Antology_phylosophy

другими подобными ему существами, чтобы читать нараспев молитвы на языке, который им совсем незнаком.

Король рассматривает почти весь человеческий род как существа. созданные для подчинения ему и ему подобным. Молодая парижанка, вступающая в свет, усматривает в нем лишь пищу для своего тщеславия; смутная идея, имеющаяся у нее относительно счастья, блеск и шум окружающего мешают ее душе услышать голос всего, что еще есть в природе. Юный турок в тишине сераля взирает на мужчин как на высшие существа, предназначенные известным [c.97] законом к тому, чтобы каждую пятницу всходить на ложе своих рабынь; воображение его не выходит за эти пределы. Священник разделяет людей на служителей культа и мирян; и, ничтоже сумняшеся, он рассматривает духовенство как самую благородную часть человечества, предназначенную руководительствовать другой его частью, и т.д.

Если бы кто решил, что наиболее полной идеей человеческой природы обладают философы, он бы очень ошибся: ведь, если исключить из их среды Гоббса, Локка, Декарта, Бейля и еще весьма небольшое число мудрых умов, прочие создают себе странное мнение о человеке, столь же ограниченное, как мнение толпы, и лишь еще более смутное. Спросите у отца Мальбранша, что такое человек, он вам ответит, что это — субстанция, сотворенная по образу божьему, весьма подпорченная в результате первородного греха, но между тем более сильно связанная с Богом, чем со своим собственным телом, все усматривающая в Боге, все мыслящая и чувствующая в Нем же

(Там же. С.227-228.) [c.98]

ЖЮЛЬЕН ОФРЕ ЛАМЕТРИ (1709 – 1751)

Жюльен Офре де Ламетри — французский врач и философ-материалист. В своей философии исходил из физики Декарта и сенсуализма Локка. Отказавшись в объяснении природы от идеи Бога и божественного происхождения мира, Ламетри признавал существование протяженной, внутренне активной, ощущающей материальной субстанции, формами которой полагал качественно не различимые неорганическое, растительное и животное царства (последнему относил человека). Ламетри отрицал всеобщность мышления, ибо последнее как результат сложной организации материи присуще только человеку. Саму способность мышления он понимал как сравнение и комбинирование представлений, возникающих на основе ощущений и памяти. Ламетри принадлежал к сторонникам радикального материализма и механицизма, вследствие чего человека рассматривал как самозаводящуюся машину. Такое понимание, с его точки зрения, объясняет вопросы и доказывает ненужность в принципе всей религии. Причинами исторического развития считал просвещение и действия выдающихся личностей. В области политического устройства был сторонником просвещенного абсолютизма. [c.99]

Основные произведения: «Человек – машина», «Человек – растение», «Система Эпикура».

Учение о материи

Хотя мы не имеем ни какого представления о сущности материи, мы не можем отказать ей в признании свойств, открываемых нашими чувствами.

Открывая глаза я вижу вокруг себя только материю или протяженность. Итак, протяженность – свойство, всегда принадлежащее всякой материи, могущее принадлежать только ей одной и, следовательно, присущее своему предмету. ...Протяженность есть атрибут материи, атрибут, который образует часть ее метафизической формы. (Ламетри. Сочинения. – М. 1983. С. 60-61.)

...Сущность души человека и животных есть и остается всегда столь же неизвестной, как и сущность материи и тел. Более того, душу, освобожденную от тела, столь же невозможно себе представить, как и материю, не имеющую никакой формы. Душа и тело были созданы одновременно, словно одним взмахом кисти... Поэтому тот, кто хочет познать свойства души, должен сперва открыть свойства, обнаруживающиеся в телах...

151

Все философы, внимательно изучавшие природу [c.100] материи, рассматриваемой как таковая, независимо от всех форм, образующих тела, открыли в этой субстанции различные свойства, вытекающие из абсолютно неизвестной сущности. Таковы, во-первых, способность принимать различные формы, которые появляются в самой материи и благодаря которым материя может приобретать двигательную систему и способность чувствовать; во-вторых, актуальная протяженность, принимаемая ими за атрибут, а не за сущность материи.

... Какое чудесное зрелище представляет собой эта лестница с незаметными ступенями, которые проходят природа последовательно одну за другой, никогда не перепрыгивая ни через одну ступеньку во всех своих многообразных созданиях! какая поразительная картина – вид Вселенной: все в ней слажено, ничего не режет глаза; даже переход от белого цвета к черному совершается через длинный ряд оттенков и ступеней, делающих его бесконечно приятным. (Там же. С. 58-60.)

Учение о человеке

Человеческое тело – это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения. ...Человек – это часовой механизм, который заводится не механическим [c.101] способом, а посредством поступления в кровь питательных соков из пищи. (Там же. С. 56.)

Человек и растение – это белое и черное. Четвероногие, птицы, рыбы, насекомые, амфибии являются промежуточными оттенками. смягчающими резкий контраст этих двух цветов. Если бы не существовало этих двух промежуточных ступеней, под которыми я подразумеваю проявления жизни различных животных, то человек, это гордое животное, созданное подобно другим, из праха, возомнил бы себя земным Богом и стал бы поклоняться только самому себе...

...Для образования рассудка, подобно нашему, требуется больше времени, чем нужно природе для образования рассудка животных; надо пройти через период детства, чтобы достигнуть разума; надо иметь в прошлом все недостатки и страдания животного состояния, чтобы извлечь из них преимущества, характеризующие человека. (Там же. С. 58-59.)

... Материалист, убежденный вопреки собственному тщеславию в том, что он просто машина или животное, не будет плохо относится к себе подобным: но слишком хорошо знает природу их поступков, бесчеловечность которых всегда отражает степень рассмотренной выше аналогии между людьми и животными; следуя естественному закону, [c.102] свойственному всем животным, он не пожелает делать другим то, чего он не хочет, чтобы делали ему.

Итак, мы должны сделать смелый вывод, что человек является машиной и что во всей Вселенной существует только одна субстанция, различным образом видоизменяющаяся... Вы могли убедиться в том, что я делаю самые решительные выводы только в результате множества физических наблюдений: только за учеными я признаю право на суждения о тех выводах, которые я делаю из этих наблюдений, отвергая свидетельства всякого человека с предрассудками, не знающего ни анатомии, ни той единственной философии, которая в данном случае имеет значение, а именно философии человеческого тела. Какое значение могут иметь против столь прочного и крепкого дуба слабые тростинки Богословия, метафизики и различных философских школ? Это – детские игрушки, подобные рапирам наших гимнастических залов, с помощью которых можно доставить себе удовольствие потренироваться, но не одолеть противника. Надо ли прибавить, что я имею в виду пустые и пошлые идеи, избитые и жалкие выводы, которые будут проводить относительно мнимой несовместимости двух субстанций, беспрестанно соприкасающихся и воздействующих друг на друга. Такова моя система или, вернее, если я не заблуждаюсь, [c.103] истина. Она проста и кратка. Кто хочет, пусть попробует оспаривать ее! (Там же. С. 255-266.)

Жан Жак Руссо (1712-1778)

Жан Жак Руссо — философ, эстетик, писатель, теоретик педагогики, один из наиболее интересных и оригинальных мыслителей Просвещения, чьи философские взгляды оказали большое

152

влияние на всю последующую философию. В вопросах мировоззрения Руссо придерживался деизма — религии разума. Наряду с существованием Бога признавал также и бессмертие души. Вслед за Декартом рассматривал материю и дух как два извечно существующих начала (дуализм). В теории познания придерживался локковского сенсуализма (развитие знания из чувственного опыта), хотя и признавал врожденность (невыводимость из опыта) нравственных идей. В социальнополитических вопросах был сторонником и выразителем демократических убеждений: резко критиковал сословные отношения и деспотический режим, высказывался за гражданские свободы и равенство людей независимо от их социального происхождения. Причины неравенства Руссо видел [c.104] в появлении частной собственности, разделившей людей и обратившей их друг против друга. Лучшим состоянием жизни человека полагал естественное (природное) состояние. Целью воспитания, с его точки зрения, должна стать подготовка социально активных граждан, уважающих труд.

Основные произведения: «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства среди людей», «Об общественном договоре, или Принципы политического права», «Эмиль, или О Воспитании», «Исповедь».

Рассуждение о науках и искусствах

Как и тело, дух имеет свои потребности. Телесные потребности являются основой общества, а духовные его украшают. В то время как правительство и законы охраняют общественную безопасность и благосостояние сограждан, науки, литература и искусства — менее деспотичные, но, быть может, более могущественные — обвивают гирляндами цветов оковывающие людей железные цепи, заглушают в них естественное чувство свободы, для которой они, казалось бы, рождены, заставляют их любить свое рабство и создают так называемые цивилизованные народы. Необходимость воздвигла троны, науки и искусства их утвердили. <...> [c.105]

Цивилизованные народы, развивайте дарования: счастливые рабы, вы им обязаны изысканным и изощренным вкусом, которым вы гордитесь, мягкостью характера и обходительностью нравов, способствующими более тесному и легкому общению, словом всеми внешними признаками добродетелей, которых у вас нет. (Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. — М., 1998.

С. 27.)

До того, как искусство обтесало наши манеры и научило наши страсти говорить готовым языком, нравы у нас были грубые и простые, но естественные, и различие в поведении с первого взгляда говорило о различии характеров. Человеческая природа, в сущности, не была лучшею, но люди видели свою безопасность в легкости, с какою они понимали друг друга, и это преимущество, ценности которого мы уже не чувствуем, избавляло их от многих пороков.

Ныне ...в наших нравах воцарилось низкое обманчивое однообразие, и все умы кажутся отлитыми в одной и той же форме... Люди уже не решаются казаться тем, что они есть... (Там же. С.

28.)

Наши души развращались, по мере того как совершенствовались науки и искусства. <...> Приливы и отливы воды в океане не строже подчинены движению ночного светила, чем судьба нравов и добропорядочности — успехам наук и [c.106] искусств. По мере того, как они озаряют наш небосклон, исчезает добродетель, и это явление наблюдается во все времена и во всех странах. (Там же. С. 30.)

Вот каким образом роскошь, развращенность и рабство по все времена становились возмездием за наше надменное стремление выйти из счастливого невежества, на которое нас обрекла вечная Мудрость. Казалось бы, густая завеса, за которую она скрыла от нас все свои пути, должна была бы указать нам па то, что мы не предназначены для пустых изысканий. Но есть ли хоть один ее урок, которым мы сумели бы воспользоваться, и хоть один урок, которым мы пренебрегли безнаказанно? Народы! Знайте раз навсегда, что природа хотела оберечь вас от наук, подобно тому как мать вырывает из рук своего ребенка опасное оружие. Все скрываемые ею от вас тайны явля-

153

ются злом, от которого она вас охраняет, и трудность изучении составляет одно из немалых ее благодеяний. Люди испорчены, но они были бы еще хуже, если бы имели несчастье рождаться учеными. (Там же. С. 35-36.)

Опроисхождении и основаниях неравенства между людьми

Язамечаю двоякое неравенство в человеческом роде: одно, которое я назову естественным или физическим, [c.107] так как оно установлено природой, состоит в различии возраста, здоровья, телесных сил и умственных или душевных качеств. Другое же может быть названо нравственным или политическим, так как оно зависит от своего рода договора и установлено или по крайней мере стало правомерным с согласия людей. Оно состоит в различных привилегиях, которыми одни пользуются к ущербу других, в том, например, что один более богаты, уважаемы и могущественны, чем другие, или даже заставляют их повиноваться себе. (Антология мировой философии. В 4 т.

Т. 2. — М., 1970. С. 560-561.)

После того как я доказал, что неравенство едва заметно в естественном состоянии и его влияние там почти ничтожно, мне остается показать, как возникает оно и растет в связи с последовательным развитием человеческого ума. <...>

Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказать: «Это мое» — и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: «Не [c.108] слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля — никому!» (Там же. С. 562-563.)

Пока люди ...выполняли лишь такие работы, которые были под силу одному, и разрабатывали лишь такие искусства, которые не требовали сотрудничества многих людей, они жили свободными, здоровыми, добрыми и счастливыми, насколько могли быть таковыми по своей природе,

ипродолжали наслаждаться всей прелестью независимых отношений. Но с той минуты, как человек стал нуждаться в помощи другого, с той минуты, как люди заметили, что одному полезно иметь запас пищи, достаточный для двух, равенство исчезло, возникла собственность, стал неизбежен труд, и обширные леса превратились в веселые нивы, которые нужно было поливать человеческим потом и на которых скоро взошли и расцвели вместе с посевами рабство и нищета. (Там же С.563-564.)

Выгоднее было казаться не тем, чем был в действительности; быть и казаться — это для того времени уже вещи различные, и это различие вызвало появление ослепляющего высокомерия, обманчивой хитрости и пороков, составляющих их свиту. С другой стороны, из свободного [c.109]

инезависимого, каким был человек первоначально, он превратился как бы и подвластного всей природе, особенно же ему подобным, рабом которых до некоторой степени он становится, даже становясь их господином. Если он богат, он нуждается в их услугах, если он беден, то нуждается в их помощи, и даже при среднем достатке он все равно не в состоянии обойтись без них. <...>

Ненасытное честолюбие, страсть увеличивать свое благосостояние, не столько ввиду истинных потребностей, сколько для того, чтобы стать выше других, внушают всем людям низкую склонность вредить друг другу и тайную зависть, тем более опасную, что, желая вернее нанести удар, она часто прикрывается личиной благожелательности. Словом, конкуренция и соперничество, с одной стороны, а с другой — противоположность интересов и скрытое желание обогатиться на счет другого — таковы ближайшие последствия возникновения собственности, таковы неотлучные спутники нарождающегося неравенства. (Там же. С. 564-565.)

Возникающее общество стало театром ожесточеннейшей войны. Погрязший в преступлениях и пороках и впавший в отчаяние род человеческий не мог [c.110] уже ни вернуться назад, ни отказаться от сделанных им злосчастных приобретений; употребляя во зло свои способности,

154

которые могли служить лучшим его украшением, он готовил себе в грядущем только стыд и позор и сам привел себя на край гибели. (Там же. С. 566.)

Из изложения этого видно, что неравенство, почти ничтожное в естественном состоянии, усиливается и растет в зависимости от развития наших способностей и успехов человеческого ума и становится наконец прочным и правомерным благодаря возникновению собственности и законов. Из него следует далее, что нравственное неравенство, узаконенное одним только положительным правом, противно праву естественному, поскольку оно не совпадает с неравенством физическим. Это различие достаточно ясно показывает, что должны мы думать о том виде неравенства, которое царит среди всех цивилизованных народов, так как естественное право, как бы мы его ни определяли, очевидно, не может допустить, чтобы дитя властвовало над старцем, чтобы глупец руководил мудрецом и горсть людей утопала в роскоши, тогда как огромное большинство нуждается в самом необходимом. (Там же. С. 567.) [c.111]

О человеческой свободе и об общественном договоре

Человек рожден свободным, а между тем везде он в оковах. Иной считает себя повелителем других, а сам не перестает быть рабом в еще большей степени, чем они. (Антология мировой философии. С. 567.)

Эта общая свобода есть следствие человеческой природы. Ее первый закон — забота о самосохранении, ее первые заботы — те, которые человек обязан иметь по отношению к самому себе; и как только человек достигает разумного возраста, он становится своим собственным господином, будучи единственным судьей тех средств, которые пригодны для его самосохранения.

Поскольку ни одни человек не имеет естественной власти над себе подобными и поскольку сила не создает никакого права, то в качестве основы всякой законной власти среди людей остаются соглашения.

Отказаться от своей свободы — это значит отказаться от своего человеческого достоинства, от права человека, даже от его обязанностей. <...> Такой отказ несовместим с человеческой природой; отнять всякую свободу у своей воли равносильно отнятию всяких нравственных мотивов у своих поступков. Наконец, [c.112] соглашение, в котором, с одной стороны, выговорена абсолютная власть, а с другой — безграничное повиновение, есть пустое и противоречивое соглашение.

Итак, с какой точки зрения ни рассматривать вещи, право рабства ничтожно, и не только потому, что оно беззаконно, но и потому, что оно нелепо и ничего не означает. Слова раб и право противоречивы; они исключают одно другое. (Там же. С. 568.)

Если, таким образом, мы устраним из общественного соглашения то, что не составляет его сущности, то мы найдем, что оно сводится к следующему:

Каждый из нас отдает свою личность и всю свою мощь под верховное руководство общей воли, и мы вместе принимаем каждого члена как нераздельную часть целого.

Вместо отдельной личности каждого договаривающегося этот акт ассоциации немедленно создает моральное и коллективное целое, составленное из стольких членов, сколько собрание имеет голосов, целое, которое получает путем этого самого акта свое единство, свое общее я, жизнь и волю. Эта общественная личность, составленная путем соединения всех остальных личностей, получала в прежнее время название [c.113] гражданской общины, а теперь называется республикой или политическим телом, которое именуется своими членами государством, когда оно пассивно, и сувереном, когда оно активно, державой — при сопоставлении ее с ей подобными. По отношению к участникам они коллективно принимают имя народа, а в отдельности называются гражданами, как участники суверенной власти, и подданными, как подчиненные законам государства.

Суверен, будучи образован из составляющих его частных лиц, не имеет и не может иметь интересов, противоположных их интересам... (Там же. С. 568-569.)

Переход от естественного состояния к гражданскому производит в человеке весьма заметную перемену, заменяя в его действиях инстинкт правосудием и сообщая его действиям нравст-

155

венное начало, которого им прежде недоставало. Только тогда голос, долга следует за физическим побуждением, право — за желанием, и человек, обращавший до тех пор внимание только на самого себя, оказывается принужденным действовать согласно другим принципам и прислушиваться к голосу разума, прежде чем повиноваться естественным склонностям. <...> [c.114]

Первый и самый важный вывод из установленных выше принципов тот, что только общая воля может управлять силами государства сообразно с целью, для которой последнее учреждено и которая есть общее благо. Ибо если противоположность частных интересов создала необходимость в установлении обществ, то самое установление их стало возможным только путем соглашения тех же интересов. <...> Единственно на основании этого общего интереса общество и должно быть управляемо. (Там же. С. 570.)

Общественный договор устанавливает между всеми гражданами такое равенство, что они вступают в соглашение на одних и тех же условиях и должны все пользоваться одними и теми же правами. Таким образом, из самой природы договора вытекает, что всякий акт суверенитета, т.е. всякий подлинный акт общей воли, обязывает или благодетельствует одинаково всех граждан, так что верховная власть знает только совокупность народа и не делает различия между теми, кто ее составляет. <...>

Если исследовать, в чем именно состоит наибольшее благо всех, которое должно быть целью всякой системы законодательства, то мы найдем, что благо это сводится [c.115] к двум важнейшим вещам: свободе и равенству; свободе — потому, что всякая частная зависимость равносильна отнятию у государственного организма некоторой силы; равенству — потому, что свобода не может существовать без равенства. (Там же. С. 571.)

О правительстве

Что же такое правительство? Это посредствующий орган, установленный между подданными и сувереном для взаимного их сношения, уполномоченный исполнять законы и охранять свободу, как политическую, так и гражданскую. <...>

Итак, я называю правительством, или верховным управлением, законное отправление функции исполнительной власти, а правителем, или государем, — орган или человека, которым вручена эта власть. (Там же. С. 572.)

О гражданской религии

Подданные должны отдавать отчет суверену в своих убеждениях, лишь поскольку убеждения эти важны для общины. А государству важно, чтобы каждый гражданин имел религию, которая заставила бы его любить свои обязанности. Но догматы этой религии [c.116] интересуют государство и его членов лишь настолько, насколько эти догматы относятся к морали и обязанностям, которые исповедующий их обязан выполнять по отношению к ближнему. Каждый может иметь сверх того какие ему угодно убеждения... (Там же. С. 573.)

Существует, таким образом, символ веры чисто гражданский, статьи которого суверен имеет право устанавливать не как догматы религии, конечно, но как чувства общественности, при отсутствии которых нельзя быть ни хорошим гражданином, ни верноподданным. Не имея возможности принуждать кого-нибудь верить в установленные им догматы, государство может изгнать из своих пределов всякого, кто в них не верит; оно может его изгнать не как нечестивца, а как человека необщественного, как гражданина, неспособного любить откровенно законы и справедливость и неспособного также принести в жертву, в случае надобности, свою жизнь своему долгу. Если же кто-нибудь, признав публично эти догматы, ведет себя как неверующий в них, то он должен быть наказан смертью: он совершил величайшее преступление: он солгал перед законами.

Догматы гражданской религии должны быть просты, [c.117] немногочисленны, выражены точно, без объяснений и комментариев. Существование могучего, разумного, благодетельного, предусмотрительного и заботливого божества, будущая жизнь, счастье справедливых, наказание

156

злых, святость общественного договора и законов — вот положительные догматы. Что касается догматов отрицательных, то я ограничиваю их одним только догматом — нетерпимостью... (Там же. С. 573-574.)

ДЕНИ ДИДРО (1713 – 1784)

Дени Дидро — французский философ, просветитель, руководитель Энциклопедии, критик искусства, писатель. Вместе с Вольтером оказал наибольшее влияние на современную ему общественную мысль. В философии прошел путь от деизма и этического идеализма до материализма и атеизма. В механистическо-материалистическое понимание природы внес некоторые диалектические идеи: связи материи и движения, связи протекающих в природе процессов, вечной изменчивости природных форм. Развивал учение о всеобщей чувствительности материи как условии порождения специфических содержаний ощущений. В области познания Дидро был сторонником локковского критического [c.118] эмпиризма. Все человеческие умозаключения как данные чувственного опыта коренятся в природе; в познании мы регистрируем известные из опыта явления, между которыми существует либо необходимая, либо условная связь. Знание, по мнению Дидро, должно иметь своей целью достижение способности совершенствовать и увеличивать могущество человека. В области политики Дидро был сторонником просвещенной монархии.

Основные произведения: Мысли к объяснению природы», «Философские основания материи и движения» и др.

Учение о природе

Не знаю в каком смысле философы полагали, будто материя безразлична к движению и покою. Хорошо известно, что все частицы тела взаимно притягиваются; это значит, что в этом мире все либо перемещается, либо находится в состоянии напряжения, или же одновременно перемещается и находится в состоянии напряжения...

Тело, по мнению некоторых философов, само по себе бездеятельно и лишено силы: это ужасная ошибка, идущая в разрез со всякой здравой физикой, со всякой здравой химией: тело преисполнено деятельности и силы само по себе, и по природе своих основных свойств, рассматриваем ли мы [c.119] его отдельные молекулы или всю массу.

К этому добавляют: чтобы представить себе движение, надо вне существующей материи вообразить силу, на нее воздействующую. Это не так: молекула, наделенная свойством, присущим ее природе, сама по себе есть деятельная сила. Она воздействует на другую молекулу, в свою очередь воздействующую на нее... Абсолютный покой есть абстрактное понятие, в природе его не существует; движение есть такое же реальное свойство, как длина ширина и глубина...

Невозможно предположить существование чего-либо вне материальной вселенной; никогда не следует делать подобных предположений, потому что из них ничего нельзя вывести. (Дидро Д.

Сочинения: в 2т. – М. 1986. – Т.1. С. 490-491.)

Во вселенной есть только одна субстанция: и в человеке и в животном. Ручной органчик – из дерева, человек из мяса, чижик из мяса, иначе организованного; но и тот и другой одинакового происхождения, одинаковой формации, имеют одну и ту же функцию, одну и ту же цель... Животное – чувствительный инструмент, абсолютно похожий на другой, при одинаковой конструкции; если снабдить его теми же струнами, ударять по ним одинаковым образом радостью, [c.120] страдание, голодом, жаждой, болью, восторгом, ужасом, то невозможно предположить, чтобы на полюсе и на экваторе он издавал бы различные звуки. Инструмент обладающий способностью ощущения, или животное, убедились на опыте, что за таким-то звуком следуют такие-то последствия вне его, что другие животные приближаются или удаляются, требуют или предлагают; заметьте, что в сношениях между животными и людьми нет ничего кроме звуков и действий. (Дидро Д. Избр. филос. произведения. – М., 1981. С. 149.)

157

Учение о познании

Мы располагаем тремя основными средствами: наблюдением природы, размышлением и экспериментом. Наблюдение собирает факты; размышление их комбинирует; опыт проверяет результаты комбинаций. Необходимо, чтобы наблюдение природы было постоянным, размышление

– глубоким, а опыт – точным. Эти средства редко оказываются соединенными. Вот почему творческих умов не так много...

Почему же у нас так мало достоверных знаний?... Абстрактные науки слишком долго занимали лучшие умы и почти не принесли плодов; в одних случаях вовсе не изучалось то, что надлежало знать, в других случаях в исследованиях[c.121] не было ни плана, ни метода, ни отбора; без конца нагромождали слова, а знание вещей отставало.

Истинный метод философствования заключался и будет заключаться в том, чтобы умом проверять ум, умом и экспериментом контролировать чувства, познавать чувствами природу, изучать природу изобретения различных орудий, пользоваться орудиями для изысканий и совершенствования практических искусств, который необходимо распространять в народе.

...Каковы бы ни были факты, они составляют подлинное Богатство философа. К несчастью, рациональная философия главным образом сопоставляет и связывает факты, имеющиеся в ее распоряжении, и гораздо меньше внимания уделяет тому, чтобы собирать новые факты... Но время доныне опрокидывало почти все сооружения рациональной философии...

Мы выделили два вида философии: экспериментальную и рациональную. У одной глаза завязаны, она всегда идет ощупью, берется за все, что попадется ей под руку, и в конце концов натыкается на драгоценные вещи. Другая собирает этот драгоценный материал и старается разжечь из него факел; но до настоящего времени этот факел служил ей хуже, чем ее сопернице в поисках на ощупь; Это и не удивительно. [c.122] Опыт бесконечно умножает свои поиски и действует непрерывно, он неизменно ищет явления, в то время как разум ищет аналогии. Экспериментальная философия не знает ни того, что ей попадается, ни того, что получается из ее работы; но она работает без устали. Наоборот, рациональная философия взвешивает возможности, выносит суждения и умолкает, она самоуверенно заявляет: «свет нельзя разложить!»; экспериментальная философия прислушивается к ней, молчит целые века, затем она вдруг показывает призму и говорит: "свет разложим!". (Дидро Д. Соч.: в 2 т. Т.1. – М. 1986. С. 340-343.)

Учение о человеке

...Мы люди – инструменты, одаренные способностью ощущать и памятью. Наши чувства – клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто сами по себе ударяют... (Дидро Д. Избр. филос. произв. – М., 1981. С. 148.)

Ощущением называют какое бы то ни было действие души, обусловленное соединением души с телом. Ощущать значит жить.

Ощущение происходит при помощи нервов, ибо их нельзя коснуться, не вызывая ощущения. Отсюда; простое [c.123] ощущение, приятное ощущение, болезненное ощущение. Не все части тела ощущают.

Нервы существуют повсюду, но это не все, что есть в организме. Кости, сухожилия, связки, сумки не ощущают. В нерве обладают чувствительностью не все его оболочки, а его мозговые нити. Для ощущения необходимы здоровый нерв и свободное общение нерва с мозгом.

... Когда человек совершенно здоров, тогда в нем не преобладает ни одно ощущение, заставляющее его обращать внимание на какую-либо часть тела, такое состояние когда-нибудь испытывает каждый человек, – то человек существует лишь в одной точке мозга, он весь там где его мысль... Способность человека к совершенствованию происходит от слабости его чувств, из которых ни одно не господствует над органом разума. (Там же. С. 484.)

158

Ощущение и следующее за ним проявление воли телесны; это две функции мозга. проявление воли предшествует действию мышечных волокон. Ощущение – определенная форма, бытия души, сознающей эту форму... Как бы ни представляли себе душу, это – подвижное, протяженное, чувствующее и сложное бытие.

Мы сознаем начало разума или души так же, как мы сознаем свое существование, существование своей руки, [c.124] тепла, холода, страдания, удовольствия. Отвлекитесь от этих телесных ощущений и души больше не будет... Душа ничего без тела. Я утверждаю, что ничего нельзя объяснить без тела. (Там же. С. 522)

Атеистическое учение

Я говорю вам, что никакого Бога нет; что сотворение мира – пустая фантазия; что вечность мира не более затруднительна для мысли, чем вечность духа; что из-за моей неспособности постигнуть, как могло движение породить эту вселенную, было бы смешно предполагать, ради устранения этой трудности, бытие существа, которое для меня столь же непостижимо; что если чудеса мира физического обнаруживают ум, что беспорядок в нравственном мире уничтожает всякое провидение. Я говорю вам, что если все создано Богом, то все должно обладать наибольшим совершенством, какое только возможно; ибо если не все обладает наибольшим возможным совершенством, значит в Боге есть бессилие или злая воля. Именно в этом пункте для меня остается неясным вопрос о его существовании, а раз так, то помогут ли мне ваши разъяснения? Если бы даже было доказано, (а на самом деле это не доказано) что всякое зло служит источником какого-нибудь блага, – то как доказать, что нельзя [c.125] было в его небытии и живут так, как если бы они действительно были в этом убеждены; это – фанфароны атеизма. Я ненавижу фанфаронов: они лжецы, я жалею настоящих атеистов; мне кажется, что для них нет утешения; я молю Бога за скептиков: им не хватает просвещенности... (Там же. С. 173.)

КЛОД–АДРИАН ГЕЛЬВЕЦИЙ (1715 – 1771)

Клод Адриан Гельвеций — философ, представитель французского материализма 18 века. Основу философии Гельвеция составил сенсуализм Локка, из которого были исключены все идеалистические моменты. Материя, которая существует объективно, познается при помощи ощущений. Под мышлением же Гельвеций понимал лишь человеческую способность к комбинированию ощущений. Он развивал идею о необходимости гармонического сочетания личных и общественных интересов, был сторонником идеи равенства, подчеркивал роль общественной среды в воспитании человеческого характера.

Основные произведения: «Об уме», «О человека». [c.126]

Овоспитании

Вкаждой стране искусство формировать людей так тесно связано с формой правления, что какое-либо значительное изменение в общественном воспитании вряд ли возможно без изменения

всамом государственном строе. Искусство воспитания есть не что иное, как знание средств для образования более крепких и сильных тел, более просвещенных умов и более добродетельных душ.

Мы столь далеки от всякой реформы воспитания, что я замечу только, что мы не соглашаемся в этой области даже на изменение наиболее глубоких и наиболее легко исправимых злоупотреблений. Кто сомневается, например, что для получения всего, что человек в состоянии дать, он должен наилучшим образом распределить время? И кто, убедившись в этой истине, не замечает с первого же взгляда, какие перемены можно было совершить в общественном воспитании?

Так, необходимо посвятить некоторое время разумному изучению родного языка. Как нелепо терять восемь или десять лет жизни на то, чтобы изучать мертвый язык, который забывается

159

тотчас же по окончании школы, потому что он почти совершенно непригоден в обыденной жизни? [c.127] Напрасно мне возразят, что молодых людей так долго держат в гимназиях не столько для изучения латыни, сколько для того, чтобы внушить им привычку к труду и прилежанию. Разве нельзя было бы для достижения этой же цели предложить им занятие менее неблагодарное? Неужели не боятся притупить в них ту природную любознательность, которая одушевляет нас в ранней молодости? Насколько укрепилась бы эта любознательность, если бы бессмысленное изучение слов заменили изучение физики, истории математики, нравственности, поэзии и т.п.?

...Образование юноши должно дать ему возможность выбирать между различными путями; гений должен быть свободен. Существуют знания, необходимые для каждого гражданина; таково знание принципов нравственности и законов своего государства. Все мои требования сводятся к тому, чтобы память молодого человека заполнялась идеями и предметами, относящимися к его вероятному поприщу...

Почему с таким пренебрежением относятся к воспитанию государей и вельмож и всех лиц, которые призваны занимать высокие должности? ...Если даже воспитание самих государей представлено случаю, то кто же позаботится о воспитании частных лиц?... В государствах деспотических нужно отказаться от надежды создать людей, выдающихся [c.128] добродетелями и талантами. Иначе в государствах монархических. Здесь можно рискнуть на такое предприятие с некоторой надеждой на успех; но в то же время приходится признать, что успех будет тем сомнительнее, чем больше монархическая форма правления будет приближаться к форме деспотической или чем испорченнее будут нравы. (Гельвеций. Соч.: в 2т. – М., 1973. С. 595-603.)

Учение об обществе

Силу истины неустанно славят, а между тем эта столь прославленная сила бесплодна, если она если она не оплодотворена интересами государства...

Говорят, что мнение правит миром. Бывают обстоятельства, когда, несомненно, общее мнение правит даже государями. Но что общего имеет этот факт с вопросом о силе истины? Доказывает ли он, что общее мнение есть ее произведение? Нет, наоборот, опыт доказывает нам, что почти все вопросы нравственности и политики решаются силой, а не разумом и что если мнение правит миром, то в конечном счете сильные мира правят мнением... Тот, кто распределяет почести, Богатства и наказания, привязывают всегда к себе множество людей. При помощи подобных средств султаны узаконивают свои нелепейшие притязания, приучают своих [c.129] подданных гордиться званием рабов и презирать звание свободных людей.

Какие взгляды наиболее широко распространены? Бесспорно, религиозные взгляды. Но устанавливаются они не разумом и не истиной, а насилием. Магомет, желая навязать свой Коран, вооружался, льстил воображению людей, пугал их. Страх и надежда побуждают в народах интерес принять его закон, и вскоре видения пророка становятся взглядами половины мира.

Но разве прогресс истины не протекает быстрее, чем успехи заблуждения? Да, если и первая, как и другое, одинаково провозглашаются властью. Истина сама по себе ясна, она доступна всякому здравомыслящему человеку. Наоборот, заблуждение, будучи всегда непонятным, всегда окутано туманом непостижимости, становится предметом презрения со стороны здравого смысла. Но что может сделать здравый смысл без силы? При образовании общепринятых взглядов насилие, мошенничество и случай всегда играли большую роль, чем разум и истина. (Там же. С. 475-476.) [c.130]

ПОЛЬ-АНРИ ГОЛЬБАХ (1723 – 1789)

Поль Анри Гольбах — французский философ-материалист и атеист. Выступал с критикой всяких форм религии и идеализма в философии, в которых видел «химеру», противоречащую здравому смыслу. Бога нет, а есть только материя, которая воздействует каким-нибудь образом на

160