- •{5} Философия театра николая евреинова
- •{29} Театр как таковойi
- •{31} К новому читателю(Предисловие ко 2‑му изданию)
- •{34} Предисловие без маски, но на котурнах(к 1‑му изданию книги, 1912 г.)
- •{39} Апология театральности
- •{43} Театрализация жизниEx cathedra
- •{69} Тайна статиста
- •{72} К вопросу о пределах театральной иллюзииБеседа
- •{77} Несмешное «вампуки»cciiАнафораcciii
- •{81} О театральной пьесеЭкстракт статьи
- •{83} Театральные инвенции Ценность искренности
- •Своя красота
- •[Интерес к театру и к мировым вопросам
- •Театральность и театральщина
- •В минуту жизни трудную
- •Сценический императивccxxi
- •Мой идеал
- •Чтение как тайная театрализация
- •Чары театра
- •Театральность как аппетитность
- •Урок испанцев
- •Еще об искренности
- •{86} Артистическое определение
- •Intelligendaccxxiii
- •Халатное отношение к театральности
- •Желание
- •Форма и суть
- •{87} Обязательная театральность и ее чары
- •Дважды два (арифметический парадокс)
- •Табачная вывеска
- •{88} Плохо скроенная, но крепко сшитая сентенция
- •К актерам
- •Простой народ
- •Маскарадный язык
- •Критики?
- •Опоздавшие слепцы
- •Удивленье э. Т. А. Гофмана
- •{90} [Три инвенции из «Красивого деспота»ccxxviii
- •Как понимать?
- •Парадокс
- •{92} В категории театральности
- •Заклятому врагу театральности
- •Театральность как оправдание
- •Рекорд театральности
- •Смертельный страх и театральный соблазн
- •Моя «Веселая смерть»ccxxxv
- •{94} Новые театральные инвенцииccxxxvi Что весит на весах космоса — ленточка в косичке вертлявой девчонки
- •{95} В чем мой «monumentum aere perennius»ccxxxvii?
- •Жизненность и театральность
- •Театр — зеркало жизни
- •{96} Какими мы любим себя
- •Тайна настоящих актеров
- •{99} Введение в монодрамуccxxxix
- •{113} Театр для себяcclxvi Часть первая (Теоретическая) {115} Взвитие занавеса
- •{117} Театрократия Пригоршня раз навсегда взвешенных слов
- •{131} К философии театра
- •I. «Театр» и театр
- •II. Воля к театру
- •III. Малолетние «преступники»
- •IV. Преступление как атрибут театра
- •Postscriptumcccxxv
- •V. Каждая минута — театр
- •«На бис»
- •VI. Дон Кихот и Робинзон
- •VII. Режиссура жизни
- •VIII. Актеры для себя
- •IX. Эксцессивный «театр для себя»
- •1. Театральная гипербулия
- •{199} 2. «Король-безумец»
- •3. Русские «оригиналы»
- •4. Эротический «театр для себя»
- •{219} 1) Зритель
- •2) Актер
- •3) И зритель, и актер
- •5. Патомимы
- •Часть вторая (прагматическая) {241} Мы, аристократы театра! (Эстокада)
- •{269} Урок профессионалам
- •{277} Об отрицании театра (Полемика сердца)
- •{289} Театр пяти пальчиков
- •{292} Театр в будущем (Нефантастичная фантазия)
- •{297} Мой любимый театр
- •{299} Часть третья (практическая) {301} «Театр для себя» как искусство
- •I Общественный театр на взгляд познавшего искусство «театра для себя» (Из частной переписки)
- •IiОб устройстве «Спектаклей для себя»(Проповедь индивидуального театра)
- •1. Theatrum extra habitum mea spontedccxx
- •3. Страхование успеха «спектаклей для себя»
- •{321} IiiСуд понимающих… (Сон, настолько же невероятный, насколько и поучительный)
- •{351} Пьесы из репертуара «театра для себя» Выздоравливающий
- •Авто-куклы
- •{355} Бал дурного тона
- •Сантиментальная прогулка
- •Бразильянское
- •Ночью, в каюте…
- •Кейф в гареме
- •Утонченный Grand Guignoldcccxlii
- •Обед с шутом
- •Счастливая Аркадия
- •Примерка смертей Из записной книжки (d’inachevйedccclx)
- •Доброе, старое время
- •Туристы в Петрограде
- •Поучения, к обрядам относящиеся
- •Об инсценировке воспоминаний
- •{406} Занавес падает
- •{407} Демон театральностиcmvi {409} I. Леонид Андреев и проблема театральности в жизни
- •{413} II. Из «дневника сатаны»
- •{415} III. Христианский пережиток
- •{498} Именной указатель
- •{527} Список литературы,упоминаемой и цитируемой Евреиновым
- •{419} Комментарии
{299} Часть третья (практическая) {301} «Театр для себя» как искусство
I Общественный театр на взгляд познавшего искусство «театра для себя» (Из частной переписки)
Дорогая тетушка,
принося сердечную благодарность за присланный Вами билет в театр, я снова принужден огорчить как Вас, так и себя решительным отказом.
Я знаю, — мои постоянные «увиливанья» от посещений театра должны Вам а lalonguedcciiпоказаться чем-то ненормальным, если не нарочным.
Но бог свидетель, что я так же далек от душевного расстройства, как и от намерения своими «вечными» отказами поразить Вас оригинальностью или отплатить «бесчувственностью» за Ваши добрые ко мне чувства.
Это было бы так же несправедливо, как и Ваше предположение, переданное мне, после моего последнего отказа, мамой, что «cen’estrienquePinfluencedecemonstred’Aichenwald»dcciii.
Если Вам не изменяет память, Вы признаете, что и до «отрицания театра» этим «монстром» я был, так сказать, его практическим предвосхитителем-последователем, неизменно «уклончивым» в отношении дани официальной меломании.
Что такая «уклончивость» не вытекала из моей режиссерской обязанности быть вечером на месте моей службы, — об этом Вы были, chиretantedcciv, давно уже прекрасно осведомлены. Вспомните — сами же мне рассказывали, — как, отправившись однажды за кулисы повидать меня, Вы были «огорошены» моим помощником по сцене, сообщившим, к Вашему великому смущению, что «Евреинов, сбыв премьеру, никогда не показывается вечером в театре». (Это был, дорогая тетушка, один из всегдашних пунктов моих контрактов с дирекцией, которую я каждый год склонял к его включению в условие тем простым доводом, что без свободного вечером времени трудно сочинить что-нибудь столь же «хлебное» для самой дирекции, как мой «Ревизор», «В кулисах души»dccvи пр.)
Из моего вступления, дорогая тетушка, Вы уже чувствуете, по всей вероятности, что, посылая Вам сегодняшний «отказ», я намерен самым серьезным образом и «начисто» оправдаться в нем перед Вами. И это в самом деле так. Оправдаться ж я смогу, лишь объяснившись с тою откровенностью и полнотою, какие только мыслимы.
Прочтите ж терпеливо мои объяснения, чтобы понять меня, а поняв, простить, так как toutcomprendrec’esttoutpardonnerdccvi!Heправда ли?
Я просто не люблю ходить в театр — вот мое главное, вернее — единственное оправдание перед Вами, милая, добрая, снисходительная тетушка!
{302} — Почему не люблю? — спросите Вы.
— По многим причинам, — отвечу я.
Начать с того, что каждый, даже самый лучший из Ваших театров заманивает меня к себе как какого-то дурачка, мужичка, пошлячка: расклеивает афиши с моветонно-жирным шрифтом имен «любимцев публики», помещает в прессе сенсационные, на мой взгляд, лишь для модисток «интервью» или заметки, оплачивает, как я знаю, даже идиотские (лишь бы заманчивые!) отзывы о себе или рецензии, — словом, не брезгует театр никакими средствами, чтоб соблазнить меня. И эта небрезгливость в связи с наивно-оскорбительным расчетом на мое простодушие и пошловатость, вызывает во мне как раз обратное домогаемому театром. Не ища даже слов, чтоб выразить свое презрение, я гоню прочь из головы самую мысль о подобном театре. И Вы (я недаром горжусь родством с Вами!) должны не бранить, а скорей похвалить в этом случае чисто аристократическуюmani’юcontradictionisdccviiсвоего родного племянника!
Добро бы заманивали к себе (пусть даже с грехом пополам!) меня лично, — меня, вкусовые требования которого были бы, хоть в минимальной степени, посильно учтены заправилами театра. А то ведь зовут меня «великим гласом» вместе (понимаете ли Вы —вместе) со всем стадом, да еще каким разношерстным стадом! — вместе с баранами, ослами, ногайскими кобылицами, паршивыми овцами, гусями лапчатыми и прочей скотиной!
Не хочу! Не хочу, чтобы так неразборчиво, так огульно меня приглашали! Протестую и протестую от всей полнотымоей гордости.
Я вижу — Вы грозите мне своим лорнетом: «гордость — грех» и пр. Ну, хорошо, хорошо, моя строгая тетушка! Допустим, я пришел в Ваш театр, — рискнул, не выдержал, свихнулся, обалдел, сглупил. Что же мне там предлагают? — Да все, начиная с этики и кончая эротикой, все то, что может относиться к большинству, непременно к большинству, потому что без потрафления большинству театр не может «дела делать», будет пустовать, придется закрыть лавочку.
Это и в самом деле лавочка! Потому что здесь держат толькоходкий товар; никаких раритетов, милых единичным потребителям, здесь и искать нечего! — не для них устроена лавочка! не для этих особенных, редких, пресыщенных, которые все вместе взятые и вывески окупить не смогли бы.
Мне здесь невыносимо, мне здесь смертельно скучно, мне здесь нечего делать, милая тетушка!.. «А ты смирись, и поскучать бывает полезно», — шепчут Ваши губы. Да ведь если б только это! Только это! Я согласен поскучать, отчего ж не поскучать, я покорный, даже слишком покорный. Но ведь здесь не только скукой пахнет, а «изводом», именно «изводом», потому что в театре меня все-такихотят (и хотят оскорбительно!) чем-то удивить, эпатировать. (Мол, и «тонкая публика» принята во внимание!) Вообще —угощение!.. Попадаешь к чужим людям, и они угощают тебяпо-свойски!Угощают!.. Нахально угощают своими заскорузлыми руками! Вы понимаете,что это иногда означает, милая тетушка! Вы любите персиковое варенье, а вас потчуют крыжовенным, да еще может быть с уймой{303} ванили и лимонной цедры, сваренным на глицерине и на патоке, если не на сахарине. Вы мучитесь, а хозяева вам улыбаются: «Еще, еще пожалуйста! Не правда ли вкусно? Кушайте, кушайте!»
Позволите сравненье еще резче? — Ваш театр, тетушка (ради бога, не сердитесь!) — нечто вроде публичного дома! — не столько веселое, сколько страшное учреждение, рассчитанное опять-таки на все вкусы, кроме вкусов взыскательных гурманов! Только здесь проституируются (passez-moilemotdccviii!) не тела, а души: всякому «хаму», заплатившему за вход, душа артиста обязана отдаться здесь без всякого разбора и обязана отдаться в своих последних излияниях! в моменты высшего горения!.. Разве не отвратительно подобное зрелище!.. Да и тело не щадится. Что греха таить! — все эти обнаженья актрис и сладострастные движенья при народе, — что ж это такое, тетушка, как не дразнящие «возьми меня» публичного дома?! А это трико соблазнительно накрашенных «душек-теноров», — трико, округляющее ляжки, подчиненные ритму возбуждающей музыки! — это же разврат, тетушка! будемте хоть раз в жизни откровенны до конца! Я живо представляю себе, что должна испытывать вся Вашаpruderiedccixв таком мужском «maisonTellier»dccx!.. Но что странней всего — подумайте, — в обыкновенный публичный дом мы входим словно виноватые, а в театральный — почти что как герои. Мы, не смущаясь, хвастаемся (страшно вымолвить!) «абонементами» или тем, что мы «завсегдатаи», «балетоманы» и т. п. Не понимаю я этого, тетушка! Не понимаю также, почему Вы не хотите назвать вещи своими именами!..
Но допустим, что я не прав! Допустим, тетушка, допустим, тем более что с Ваших уст уже готовы сорваться защитные слова: «эстетика», «храм искусства», «святое искусство» и т. п. — Оставим в стороне обидное сравнение с публичным домом. Шут с ним! Есть аргументы и повесче.
Например, многие из немногих, как я, сидя в театре, бесплодно раздражаются в бессилии переварить ядовитые мысли, бесконечной вереницей порождаемые зрелищем. — «Черт возьми, — думаешь иногда, — а ведь я бы ей‑ей сыграл эту роль куда лучше!» или «ну и режиссер! — здесь бы надо все в голубом, и чтобы двери только чувствовались, а не то, чтобы глаза мозолили» и т. п. А то еще хуже бывает! — хочется, например, чтобы действующее лицо в данный момент сказало вместо таких-то слов другие, более тебе по вкусу.
Я знаю, Вы скажите: «tuestropdifficile»dccxi; возможно, но это только лишнее для меня оправдание.
А что прикажете делать,mapetitetantecheriedccxii, в минуты, когда мнится (это, конечно, глупо?), что перерос, да, именноперерос в каком-то отношении самого Шекспира. Выкинуть дурь из головы? — Но это не так просто!.. Однако предположим. Тогда скажите,где ручательство, что Вашему несносному племяннику непременно хорошо покажут Шекспира! Где, я Вас спрашиваю? А если нехорошо? Что тогда? Что? Кто мне ответит за оскорбление Шекспира, его светлой памяти! ответит за обиду моему кумиру, моему богу?! Неужели Вы хотите, чтоб я так страшно, так ужасно рисковал?!.{304} Не смейтесь, тетушка, ей-богу существуют вещи, которых я боюсь не меньше, чем мышей истеричные бабы!
Когда же мои страхи оказываются напрасными, когда все, все, все в Вашем театре хорошо, тогда… тогда я просто умираю от зависти и возвращаюсь домой совсем-совсем больной.
Ах, тетя, будьте ж справедливы, разве можно мне, с моим характером,смогши нервами отваживаться посещать театры, да еще видеть в этомpartiedeplaisirdccxiii!
(Миленькое, нечего сказать «partiedeplaisir»: 5 р. билет, 1p. 50 к. извозчику, 15 к. программа, 50 к. за пользование биноклем, 30 к. за лимонад в антрактах, 15 к. за сохранение платья, 20 к. швейцару, если спектакль затянется… Что еще?.. Уж я не говорю об опасности в пожарном отношении, о риске простудиться на сквозняке в вестибюле, об этих энервирующих надписях «Берегитесь воров», о легкости заразы, когда в городе эпидемия, о частых случаях обмена новых калош на старые!..)
Если хотите знать правду, из-за одних антрактов не хочется бывать в театре. Что это, в самом деле? — хочешь переживать (пережевать!), отдаться анализу пробуждаемых спектаклем чувств и проч., а тут — не угодно ли! — надоевшие всем, и прежде всего самим себе, люди лезут вам навстречу со своим снобизмом, «заграничностью», непониманием, критиканством или расхолаживающими разговорами о бог весть чем, кроме искусства. Ходишь, бродишь — надо же промяться! — но платить за такой моцион встречей с теми, от кого бежишь, если некуда деться, в Ваш же театр — это ужасно, тетя, ужасно, c’estplusqu’affreuxdccxiv, хоть Вам оно и кажетсяbagatel’ьюdccxv!
Ваш любимый Шамфор говорит про себя: «jehaisassezleshommesetjen’aimepasassezlesfemmes»dccxvi. Но кто же поверит, дорогая тетушка, что Шамфор, в этом смысле, один из немногих! — Его слова на устах каждого пресыщенного «commeilfaut»dccxvii.
Вообще, chиretante, помимо всего прочего, в наш «нервный век» порядочная пытка —высидеть весь акт не двигаясь! Почем Вы знаете, я может быть способен слушать лишь похаживая! А Вы мне ставите условием сидеть как пригвожденный. Это жестоко, тетя, с Вашей стороны, прямо жестоко. Другие любят, например, внимая чему-либо, курить, а третьи не выносят, если перед носом лоснится чья-то лысина, дрожит игретка старой греховодницы, торчит шиньон, перо, вихор…
И подумать только, тетя, что ради сплошной пытки Вашего театра (Вашего лучшего театра со всеми его новаторами,quicherchentmidiаquatorzeheuresdccxviii) приходится, чтоб испытать эту пытку, потратить больше получаса на другую пытку — на переодевание, на эти ужасные запонки (вечные забастовщицы перед угрозой петель крахмального хомута!), на бритье, прическу, работу рожка, улаживающего компромисс между объемом пятки и ботинка! торопиться, в боязни опоздать, с желудком, едва начавшим обработку обеденного груза, отрываться, быть может, от иконы, книги, женщины, сигары… Ах!..
{305} Нет, тетя, я решительно отказываюсь пленить Вас в роли мученика. Пусть меломанский нимб минует мою грешную голову! Не могу, не хочу, боюсь, не в силах!..
Я понимаю театр совсем по-другому! И его, его, свой театр, я люблю безмерно, несказанно ни на каком языке!
«Какой такой свой театр?» — спросите Вы, сдвинув брови. Расправьте их, — потому что и Вы, милая тетушка, полюбите мой театр, когда узнаете его. Да Вы уж и знаете его, знаете, только не знаете, что это театр и что можно сделать из него всерадостнейшее искусство.
При встрече объясню Вам все.
А пока скажу, как бодлеровский чужестранец, отвергший в сердце своем любовь к матери, сестре, брату, другу, родине, красоте, славе и золоту:
Я люблю облака, — облаков вереницы, Мимолетные, полные тайн и чудес.
До скорого свиданья, дорогая тетушка, в… моем театре! Любящий Васquandmкmedccxixза Ваш чудесный театральный пыл племянник
Коля.
P.S. Скажите, тетушка, ведь Вы сознательно, обдуманно, одним словом, действительно предпочитаете езду всобственном экипаже езде в трамвае?!