карасик концепты

предполагают свободный обмен мнениями, 3) равные пресуппозиции участников, 4) сформированная традиция общения и наличие значительного пласта общих текстов. Рассматривая жанры научной речи, автор дифференцирует их на основании двух критериев — членимость либо нечленимость макротекста и первичность либо вторичность и выделяет в качестве первичных монографию, диссертацию, статью, в качестве вторичных — автореферат, аннотацию, тезисы (Аликаев, 1999, с.81, 116). Научно-разговорный подстиль, в котором разграничиваются доклад и полемическое выступление, не отличается принципиальными особенностями, тип мышления, как показано в другой работе, является более сильным фактором, чем форма речи (Богданова, 1989, с.39). Заслуживает внимания специальное исследование, посвященное монографическому предисловию как особому типу вторичного научного текста, представляющему собой метатекст (информацию об информации), в котором реализуются различные виды прагматических установок — интродуктивная, экспозитивная, дескриптивная и др. (Белых, 1991, с.7).

Ценности научного дискурса сконцентрированы в его ключевых концептах (истина, знание, исследование), сводятся к признанию познаваемости мира, к необходимости умножать знания и доказывать их объективность, к уважению к фактам, к беспристрастности в поисках истины ("Платон мне друг, но истина дороже"), к высокой оценке точности в формулировках и ясности мышления. Эти ценности сформулированы в изречениях мыслителей, но не выражены в специальных кодексах; они вытекают из этикета, принятого в научной среде, и могут быть сформулированы в виде определенных оценочных суждений: Изучать мир необходимо, интересно и полезно; Следует стремиться к раскрытию тайн природы; Следует систематизировать знания; Следует фиксировать результаты исследований (отрицательный результат тоже важен); Следует подвергать все сомнению; Интересы науки следует ставить выше личных интересов; Следует принимать во внимание все факты; Следует учитывать достижения предшественников ("Мы стоим на плечах гигантов") и т.д.

Оценочный потенциал ключевого для научного дискурса концепта "истина" сводится к следующим моментам: истина требует раскрытия, она неочевидна, путь к истине труден, на пути к истине возможны ошибки и заблуждения, сознательное искажение истины подлежит осуждению, раскрытие истины требует упорства и большого труда, но может прийти и как озарение, истина независима от человека. Истина сравнивается со светом, метафорой абсолютного блага. Истина едина, а путей к ней множество. Истине противопоставляется ложь и видимость истины. В русском языке осмысление истины зафиксировано в диаде "правда — истина" (См.: Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М., 1995). Системным контекстом для концепта "истина" выступает совокупность оппозитивных концептов "правда", "заблуждение", "ложь", "фантазия", "вранье" (Гак, 1995: 24). Для научного дискурса актуальным является доказательство отклонения от истины, т.е. доказательство заблуждения. Способы

такого доказательства детально разработаны в логике.
Стратегии	научного дискурса определяются его	частными	целями:
1) определить	проблемную ситуацию и выделить	предмет	изучения,

2) проанализировать историю вопроса, 3) сформулировать гипотезу и цель исследования, 4) обосновать выбор методов и материала исследования, 5) построить теоретическую модель предмета изучения, 6) изложить результаты наблюдений и эксперимента, 7) прокомментировать и обсудить результаты исследования, 8) дать экспертную оценку проведенному исследованию, 9) определить область практического приложения полученных результатов, 10) изложить полученные результаты в форме, приемлемой для специалистов и

231

неспециалистов (студентов и широкой публики). Эти стратегии можно сгруппировать в следующие классы: выполнение, экспертиза и внедрение исследования в практику.

Стратегии научного дискурса реализуются в его жанрах (научная статья, монография, диссертация, научный доклад, выступление на конференции, стендовый доклад, научно-технический отчет, рецензия, реферат, аннотация, тезисы). Письменные жанры научного дискурса достаточно четко противопоставляются по признаку первичности / вторичности (статья — тезисы), ведутся дискуссии по поводу того, что считать прототипным жанром научного дискурса — статью или монографию, дискуссионным является и вопрос о том, относится ли вузовский учебник к научному дискурсу; устные жанры данного дискурса более размыты. Выступление на конференции меняется по своей тональности в зависимости от обстоятельств (пленарный доклад, секционное выступление, комментарий, выступление на заседании круглого стола и т.д.). Л.В.Красильникова (1999) рассматривает жанр научной рецензии и выделяет важнейшие функции этого жанра – репрезентацию научного произведения и его критическую оценку. Соотношение этих функций в тексте конкретной рецензии в значительной мере обусловлено фактором адресата: для читателя, незнакомого с рецензируемым текстом, важно получить представление об этом тексте, и поэтому такая рецензия должна включать элементы реферативного обзора, в то время как для специалистов в определенной области науки (и для автора, произведение которого рецензируется) нужна оценка выполненной работы. Существенное изменение в жанровую систему научного дискурса вносит компьютерное общение, размывающее границы формального и неформального дискурса в эхо-конференциях. Следует отметить, что стратегии дискурса являются ориентирами для формирования текстовых типов, но жанры речи кристаллизуются не только в рамках дедуктивно выделяемых коммуникативных институциональных стратегий, но и в соответствии со сложившейся традицией. Чисто традиционным является, например, жанр диссертаций, поскольку для определения уровня научной квалификации автора вполне достаточно было бы обсудить совокупность его публикаций. Но в качестве ритуала, фиксирующего инициацию нового члена научного сообщества, защита диссертации в ее нынешнем виде молчаливо признается необходимой. Ритуал, как известно, является важным способом стабилизации отношений в социальном институте.

Тематика научного дискурса охватывает очень широкий круг проблем, принципиально важным в этом вопросе является выделение естественнонаучных и гуманитарных областей знания. Гуманитарные науки менее формализованы и обнаруживают сильную зависимость объекта познания от познающего субъекта (показательно стремление философов противопоставлять научное и философское знание).

Научный дискурс характеризуется выраженной высокой степенью интертекстуальности, и поэтому опора на прецедентные тексты и их концепты (Слышкин, 2000) для рассматриваемого дискурса является одним из системообразующих признаков. Интертекстуальные связи применительно к тексту научной статьи представлены в виде цитат и ссылок и выполняют референционную, оценочную, этикетную и декоративную функции (Михайлова, 1999: 3). Прецедентными текстами для научного дискурса являются работы классиков науки, известные многим цитаты, названия монографий и статей, прецедентными становятся и иллюстрации, например, лингвистам хорошо известны фразы "Colourless green ideas sleep furiously" и "Flying planes can be dangerous", используемые в работах по генеративной грамматике.

232

Под дискурсивными формулами понимаются своеобразные обороты речи, свойственные общению в соответствующем социальном институте. Эти формулы объединяют всех представителей научной общественности, вместе с тем существуют четкие ориентиры, позволяющие, например, во многих случаях отличить литературоведческое исследование от лингвистического. Сравним:

"Итак, на конкретном историко-культурном фоне Йейтс свободно находит символы для своего поэтического воображения. Словно архитектор, он построил новую Византию с помощью собственных образов, переданных в условных рамках символизма" и "В художественном тексте разноуровневые знаки (от звука до текста) получают смысловые приращения, не представленные необходимо в их "дотекстовой" семантике". Стремление к максимальной точности в научном тексте иногда приводит авторов к чрезмерной семантической (терминологической) и синтаксической усложненности текста. Вместе с тем следует отметить, что научное общение предполагает спокойную неторопливую беседу и вдумчивое чтение, и поэтому усложненный текст в научном дискурсе оптимально выполняет основные дискурсивные функции: на максимально точном уровне раскрывает содержание проблемы, делает это содержание недоступным для недостаточно подготовленных читателей (защита текста) и организует адекватный для обсуждения данной проблемы темп речи. Дискурсивные формулы конкретизируются в клише, например, в жанре рецензий: "Высказанные замечания, разумеется, не ставят под сомнение высокую оценку выполненной работы".

Политический дискурс

В монографии Е.И.Шейгал (2000) дается комплексный анализ политического дискурса как объекта лингвокультурологического изучения; определяются характеристики и функции политического дискурса, раскрываются его базовые концепты, выявляются принципы моделирования его семиотического пространства, разрабатывается типология знаков политического дискурса, анализируются его интенциональный и жанровый аспекты.

Автор сводит имеющиеся лингвистические подходы к изучению политического дискурса к трем основным типам — дескриптивному (риторический анализ языкового поведения политиков), критическому (выявление социального неравенства, выраженного в дискурсе) и когнитивному (анализ фреймов и концептов политического дискурса). Дискурс понимается в монографии как “система коммуникации, имеющая реальное и потенциальное (виртуальное) измерение” (Шейгал, 2000, с.11). В реальном измерении — это текущая речевая деятельность и возникающие в результате этой деятельности тексты, в потенциальном измерении — семиотическое пространство, включающее 1) вербальные и невербальные знаки, ориентированные на обслуживание этой коммуникативной сферы, 2) тезаурус прецедентных текстов, 3) типичные модели речевого поведения, а также 4) система речевых актов и жанров политического дискурса.

Политический дискурс трактуется в цитируемой книге как институциональное общение, которое, в отличие от личностно-ориентированного, использует определенную систему профессионально-ориентированных знаков, т.е. обладает собственным подъязыком (лексикой, фразеологией и паремиологией). С учетом значимости ситуативно-культурного контекста, политический дискурс представляет собой феномен, суть которого может быть выражена формулой “дискурс = подъязык + текст + контекст” (с.15).

233

Семиотическое пространство политического дискурса включает, по мнению автора, три типа знаков: специализированные вербальные (политические термины, антропонимы и пр.), специализированные невербальные (политические символы) и неспециализированные, которые изначально не были сориентированы на данную сферу общения, но вследствие устойчивого функционирования в ней приобрели содержательную специфику (в частности, личные местоимения). Особенность языка политики в настоящее время состоит в том, что средой его существования является массовая информация, и в силу ориентации политического общения на массового адресата этот язык лишен корпоративности, присущей любому специальному языку. В монографии предлагается широкое понимание политической коммуникации, включающее не только официальный контроль явлений социальной жизни, но и разговоры о политике в самых разных ракурсах — бытовом, художественном, публицистическом и др. В книге показано, что политический дискурс пересекается с другими типами дискурса — юридическим, научным, массово-информационным, педагогическим, рекламным, религиозным, спортивно-игровым, бытовым и художественным.

Е.И.Шейгал отмечает, что политика как специфическая сфера человеческой деятельности по своей природе является совокупностью речевых действий. Как и всякий другой дискурс, политический дискурс имеет полевое строение, в центре которого находятся те жанры, которые в максимальной степени соответствуют основному назначению политической коммуникации — борьбе за власть. Это парламентские дебаты, речи политических деятелей, голосование. В периферийных жанрах функция борьбы за власть переплетается, как показывает автор, с функциями других видов дискурса, при этом происходит наложение характеристик разных видов дискурса в одном тексте (интервью с политологом включает элементы масс-медиа, научного и политического дискурса). Пространство между дискурсом масс-медиа и политическим дискурсом представлено в виде шкалы, включающей по мере нарастания политического содержания следующие тексты: памфлет, фельетон, проблемная политическая статья, написанная журналистом, колонка комментатора, передовая статья, репортаж (со съезда, митинга и т.д.), информационная заметка, интервью с политиком, проблемная аналитическая статья, написанная политиком, полемика (теледебаты, дискуссия в прессе), речь политика, политический документ (указ президента, текст закона, коммюнике).

Политический дискурс пересекается с педагогическим как политическая социализация личности, специфика этого пограничного образования состоит в его двумерном модусе — формальном и неформальном политическом воспитании, осуществляемом через государственные учебные учреждения и в быту (в разговорах с родителями, сверстниками, соседями). Юридический дискурс пересекается с политическим в сфере государственного законодательства. Политическая реклама — гибридный жанр политического и рекламного дискурса — направлена на регуляцию ценностных отношений в обществе, для политической рекламы (как и рекламы вообще) характерны резкое сужение тематики, упрощенность в подаче проблемы, употребление ключевых слов, простых, но выразительных образов, повторение лозунгов, тавтологичность. Пересечение политического и религиозного дискурса, как пишет Е.И.Шейгал, возникает в сфере мифологизации сознания, веры в магию слов, признании божественной роли лидера, использовании приемов манипулятивного воздействия и ритуализации общения. Политический дискурс граничит и со спортивно-игровым, ожесточенная борьба за власть разыгрывается как состязание, как большие национальные игры, для которых важны зрелищность, определенные имиджи, формы проявления речевой агрессии и т.д. В работе

234

раскрываются также пограничные области между дискурсом бытовым и политическим, с одной стороны, и художественным и политическим, с другой стороны. Автор строит многоаспектную модель структуры политического дискурса, выделяя параметры институциональности (от разговоров с друзьями до международных переговоров), субъектно-адресатные отношения (коммуникация между институтом и обществом, институтом и гражданином, агентами внутри института), социокультурную дифференциацию (дискурс правящих и оппозиционных партий), дифференциацию по событийной локализации (например, скандирование — митинг, листовка — акция протеста, публичная речь — съезд), дифференциацию по характеру межтекстовых связей (первичные

ивторичные жанры политического дискурса (сравните: речь, заявление, дебаты и анекдоты, мемуары, граффити).

Рассматривая функции политического дискурса, автор доказывает, что для этого типа общения базовой является инструментальная функция — борьба за власть, актуальны также регулятивная, референтная и магическая функции. Системообразующие признаки политического дискурса — это, как пишет Е.И.Шейгал, институциональность, специфическая информативность, смысловая неопределенность, фантомность, фидеистичность, эзотеричность, особая роль фактора масс-медиа, дистанцированность и авторитарность, театральность, динамичность. Эти признаки имеют градуальный характер и могут быть представлены в виде шкалы. В зависимости от типа политического дискурса выделенные признаки занимают определенное место на условной шкале тоталитарности / демократичности. Отмечено, что демократический политический дискурс находится ближе к полюсу научной коммуникации, а тоталитарный дискурс — к полюсу религиозного общения: так, для демократического политического дискурса характерны информативность, рациональность, трезвый скепсис, логика аргументации, примат референтной функции, реальный денотат, ясность, диалогичность, интимизация общения, динамичность, в то время как тоталитарному политическому дискурсу свойственны ритуальность, эмоциональность, фидеистичность, суггестивность, примат побудительной функции, фантомный денотат, эзотеричность, монологичность, авторитарность общения, консерватизм (с.73).

Кбазовым концептам политического дискурса автор относит концепты “власть”

и“политик”. Концепт “власть”, как показано в книге, не имеет существенных различий в обыденном и научном сознании и понимается как способность, право и возможность к принуждению. Метафорика власти выражается в таких ассоциациях, как отчуждаемая принадлежность (захватить власть), открытое пространство значительной протяженности (восхождение к власти), механизм (рычаги власти), живое существо (паралич власти), персонализация (капризы власти), объект вожделения (домогаться власти). Результаты проведенного автором свободного ассоциативного эксперимента, участниками которого стали студенты Волгоградского государственного педагогического университета, свидетельствуют о ядерном статусе компонента “сила” в исследуемом концепте, о резко выраженной отрицательной оценке этого феномена в языковом сознании (положительные оценки отсутствуют, доминируют общая отрицательная оценка и частно-оценочные реакции осуждения власти — злоупотребление, коррупция, недееспособность, негуманность, лживость). Власть в дискурсе, как показано в работе, непосредственно связана с понятием коммуникативного лидерства. Культурно-языковой концепт “политик” анализируется в монографии при помощи фреймового моделирования. В этом фрейме выделяются следующие слоты:

человек 1) определенного пола, 2) возраста, 3) из определенного региона, 4) занимающийся политической деятельностью, 5) придерживающийся какой-либо

235

политической ориентации, 6) принадлежащий к какому-либо политическому институту, 7) выполняющий какие-либо политические функции, 8) обладающий какими-либо качествами: профессионально-деловыми, морально-этическими, психическими (с.93). Слоты 4–7 являются ядерными, конститутивными обычно оценочно-нейтральными, остальные слоты — экспрессивно-оценочными (например, грезидент — президент, потерявший чувство реальности).

В книге рассматриваются вербальные и невербальные знаки политического дискурса: слова и устойчивые сочетания, прецедентные высказывания и тексты (политическая афористика) с одной стороны, и флаги, эмблемы, портреты, бюсты, здания, символические действия и знаковые личности, с другой стороны. Знаковая сущность политика раскрывается в следующих аспектах: политик как представитель группы (“Гайдар — это реформы”), как исполнитель роли (вундеркинд), как носитель определенной функции (опытный хозяйственник), как воплощение психологического архетипа (строгий отец) (с.106). Среди поведенческих знаков политического дискурса выделяются ритуальные действия (инаугурация, парад, посещение руководителем страны предприятий, воинских частей или магазинов) и события (политические акции, например, сожжение чучела политика). В работе рассматриваются политические артефакты и графические символы, установлены межсемиотические трансмутации (“политик — его портрет — его имя” и “здание — его изображение — его название” (с.112), выявлены коннотативно маркированные политические знаки (слова “достоинство”, “свобода”, “репрессии” и др.), категории политического мира (субъекты политики, политические режимы, политическая философия и идеология, политические действия). Функциональную структуру семиотического пространства политического дискурса, по мнению автора, образуют три типа знаков: знаки ориентации, интеграции и агональности (“Где свои и где чужие?”, сплочение своих, борьба против чужих). Так, знаки ориентации — это ситуативные антонимы, например: народ — правительство, патриоты — либералы, Отечество — Кремль. Анализируются интегрирующие функции лозунгов, девизов, названий политических движений и партий, языковые маркеры “своих”: инклюзивное мы, лексемы совместности (единство, союз), вокативы совместности (друзья, коллеги), формулы причастности (я, как и все...), формы непрямого императива (Не позволим агрессорам...). Раскрываются агональные знаки — знаки вербальной агрессии (бранная лексика, ярлыки, иронические номинации, маркеры чуждости) (с.142). Освещены характеристики политической мифологемы в языковом сознании: фантомность денотата, обширная коннотативная зона, включающая эмотивную коннотацию (идиллия — кошмар), идеологическую коннотацию (наш — не наш), ассоциативную “ауру” (сгусток культурной памяти) (с.167). Автор уделяет особое внимание политической афористике, в рамках которой выделяются следующие жанры: собственно афоризм, пословица, максима, заголовок, лозунг, девиз, программное заявление, фраза-символ, индексальная фраза.

Анализируя интенциональные характеристики политического дискурса, Е.И.Шейгал моделирует искажение информации в виде двух пересекающихся шкал: 1) сообщение о факте — недоговаривание (частичное умолчание) — полное умолчание (утаивание информации), 2) правда (полное соответствие фактам) — частичное искажение — откровенная ложь (полное искажение) (с. 191). Для политического дискурса весьма характерен речевой акт опровержения / изобличения во лжи, в структуру которого входит обязательный компонент (констатация самого факта лжи) и факультативные компоненты (доказательства недостоверности информации и указание на мотивы использования недостоверной информации). Обобщая варианты эвфемистического

236

переименования денотата, автор устанавливает наиболее распространенные модели смещения прагматического фокуса: аморальное действие — благородный мотив; неблагоприятные последствия — уважительная причина; принуждение — свободный выбор; насильственность — естественный ход событий и др. Основными направлениями эвфемизации в политическом дискурсе выступают перекодировка с заменой оценочного знака, снижение категоричности констатации факта, увеличение референциальной неопределенности (с.217). Прогностичность в политическом дискурсе трактуется в монографии как гадательность, вытекающая из смысловой неопределенности этого дискурса, и моделируется в виде градуальной шкалы, включающей загадку, попытку разгадки

иразгадку (с.225). В книге выделяются следующие типы прогностического вопроса: 1) вопрос-заголовок (“Почему Чубайс не отвечает?”), 2) вопрос как выражение сомнения (“Разве можно вести переговоры с террористами?”), 3) вопрос-предположение (“Не устанавливают ли первые руководители, по хорошей партийной традиции, новый баланс?”), 4) вопрос-ретардация (“Правда, останется без ответа другой вопрос — что дает очередная перетасовка правительственной колоды российской экономике?”) (с.228).

Кспецифическим речевым актам политического дискурса Е.И.Шейгал относит политические перформативы — перформативы доверия и недоверия, поддержки, выбора, требования, обещания (с.239). В монографии анализируются речевые акты политического дискурса сквозь призму его базовой триады “ориентация — интеграция — агональность”. Установлены три основные разновидности вербальной агрессии: эксплетивная (бранные инвективы, речевые акты угрозы, вердикты и др.), манипулятивная (инвективные ярлыки, средства диффамации, запрет на речь), имплицитная (косвенные речевые акты, непрямые предикации, запрет на речь) (с.254).

В книге детально обсуждается жанровое пространство политического дискурса — рассматриваются инаугурационное обращение, лозунг и политический скандал как нарратив. По характеру ведущей интенции в политическом дискурсе автор разграничивает ритуальные жанры (инаугурационная речь, юбилейная речь, традиционное радиообращение), ориентационные жанры (партийная программа, конституция, послание президента о положении в стране, отчетный доклад, указ, соглашение), агональные жанры (лозунг, рекламная речь, предвыборные дебаты, парламентские дебаты) (с.270). В инаугурационных речах американских президентов установлены четыре функции: интегративная, инспиративная. декларативная и перформативная. Каждая из функций находит свое выражение в специфическом наборе топосов (например, интегративная функция — в топосах взаимных обязательств народа и президента

иединства нации). Рассматривая жанр политического лозунга, Е.И.Шейгал выделяет три иллокутивных типа лозунгов: рекламные (предвыборные), протестные и декларативные. Обсуждая специфику скандала как политического нарратива, автор определяет существенные характеристики этого жанра: общественную значимость сюжета, двуплановость сюжета, наличие сюжетноролевой структуры, множественность изложений и др.

Важная особенность политического дискурса состоит в том, что политики часто пытаются завуалировать свои цели, используя номинализацию, эллипсис, метафоризацию, особую интонацию и другие приемы воздействия на сознание электората и оппонентов (Попова, 1994, с.149). Одной из специфических характеристик англоязычного политического дискурса является идеология политической корректности. В специальном исследовании этого лингвокультурного феномена, свойственного контекстам интерпретации, затрагивающим расовую, половую, социальную принадлежность людей, их

237

физические и умственные недостатки, а также возраст, установлено, что "политически корректные единицы сближаются с идиоматическими мифологемами, поскольку отражают направление категоризации в сторону удаления от протототипа и размывания референтной соотнесенности" (Асеева, 1999, с.5).

Ценности политического дискурса сводятся к обоснованию и отстаиванию своего права на власть: Руководить страной или общественным движением должен сильный, волевой, решительный человек. Руководитель должен быть компетентен. Лидер должен понимать интересы людей и действовать от их имени. Руководитель должен защищать страну или представляемую им группу в ситуации возможных конфликтов. Действия руководителя должны основываться на принципах морали. Ценности политического дискурса – в этом состоит несомненная специфика данного типа институционального общения – постоянно акцентируются в речах политиков. Поскольку политический дискурс в значительной мере выражает ту или иную идеологию, то ценности определенной идеологии являются определяющими для имиджа политика (Бакумова, 2002).

Границы разновидностей институционального общения весьма условны. В настоящее время происходит быстрое изменение жанров дискурса, обусловленное прежде всего активной экспансией массово-информационного общения в повседневную жизнь людей. Телевидение и компьютерная коммуникативная среда стремительно стирают грань между обыденным и институциональным общением, игровой компонент общения доминирует в рекламном дискурсе, возникают транспонированные разновидности дискурса (например, телемост в рамках проектов народной дипломатии, телевизионная имитация судебных заседаний для обсуждения актуальных проблем общественной жизни, пресс-конференция как ролевая игра в учебном дискурсе). Телевизионные дебаты претендентов на выборную государственную должность строятся как зрелищное мероприятие, в котором сценические характеристики общения выходят на первый план по сравнению с характеристиками политического дискурса. Нельзя не согласиться с Е.И.Шейгал, которая пишет, что "для обывателя, не читающего политических документов, не знакомого с оригинальными текстами речей и выступлений, воспринимающего политику преимущественно в препарированном виде через СМИ, политика предстает как набор сюжетов. Эти сюжеты (выборы, визиты, отставка правительства, война, переговоры, скандал) составляют базу политического нарратива, под которым мы понимаем совокупность дискурсных образований разных жанров, сконцентрированных вокруг определенного политического события" (Шейгал, 2000: 70).

Медицинский дискурс

Медицинский дискурс детально рассматривается в исследовании Л.С.Бейлинсон (2001). С позиций социолингвистики выделение этого типа дискурса представляется вполне обоснованным, поскольку здоровье является одной из высших ценностей человека, болезни неизбежны, и их лечение требует специальной подготовки, врачи как социально-профессиональная группа символически выделяются в обществе на основании ряда признаков:

1)сакральный характер профессии (не случайно студенты-медики приносят клятву Гиппократа), профессия врача приобретает характер особого служения,

2)наличие особой медицинской этики, специфических норм поведения, связанных, например, с неразглашением врачебной тайны, 3) наличие весьма разработанной и обширной медицинской терминологии, специфика которой

238

заключается в том, что наряду с научной системой терминов в языке существует система бытовых (народно-медицинских) терминов или терминоидов, приближающихся к статусу терминов; знание этого подъязыка выделяет врачей в отдельную социальную группу; 4) разработанная система ритуальных знаков (белые халаты, медицинские инструменты, личные печати врачей и т.д.); 5) специальное обозначение определенных видов общения врачей: консилиумы, медицинские комиссии.

Медицинский дискурс является одним из древнейших, врач как носитель особого знания выступает в качестве модифицированного жреца, которому дано было право обращаться к небесным силам для исцеления больных. Именно близость медицинского и религиозного типов дискурса ведет к значительной степени суггестивности медицинского общения врача с пациентом. Лечение может быть успешным только в том случае, если пациент доверяет врачу. Соответственно на протяжении веков врачи выработали особые формульные модели поведения, органически составляющие специфику медицинского дискурса.

В лингвистической литературе имеется достаточное количество исследований, посвященных терапевтическому дискурсу (Cicourel, 1985; Fisher, Groce, 1990; Hein, Wodak, 1987; Labov, Fanshel, 1977; Wodak, 1996). Медицинский и терапевтический дискурс очень близки, но не тождественны. Сходство этих видов дискурса заключается в том, что их цели в общем и целом совпадают. Вместе с тем есть и существенные различия между обозначенными типами дискурса. Прежде всего, говоря о терапевтическом дискурсе, часто имеют в виду психотерапевтический дискурс, а в более узком и точном смысле – специфическое общение психолога с группой людей, страдающих заниженной самооценкой, испытывающих трудности в общении с окружающими и находящихся поэтому в состоянии эмоционального дискомфорта. Различные депрессивные состояния, из которых такие люди самостоятельно выйти не могут, имеют тенденцию перерастать в различные психические отклонения. Разработанные на Западе методики группового консультирования с большим элементом внушения призваны помочь этим людям социально реабилитироваться и выработать позитивную систему ценностей. Этот вид общения играет особую роль в современной западной культуре, поскольку сложившиеся стереотипы поведения людей, относящихся к среднему классу, требуют высокого самоконтроля при выражении эмоций (особенно отрицательных), и в ситуациях повышенного стресса соответствующие отрицательные эмоции не находят своего выхода и начинают разрушать личность человека. Различные психологические тренинги, беседы с психотерапевтами призваны восстановить нормальное психическое состояние людей, которые в силу социальных табу не могут обратиться за помощью к друзьям и близким.

Медицинский дискурс неизбежно включает элементы психотерапевтического внушения, вместе с тем он значительно шире по своему диапазону, чем дискурс терапевтический. Участниками медицинского дискурса являются медики как представители социально-профессиональной группы (агенты института) и пациенты (клиенты института). Агенты медицинского дискурса имеют различную специализацию и в разной степени воздействуют на клиентов. Имеется в виду не только сугубо профессиональная специализация (офтальмолог, кардиолог, психиатр и др.), но и специализация по уровню подготовки (врач, медсестра, санитар), а также по типу воздействия на пациента (терапевт обследует и рекомендует то или иное лечение, а хирург осуществляет оперативное вмешательство). Обстоятельства медицинского дискурса (его хронотоп) зависят от конкретных ситуаций, связанных с оказанием медицинской помощи человеку. Это может быть кабинет врача (в этом случае медицинский и терапевтический

239

дискурс в наибольшей степени совпадают), квартира больного, место несчастного случая, поле боя и т.д. Цели медицинского и терапевтического дискурса в значительной мере совпадают, но различаются применительно к жанровым разновидностям сравниваемых типов дискурса. Например, диагностика, осуществляемая психотерапевтом (причины депрессии, типичные способы снятия стрессов, окружение пациента), принципиально отличается от диагностики, которую проводит стоматолог (визуальный анализ, компьютерное обследование, рентгенография). Соответственно различаются и темы дискурса. Говоря о прецедентных текстах для сравниваемых видов дискурса, мы считаем нужным отметить, что в данном случае имеются в виду определенные клише, типичные для речи медиков, с одной стороны, и психотерапевтов, с другой стороны, а также некоторые жанровые схемы, состоящие из типичных релевантных коммуникативных ходов, реакций пациента и врача. Сюда же относятся, на наш взгляд, определенные модели коммуникативной тональности: общение должно быть официальным, но не чересчур дистанцированным (сравним медицинский и юридический дискурс), допустимы шутки, направленные на поддержание нужной для врача атмосферы общения, действуют запреты на игровое, ироничное и патетическое общение. В максимальной степени совпадают ценности медицинского и психотерапевтического дискурса, поскольку высшими ценностями этих типов общения являются человеческая жизнь и нормальное здоровье.

Таким образом, основные направления изучения институционального дискурса сводятся к определению релевантных признаков дискурса как культурноситуативной сущности, моделированию его структуры, освещению лингвокультурных особенностей дискурса в межъязыковом сопоставлении, установлению его типов и жанров. Пристальное внимание исследователей к институциональному дискурсу несомненно принесет плодотворные результаты и позволит построить более мощную объяснительную теорию дискурса, а также разработать более совершенные методики обучения иноязычной культуре.

3.3.2. Бытийный дискурс

Личностно-ориентированный дискурс представлен двумя основными разновидностями: бытовой и бытийной. В первом случае общение носит свернутый, "пунктирный", характер, речь идет об очевидных вещах, используется разговорная форма речи, бытовой дискурс диалогичен и является генетически исходным типом общения. Во втором случае предпринимаются попытки раскрыть свой внутренний мир во всем его богатстве, общение носит развернутый, предельно насыщенный смыслами характер, используются все формы речи на базе литературного языка; бытийное общение носит преимущественно монологический характер и представлено произведениями художественной литературы и философскими и психологическими интроспективными текстами.

Бытийный дискурс может быть прямым и опосредованным. Прямой бытийный дискурс представлен двумя противоположными видами: смысловой переход и смысловой прорыв. Композиционно-речевой формой смыслового перехода является рассуждение, т.е. вербальное выражение мыслей и чувств, назначением которого является определение неочевидных явлений, имеющих отношение к внешнему или внутреннему миру человека. Смысловой прорыв — это озарение, инсайт, внезапное понимание сути дела, душевного состояния, положения вещей. Композиционно-речевой формой смыслового прорыва является текстовый поток образов, своеобразная магма смыслов, разорванных со своими ближайшими ментальными образованиями, это может быть координативное перечисление разноплановых и несочетаемых сущностей или явлений либо катахреза как

240