Глава шестнадцатая

Поддержать Лобанова на техсовете мог директор Пролетарской ГЭС

Калмыков. За несколько часов до заседания Потапенко позвонил Калмыкову и

попросил немедленно подготовить ответ на письмо министра.

- Ах да, техсовет, - рассеянно спохватился Потапенко. - Ну ладно,

ладно, твое счастье, можешь не приезжать, пришли кого-нибудь.

Придвинув список членов технического совета, Виктор поставил минус

против фамилии Калмыкова. Борисова тоже не будет... Ну, теперь вроде все. В

каждом деле нужна подготовка. Управлять людьми - значит предвидеть. И Виктор

даже немного жалел Андрея. А вообще ему полезно будет. Сегодня, дружище,

тебе предстоит убедиться, что есть еще и другая наука и что с Виктором

Потапенко бороться не следует. Потапенко может взять тебя за шиворот, как

щенка, и отщелкать по носу. И сделает это он даже не своими руками.

Вопрос о новом плане работ лаборатории стоял последним в обширной

повестке дня. Андрей хотел было протестовать, но, заметив, отсутствие

Калмыкова, промолчал, надеясь, что вскоре Калмыков подойдет. Через полчаса

вместо Калмыкова появился Краснопевцев, союзник, как понимал Андрей,

малоавторитетный.

Воздух посинел от табачного дыма. Напряженное ожидание утомило Андрея.

Заседание шло третий час. Члены техсовета тоже устали. Некоторое оживление

внес приезд профессора Тонкова.

- Вы разрешите? - стоя в дверях и кланяясь, приятно пророкотал он.

Долгин вскочил, освобождая кресло. Тонков поздоровался с главным

инженером, с Потапенко, величественно кивнул остальным и уселся, положив

перед собой толстый портфель желтой кожи с монограммой.

- Товарищи, мы пригласили сегодня на заседание Юрия Ильича Тонкова, -

провозгласил Потапенко, не глядя на Андрея.

Главный инженер придвинул гостю план работ лаборатории, рассказывая

вполголоса, о чем идет речь.

Тонкову нравилось почтительное внимание, которым встречали его

производственники. Он считал себя главой школы, ему полагалось руководить

институтом, раздавать идеи. Тратить силы на научную работу он не мог и

считал неразумным. Он использовал молодых, они росли под его руководством,

они выполняли его исследования, и он позволял им быть соавторами, так было

лучше для них, по крайней мере их печатали без промедления. Он еле успевал

бывать в различных комиссиях, комитетах. Он испытывал удовлетворение от

непрерывного потока телеграмм, пригласительных билетов, повесток. Ему

нравилось жаловаться на свою загруженность. Он был значим, нужен. И кто

знает, может быть, действительно на нем держалась наука?

Когда наконец добрались до последнего пункта повестки дня, кто-то

предложил перенести вопрос об электролаборатории на следующее заседание.

Главный инженер посмотрел на Лобанова.

- Обязательно, обязательно надо обсудить сегодня, - горячо сказал

Андрей.

Все задуманные Андреем мероприятия упирались в утверждение плана.

Десятки раз Андрей требовал от главного инженера дать возможность

лаборатории заниматься хотя бы несколькими научными исследованиями и

постоянно наталкивался на какое-то вязкое, изнуряющее, непонятное

противодействие. Если бы ему сказали твердое "нет", он мог бы потребовать

объяснения. А то все соглашаются, кивают головами... и все на этом

кончается. Нет, не кончается, а тянется, тянется без конца. И не придерешься

- говорят радушно, искренне: "Разумеется, вот только утвердим план, и тогда

- пожалуйста". Все ссылались на план; таким образом, от плана зависело и

направление работ, и создание его собственного локатора, и оборудование.

Потапенко неожиданно поддержал Андрея.

- Мы этот вопрос решим быстро, - сказал он, показывая, что отстаивает

интересы лаборатории, и в то же время низводя обсуждение в разряд тех

удобных, незначительных дел, когда от членов совета требуется лишь

проголосовать.

Докладывая о своем новом плане, Потапенко говорил как о предрешенном

вопросе, устало, почти небрежно, останавливаясь лишь на наиболее выигрышных

местах. Для каждого предприятия у Потапенко был приготовлен сюрприз. Пожилой

мастер, кабельщик Наумов, послюнив карандаш, записал себе:

"Электронагреватель".

- Давно пора. Костры жжем на улицах. Срам, - пробормотал он.

- Может быть, кое-кому покажется, что в плане мало чисто научных работ,

- сказал в заключение Виктор, - но нам следует в этом году прежде всего

обеспечить насущные нужды наших предприятий, поднять элементарную культуру

производства, а за тем уже приняться и за высокие материи.

Все понимающе улыбнулись. Виктор так же мягко и устало ответил на

вопросы и, собрав бумаги, уселся по левую руку от главного инженера.

- Какие будут суждения? - спросил главный инженер.

- Ясно, - пробасил с места директор Комсомольской Тарасов. - План

правильный. Лишь бы выполнили.

Слово предоставили Лобанову. Резкий звук его голоса сразу согнал

миролюбивое настроение. После мягкой речи Потапенко слова Андрея резали слух

своей грубостью.

Он сам чувствовал, что взял излишне круто, что аудитория раздражается

против него, но поведение Виктора, и подозрительный приезд Тонкова, и вся

обстановка, которая явно складывалась не в пользу Андрея, вынуждали его

рисковать.

- У нас сильный коллектив, средства... А вы хотите из пушки по

воробьям. Разве так надо использовать нас? Кто же будет решать настоящие

проблемы технического прогресса? Выходит, не кому. "Электронагреватели"... -

с издевкой повторил он. - Воз можно, для технического отдела это верх науки.

А я гарантирую: вот вы, товарищ Тарасов, поручите это любому инженеру на

станции, он сделает нагреватель с тем же успехом, что и мы.

- Как же, больше нам делать нечего, - отозвался Тарасов. Главный

инженер постучал карандашом. Чем безнадежнее

становилось положение Андрея, тем яростнее он нападал. Вместо плана

Потапенко он призывал утвердить план настоящих научных работ. Тут были и

усовершенствование автомата Рейнгольда, и автоматизация управления котлами

на теплостанциях, и локатор.

Он критиковал каждого из двадцати человек, сидящих перед ним за

длинным, крытым зеленым сукном столом, он обрушился на главного инженера и

директоров станций, испытывая радость уже оттого, что наконец начался

открытый бой.

- ...Вы, товарищ Пятников, прославились наладкой приборов, - обращался

он к монтеру Пятникову, - а вдуматься, так все ваше умение от нашей

отсталости идет. Приборы наши давно пора выбросить и поставить вместо них

автоматы, освободить людей от тяжелого труда. Давно пора. Вы не виноваты,

товарищ Пятников, но, честное слово, вы мне напоминаете старорежимного

писаря с гусиным пером, когда кругом стучат машинистки...

- Регламент! - строго напомнил Долгин.

- Сколько вам надо? - спросил главный инженер. Андрей попросил десять

минут, члены совета зашумели. Андрей, ни слова не говоря, сел на место.

Перед ним положили записку: "Правильно. Только не горячитесь". Подписи

не было, и эта трусливая поддержка не обрадовала Андрея. Он почувствовал

усталость. Мускулы лица ослабли, голова стала тяжелой. По когда начал

выступать Наумов, он словно ожил.

Потапенко ввел Наумова и Пятникова в техсовет в качестве парадных

фигур: представители рабочих. Заслуженный мастер, Наумов выступал крайне

редко, это был добрый, очень мягкий человек из той категории безответных,

скромных работяг, для которых легче проработать целый день, чем сказать

пятиминутную речь. Однако сейчас, конфузливо тиская в пепельнице дымящую

папироску, Наумов сказал, что все же локатор им, кабельщикам, понужнее

электронагревателя.

Вслед за Наумовым выступил Пятников и бойко отчитал и Наумова и

Лобанова. Не касаясь существа дела, он начал говорить о рабочем классе, о

техническом прогрессе, о том, что Лобанова не интересует инициатива рабочего

класса, ему ничего не стоит обидеть рабочего человека.

Все помнили, что ничего такого Лобанов не говорил, но Пятникову

сочувственно кивали и успокаивали его, укоризненно поглядывая на Андрея, -

разве можно обижать рабочего человека, да еще знатного нашего рабочего.

Андрей с надеждой посмотрел на Краснопевцева, тот опустил глаза, лицо

его стало сонно-безразличным.

"Герой коридора", - презрительно подумал Андрей.

Однако у Лобанова нашлось несколько неожиданных приверженцев. Инженер

высоковольтных линий передач сказал:

- В Америке на заводах существует особая должность - "думающий

инженер". Он занимается исключительно рационализацией. Ходит по цехам и

думает. Его обязанность дать в год экономии на такую-то сумму. Вникните,

товарищи, какое уродство: один думающий инженер, и то за деньги.

- Зачем им думать, завод чужой, - сказал главный инженер. Говоривший

повернулся к Тарасову и, воинственно указывая

на него пальцем, перешел в нападение:

- Плохого вы мнения о наших инженерах. Боитесь доверять им. А они с

удовольствием займутся небольшими исследования ми. Не возьмутся - так

заставим. А лаборатория пусть и впрямь высокими материями занимается.

- Высокая-то высокая, да чтобы материя была, - усмехнулся главный

инженер.

Виктор улыбнулся вместе со всеми, хотя ему вовсе не было смешно.

Подобно опытному врачу, который бдительно следит за пульсом больного, он

сразу почувствовал неприятные перебои в ходе заседания. Что-то переменилось.

Как ни мало было сторонников у Лобанова, их слушали с каждой минутой

внимательнее. Последняя реплика главного инженера звучала вполне

одобрительно.

Виктор видел, как Андрей поднял голову, и, внимательно слушая, быстро

записывал. Наверно, думает снова выступить. Губу закусил, лицо спокойно,

что-то придумал. Виктор незаметно кивнул Долгину.

Опираясь кулаками о край стола, Долгин дождался особой,

многозначительной тишины. Если бы никто не понимал языка, на котором он

говорил, то по драматически звенящему, прокурорскому голосу, по тому, как

Долгин грозно наклонялся вперед, стал бы ясен разоблачительно-осуждающий

характер его слов.

Пятников поместился удобнее в кресле, глаза его забегали от Долгина к

Лобанову, и многие взгляды тоже обратились к Лобанову, проверяя,

действительно ли этот человек способен на такое.

Долгин обвинял Лобанова в том, что пересмотр плана вызван исключительно

желанием Лобанова заниматься локатором. Лобанов пришел в лабораторию ради

локатора, что ни для кого не секрет. План, выдвинутый им, - фикция, она

нужна, чтобы маскироваться. Отсталые настроения Лобанова проявляются в

безразличии к нуждам производственников. Отрыв от масс, выразившийся в

создании обособленности инженерных работников лаборатории, осужден

партийными органами. Лобанов пытается использовать ситуацию в целях

получения материальных средств для занятий над локатором. Очевидно, он

запланировал докторскую диссертацию, статьи. Вот в чем подоплека

происходящих событий!

Обтянутое бледной кожей гладкое лицо его поднималось все выше, в

скорбном негодовании. Вместо "товарищ Лобанов", Долгин употребил местоимение

"он", и это придавало его словам какую-то особую, разоблачительную окраску.

- Наши лучшие изобретатели-рационализаторы не требуют государственных

средств на разработку своих идей. Возьмите, к примеру, товарища Рейнгольда.

Мы его не освобождали от работы, не окружали его помощниками...

- Ложь!.. - крикнул Андрей. - Как вам не стыдно, Долгин! Вы же член

парткома!

- Критику надо любить, - бесстрастно ответил Долгин. И, отвернувшись к

главному инженеру, сурово продолжал: - Пока что у него существует одна голая

идея локатора. Используя свое служебное положение...

- Товарищ Долгин, мы здесь разбираем не поведение Лобанова, а план, -

вмешался главный инженер.

Долгин запнулся. Все зашевелились, заговорили, освобождаясь от

угнетающего набата этого медного голоса. Наумов наклонился к Андрею,

похлопал его по коленке:

- Загнул, загнул Долгин. Напустил дыму. Инженер-высоковольтник

отозвался вполголоса:

- Дыму много, а нажарено мало.

Тем не менее, обвинения Долгина достигли цели.

- Вот оно в чем дело, - сказал Тарасов, - нам советуют нагреватели

делать, а сами будут научный капитал наживать.

- Насчет капитала, - подхватил Долгин, - предлагаю заслушать ценное

мнение профессора Тонкова, крупнейшего специалиста по этому вопросу.

Он не заметил двусмысленности своей фразы. Главный инженер прикрыл

подбородок рукой, чтобы спрятать улыбку, и сказал:

- Мы были бы рады.

Тонков погладил бороду, откашлялся и задумался.

Легкий шепоток пробежал вдоль стола, и наступила почтительная тишина.

"Ловко придумано", - стиснув зубы, усмехнулся про себя Андрей.

Нарушая эту почтительную тишину, Андрей вдруг потянулся и шумно зевнул,

похлопывая рот ладонью. Он сам не понимал, зачем он это сделал. Наверно, это

было единственное, чем он мог выразить свое презрение к Тонкову, и к

Долгину, и к тому спектаклю, который будет сейчас здесь разыгран.

Мальчишеская выходка Лобанова никому не понравилась. Главный инженер

покачал головой, даже Наумов смутился.

Кротко пожав плечами, Тонков рассказал, как он имел возможность

ознакомиться с идеей аспиранта Лобанова и еще тогда предупредил его о

бесплодности этой темы. Нужную точность получить на локаторе невозможно...

Ему не хотелось бы полагать, что в данном случае Лобановым движут какие-то

низменные мотивы, будем все же считать, что имеет место искреннее

заблуждение молодого ученого. Он, Тонков, рекомендует продолжать

совершенствовать существующий метод, дополнив его новыми разработками

Тонкова, поскольку этот метод лежит в русле всех традиций русской науки. Его

институт согласен взять на себя доведение этого метода в содружестве с

электролабораторией.

- Будем надеяться, что такая дружба окажется плодотворной как для вас,

Андрей Николаевич, человека, вступающего в науку, так и для всего коллектива

лаборатории, - эффектно закончил он, показав всем, насколько интересы науки

он ставит выше личной антипатии.

В сравнении с дерзостью Лобанова предложение Тонкова выглядело

чрезвычайно благородно. Тонкову пожимали руку, он кланялся, улыбался, блестя

красивыми большими зубами.

Андрей сказал хриплым от долгого молчания голосом, что старый метод был

отвергнут им еще во время работы над диссертацией, еще тогда он убедился в

бесплодности штопки этой рухляди. Для него вопрос ясен: он не намерен

заниматься реставрацией изношенного старья.

Вот когда Виктор Потапенко улыбнулся от души, потому что он точно

предвидел такой поворот событий.

- Разрешите, Дмитрий Алексеевич? - спросил он у главного инженера. -

Конечно, жаль, что Андрей Николаевич так категорически отказывается от

предложения профессора Тонкова. К счастью, у нас есть выход. Молодой

талантливый инженер лаборатории Устинова горячо берется за это исследование,

и я думаю, мы всячески поддержим ее инициативу.

"Сговорились за моей спиной. Так... так", - возмущенно думал Андрей. По

раскрытому листку блокнота бежали записи его возражений Долгину и Тонкову,

формулы, доказательства. Прочь. Ничего не нужно. Он выдернул листок и

разорвал. На мгновение встретился взглядом с Виктором и в глубине его черных

глаз увидел злорадное напряженное ожидание. И тогда, готовый к тому, чтобы

заявить, что он отказывается от руководства лабораторией, Андрей вдруг

понял, что на это и. рассчитывал Виктор. Все, что происходило на техсовете,

сводилось к этой ловушке. Она оставалась замаскированной от всех, кроме него

и Виктора.

- Товарищи, я вынужден подчиниться, - медленно сказал Андрей. -

Поскольку я оказался в меньшинстве, кое-кто может считать, что я был не

прав. Но я буду действительно не прав толь ко в том случае, если не добьюсь

своего.

Глаза Виктора полузакрылись; когда он открыл их, они были снова

безмятежно ясные, с обычным лукавым и приветливым блеском.

Главному инженеру захотелось приободрить Лобанова:

- Важен результат, Андрей Николаевич. Какой метод, каким прибором -

дело десятое. Нам важно иметь гарантию. Мне кажется, профессор Тонков

предлагает надежный путь.

- Дмитрий Алексеевич, яичный порошок, конечно, надеж нее, - сказал

Андрей. - Мы не рискуем нарваться на тухлое яйцо. Но ведь порошок невкусен.

Главный инженер рассмеялся:

- Ага, а тухлое яйцо все-таки возможно? Вот то-то и оно. Этой фразой он

как бы подводил итог своим размышлениям.

Какая-то часть его души была на стороне Лобанова. Сквозь неуклюжую

резкость лобановских слов, сквозь его задиристость, неумение ладить с людьми

Дмитрий Алексеевич разглядел и другое - Лобанов смело ставил коренные

проблемы автоматизации, и, если даже Долгин и прав, Лобанову нельзя отказать

в таланте и страстной вере в свой локатор. Чутьем опытного администратора

Дмитрий Алексеевич угадывал какую-то продуманность в действиях Потапенко, и

этим же чутьем он руководствовался в своем решении: Лобанов по сравнению с

Тонковым фигура не авторитетная. Если провалится Лобанов со своим локатором,

ему, главному инженеру, скажут: куда же вы смотрели, поручили мальчишке,

сами виноваты; если провалится Тонков, всегда можно возразить: Тонков -

человек заслуженный, кому же было поручать, как не ему. И все согласятся.

Большинством пятнадцати против четырех технический совет одобрил план,

предложенный Потапенко. Воздержался Краснопевцев.

Весь план, выдвинутый лабораторией, в том числе и локатор, - все было

отклонено.

Виктор догнал Андрея в гардеробе:

- Домой? Я тебя подвезу.

- Пошли, - рассеянно ответил Андрей.

Они вышли из подъезда, молча постояли, глубоко вдыхая чистый воздух.

- Давай договоримся, - сказал Виктор, - после работы, как бы там ни

ссорились, мы прежние друзья. Не люблю я смешивать эти вещи.

Андрей спустился на ступеньку, лицо его пришлось вровень с лицом

Виктора.

- Нет. Не выйдет. В деле врозь - и вообще врозь. Не могу я с тобой

миловаться. Вот. Тебе куда? Ах, в машину! Ну, пока.