Явление второе

МАТРЕНА и НАРКИС МАТРЕНА. Что, беспутный! Что, беспутный! Вот погоди, достанется тебе от хозяина. НАРКИС. Не больно страшно. Ты меня не пугай! Я нынче и не такие страсти видел, да не испугался. Вот тебя бы на этакую страсть, посмотрел бы я, что ты заговорила. Тут на одном такие сапоги были, что у тебя от одних от сапог-то душа бы в пятки ушла. А уж какие шляпы! Да вс╦ с перьями. А у одного мешок на голове, суконный. МАТРЕНА. От такого загулу мало ль что приснится. Дня на два рассказывать будет. НАРКИС. Ну, уж это я знаю, приснилось мне или нет. Оно хоть я и не больно испугался, а все меня как будто ломает; мне теперь поправка хорошая нужна. МАТРЕНА. Какая поправка? НАРКИС.. Рому бутылка, а то две... На ночь я теплого. МАТРЕНА. Ты липового цвету лучше. Нар кис. Ври еще! Ромашки не выпить ли? Очень нужно сырость-то эту в животе заводить. Сказано тебе, рому. Я свою натуру лучше знаю. МАТРЕНА. Где ж я возьму? НАРКИС. Ищи поди! Не найдешь впотьмах, так фонарь зажги. МАТРЕНА. Этакого ирода, как ты, еще свет не создавал. НАРКИС. Да уж ты, кстати, с ромом-то захвати для меня тысячу рублей; по моим расчетам, у меня теперь ровно тысячи не хватает. МАТРЕНА. Ни, ни, ни! Ни под каким видом! И не заикайся! НАРКИС. Я и то не заикаюсь, я тебе явственно говорю. А то я тебя и на порог к себе не пущу. А завтрашнего числа, как буду хозяину отчет отдавать, все твои дела ему, как на ладони. МАТРЕНА. Не я ль твою образину кругом облагодетельствовала. И тебе не жаль свою благодетельницу? НАРКИС. Который я раз тебе говорю, что во мне жалости нет. Ты на мою жалость и не уповай никогда. МАТРЕНА. Ох, погубитель! погубитель! НАРКИС. Вот что, ты тише, не делай страму прежде времени. МАТРЕНА. Где я столько денег возьму? НАРКИС. Ну, ежели малость чего не хватит, я прощу. МАТРЕНА. Да как я к тебе приду-то? Ну, как Силантий увидит? НАРКИС. А ты вот что: возьми у мужа кафтан либо шинель, да и надень, а на голову шляпу. Силантий ежели хоть и увидит, так подумает, что сам хозяин идет ко мне, браниться. А я пойду самовар поставлю, чтобы мне теплого... Уходит во флигель, МАТРЕНА в дом, СИЛАН выходит из ворот.

Явление третье

СИЛАН, потом МАТРЕНА. СИЛАН. Врозь разошлись. Диковина! А городничий дожидается. Пойти сказать ему, чтоб шел домой. Полно, мол, тебе по ночам-то! Иди, мол, старичок убогонький, домой! Тоже ведь и их дело! Как не пожалеть! Обыватель теперь спит, а он его береги. А кого беречь-то? Кого? Да еще взыскивают. То не усмотрел, другое оплошал. Ишь ты, обывателю покой нужен. А для чего ему покой? Что он, трудился, что ли, через силу? Напился, наелся, да и на пуховик, как чурбан али пень какой. Службы он никакой не нес, походов из конца в конец не ломал, смертной чаши не видывал; лежит как боров, да говорит: ты меня от всякой напасти соблюдай! Нет, кто как, а мне нашего старика жаль. Первое дело старый, уродованный... Выходит МАТРЕНА в шинели и шляпе. Что за диво! Хозяин вышел! Очень мне это удивительно, потому в эту пору разве его только рычагом или на блоке, а то не подымешь. (Подходит к Матрене.) Что тебе! Аль не спится? Ты будь без сумления, я тута. МАТРЕНА (переменив голос). Ступай за ворота! Чего ты здесь не видал! СИЛАН. Приказываешь за ворота? Были мы и за воротами. МАТРЕНА. Ступай, говорят тебе! СИЛАН (про себя). Эге! Вот оно что! (Матрене.) Иду, иду, хозяин; всю ночь буду у калитки сидеть оставайся с успокоем. (Идет к воротам.) Матрена входит к Наркису. Нет, шалишь! Не обманешь. Коротко шагаешь, ноги спутаны. Что у нее в руках-то? Какой-то мешочек; должно, орехов Наркису несет, позабавиться. (Подходит к калитке, и отворяет ее.) Входят АРИСТАРХ и ПАРАША.