природа есть один из способов самопроявления идеи и. непременно должна встречаться в последней. (Там же. С. 26)

Природа... являет в своем наличном бытии не свободу, а необходимость и случайность. (Там же. С. 29)

Природа представляет собой отрицание, потому что она есть отрицание идеи. (Там же. С. 32)

Природа должна быть рассмотрена как система ступеней, каждая из которых необходимо вытекает из другой и является ближайшей истиной той, из которой она проистекала, причем, однако, здесь нет естественного (naturlich) процесса порождения, а есть лишь порождение в лоне внутренней идеи, составляющей основание природы. (Там же. С. 33)

...Материя есть лишь абстрактное, непосредственное единство времени и пространства...

(Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. II – М.-Л., 1934. С. 65) [c.111]

...Движение есть понятие подлинной души мира. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философ-

198

ских наук. – Т.2. – М., 1975. С. 63)

...Так как существует движение, то нечто движется, но это длящееся нечто есть материя. <...> Точно так же как нет движения без материи, так не существует материи без движения. (Там же. С. 64)

Трудность философского познания духа состоит в том, что при этом мы имеем дело уже не со сравнительно абстрактной, простой логической идеей, но с самой конкретной, самой развитой формой, которую идея достигает в своем собственном осуществлении. (Там же. Т. 3. – М., 1977. С. 6)

Идея, дух стоит над временем, потому что она составляет понятие самого времени. Дух вечен, существует в себе и для себя, не увлекается потоком времени... (Там же. Т. 2. – М., 1975. С. 55)

...Дух не есть нечто пребывающее в покое, а скорее, наоборот, есть нечто абсолютно беспокойное, чистая деятельность, отрицание или идеальность всех устойчивых определений рассудка...

(Там же. Т. 3. – М., 1977. С. 9)

Субстанция духа есть свобода, т.е. независимость от некоего другого, отношение к самому себе. Дух есть само-для-себя-сущее, имеющее себя своим предметом, осуществленное понятие. (Там же. С. 25) [c.112]

Прогресс духа есть развитие, поскольку его существование, знание, в нем самом имеет своим содержанием и целью в-себе-и-для-себя-сущие определения, т, е. разумное... (Там же. С. 256

Отдельный индивид есть не совершенный дух, некоторый конкретный образ, во всем наличном бытии которого доминирует одна определенность, а от других имеются только расплывчатые черты. ... Отдельный индивид должен и по содержанию пройти ступени образования всеобщего духа, но так формы уже оставленные духом, как этапы пути, уже разработанного и выровненного; таким образом, относительно познаний мы видим, как то, что в более ранние эпохи занимало зрелый дух мужей, низведено до познаний, упражнений и даже 'игр мальчишеского возраста, и в педагогических успехах мы узнаем набросанную как бы в сжатом очерке историю образованности всего мира. (Гегель Г.В.Ф. Соч. T. IV. – М., 1959. С. 15)

Чистая наука... предполагает освобождение от противоположности сознания (и его предме-

та). Она содержит в себе мысль, поскольку последняя есть также и вещь (die Sache) в самой себе,

или вещь (die Sache) в самой себе, поскольку последняя есть также и чистая мысль. (Гегель Г.В.Ф. Соч. T. V. – М., 1937. С. 27)

Свобода, именно, представляет собою основное определение воли, подобно тому как тяжесть представляет [c.113] собою основное определение тела. Когда говорят, что материя обладает тяжестью, то можно было бы подумать, что этот предикат только случаен для нее; но на самом деле это не так, ибо в материи нет ничего не тяжелого: она – сама тяжесть. Тяжесть составляет тело и есть тело. Точно так же обстоит дело со свободой и волей, ибо свободное и есть воля. Воля без свободы представляет собою пустое слово, и точно так же и свобода действительна лишь как воля, как субъект. (Гегель Г.В.Ф. Соч. T.VII. – М.- Л., 1934. С. 32)

199

...Мышление... и составляет наивнутреннейшую, существенную природу духа. (Гегель Г.В.Ф. Соч. Т.ХII. – М., 1938. С. 13)

Если желаем кратко указать, что такое абсолютная идея в ее истинной действительности, то мы должны сказать, что она есть дух, и притом не дух в его конечности и ограниченности, а всеобщий, бесконечный и абсолютный дух, определяющий из самого себя, что поистине есть истина. (Там же. С. 96)

Теория познания

Чувственное есть некое единичное и исчезающее, а то, что в нем постоянно, мы узнаем посредством размышления. Природа показывает нам бесконечное множество единичных образов и явлений; мы чувствуем потребность внести единство в это многообразие; мы поэтому сравниваем друг с другом явления и стремимся познать всеобщее каждого из [c.114] них. Индивидуумы рождаются и погибают, род же есть пребывающее в них, возвращающееся снова во всех индивидуумах, и он постигается лишь размышлением. Сюда принадлежат также законы (например, законы движения светил). ...Размышление всегда ищет незыблемого, пребывающего, в себе определенного и властвующего над особенным. Это всеобщее нельзя постигнуть внешними чувствами, и оно признается существенным и истинным... Это всеобщее не существует внешним образом как всеобщее; род как таковой не может быть воспринят, законы движения небесных тел не начертаны на небе. Всеобщего, следовательно, мы не слышим и не видим, оно существует лишь для духа. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1. – М., 1974. С. 117-118)

Истинное можно познать различными способами, и эти различные способы познания мы должны рассматривать только как формы. Так, несомненно, истина может быть познана посредством опыта, но этот опыт есть только форма. ... Можно, далее, познавать истину также в рефлексии и определять истину посредством отношений мысли. Однако в этих двух способах познания еще нет истины в себе и для себя в ее подлинной форме. Наиболее совершенным способом познания является познание в чистой форме мышления. Человек действует здесь совершенно свободно. Что форма мышления есть абсолютная форма и что истина выступает в ней так, как она есть в себе и для себя, – в этом состоит [c.115] вообще основное положение философии. (Там же. С. 127)

Для удобства обозрения мы наметим формальный ход развития интеллигенции до познания. Ход этот таков:

первоначально интеллигенция имеет непосредственный объект; далее, во-вторых, некоторый в самое себя рефлектированный, приобретший внутренний харак-

тер материал; наконец, в-третьих, некоторый столь же субъективный, сколь и объективный, предмет.

Так возникают три ступени: ...созерцание; ...представление; ...мышление... ...Ступень созер-

цания... распадается на три подразделения: ...интеллигенция начинает здесь с ощущения… развивается... до внимания... и на этом пути становится подлинным созерцанием... <...> Что касается второй главной ступени интеллигенции – представления, то она включает в себя три ступени:

...воспоминание, ... силу воображения, ...память. <...> Наконец, третья главная ступень в этой области, мышление, имеет своим содержанием ...рассудок, ...суждение и разум. (Там же. Т. 3. –

М., 1977. С. 267-268)

Истина есть великое слово и еще более великое дело. Если дух и душа человека еще здоро-

200