вопросы №8,9,11

8. Когнитивная база лингвокультурного сообщества и прецедентные феномены в межкультурной коммуникации.

Культурным пространством мы называем форму существования культуры в человеческом сознании. Те или иные феномены культуры при восприятии их человеком отражаются в сознании последнего, где и происходит опре­деленное структурирование отражаемого и устанавли­вается их взаимоположение, иерархия, т. е, некие систем­ные отношения отражаемых феноменов. Б. С, Яковлева, исследуя пространство в языковой картине мира и опи­раясь на идеи таких ученых, как М. Хайдеггер и В. Н. То­поров, говорит о «диктате вещей при восприятии и опи­сании пространства», о том, что «не существует такого пространства, которое было бы независимо от вещей» [Яковлева: 38], Это справедливо и по отношению к куль­турному пространству. В данном случае «вещами», задаю­щими и формирующими его, выступают феномены куль­туры, вернее, не сами эти феномены, а представления о них, существующие в сознании. Эти представления не являются равноценными, и, соответственно, само куль­турное пространство выступает как неоднородное.

В культурном пространстве можно выделить центр и периферию, Центр национального культурного простран ства образуют феномены, являющиеся достоянием прак­тически всех членов лингво-культурного сообщества. Каж­дый из представителей последнего обустраивает собствен­ное пространство, заполняя его феноменами, которые мо­гут быть значимыми только для него самого, и не призна­вать центрального положения других феноменов Однако даже в этом случае он абсолютно свободно ориентирует­ся в центральной части национального культурного про­странства, не нуждаясь при этом в каком-либо «гиде». Представитель же иного национально-культурного сооб­щества, пытаясь овладеть данной культурой, наоборот, «блуждает» в центре. Особые трудности у него вызывает то, что ядерные элементы культурного пространства чрез­вычайно редко подвергаются осмыслению, рефлексии и экспликации со стороны тех, для кого это пространство является родным.

Мы исходим из постулата о национальной детермини­рованности культурного пространства, которое, естест­венно, включает в себя «общечеловеческие», универсаль­ные элементы, но в каждом отдельном культурном про­странстве они будут занимать свое особое положение. Культурное пространство включает в себя все суще­ствующие и потенциально возможные представления о фе­номенах культуры у членов некоторого лингво-культур­ного сообщества. При этом каждый человек обладает осо­бой, определенным образом структурированной сово­купностью знаний и представлений. Мы, как уже указы­валось выше, называем такую совокупность индивидуаль­ным когнитивным пространством (ИКП). При этом суще­ствует некая совокупность знаний и представлений, кото­рыми обладают все представители того или иного со­циума (профессионального, конфессионального, генера­ционного и т. д.), которую мы определяем как коллектив­ное когнитивное пространство (ККП). Определенным же

образом структурированная совокупность знаний и пред­ставлений, которыми обладают все представители того или иного лингво-культурного сообщества, определяется нами как когнитивная база¹ (КБ).

КБ необходимо отличать от культурного пространства и даже от центральной его части, хотя в них входят зна­ния и представления, являющиеся достоянием практиче­ски всех членов лингво-культурного сообщества. Напол­нение КБ отличается от наполнения культурного про­странства: первую формируют не столько представления как таковые, сколько инварианты представлений (суще­ствующих и возможных) о тех или иных феноменах, кото­рые хранятся там в минимизированном, редуцированном виде. Например, говоря о Куликовской битве, мы активи­зируем определенный набор дифференциальных призна­ков этого события и присущих ему атрибутов. В зависи­мости от различных факторов этот набор у двух произ­вольно взятых индивидов может существенно различать­ся, но существует национальный инвариант представле­ния о Куликовской битве. Культурное пространство вклю­чает в себя существующее и потенциальное², Потенциаль­ная «зона» культурного пространства — источник дина­мических изменений данной культуры, она рождает но­вые смыслы по инвариантным смыслообразующим моде­лям данной культуры; с разрушением последних разру­шается, подвергается глобальной реконструкции или рас­падению само тело национальной культуры, на ее месте

образуется иная культура или несколько культур. КБ оказывается значительно более статичной, меньше подвер­жена изменениям. Индивидуальные представления мо­гут оказывать влияние на границы культурного простран­ства и на переструктурацию внутри него. Периферийные элементы перемещаются в центр и наоборот. Аналогич­ные процессы происходят и в КБ. Индивидуальное пред­ставление может получить статус коллективного, мини­мизируется, входит в КБ, при этом может вытеснять дру-гое(-ие).

Именно владение знаниями и представлениями, входя­щими в КБ и имеющими надличностный инвариантный характер, позволяет индивиду ориентироваться в про­странстве соответствующей культуры и действовать по ее законам.

Таким образом, каждый человек обладает своим ин­дивидуальным когнитивным пространством(ИКП), набо­ром коллективных когнитивных пространств (ККП) и ко­гнитивной базой (КБ) того лингво-культурного сообще­ства, членом которого он является. Схематично это мо­жет быть представлено следующим образом¹:

Итак, мы называем когнитивной базой совокупность знаний и представлений, общих практически для всех чле­нов лингв о-культурного сообщества. Основными (но не единственными!) составляющими КБ являются не личные знания и представления тех или иных индивидов о «куль­турных предметах», но национально-детерминированные инварианты восприятия последних. При вхождении в КБ тот или иной «культурный предмет» подвергается суще­ственной редукции, при которой из всего многообразия присущих ему признаков вычленяется лишь ограниченный набор последних. Это приводит к тому, что «культурный предмет» хранится в КБ в минимизированном виде. Ин­дивидуальное когнитивное пространство индивида может включать помимо национального инварианта и личност­ное представление. В своем речевом поведении, однако, языковая личность ориентируется, как правило, именно на инвариант, хранящийся в КБ. Индивидуальные пред­ставления подвержены постоянным изменениям> инва­рианты же оказываются слабо «проницаемы» для опыта, что ведет к их устойчивости и статичности.

Разные лингво-культурные сообщества обладают раз­ными КБ, что связано с различиями в «языковых карти­нах мира», разным членением и классификацией окружа­ющей нас действительности. КБ, с одной стороны, оказы­вается результатом действия специфических для каждого языкового сообщества моделей восприятия и обработки информации, а с другой — сохраняет, структурирует и задает эти модели, создает возможности для их меж­поколенной трансляции, обусловливающей, в свою оче­редь, языковое и культурное единство членов данного сообщества.

В функциональном плане КБ соответствует макропре­суппозиция, актуализация того фрагмента КБ, который релевантен для осуществления коммуникации. Особую сложность для инофона представляет то, что знания и представления, входящие в КБ, чрезвычайно редко экс­плицируются носителями языка в своей речи¹. Естествен­но, что для инофона, обладающего иной КБ, деление ин­формации на имплицитную/подлежащую экспликации будет совсем не таким, как у русского.

Основными составляющими когнитивной базы явля­ются прецедентные феномены. Набор тех «культурных предметов» (отраженных в сознании феноменов материального или духовного мира), который, в свою очередь, отражает и определяет специфику национального характера, этнического и язы­кового сознания. Подобные «предметы» мы называем прецедентами и в дальнейшем пытаемся исследовать их бытование в сознании, связь с языком, особенности их актуализации на вербальном уровне. Как следует из при­веденной в предыдущем абзаце гипотезы, которую мы принимаем в качестве рабочей, ценностная ориентация ЛКС, определяющая ценностную структуру каждой от­дельной личности, с одной стороны, находит свое отра­жение в системе прецедентов этого сообщества, а с дру­гой — задается этой системой, доказательства чему будут приведены ниже. Именно прецедентные феномены, пред­ставляющие собой отражение в коллективном сознании прецедентов в широком смысле этого слова, являются основными компонентами того общего для всех членов ЛКС ядра знаний и представлений, к изучению которого последнее время все активнее обращаются различные спе­циалисты, указывающие на существование «инвариантной части в структуре языковой личности» [Караулов 87: 38], национально детерминированной системе символов, ассо­циаций и информации [Hirsch 88], «базового стереотип­ного ядра знаний, повторяющегося в процессе социализа­ции индивида в данном обществе и достаточно стереотип­ного (на уровне этнической культуры, а не личности)» [Прохоров 96; 14]. Исследуются при этом не столько раз­ные объекты, сколько разные стороны и аспекты одного объекта, Последний мы называем когнитивной базой ЛКС (определение данного термина по композиционным сооб­ражениям будет дано чуть позже) и считаем, что именно прецедентные феномены являются ее ядерными компонен­тами. Все сказанное заставляет нас подробно остановить­ся на нашем понимании прецедентности, на том, каким феноменам может быть присвоен статус прецедентных и как они могут быть классифицированы.

Понятие прецедентности. Термин «прецедентность» и образованные от него являются одними из наиболее ак­тивно употребляемых в последнее время в теоретической и прикладной русистике. Толчком к этому послужило, ве­роятно, введение Ю, Н. Карауловым понятия прецедент­ного текста, под которым он понимает тексты «1) значи­мые для той или иной личности в познавательном и эмо­циональном отношении, 2) имеющие сверхличностный характер, т, е. хорошо известные широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и совре­менников, и, наконец, такие, 3) обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языко­вой личности» [Караулов S7; 216]. Вслед за понятием пре­цедентного текста вводится понятие прецедентного вы-

оказывания ([Костомаров, Бурвикова 94]), прецедентного прагморефлекса ([Прохоров 96: 6 и ел.]), прецедентного имени ([Гудков 96]), прецедентного феномена и преце­дентной ситуации ([Красных и др. 97]). Но до сегодняшне­го дня не получил осмысления сам феномен прецедентно-сти; о том, что такое прецедентность, высказывались са­мые разные мнения. Это связано со сложностью и диалек-тичностью понятия прецедентное.

Виды прецедентных феноменов:

автопрецедентные, социумно-прецедентные, национально-прецедентные, универсально-прецедентные.

Автопрецеденты¹ представляют собой отражение в сознании индивида некоторых феноменов окружающе­го мира, обладающих особым познавательным, эмоцио­нальным, аксиологическим значением для данной лично­сти, связанных с особыми индивидуальными представле­ниями, включенными в неповторимые ассоциативные ряды. Скажем, в сознании автора настоящей работы об­раз зеленой водокачки прочно связан с образом (именно образом, а не понятием!) детства, брынзы—семьи. Мы не останавливаемся на этимологии этой связи, но, надеемся, совершенно очевидно, что подобные ассоциации весьма индивидуальны и далеко не для всех представление о водокачке является прецедентным и обладает указанным значением.

Социумно-прецедентные феномены известны любому среднему представителю того или ино­го социума и входят в коллективное когнитивное про­странство. Если такой социум ограничен рамками семьи, то прецеденты этого типа могут сближаться с автопреце­дентами. Границы группы могут быть, конечно, значи­тельно шире, но она в любом случае обладает определен­ным набором прецедентов, характерных только для нее, Так, текст Евангелия является безусловно прецедентным для любого представителя христианского социума; ска­жем, рассказ о Лазаре известен всем представителям ука­занной группы и связан у них с определенными представ лениями вне зависимости от национальной или конфес­сиональной (внутри христианства) принадлежности, в то же время, как мы можем утверждать на основании соб­ственного многолетнего опыта работы с японцами, для последних упомянутый текст не обладает статусом преце­дентного. Метафоры с листом бумаги или с шахматами оказываются однозначно прецедентными в среде лингви­стов (профессиональный социум), но вовсе не являются таковыми для, например, химиков.

Национально-прецедентные феномены известны любому среднему представителю того или ино­го ЛКС¹ и входят в когнитивную базу этого сообщества,

Универсально-прецедентные феномены известны любому современному полноценному homo sapiens и входят в универсальное когнитивное простран­ство человечества.

Состав прецедентных феноменов (ПФ). Согласно «Сло­варю иностранных слов», прецедент — это «1) случай, имевший ранее место и служащий примером или оправ­данием для последующих случаев подобного рода; 2) юр. решение суда или какого-либо другого государственного органа, вынесенное по конкретному делу и обязательное при решении аналогичных дел в последующем»². Из это­го определения следует, что прецедент представляет собой некий факт (в самом широком смысле этого слова), обла­дает образцовостью (служит эталоном, примером) и им перативностью (на его основе следует моделировать по­следующие действия). В этом (пока самом широком пони­мании) прецеденты не разграничиваются на вербальные и невербальные. Так, в число прецедентных, согласно опре­делению Ю. Н, Караулова (см. выше), могут включаться такие тексты, как «Троица» А. Рублева или 7-я симфония Д. Д. Шостаковича¹. Не оспаривая подобный подход, в дальнейшем мы сосредоточим наше внимание только на вербальных или вербализуемых прецедентах,

В состав прецедентов могут включаться, таким обра­зом, образцовые факты, служащие моделью для воспро­изводства сходных фактов, представленные в речи опре­деленными вербальными сигналами, актуализирующими стандартное содержание, которое не создается заново, но воспроизводится. В этом широком понимании прецеден­тов в них включаются языковые клише и штампы разного уровня, стереотипы, фрейм-структуры и т. п, единицы. Прецедент в данном значении представляет собой опре­деленный «стереотипный образно-ассоциативный ком­плекс» [Гелия 886: 30], значимый для определенного со­циума и регулярно актуализирующийся в речи предста­вителей этого социума, Внутри прецедентов в широком понимании мы выделяем особую группу прецедентов, ко­торые называем прецедентными феноменами. Подчерк­нем, что содержание последнего термина не исчерпывает­ся его внутренней формой, не равно сумме значений со­ставляющих его слов, т. е. далеко не каждый феномен, обладающий прецедентностью, может быть назван преце­дентным феноменом в нашем понимании этого термина. Основным отличием прецедентных феноменов от преце дентов иных типов является то, что первые оказываются связанными с коллективными инвариантными представ­лениями конкретных «культурных предметов», националь­но-детерминированными минимизированными представ­лениями последних (подробнее о структуре этих представ­лений и особенностях их актуализации будет сказано в соответствующем разделе). Итак, говоря о прецедентных феноменах (ПФ), мы имеем в виду особую группу вербаль­ных или вербализуемых феноменов, относящихся к нацио­нальному уровню прецедентное™ (мы не рассматриваем социумно-прецедентные феномены) и несколько отличаю­щихся по своим характеристикам от других прецедентов этого уровня.

Среди ПФ мы выделяем прецедентный текст, прецеден­тное высказывание, прецедентное имя, прецедентную си­туацию. Дадим краткое определение указанным феноме­нам¹, к более подробной характеристике каждого из ко­торых мы обратимся в соответствующих разделах.

Прецедентный текст (ПТ)— законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельно­сти, (поли)предикативная единица; сложный знак, сумма значений компонентов которого не равна его смыслу; ПТ хорошо знаком любому среднему члену лингво-куль-турного сообщества, в КБ входит инвариант его восприя­тия, обращение к нему многократно возобновляется в про­цессе коммуникации через связанные с этим текстом выс­казывания и символы². К числу ПТ относятся произведе­ния художественной литературы {«Евгений Онегин», «Бородино»), тексты песен («Подмосковные вечера», «Ой, мо­роз, мороз...»), рекламы, политические и публицистичес­кие тексты и др. Состав ПТ (как и ПФ вообще) может со временем меняться, одни выпадают из КБ, теряют статус прецедентных, другие, наоборот, такой статус приобре­тают, особенно ярко это видно на примерах текстов рек­ламы (прежде всего телевизионной).

Прецедентное высказывание (ПВ)¹—ре­продуцируемый продукт речемыслительной деятельности, законченная и самодостаточная единица, которая может быть или не быть предикативной², сложный знак, сумма значений компонентов которого не равна его смыслу, в КБ входит само ПВ как таковое, ПВ неоднократно вос­производятся в речи носителей русского языка, К числу ПВ принадлежат и цитаты. Под цитатой в данном случае мы понимаем следующее: 1) собственно цитата в тради­ционном понимании (как фрагмент текста); 2) название произведения; 3) полное воспроизведение текста, представ­ленного одним или несколькими высказываниями.

Прецедентная ситуация (ПС) — некая «эта­лонная», «идеальная» ситуация с определенными конно­тациями, в КБ входит набор дифференциальных призна­ков ПС. Ярким примером ПС может служить ситуация предательства Иудой Христа, которая понимается как «эталон» предательства вообще. Соответственно, любое предательство начинает восприниматься как вариант из­начального, «идеального» предательства. Дифференциаль­ные признаки указанной ПС (например, подлость челове­ка, которому доверяют, донос, награда за предательство) становятся универсальными, а атрибуты ПС (например; поцелуй Иуды, 30 сребреников) фигурируют как символы ПС. Имя Иуда становится прецедентным и приобретает статус имени-символа.

Прецедентным именем (ПИ) мы называем индивидуальное имя, связанное или 1) с широко извест­ным текстом, относящимся, как правило, к числу преце­дентных (напр., Обломов, Тарас Бульба), или 2) с ситуа­цией, широко известной носителям языка и выступающей как прецедентная (напр., Иван Сусанин, Колумб), имя-сим­вол, указывающее на некоторую эталонную совокупность определенных качеств {Моцарт, Ломоносов).

Между прецедентными феноменами нет жестких гра­ниц. Например, ПВ, отрываясь от своего ПТ, может ста­новиться автономным и само переходить в разряд ПТ, т. е. ПТ может «этимологически» восходить к ПВ (Как хоро­ши, как свежи были розы; Счастливые часов не наблюдают).

Все названные феномены тесно взаимосвязаны. При ак­туализации одного из них может происходить актуализа­ция сразу нескольких остальных. ПФ, связанные общно­стью происхождения, могут выступать как символы друг друга.

8. Предпосылки формирования теории межкультурной коммуникации.

Основные теории межкультурной коммуникации. Теория адаптации Я. Ким. Адаптация — это сложный процесс со многими составляющими, в ходе него человек постепенно, по нарастающей, привыкает к новой обстановке и новому общению. Динамика подобного взаимодействия называется динамикой стрессовоадаптационного роста. Она происходит по принципу «два шага вперед и шаг назад». Периодические отступления, затягивающие процесс адаптации, связаны с межкультурными кризисами. Для успешной адаптации необходимо несколько условий. Они включают общение с новым окружением (частота контактов, положительный настрой), знание иностранного языка, положительную мотивацию, участие во всевозможных мероприятиях, доступ к средствам массовой информации. Координированное управление значением и теория правил. Человеческая коммуникация по своей сути очень несовершенна, поэтому идеальное и полное взаимопонимание — это некий недостижимый идеал. Поскольку не все акты коммуникации имеют определенную цель, достижение взаимопонимания становится совсем не обязательным. Целью становится достижение координации, что возможно при взаимодействии, понятном для его участников. При этом в конкретном контексте происходит управление значениями и идет их индивидуальная интерпретация. Важно не то, насколько принятые в данном общений правила являются социальными, а то, насколько эти правила согласованы между собой в сознании каждого участника коммуникаций. Риторическая теория позволяет анализировать не только индивидуальные различия, но и свойства больших групп. Частью этой теории также является анализ подсознательной адаптации сообщений применительно к конкретным ситуациям коммуникации. Проблемы коммуникации изучаются в рамках коммуникативистики — науки, изучающей гуманитарные функции СМИ и их воздействие на различные сферы социально-культурной жизни мира. Основные разделы современной коммуникативистики: психология личности, межличностное общение, динамика группы (межгрупповое общение), искусство публичного выступления, массовая коммуникация, деловое общение, менеджмент организации, межкультурная коммуникация. Для нынешнего состояния МК характерны эклектичность и разноголосица, отсутствие общих методологических оснований исследования, единых концептуальных подходов. Нет четко определенной теоретической базы, единства терминологии, исходных посылок, которые бы позволили представителям разных научных сфер и направлений достичь конструктивного взаимопонимания. Если в США и других западных странах хорошо развита коммуникативистика, но не уделяется достаточного внимания языковедческим аспектам дискурса, В России, напротив, наблюдается серьезный крен в сторону лингвистики, а теория коммуникации находится в процессе становления. В российской науке выделяются следующие области исследования, основанные на идее взаимосвязи языка и культуры и представляющие несомненный интерес с позиций межкультурной коммуникации (подробный анализ см. также: Телия 1996: 228—230; Маслова 1997: 39-40): Лингвострановедение (Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров, Г. Д. Томахин, В. В. Ощепкова и др.). Лингвострановедческие исследования в большинстве своем носят прикладной характер и являются ценным источником информации, отражающей взаимодействие языка и культуры. Этнолингвистика (А. С. Герд, А. М. Копыленко, Н. И. Толстой и др.) — раздел языкознания, изучающий язык в аспекте его соотношения с этносом и тесно связанный с социолингвистикой. Для этнолингвистики, по утверждению Н. И. Толстого, «существенно рассмотрение не только и не столько отражения народной культуры, психологии и мифологических представлений в языке <…>, сколько конструктивной роли языка и его воздействия на формирование и функционирование народной культуры, народной психологии и народного творчества». Лингвокультурология (В. Н. Телия, В. И. Хайруллин, В. В. Воробьев, В. А. Маслова, М. А. Кулинич и др.). В. Н. Телия определяет лингвокультурологию как часть этнолингвистики, посвященную изучению и описанию корреспонденции языка и культуры в их синхронном взаимодействии (Телия 1996: 217). Все вышеобозначенные области лингвистики направлены на изучение национально-специфических особенностей одной отдельно взятой лингвокультуры. Эти данные неоценимы для межкультурных исследований, предназначенных для сопоставительного анализа двух и более лингвокультур. Кроме того, в российской лингвистической науке хорошо разработан ряд понятий, имеющих несомненное значение для теории МК, но практически не известных западным исследователям. К их разряду принадлежат такие понятия, как языковая личность (Ю. Н. Караулов, Г. И. Богин, Ю. Д. Апресян, М. В. Китайгородская, Н. Н. Розанова, В. И. Шаховский, В. Г. Гак, Г. И. Берестнев), концепт и концептосфера (Д. С. Лихачев, Е. С. Кубрякова, Ю. С. Степанов, В. П. Нерознак). В целом необходимо отметить, что теории МК еще предстоит сложиться в стройную систему знаний о проблемах межкультурного общения.

11.Лингвокультурема\культурема как единица поведения. Применение теории фреймов.

Теория фреймов- это парадигма для представления знаний с целью использования этих знаний компьютером . Впервые была представлена Минским как попытка построить фреймовую сеть , или парадигму с целью достижения большего эффекта понимания . С одной стороны Минский пытался сконструировать базу данных , содержащую энциклопедические знания , но с другой стороны , он хотел создать наиболее описывающую базу , содержащую информацию в структурированной и упорядоченной форме . Эта структура позволила бы компьютеру вводить информацию в более гибкой форме , имея доступ к тому разделу , который требуется в данный момент . Минский разработал такую схему , в которой информация содержится в специальных ячейках , называемых фреймами , объединенными в сеть , называемую системой фреймов . Новый фрейм активизируется с наступлением новой ситуации . Отличительной его чертой является то , что он одновременно содержит большой объем знаний и в то же время является достаточно гибким для того, чтобы быть использованным как отдельный элемент БД. Термин «фрейм» был наиболее популярен в середине семидесятых годов , когда существовало много его толкований , отличных от интерпретации Минского .

Чтобы лучше понять эту теорию рассмотрим один из примеров Минского, основанный на связи между ожиданием , ощущением и чувством человека , когда он открывает дверь и входит в комнату . Предположим , что вы собираетесь открыть дверь и зайти в комнату незнакомого вам дома . Находясь в доме , перед тем как открыть дверь , у вас имеются определенные представления о том , что вы увидите , войдя в комнату. Например , если вы увидите к-л пейзаж или морской берег , поначалу вы с трудом узнаете их . Затем вы будете удивлены , и в конце концов дезориентированы , так как вы не сможете объяснить поступившую информацию и связать ее с теми представлениями , которые у вас имелись до того . Также у вас возникнут затруднения с тем , чтобы предсказать дальнейший ход событий. С аналитической точки зрения это можно объяснить как активизацию фрейма комнаты в момент открывания двери и его ведущую роль в интерпретации поступающей информации . Если бы вы увидели за дверью кровать , то фрейм комнаты приобрел бы более узкую форму и превратился бы во фрей кровати . Другими словами , вы бы имели доступ к наиболее специфичному фрейму из всех доступных .Возможно ,б что вы используете информацию , содержащуюся в вашем фрейме комнаты для того чтобы распознать мебель , что называется процессом сверху-вниз , или в контексте теории фреймов фреймодвижущим распознаванием . Если бы вы увидели пожарный гидрант , то ваши ощущения были бы аналогичны первому случаю. Психологи подметили, что распознавание объектов легче проходит в обычном контексте, чем в нестандартной обстановке . Из этого примера мы видим , что фрейм - это модель знаний , которая активизируется в определенной ситуации и служит для ее объяснения и предсказания . У Минского имелись достаточно расплывчатые идеи о самой структуре такой БД , которая могла бы выполнять подобные вещи . Он предложил систему , состоящую из связанных между собой фреймов , многие из которых состоят из одинаковых подкомпонентов , объединенных в сеть . Таким образом , в случае , когда к-л входит в дом , его ожидания контролируются операциями , входящими в сеть системы фреймов . В рассмотренном выше случае мы имеем дело с фреймовой системой для дома , и с подсистемами для двери и комнаты . Активизированные фреймы с дополнительной информацией в БД о том , что вы открываете дверь , будут служить переходом от активизированного фрейма двери к фрейму комнаты . При этом фреймы двери и комнаты будут иметь одинаковую подструктуру . Минский назвал это явление разделом терминалов и считал его важной частью теории фреймов .