Явление второе

Барин, Вася, потом Хлынов и прислуга. Барин. Ну, как твои дела? ВАСЯ. Квитанцию добыл, да не знаю, как вот Тарах Тарасыч... Он... БАРИН. Деньги заплатит. ВАСЯ. Ужли заплатит? БАРИН. Заплатит, только тебя в шуты определит. ВАСЯ. Ну, уж это зачем баловаться! БАРИН. Что ж, не хочешь? Лучше в солдаты пойдешь? ВАСЯ. Само собой. БАРИН. Нет, шалишь! Я вашего брата видал довольно; не такие солдаты бывают у тебя поджилки некрепки. В писарях тебе быть, это так; хохол завивать, волосы помадить, бронзовые цепочки развешивать, чувствительные стихи в тетрадку переписывать, это так; а в солдаты ты не годишься. А вот сам Хлынов идет, толкуй с ним. ВАСЯ робко отступает. Входит Хлынов и несколько человек прислуги. ХЛЫНОВ. Уехали. Ну, вот что я теперь, братец ты мой, остался! С тоски помирать мне надобно из-за своего-то капиталу. БАРИН. Вольно ж тебе скучать-то! ХЛЫНОВ. А что ж мне делать? Взад-вперед бегать? На тебя, что ль, удивляться? Какие такие узоры, братец, на тебе написаны? БАРИН. Во-первых, ты осторожней выражайся, а во-вторых, у тебя на то АРИСТАРХ, чтобы тебе увеселения придумывать. ХЛЫНОВ. Да, должно быть, ничего не придумал. Я ему еще давеча приказывал: сиди, братец, не сходя с места, думай, что мне делать сегодня вечером. (Слуге.) Где Алистарх? СЛУГА. Здесь, в саду, под деревом лежит. ХЛЫНОВ. Думает? СЛУГА. Нет, в дудку дудит, ястребов приманивает. ХЛЫНОВ. Ему думать приказано, а он в дудку дудит. Позвать его сейчас ко мне на глаза! Слуга уходит. ХЛЫНОВ. (увидав Васю, садится в кресла, разваливается и говорит важным тоном) А, ты здесь! Поди сюда, я желаю с тобой разговаривать! Как я, братец ты мой, при твоей бедности, хочу быть тебе благодетелем, Вася кланяется. по этому самому, я у тебя спрашиваю, как ты сам о себе думаешь? ВАСЯ. Квитанцию нашли-с. ХЛЫНОВ. А какой может быть курс на эти самые патенты? ВАСЯ. То есть как цена-с? ХЛЫНОВ. Ты, братец, должен сразу понимать. Я для всякого ничтожного человека не могу по десяти раз повторять. ВАСЯ. Четыреста рублей-с. ХЛЫНОВ. Откуда ж ты эти самые капиталы получить в надежде? ВАСЯ (кланяясь в ноги)Не оставьте, Тарах Тарасыч! ХЛЫНОВ. Ты, может, братец, воображаешь, что твои поклоны оченно дорого стоят? ВАСЯ. Бог даст, мы с тятенькой поправимся, так в те поры вам с благодарностью... ХЛЫНОВ. Как ты, братец, мне, на моей собственной даче, смеешь такие слова говорить! Нечто я тебе ровный, что ты мне хочешь деньги отдать? Ты взаймы, что ли, хочешь взять у меня, по-дружески? Как посмотрю я на тебя, так ты, братец, никакого образования не имеешь! Ты должен ждать, какая от меня милость будет; может, я тебе эти деньги прощу, может, я заставлю тебя один раз перекувырнуться, вот и квит. Ты почем мою душу можешь знать, когда я сам ее не знаю, потому это зависит, в каком я расположении. ВАСЯ. На все ваша воля, Тарах Тарасыч; а что у меня теперича душа расстается с телом. ХЛЫНОВ. Так бы ты должен с самого спервоначалу... покорность... Теперь я тебя, братец ты мой, так решаю; четыреста рублев для меня все равно плюнуть,а за эти деньги ты будешь служить у меня год, в какое я тебя звание определю. ВАСЯ. Уж вы мне теперь скажите, Тарах Тарасыч; потому мое дело такое: тятенька, опять же знакомства много, как были мы в городе на знати, сами тоже в купеческом звании... ХЛЫНОВ. Быть тебе, братец ты мой, у господина Хлынова запевалой. Вот тебе и чин от меня. ВАСЯ. Уж оченно страм перед своим братом, Тарах Тарасыч. ХЛЫНОВ. А коли страм, братец, я тебя не неволю, ступай в солдаты. ВАСЯ. Позвольте, Тарах Тарасыч, подумать! ХЛЫНОВ. Вот опять ты выходишь дурак и невежа! Давно ль ты сенатором стал, что думать захотел! Думают-то люди умные. А коли ты, братец, думать захотел, так свести тебя опять в арестантскую, там тебе думать будет способнее. ВАСЯ. Нет, уж вы, Тарах Тарасыч, мою молодость не губите; а как, значит, вам угодно, так пусть и будет. ХЛЫНОВ. Недолго же ты, братец мой, думал. Входит Аристарх.