Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
соц псих.docx
Скачиваний:
18
Добавлен:
11.04.2015
Размер:
335.69 Кб
Скачать

5. Теория конгруэнтности (ч. Осгуд, п. Танненбаум)4.4. Теория конгруэнтности (ч. Осгуд, п. Танненбаум)

Эта когнитивная теория объясняет изменение отношения личности под влиянием потребности установить соответствие ее когнитивной структуры одновременно к двум объектам.

Авторы теории - Ч. Осгуд и П. Танненбаум. Конгруэнтность трактуется как совпадение. В данной теории делается попытка предсказать изменение отношения (аттитюда) личности к двум объектам при стремлении установить соответствие в когнитивной структуре. Для этого используется методика семантического дифференциала.

В основу методики положено предположение, что в жизни стимул, как знак, и стимул, как объект, никогда не совпадают. Стимулами могут выступать конкретные люди, события, явления, предметы, к которым так или иначе должен отнестись человек. Методика позволяет выявить отношение испытуемого к объекту на основании его отношения к знаку. Причем отношение меняется при вхождении слов в разные словосочетания. Испытуемый, выбирая из биполярных прилагательных - антонимов, фиксирует на специальной шкале наиболее близкий ему ответ. Методика позволяет выявить направление и интенсивность отношения человека к объекту по трем факторам: оценки (хороший - плохой), активности (активный - пассивный), силы (сильный - слабый).

Предположения, позволяющие прогнозировать исходы дисбалансных состояний человека, и составляющие суть данной теории сводятся к следующему.

1. Дисбаланс в когнитивной структуре человека «Р» зависит не только от общего знака его отношения к двум другим членам триады, но и от интенсивности этого отношения.

2. Восстановление баланса достигается изменением отношения «Р» к одному или двум членам триады. При этом величина изменения будет обратно пропорциональна интенсивности отношения.

Данная теория, как и все теории соответствия, не отвечают на ряд принципиальных вопросов, объясняющих социальное поведение людей, а именно:

- о связи когнитивного несоответствия и мотивации, когнитивного несоответствия и поведения;

- о факторах, детерминирующих несоответствие;

- о взаимодействии рассматриваемых (чаще всего трех) когнитивных элементов с более широким контекстом как социальным, так и всей когнитивной системой.

34

Одно из объяснений дает теория обмена, авторами которой являются Дж. Хоманс (1910-1989) («Человеческая группа» (1950), «Социальное поведение: его элементарные формы» (1961), «Природа социальной науки» (1967)) и П. Блау (1918 г.р.) («Обмен и власть в социальной жизни» (1964), «Неравенство и гетерогенность» (1977)).

Согласно этой теории, поведение человека обусловлено следующими принципами:

1) чем чаще поступок вознаграждается, тем чаще он повторяется;

2) если в прошлом в определенной ситуации имело место вознаграждение, люди стремятся снова создать такую ситуацию;

3) если вознаграждение велико, люди готовы затрачивать для его получения больше усилий;

4) когда потребности человека почти полностью удовлетворяются, он в меньшей мере стремится прилагать усилия ради их удовлетворения.

Любое взаимодействие есть обмен целенаправленного усилия-действия на стимулы. В качестве основных стимулов выступают соображения пользы, выгоды, награды. Границы обмена задаются наличными ожиданиями, разделяемыми участниками взаимодействия, - возможными и приемлемыми вознаграждениями. Макроструктуры возникают из сетей обмена, но не сводятся обратно к ним, выполняя регулятивные и организационные функции, санкционируясь нормативно-оформленными ценностями культуры и, в свою очередь, санкционируя сложившееся распределение ресурсов и обеспечивая гарантии «вознаграждения».

Разнонаправленность цепочек обмена постоянно ставят индивидов в ситуацию выбора, что приводит, с одной стороны, к их статусной иерархии, а с другой - к постоянному порождению конфликтов в сетях социального обмена. Большинство из них гасятся в последующих актах обмена.

Обмен подчинен определенным законам:

стремление устоявшихся отношений к норме "справедливого обмена";

зависимость между силой власти социальных групп и нормами справедливости, а также уровнем отклонений от норм;

закономерности установления балансов между разными обменными цепочками (сетями).

Концепция социального обмена ограничивается комплексом действий, которые зависят от вознаграждающих реакций со стороны других и которые прекращаются, если не следует ожидаемая реакция. Люди по многим причинам тянутся друг к другу, что побуждает их образовывать социальные ассоциации. Однажды налаженные связи постепенно расширяются, взаимные вознаграждения служат поддержанию и укреплению связей.

Возможна и противоположная ситуация: при недостаточном вознаграждении ассоциация будет слабеть и распадется. Вознаграждения, которыми обмениваются, могут быть либо внутренними (например, любовь, признательность, уважение), либо внешними (например, деньги, физический труд). Стороны не могут всегда в равной степени вознаграждать друг друга; когда в обмене имеет место неравенство, внутри ассоциации появляются разные уровни власти.

Когда одна из сторон в чем-либо нуждается, но не может предложить в обмен ничего эквивалентного, возможно четыре альтернативы:

во-первых, принуждение;

во-вторых, поиски другого источника нужных благ;

в-третьих, попытка получить их бесплатно;

в-четвертых, предоставление в кредит самого себя, т. е. подчинение другой стороне.

Социальное взаимодействие возникает сначала внутри социальных групп. Людей влечет к группе, когда они чувствуют, что внутри нее взаимоотношения приносят больше вознаграждений, чем взаимоотношения в других группах. Чтобы быть принятыми в эту группу, они должны предложить ее членам вознаграждение, доказав, что сумеют это вознаграждение обеспечить. Отношения с членами группы будут налажены, когда члены группы получат ожидаемое вознаграждение.

Особым случаем является конкуренция или чрезмерная социальная дифференциация, что проявляется, когда слишком много людей активно стремится предложить вознаграждение. Члены группы, предлагающие вознаграждение, могут быть приняты ассоциацией, но их выдающиеся качества могут вызвать у других опасения за свою независимость. На ранних стадиях формирования группы конкуренция в борьбе за общественное признание служит тестом, выявляющим потенциальных лидеров.

Потенциальные лидеры обладают большими возможностями вознаграждать и с наибольшей вероятностью удержаться на руководящих позициях. Другие же хотят получать вознаграждения, предлагаемые потенциальными лидерами, и это обычно вполне компенсирует боязнь зависимости. В конце концов те, кто располагает наибольшими возможностями вознаграждения, становятся лидерами. Группа дифференцируется. Но неизбежная дифференциация на лидеров и сторонников вновь создает необходимость интеграции.

Если ранее рядовые члены группы афишировали свои самые эффектные качества, то теперь, чтобы интегрироваться в среде членов группы, они демонстрируют свои слабости, показывая, что больше не претендуют на роль лидера.

Другой теорией, объясняющей взаимодействие людей, является «символический интеракционизм», авторами которой являются Джордж Герберт Мид (1863—1931) («Разум, Я и Общество» (1934), «Философия действия» (1938)) и Герберт Блумер (1900—1987) («Общество как символическая интеракция» (1952), «Коллективное поведение» (1964)).

Совокупность процессов взаимодействия порождает общество. Для того, чтобы понять социальную жизнь, надо понять смысл социальных взаимодействий в их символическом значении. Люди не реагируют на воздействия извне автоматически. Они разгадывают значение символов: жестов, поступков и т.д., прежде чем ответить на них.

Взаимодействие между людьми возможно благодаря сходному пониманию символов. Разгадывать намерения других люди могут потому, что в детстве их учат придавать значение предметам, действиям, событиям, т.е. символам. Собственный прошлый опыт, знание жестов и способность поставить себя на место другого, принять роль другого помогают людям понять намерения других.

«Принятие роли другого», а в случае сложного взаимодействия «обобщенного другого» - основа взаимодействия. Наше отношение к людям определяется не тем, чем они являются на самом деле, а тем, чем они являются в нашем представлении о них. «Символический интеракционизм» базируется на трех посылках:

во-первых, исходит из того, что люди «обращаются с предметами на основе тех значений, которыми эти предметы обладают для них»;

во-вторых, «что значение таких предметов выводится из социального взаимодействия, в которое люди вступают между собой, или возникает из него;

в-третьих, эти значения используются, применяются и изменяются в ходе интерпретативного процесса, к которому человек прибегает в своем взаимодействии с встречающимися ему предметами».

Все действия людей есть проявления социального поведения, основанного на коммуникации. Мы реагируем не только на поступки других людей, но и на их намерения. Существуют два вида действий:

незначимые, или автоматические рефлексы, и

значимые действия, основанные на интерпретации стимулов.

Значимое действие связано с осмыслением не только поступков, но и намерений. Для этого необходимо поставить себя на место другого человека, «принять роль другого». Когда мы придаем значение чему-то, оно становится символом, т.е. понятие, действие или предмет символизируют или выражают смысл другого понятия, действия или предмета.

Взаимодействие между людьми рассматривается как непрерывный диалог, в процессе которого они наблюдают, осмысливают намерения друг друга и реагируют на них. Интерпретация стимулов заключается в установлении связи стимула с символом и выборе ответной реакции благодаря осмыслению этого символа. Коммуникация становится возможной именно благодаря тому, что люди придают одинаковые значения данному символу

Взаимодействие людей в группах приводит к возникновению мира искусственных объектов-символов. В процессе социализации индивид овладевает значениями символов и с их помощью учится сознательно направлять свои действия, «вплетая» их в более широкий «общественный акт».

Развитие индивида в зрелую личность характеризуется прогрессирующей способностью координировать своё поведение с действиями партнёров, «принимать роль», отведённую ему в жизни группы. Структура человеческого «Я» отражает структуру взаимодействия индивида в различных группах. Формируя у индивида определенное представление о самом себе, общество как бы «входит в него изнутри», направляя его действия по нужному пути. С появлением у индивида развитого «Я» внешний социальный контроль уходит внутрь, становится самоконтролем, а человек превращается в ответственную личность, способную выполнить свою роль в структуре символического взаимодействия группы, общества в целом.

35

Период, о котором идет речь, относится к середине XIX в. К этому времени можно было наблюдать значительный прогресс в развитии целого ряда наук, в том числе имеющих непосредственное отношение к различным процессам общественной жизни. Большое развитие получило языкознание. Его необходимость была продиктована теми процессами, которые происходили в это время в Европе: это было время бурного развития капитализма, умножения экономических связей между странами, что вызвало к жизни активную миграцию населения. Остро встала проблема языкового общения и взаимовлияния народов и соответственно проблема связи языка с различными компонентами психологии народов. Языкознание не было в состоянии своими средствами решить эти проблемы. Точно так же к этому времени были накоплены значительные факты в области антропологии, этнографии и археологии, которые для интерпретации накопленных фактов нуждались в услугах социальной психологии. Английский антрополог Э. Тейлор завершает свои работы о первобытной культуре, американский этнограф и археолог Л. Морган исследует быт индейцев, французский социолог и этнограф Леви-Брюль изучает особенности мышления первобытного человека. Во всех этих исследованиях требовалось принимать в расчет психологические характеристики определенных этнических групп, связь продуктов культуры с традициями и ритуалами и т.д. Успехи, а вместе с тем и затруднения характеризуют и состояние криминологии: развитие капиталистических общественных отношений породило новые формы противоправного поведения, и объяснение причин, его детерминирующих, приходилось искать не только в сфере социальных отношений, но и с учетом психологических характеристик поведения.

Такая картина позволила американскому социальному психологу Т. Шибутани сделать вывод о том, что социальная психология стала независимой отчасти потому, что специалисты различных областей знания не в состоянии были решить некоторые свои проблемы (Шибутани, 1961). Несмотря на шуточный характер этого утверждения, в нем в общем точно подмечена потребность выделения какого-то нового класса проблем, которые не подведомственны никакой из ранее существовавших дисциплин. Еще более определенно эта потребность проявила себя в развитии тех двух наук, которые считаются непосредственными "родителями" социальной психологии: психологии и социологии.

Психология народов как одна из первых форм социально-психологических теорий сложилась в середине XIX в. в Германии. С точки зрения выделенного нами критерия, психология народов предлагала "коллективистическое" решение вопроса о соотношении личности и общества: в ней допускалось субстанциональное существование "сверхиндивидуальной души", подчиненной "сверхиндивидуальной целостности", каковой является народ (нация). Процесс образования наций, который осуществлялся в это время в Европе, приобретал в Германии специфическую форму в связи с необходимостью объединения раздробленных феодальных земель. Эта специфика получила отражение в ряде теоретических построений немецкого обществоведения той эпохи. Определенное влияние она оказала и на психологию народов. Теоретическими источниками ее послужили: философское учение Гегеля о "народном духе" и идеалистическая психология Гербарта, которая, по выражению М.Г. Ярошевского, явилась "гибридом лейбницевской монадологии и английского ассоцианизма" (Ярошевский, 1976. С. 238). Психология народов попыталась соединить эти два подхода.

Непосредственными создателями теории психологии народов выступили философ М. Лацарус (1824-1903) и языковед Г. Штейнталь (1823-1893). В 1859 г. был основан журнал "Психология народов и языкознание", где была опубликована их статья "Вводные рассуждения о психологии народов". В ней сформулирована мысль о том, что главная сила истории - народ, или "дух целого" (Allgeist), который выражает себя в искусстве, религии, языке, мифах, обычаях и т.д. Индивидуальное же сознание есть лишь его продукт, звено некоторой психической связи. Задача социальной психологии - "познать психологически сущность духа народа, открыть законы, по которым протекает духовная деятельность народа".

В дальнейшем идеи психологии народов получили развитие во взглядах В. Вундта (1832-1920). Впервые свои идеи по этому поводу Вундт сформулировал в 1863 г. в "Лекциях о душе человека и животных". Основное же развитие идея получила в 1900 г. в первом томе десятитомной "Психологии народов". Уже в "Лекциях" на основании курса, прочитанного в Гейдельберге, Вундт изложил мысль о том, что психология должна состоять из двух частей: физиологической психологии и психологии народов. Соответственно каждой части Вундтом были написаны фундаментальные работы, и вот именно вторая часть была изложена в "Психологии народов". С точки зрения Вундта, физиологическая психология является экспериментальной дисциплиной, но эксперимент не пригоден для исследования высших психических процессов - речи и мышления. Поэтому именно с этого "пункта" и начинается психология народов. В ней должны применяться иные методы, а именно анализ продуктов культуры: языка, мифов, обычаев, искусства.

Вундт отказался от неопределенного понятия "духа целого" и придал психологии народов несколько более реалистический вид, что позволило ему даже предложить программу эмпирических исследований для изучения языка, мифов и обычаев. Психология народов в его варианте закреплялась как описательная дисциплина, которая не претендует на открытие законов. В России идеи психологии народов развивались в учении известного лингвиста А.А. Потебни. Несмотря на различия в подходах Лацаруса, Штейнталя, Вундта и Потебни, основная идея концепции является общей: психология сталкивается с феноменами, коренящимися не в индивидуальном сознании, а в сознании народа, и поэтому должен быть как минимум специальный раздел этой науки, который и будет заниматься названными проблемами, применяя особые, отличные от обычной психологии, методы. Несмотря на известные упрощения, эта концепция поставила принципиальный вопрос о том, что существует нечто кроме индивидуального сознания, характеризующее психологию группы, и индивидуальное сознание в определенной степени задается ею.

Психология масс представляет собой другую форму первых социально-психологических теорий, ибо она, по предложенному выше критерию, дает решение вопроса о взаимоотношении личности и общества с "индивидуалистических" позиций. Эта теория родилась во Франции во второй половине XIX в. Истоки ее были заложены в концепции подражания Г. Тарда. С точки зрения Тарда, социальное поведение не имеет другого объяснения, кроме как при помощи идеи подражания. Официальная же, интеллектуалистически ориентированная академическая психология пытается объяснить его, пренебрегая аффективными элементами, и потому терпит неуспех. Идея же подражания учитывает иррациональные моменты в социальном поведении, поэтому и оказывается более продуктивной. Именно эти две идеи Тарда - роль иррациональных моментов в социальном поведении и роль подражания - были усвоены непосредственными создателями психологии масс. Это были итальянский юрист С.Сигеле (1868-1913) и французский социолог Г.Лебон (1841-1931). Сигеле в основном опирался на изучение уголовных дел, в которых его привлекала роль аффективных моментов. Лебон, будучи социологом, преимущественное внимание уделял проблеме противопоставления масс и элит общества. В 1895 г. появилась его основная работа "Психология народов и масс", в которой и изложена суть концепции.

С точки зрения Лебона, всякое скопление людей представляет собой "массу", главной чертой которой является утрата способности к наблюдению. Типичными чертами поведения человека в массе являются: обезличивание (что приводит к господству импульсивных, инстинктивных реакций), резкое преобладание роли чувств над интеллектом (что приводит к подверженности различным влияниям), вообще утрата интеллекта (что приводит к отказу от логики), утрата личной ответственности (что приводит к отсутствию контроля над страстями) (Лебон, 1896). Вывод, который следует из описания этой картины поведения человека в массе, состоит в том, что масса всегда по своей природе неупорядочена, хаотична, поэтому ей нужен "вождь", роль которого может выполнять "элита". Выводы эти были сделаны на основании рассмотрения единичных случаев проявления массы, а именно проявления ее в ситуации паники. Никаких других эмпирических подтверждений не приводилось, вследствие чего паника оказалась единственной формой действий массы, хотя в дальнейшем наблюдения над этой единственной формой были экстраполированы на любые другие массовые действия.

В психологии масс ярко проявляется определенная социальная окраска. Конец XIXв., ознаменованный многочисленными массовыми выступлениями, заставлял официальную идеологию искать средства обоснования различных акций, направленных против этих массовых выступлений. Большое распространение получает утверждение о том, что конец XIX - начало XX в. - это "эра толпы", когда человек теряет свою индивидуальность, подчиняется импульсам, примитивным инстинктам, поэтому легко поддается различным иррациональным действиям. Психология масс оказалась в русле этих идей, что позволило Лебону выступить против революционного движения, интерпретируя и его как иррациональное движение масс.

Что же касается чисто теоретического значения психологии масс, то оно оказалось двойственным: с одной стороны, здесь был поставлен вопрос о взаимоотношении личности и общества, но, с другой стороны, решение его было никак не обосновано. Формально в данном случае признавался известный примат индивида над обществом, но само общество произвольно сводилось к толпе, и даже на этом "материале" выглядело весьма односторонне, поскольку сама "толпа", или "масса", была описана лишь в одной-единственной ситуации ее поведения, ситуации паники. Хотя серьезного значения для дальнейших судеб социальной психологии психология масс не имела, тем не менее проблематика, разработанная в рамках этой концепции, имеет большой интерес, в том числе и для настоящего времени.

36

Третьей концепцией, которая стоит в ряду первых самостоятельных социально-психологических построений, является теория инстинктов социального поведения английского психолога В. Макдугалла (1871-1938), переехавшего в 1920 г. в США и в дальнейшем работавшего там. Работа Макдугалла "Введение в социальную психологию" вышла в 1908 г., и этот год считается годом окончательного утверждения социальной психологии в самостоятельном существовании (в этом же году в США вышла книга социолога Э.Росса "Социальная психология", и, таким образом, достаточно символично, что и психолог и социолог в один и тот же год издали первый систематический курс по одной и той же дисциплине). Год этот, однако, лишь весьма условно может считаться началом новой эры в социальной психологии, поскольку еще в 1897 г. Дж. Болдуин опубликовал "Исследования по социальной психологии", которые могли бы претендовать тоже на первое систематическое руководство.

Основной тезис теории Макдугалла заключается в том, что причиной социального поведения признаются врожденные инстинкты. Эта идея есть реализация более общего принципа, принимаемого Макдугаллом, а именно стремления к цели, которое свойственно и животным, и человеку. Именно этот принцип особенно значим в концепции Макдугалла; в противовес бихевиоризму (трактующему поведение как простую реакцию на внешний стимул) он называл созданную им психологию "целевой" или "гормической" (от греческого слова "гормэ" - стремление, желание, порыв). Гормэ и выступает как движущая сила интуитивного характера, объясняющая социальное поведение. В терминологии Макдугалла, гормэ "реализуется в качестве инстинктов" (или позднее "склонностей").

Репертуар инстинктов у каждого человека возникает в результате определенного психофизического предрасположения - наличия наследственно закрепленных каналов для разрядки нервной энергии.

Инстинкты включают аффективную (рецептивную), центральную (эмоциональную) и афферентную (двигательную) части. Таким образом, все, что происходит в области сознания, находится в прямой зависимости от бессознательного начала. Внутренним выражением инстинктов являются главным образом эмоции. Связь между инстинктами и эмоциями носит систематический и определенный характер. Макдугалл перечислил семь пар связанных между собой инстинктов и эмоций: инстинкт борьбы и соответствующие ему гнев, страх; инстинкт бегства и чувство самосохранения; инстинкт воспроизведения рода и ревность, женская робость; инстинкт приобретения и чувство собственности; инстинкт строительства и чувство созидания; стадный инстинкт и чувство принадлежности. Из инстинктов выводятся и все социальные учреждения: семья, торговля, различные общественные процессы, в первую очередь война. Отчасти именно из-за этого упоминания в теории Макдугалла склонны были видеть реализацию дарвиновского подхода, хотя, как известно, будучи перенесен механически на общественные явления, этот подход утрачивал какое бы то ни было научное значение.

Несмотря на огромную популярность идей Макдугалла, их роль в истории науки оказалась весьма отрицательной: интерпретация социального поведения с точки зрения некоего спонтанного стремления к цели узаконивала значение иррациональных, бессознательных влечений в качестве движущей силы не только индивида, но и человечества. Поэтому, как и в общей психологии, преодоление идей теории инстинктов послужило в дальнейшем важной вехой становления научной социальной психологии.

37

38

Различаются следующие виды психологического влияния:

– внушение;

– деструктивная критика;

– заражение;

– манипуляция;

– принуждение;

– пробуждение импульса к подражанию;

– просьба;

– самопродвижение;

– убеждение;

– формирование благосклонности.

Внушение – это сознательное необоснованное воздействие на одного человека или группу людей, цель которого – изменить их состояние сознания, отношение к чему-либо и предрасположенность к каким-то определенным действиям.

Деструктивная критика – это брезгливые или резко презрительные высказывания о человеке и грубая агрессивная критика. Деструктивность подобной критики состоит в том, что она не позволяет человеку сохранить лицо, расходует его энергию на борьбу с появившимися негативными эмоциями, отнимает у него веру в себя.

Заражение – это передача своего состояния или отношения одному или нескольким объектам влияния, которые, вероятно, посредством скрытого внушения заражаются этим состоянием или отношением.

Передача может быть произвольной и непроизвольной, так же как и усвоение.

Манипуляция – это неявное внушение объекту воздействия переживания определенных состояний, принятия нужных вам для достижения своих целей решений или выполнения действий.

Принуждение заключается в использовании инициатором своих управленческих способностей для того, чтобы достичь нужного поведения адресата. Эти управленческие способности позволяют отобрать у адресата какие-либо блага или же сменить в худшую сторону условия его жизни и работы. Самые грубые формы принуждения могут содержать в себе угрозу применения физической силы. Принуждение воспринимается как давление: инициатором – как собственное давление, адресатом – как давление на него со стороны инициатора или жизненных обстоятельств.

Эта способность может быть произвольной и непроизвольной. Стремление подражать и подражание также могут быть как произвольными, так и непроизвольными.

Пробуждение импульса к подражанию – это умение человека вызывать у других желание быть похожим на него.

Просьба – это прямое обращение к адресату, выражающее потребности или пожелания инициатора воздействия.

Самопродвижение – это декларирование своих целей и желаний и предъявление свидетельств своей компетентности и квалификации для того, чтобы быть оцененным и награжденным по достоинству и вследствие этого получить определенные преимущества перед другими людьми.

Убеждение – это осознанное, подкрепленное доводами влияние на адресата, целью которого является изменение его мнения, отношения или намерения.

Формирование благосклонности – это побуждение адресата инициатором обратить на себя внимание с помощью проявления своей индивидуальности, неординарности и привлекательности, произнесения положительных мнений об адресате, подражания ему или оказания ему услуги.

Даже в том случае, когда человека убеждают в том, что он сделал ошибку, предметом разговора является эта ошибка, а не человек, который ее допустил.

Эта классификация отвечает не столько требованиям логического соответствия, сколько феноменологии переживания воздействия инициатором и адресатом. Переживание деструктивной критики совершенно не похоже на переживание, которое возникает в ходе убеждения. Предметом деструктивной критики является сам адресат воздействия, предметом убеждения – что-то более отвлеченное, удаленное от него, и потому не воспринимаемое настолько близко к сердцу.

В формулах внушения и аутотренинга чаще всего используются положительные формулировки, а не отрицание отрицательных. Например, формула «Я спокоен» лучше, чем формула «Я не волнуюсь».

Разница между убеждением и деструктивной критикой состоит в форме обсуждения.

Зачастую деструктивную критику сложно отличить от формул внушения: «Ты безответственный человек. Все, к чему ты прикасаешься, превращается в ничто». Но внушающий ставит перед собой конкретную цель улучшения поведения адресата воздействия, и в то же время у него происходит неосознанное проявление досады, гнева, силы или мести. Инициатор, конечно, не ставит перед собой цели закрепить те модели поведения, которые наполняют используемые им формулы. Типично, что закрепление негативных моделей поведения – один из главных разрушительных и антиномических результатов деструктивной критики.

Таким образом, разница между деструктивной критикой и внушением заключается в том, что первая указывает на то, чего не рекомендуется совершать и каким не нужно быть, а внушение – на то, что делать следует и каким необходимо быть. Также деструктивная критика и внушение различаются по предмету обсуждения.

Подобным образом можно различить и прочие виды влияния. Каждый из них имеет собственный предмет.

Различаются следующие виды психологического противостояния влиянию:

– игнорирование;

– конструктивная критика;

– контраргументация;

– конфронтация;

– отказ;

– психологическая самооборона;

– творчество;

– уклонение;

– энергетическая мобилизация.

Игнорирование – это действия, которые говорят о том, что адресат намеренно не обращает внимания на слова, действия или эмоции инициатора.

Конструктивная критика – это подкрепленное фактами обсуждение целей, средств или действий инициатора воздействия и обоснование их несоответствия целям, условиям и требованиям адресата.

Контраргументация – это сознательный и подкрепленный определенными доводами ответ на попытку убеждения, который парирует или оспаривает доводы инициатора воздействия.

Конфронтация – это явное и последовательное противопоставление адресатом своей позиции и своих требований инициатору воздействия.

Отказ – это обозначение адресатом своего несогласия исполнить просьбу инициатора воздействия.

Психологическая самооборона заключается в использовании словесных формул и интонаций, которые дают возможность сохранить спокойствие и получить дополнительное время для того, чтобы обдумать дальнейшие действия в ситуации деструктивной критики, манипуляции или принуждения.

Творчество – это создание нового, игнорирующего влияния образца, примера или моды, либо преодолевающего их.

Не каждому виду влияния соответствует свой вид противостояния влиянию.

Уклонение – это намеренное избегание любых форм связи с инициатором воздействия, в том числе случайных встреч и коммуникаций.

Энергетическая мобилизация – это сопротивление адресата попыткам внушить или передать ему определенное состояние, отношение, намерение или способ действий.

Как мы видим, число известных на данный момент видов влияния и противостояния влиянию неодинаковое.

Каждому виду влияния могут быть противопоставлены разные виды противостояния, и один и тот же вид противостояния может использоваться по отношению к разным видам влияния.

39

Итак, манипуляция — это скрытое управление личностью, такое психологическое воздействие на человека, которое призвано обеспечить негласное получение манипулятором односторонних преимуществ, но так, чтобы у партнера сохранялась иллюзия самостоятельности принятых решений. Сила манипуляции — в ее скрытом характере; скрыт как сам факт воздействия, так и его цель. Манипулятор использует психологически уязвимые места человека — черты характера, привычки, желания, а также его достоинства, то есть все, что может срабатывать автоматически, без сознательного анализа. Такое воздействие часто подкрепляется специальными приемами воздействия, повышающими общую «податливость» партнера.

Особое, скрыто-объектное отношение манипулятора к партнеру приводит к ряду последствий. В нравственном аспекте формируется отношение к людям как к орудию достижения личных целей; в мотивационном — оформляется в желание, привычку распоряжаться партнером, стремление получать одностороннее преимущество; в когнитивном — возникает эгоцентризм, фрагментарное, одностороннее видение партнера и самого себя. Последнее подчеркнем: в манипулятивном общении партнер воспринимается не как целостная уникальная личность, а как носитель определенных, нужных манипулятору свойств и качеств. Так, неважно, насколько добр этот человек, важно, что его доброту можно использовать, и т. д. Однако человек, выбравший в качестве основного именно этот тип отношения к другим, в результате сам часто становится жертвой собственных манипуляций. Самого себя он тоже начинает воспринимать фрагментарно, переходит на стереотипные формы поведения, руководствуется ложными мотивами и целями, теряя нить собственной жизни. Как отмечает Э. Шостром, манипулятора характеризуют лживость и примитивность чувств, апатия к жизни, контроль за собой и своей жизнью, цинизм и недоверие к себе и другим.

Манипулятор живет в каждом человеке — на разной глубине, под разными личинами.

Э. Шостром выделил 8 типов манипуляторов, которые легко объединяются в 4 пары: диктатор — тряпка; вычислитель — прилипала; хулиган — славный парень; судья — защитник.

Диктатор. Преувеличивает свою силу. Доминирует, приказывает, цитирует авторитеты и делает все, чтобы жестко управлять своей жертвой.

Q Тряпка — жертва диктатора. Развивает большое мастерство во взаимоотношениях с диктатором: не слышит, молчит, ловит на лету и с полуслова. В нужный момент легко меняется с диктатором местами. Так, муж — большой начальник на работе — дома после выхода на пенсию часто оказывается «под каблуком» у жены-тихони.

Вычислитель. Преувеличивает возможности своего контроля над окружающими. Обманывает, увиливает с тем, чтобы перехитрить и вывести на чистую воду. Стремится всех и вся контролировать.

Прилипала. Полярная противоположность вычислителя. Преувеличивает свою зависимость. Личность, стремящаяся быть ведомой, дурачимой, предметом забот. Позволяет делать другим работу за себя.

Q Хулиган. Преувеличивает свою агрессивность, жестокость, недоброжелательность, угрожает. Тем самым получает выгоды для себя.

Q Славный парень. Преувеличивает свою заботу, любовь, привязывает к себе своей нарочитой добротой. В споре с хулиганом чаще всего выигрывает. Доброта — серьезная добродетель в нашей культуре, ее трудно обесценить, даже если чувствуешь, что ею манипулируют.

Q Судья. Преувеличивает свою критичность. Никому не верит, преисполнен негодования, обвинения, с трудом прощает. Этакий мститель.

Защитник. Противоположность судье. Чрезмерно снисходителен к ошибкам других. Портит людей, сочувствуя сверх меры, не давая им стать самостоятельными и самокритичными в своих оценках.

Человек, будучи манипулятором определенного типа, чувствителен к партнерам, принадлежащим к противоположному типу. Так, жена-тряпка выбирает мужа-диктатора и образует с ним достаточно устойчивый союз, где один управляет другим с помощью удобных ему способов. Но беда, если один из супругов решил выпрыгнуть из манипулятивного жернова, перемалывающего его жизнь, чувства, отношения.

Возможные мотивы манипуляторов:[2]

потребность фактически любой ценой продвинуть свои собственные цели и личную выгоду,

необходимость в приобретении чувства власти и превосходства над другими,

желание и потребность чувствовать себя диктатором,

получение господства над другими для того, чтобы поднять собственное самоуважение.

40

Манипуляция — вторая разновидность монологического общения, наиболее распространенный вид человеческого общения. Она предполагает воздействие на партнера по общению с целью достижения своих скрытых намерений. Оксфордский словарь определяет манипуляцию как акт влияния на людей, управления ими с ловкостью, с особенно пренебрежительным подтекстом, как скрытое управление и обработку. Манипулятивное общение предполагает объектное восприятие партнера, который используется манипулятором для достижения своих целей. Так же как при императивном, при манипулятивном общении ставится цель добиться контроля над поведением и мыслями другого человека. Коренное отличие состоит в том, что партнер не информируется об истинных целях общения, они либо просто скрываются от него, либо подменяются другими.

Итак, манипуляция — это скрытое управление личностью, такое психологическое воздействие на человека, которое призвано обеспечить негласное получение манипулятором односторонних преимуществ, но так, чтобы у партнера сохранялась иллюзия самостоятельности принятых решений. Сила манипуляции — в ее скрытом характере; скрыт как сам факт воздействия, так и его цель. Манипулятор использует психологически уязвимые места человека — черты характера, привычки, желания, а также его достоинства, то есть все, что может срабатывать автоматически, без сознательного анализа. Такое воздействие часто подкрепляется специальными приемами воздействия, повышающими общую «податливость» партнера.

Согласно Брейкер[править | править исходный текст]

Харриет Брейкер (Harriet B. Braiker)[2] идентифицировала следующие основные способы, которыми манипуляторы управляют своими жертвами:

положительное подкрепление — похвала, поверхностное очарование, поверхностное сочувствие («крокодиловы слёзы»), чрезмерные извинения; деньги, одобрение, подарки; внимание, выражения лица, такие как притворный смех или улыбка; общественное признание;

отрицательное подкрепление — ворчание, вопли, тихое обращение, запугивание, угрозы, брань, эмоциональный шантаж, чувство вины, обида, плач, изображение жертвы;

неустойчивое или частичное подкрепление — может создавать эффективный климат страха и сомнения. Частичное или неустойчивое положительное подкрепление может поощрить жертву упорствовать — например, в большинстве форм азартных игр игрок может выигрывать время от времени, но в сумме всё равно окажется в проигрыше;

наказание;

травмирующий одноразовый опыт — словесное оскорбление, взрыв гнева или другое пугающее поведение с целью установить господство или превосходство; даже один инцидент такого поведения может приучить жертву избегать противостояния или противоречия манипулятору.

Согласно Саймону[править | править исходный текст]

Саймон[4] идентифицировал следующие методы управления:

Ложь — трудно определить, лжёт ли кто-либо во время высказывания, и зачастую правда может открыться впоследствии, когда будет слишком поздно. Единственный способ минимизировать возможность быть обманутым состоит в том, чтобы осознать, что некоторые типы личностей (особенно психопаты) — мастера в искусстве лжи и мошенничества, делают это систематически и, нередко, тонкими способами.

Обман путём умолчания — очень тонкая форма лжи путём утаивания существенного количества правды. Эта техника также используется в пропаганде.

Отрицание — манипулятор отказывается признать, что он или она сделал что-то не так.

Рационализация — манипулятор оправдывает своё неуместное поведение. Рационализация тесно связана со «спином» — формой пропаганды или пиара, см. Spin (public relations).

Минимизация — разновидность отрицания в совокупности с рационализацией. Манипулятор утверждает, что его или её поведение не является настолько вредным или безответственным, как полагает кто-то другой, например, заявляя, что насмешка или оскорбление были только шуткой.

Избирательное невнимание или избирательное внимание — манипулятор отказывается обратить внимание на что-либо, что может расстроить его планы, заявляя нечто вроде «Я не хочу этого слышать».

Отвлечение — манипулятор не даёт прямой ответ на прямой вопрос и вместо этого переводит разговор на другую тему.

Отговорка — подобна отвлечению, но с предоставлением неотносящихся к делу, бессвязных, неясных ответов, с использованием неопределённых выражений.

Скрытое запугивание — манипулятор заставляет жертву выполнять роль защищающейся стороны, используя завуалированные (тонкие, косвенные или подразумеваемые) угрозы.

Ложная вина — особый вид тактики запугивания. Манипулятор намекает добросовестной жертве, что она недостаточно внимательна, слишком эгоистична или легкомысленна. Это обычно приводит к тому, что жертва начинает испытывать негативные чувства, попадает в состояние неуверенности, тревоги или подчинения.

Пристыжение — манипулятор использует сарказм и оскорбительные выпады, чтобы увеличить в жертве страх и неуверенность в себе. Манипуляторы используют эту тактику, чтобы заставить других чувствовать себя малозначимыми и поэтому подчиниться им. Тактика пристыжения может быть очень искусной, например, жесткое выражение лица или взгляд, неприятный тон голоса, риторические комментарии, тонкий сарказм. Манипуляторы могут заставить испытывать чувство стыда даже за дерзость оспаривать их действия. Это эффективный способ воспитать чувство неадекватности в жертве.

Осуждение жертвы — по сравнению с любыми другими тактиками эта является наиболее мощным средством вынудить жертву быть защищающейся стороной, одновременно маскируя агрессивное намерение манипулятора.

Игра роли жертвы («я несчастный») — манипулятор изображает себя жертвой обстоятельств или чьего-либо поведения, чтобы добиться жалости, сочувствия или сострадания и таким образом достичь желаемой цели[5]. Заботливые и добросовестные люди не могут не сочувствовать чужому страданию, и манипулятор зачастую легко может играть на сочувствии, чтобы добиться сотрудничества.

Игра роли слуги — манипулятор скрывает корыстные намерения под видом служения более благородному делу, например, утверждая, что действует определенным способом из-за «повиновения» и «служения» Богу или подобной авторитетной фигуре.

Соблазнение — манипулятор использует очарование, похвалу, лесть или открыто поддерживает жертву, чтобы снизить её сопротивляемость и заслужить доверие и лояльность.

Проецирование вины (обвинение других) — манипулятор делает жертву козлом отпущения, зачастую тонким, труднообнаружимым способом.

Симуляция невиновности — манипулятор пытается внушить, что любой причинённый им вред был неумышленным, или что он не делал того, в чём его обвиняют. Манипулятор может принять вид удивления или негодования. Эта тактика заставляет жертву подвергнуть сомнению своё собственное суждение и, возможно, своё благоразумие.

Симуляция путаницы — манипулятор пытается прикинуться глупцом, притворяясь, что не знает, о чём ему говорят, или что перепутал важный вопрос, на который обращают его внимание.

Агрессивный гнев — манипулятор использует гнев с целью достичь эмоциональной интенсивности и ярости, чтобы шокировать жертву и заставить подчиняться. Манипулятор в действительности не испытывает чувство гнева, лишь разыгрывает сцену. Он хочет то, что хочет, и становится «сердитым», когда не получает желаемого.

43

Во второй половине XX века ни у кого не вызывает сомнения, что основным фактором, лежащим в основе межэтнических различий психики, является культура, даже если учитывать многозначность этого понятия. Но культура не только многоаспектна, но и многофункциональна. Среди множества выполняемых ею функций одной из важнейших» является регулятивная функция в той или иной мере определяющая поведение людей. Мы не случайно сделали оговорку о разной мере регуляции поведения культурой: существуют значительные межкультурные и межличностные различия в степени индивидуализации поведения, соотношения его реактивных и активных компонентов. Кроме того, как совершенно справедливо отмечает Ю.М. Лотман, «для общества существуют совсем не все поступки индивида, а лишь те, которым в данной системе культуры приписывается некоторое общественное значение» (Лотман, 1992 а, с. 297).

Иными словами, оказывая влияние на социальное поведение, культура определяет лишь поведение, которое А.Г. Асмо-ов называет социотипическим поведением личности. Это то поведение, которое, выражая типовые программы данной культуры» и регулируя поведение в стандартных для данной общности ситуациях, освобождаем индивида от принятия индивидуальных решений (Асмолов, 1990, с. 271-272) . Так как «социотипическое поведение пригнано к определенному образу жизни, оно дает сбой тогда, когда человек сталкивается с нестандартной ситуацией, в частности попадает в другую культуру» (Там же, с. 102).

Что же это за типовые программы культуры, являющиеся регуляторами человеческого поведения? На наш взгляд, все регуляторы социотипического поведения можно объединить понятием «традиция». Используя его, мы исходим из того, что в последние десятилетия в* мировой науке все отчетливее прослеживается тенденция понимать под традицией более широкий, чем прежде, круг явлений и процессов (см. Осипова, 1985). Так, в настоящее время трактовка содержания традиции расширилась за счет включения в нее устойчивых для культуры (стереотипных) форм поведения, т.е. обычаев, тогда как раньше существовала тенденция относить категории «традиция» и «обычай» к разным сферам жизни: традицию – к духовной сфере жизни общества, а обычай – к сфере наблюдаемого поведения. Соответственно в этнопсихологии в качестве традиций изучались передаваемые из поколения в поколение особенности отношения человека к миру – ценности, интересы, «убеждения, нравственные нормы, являющиеся базой для его решений и действий. А в качестве обычаев – устойчивые формы или стереотипы поведения.

Мы не будем входить в тонкости разграничения терминов «культура» и «традиция». Среди многих, зачастую исключающих друг друга концепций, нам ближе та, которая рассматривает традиций как понятие более узкое по сравнению с понятием культуры, как «центральную зону культуры», ее неизменный по своей сути, хотя и способный к значительным внешним изменениям, стержень (см. Лурье, 1997). Нам представляется правомерной также точка зрения О. А. Осиновой, согласно которой между тремя понятиями существует «определенная соотнесенность по вертикали: понятие «культура» выступает как более общее по отношению к традиции, а традиция, в свою очередь, как более общее, да отношению к обычаю» (Осипова, 1985, с.49). «Традиция каждой культуры имеет целостный характер и представляет собой сложную систему взаимосвязанных между собой» элементов – .обычаев, ценностей, норм, идеалов, убеждений, являющихся регуляторами поведения человека. Доступнее всего для этнологического и этнопсихологического изучения выработанные культурой модели доведения – обычаи, непосредственно проявляющиеся в поведении ее отдельных членов. И даже не все обычаи, а те из них, которые лишь внешне «оформляют» общечеловеческие инвариантные модели поведения (см. Байбурин, 1985).

Соблюдая определенные обычаи, можно есть за столом или сидя на долу, использовать многочисленные столовые приборы или только собственные руки, добиваться бесшумного пережевывания пищи или чавкать, как это делали гости в китайских домах, чтобы показать, что пища вкусна. Можно даже на какое-то время, например во время поста, воздерживаться от пищи или ее некоторых видов. Но альтернативного способа поведения – не есть вообще – не существует.

Впрочем, пост как воздержание от пищи относится уже к другому типу обычаев, в которых стереотипизации подвергаются не только внешние аспекты поведения, а по словам А. К. Байбурина, «стереотипизируется как план выражения, так и план содержания», и особенности культуры проявляются в глубинной структуре стереотипа поведения (Байбурин, 1985, с. 12). Такой обычай является многокомпонентным явлением и, непосредственно регулируя поведение членов общности в качестве стереотипа, неразрывно связан с другими элементами традиции.

Так, в русской деревне существенную роль играли помочи: сложный» состоящий из многих разнородных элементов – хозяйственно-трудового, бытового, фольклорного, ритуального характера – «обычай, в центре которого – совместный неоплачиваемый труд крестьян для аккордного завершения какого-либо срочного этапа работ у отдельного хозяина» (Громыко, 1986, с. 33). В XIX веке помочи были распространены по всей России и применялись для многих видов работ: жатвы (дожинки), сенокоса, строительства новых изб, перевозки леса, заготовки квашеной капусты (капустки) и т.п. Все виды помочей состояли из повсеместно повторяющихся, хотя и с некоторыми вариациями, элементов: а) приглашения хозяином помощников, б) сбора участников, в) трудовой деятельности, которая обычно сопровождалась песнями, шутками, играми, т.е. не отделялась четко от праздничной части и, как правило, завершалась традиционным ритуалом, г) угощенья участников, д) гулянья.

Хотя помочи «представляли собой вполне законченный и цельный обычай, выделяемый в самосознании этноса в самостоятельное явление» (Там же, с.33), в них отражались и другие (элементы традиции:

• коллективистические ценности русской культуры, прежде всего ценность самой общины – «мира» «как основы и предпосылки существования человека (см. Бороноев, Смирнов, 1995);

• нравственные нормы, существовавшие в русской общине: а) норма милосердия – «совершенно безвозмездные (т.е. без непременного угощения) помочи общины отдельному члену ее при особенно неблагоприятных для него обстоятельствах (пожар, болезнь, вдовство, сиротство, падеж лошади) были по крестьянским этическим нормам обязательными» (Громыко, 1986, с.60); б) норма равенству, проявляющаяся в поочередных помочах, «которые производятся последовательно у всех участников» (Там же, с. 63).

Именно исследование таких элементов традиции, как ценности и нормы, получило широкое распространение в современной этнопсихологии. Но при рассмотрении традиции в качестве структуры взаимосвязанных элементов первостепенное внимание в последнее время уделяется особенностям той или иной культуры, которые «пронизывают» все ее элементы и проявляются в поведении ее членов. Такой подход характерен для многочисленных попыток найти одну или несколько стержневых особенностей или «измерений» культуры. Проанализировав большой объем литературы, У. и К. Стефаны выделили 11 предложенных разными авторами измерений культур:]

• Индивидуализм/коллективизм или ориентация на индивидуальные/групповые цели;

• степень толерантности к отклонениям от принятых в культуре норм (степень «натяжения поводка» между нормами и индивидом);

• степень избегания неопределенности и, соответственно, потребности в формальных правилах;

• маскулинность/фемининность, т.е. оценка в культуре качеств, рассматриваемых стереотипными для мужчин/женщин, и степень поощрения традиционных тендерных ролей;

• оценка природы человеческого существа как «хорошей», «дурной» или «смешанной»;

• сложность культуры, степень ее дифференциации;

• эмоциональный контроль, степень допускаемой эмоциональной экспрессивности;

• близость контактов или допустимые во время общения дистанции и прикосновения;

• дистанция между индивидом и «властью», степень неравенства между вышестоящими и нижестоящими ;

• высокая контекстность/низкая контекстность или максимизация/минимизация различий в поведении в зависимости от ситуации;

• дихотомия человек/природа или степень господства человека над природой, подчинения природе, жизни в гармонии с природой (см. Stephan, Stephan, 1996).

Конечно, это далеко не все измерения культур, в основу которых положены оппозиции психологического типа. Так, из анализа американских исследователей выпало различение культур по ориентации во времени (на прошлое, настоящее или будущее) и по степени предпочитаемой активности (стремление быть, становиться или делать) (см. Berry et al ., 1992), а также принятое в культурантропологии противопоставление культуры вины и культуры стыда (см. Кон, 1979). Ю.М. Лотман влияние культуры на поведение человека обнаруживает и при сопоставлении письменных и бесписьменных культур. По его мнению, в письменных культурах человек выбирает стратегию своего поведения исходя из причинно-следственных связей или ожидаемой эффективности, а «бесписьменная культура с ее ориентацией на приметы, гадания и оракулов переносит выбор поведения во вне-личностную область» (Лотман, 1992 в, с.104).

Измерения культур охватывают разное количество элементов, регулирующих поведение индивида в общности. Но между ними имеется и нечто общее: во всех случаях элементы традиции – ценности, нормы, обычаи и т.п. – анализируются с точки зрения проявляющегося в них стержневого компонента структуры. Такие «наборы элементов субъективной культуры, организующиеся вокруг какой-то темы», Г. Триандис называет культурными синдромами ( Triandis , 1993, р.156). Так, при рассмотрении в качестве культурного синдрома индивидуализма подобной точкой отсчета является ориентация на автономного индивида, а при рассмотрении коллективизма – ориентация на некий коллектив – семью, племя, этнос, государство, религиозную группу и т.п. Иными словами, если использовать более привычное для отечественной науки понятие, это все те традиции, в которых отражается первоочередное поощрение культурой потребностей, желаний, целей либо автономного и уникального индивида, либо группы.

Так как по мнению крупнейших современных исследователей (Дж. Берри, Г. Триандиса, Г. Хофстеде и многих других), в ориентации культур либо на коллектив, либо на личность отражаются наиболее значимые различия между ними, эти культурные синдромы мы проанализируем более подробно.

44

Триандис (Triandis, 1994) выделил три вида культурных синдромов. Под культурным синдромом понимается общепринятая система убеждений, установок, Я-определений, норм, ролей и ценностей, объединенных какой-либо темой. Первый синдром -- это сложность-простота, он противопоставляет информационные общества охотникам и собирателям пищи. Второй -- строгая регламентация-неопределенность. Жестко "регламентированное общество имеет множество норм, касающихся общественного поведения, и за несоблюдение этих норм люди строго наказываются. Свободное общество имеет относительно небольшое количество норм, и члены такого общества терпимы к отклонениям от норм. Индивидуализм и коллективизм представляют собой третий культурный синдром.

Триандис (Triandis, 1994) представил теорию, касающуюся детерминант индивидуализма и коллективизма. Коллективизм максимален в жестко регламентированных и простых культурах; индивидуализм максимален в сложных и свободных культурах. Эта теория еще подлежит эмпирической проверке, хотя работа по оценке уровня регламентации уже ведется, а, следовательно, теорию можно будет проверить в ближайшем будущем.

Культурный синдром можно обнаружить. Например, мы представляем элемент субъективной культуры группам людей, говорящих на определенном языке, и просим их вынести суждение (например, является ли эта ценность значимой?), и если они как группа выносят суждение очень быстро, скажем, не более, чем через пару секунд, и если 90% групп, которые мы обследуем, ведут себя аналогичным образом, мы знаем, что данное мнение является широко распространенным и общепринятым и, таким образом, представляет собой элемент культуры (Triandis et al., 1990). Если множество таких элементов объединено некоторой темой, такой как значимость личности (индивидуализм) или коллектива (коллективизм), мы можем определить культурный синдром.

Теория также утверждает, что сложность связана с изобилием и размером поселений; жесткая регламентация связана с культурной однородностью и зависимостью друг от друга в процессе деятельности. Неопределенность встречается в обществах, существующих на пересечении множества культур (таким образом, в них присутствуют две или более системы норм, и индивидам приходится проявлять терпимость к отклонениям от одной из них), или при чрезвычайно низкой плотности населения, когда поведение людей, живущих за много миль, оказывает не слишком сильное влияние на происходящее внутри группы.

Культурный синдром — это определенный набор ценностей, установок, верований, норм и моделей поведения, которыми одна группа культур отличается от другой. Триандис выделил три культурных синдрома: «простота — сложность», «индивидуализм—коллективизм» и «открытость—закрытость».

Чем более сложной является культура, тем более внимательно люди в ней относятся ко времени. Например, на вопрос «Если у вас назначена встреча с другом, как долго вы намерены ждать его?» люди в индустриальных культурах (США, Япония) давали ответ в минутах, люди в культурах, средних по сложности (Греция, Италия) — в часах, а в наименее сложных (некоторые культуры Африки, Латинской Америки) — в сутках. Представления о времени различны в разных типах культур: на Западе время понимается как линейный вектор от прошлого через настоящее к будущему. Во многих культурах Востока время рассматривается как непрерывность повторяющихся циклов в природе и человеческой жизни. В западных культурах принято делать одно дело в единицу времени и разговоры вести последовательно, а не одновременно. В других культурах (например, Саудовская Аравия) вполне приемлемо вести разговоры одновременно с несколькими людьми.

Также, чем более сложной считается культура, тем более специфичны в ней роли, в менее сложных культурах роли более диффузны, размыты. Например, в сложных культурах от продавца ожидается определенная модель поведения, основанная на его социальной роли, и покупателя совершенно не интересуют религиозные взгляды продавца, его партийная принадлежность и т. д. В менее сложных культурах, например в Иране, религиозная принадлежность человека — главный определяющий фактор его социального поведения, и это может влиять на оценку его социальной роли окружающими.

В результате разного отношения ко времени может возникнуть непонимание: представители сложных культур могут расценивать длительное опоздание или одновременный разговор со многими людьми как неуважение к ним лично. Различия в степени специфичности ролей также могут привести к непониманию: в культурах, где роли диффузны, трудно разделить человека и его идеи, поэтому критика идей небезопасна, — она может быть воспринята как критика данного человека в целом, что в таких культурах недопустимо. С другой стороны, в культурах с диффузными ролями к вам могут демонстрировать хорошее отношение, считая в душе полным ничтожеством, что практически невозможно в западных культурах. Но при этом представителям культур с диффузными ролями поведение людей из культур Запада представляется грубым и высокомерным.

«Индивидуализм—коллективизм» выделяется теоретиками разных дисциплин как главное измерение культур. Индивидуалистической может быть названа культура, в которой индивидуальные цели ее членов не менее (если не более) важны, чем групповые. Коллективистская культура, наоборот, характеризуется тем, что в ней групповые цели превалируют над индивидуальными. В каждой культуре люди имеют как индивидуалистические, так и коллективистские тенденции сознания и поведения, однако индивидуализм характерен для Запада, а коллективизм — для Востока и Африки.

В индивидуалистических культурах личная идентичность превалирует над групповой, которая является определяющей в коллективистских культурах. В индивидуалистических культурах поведение личности определяется ее мотивацией к достижению, а в коллективистских — принадлежностью к группе. Уверенность в себе — ценность, значимая в обоих типах культур, но по-разному: в коллективистских культурах это означает: «Я не являюсь обузой для своей группы», а в индивидуалистических: «Я могу делать то, что мне надо».

Современные исследования разделяют коллективизм на два типа: горизонтальный (характеризует взаимную зависимость людей друг от друга) и вертикальный (означает служение индивида группе). Оба типа коллективизма тесно коррелируют между собой. Люди в индивидуалистических культурах часто отдают приоритет своим личным целям, даже когда они входят в конфликт с целями значимых групп (семья, рабочий коллектив, приятельская компания). Представители коллективистских культур, соответственно, отдают преимущество целям группы, что особенно заметно у тех, кто придерживается вертикального коллективизма. Например, в коллективистских культурах люди могут жить рядом с состарившимися родителями, даже когда при этом страдает их карьера или им не нравится климат данной местности. В индивиду­алистических культурах взрослые дети выберут лучший климат или работу вне зависимости, близко это или далеко от их родителей. Людям из коллективистских культур такое поведение может представляться эгоистическим.

Главная предпосылка индивидуализма, по мнению Г. Триандиса, — уровень благосостояния. Г. Хофстед выявил значимую корреляцию между долей валового национального продукта на душу населения и выраженностью индивидуализма (Hofstede G., 1980). Считается, что финансовое благополучие ведет к социальной и психологической независимости. Наиболее состоятельные и образованные слои общества в любой культуре имеют тенденцию быть более индивидуалистически настроенными. Миграции, социальная мобильность и урбанизация также способствуют росту индивидуализма. В то же время, проявление индивидуалистических или коллективистских тенденций зависит не только от культуры, но и от социального контекста: человек может демонстрировать коллективистские тенденции в семье и среди близких друзей и индивидуалистическое поведение — на работе или с незнакомыми людьми.

Чем отличается поведение людей, придерживающихся норм индивидуализма или коллективизма? Исследования показали, что в коллективистских культурах поведение людей трактуется с позиций норм, принятых в данной культуре, а в индивидуалистических — объясняется личностными особенностями и установками самого индивида. В коллективистских культурах успех человека чаще приписывается помощи других людей, богатству и т. д., а в индивидуалистических культурах успех приписывается способностям личности. Неудача, в свою очередь, в коллективистских культурах трактуется как следствие лени, а в индивидуалистических — как результат неблагоприятного стечения обстоятельств. В коллективистских культурах человек чаще сам приспосабливается к ситуации, чем меняет ситуацию «под себя», в индивидуалистических же культурах, наоборот, он стремится изменить ситуацию «в свою пользу». В коллективистских культурах людям свойственно знать (и рассказывать) больше о других, чем о себе, а в индивидуалистических культурах индивид больше склонен знать (и говорить) о себе, чем о других. Г. Триандис с коллегами разработал тренинг общения индивидуалистов с коллективистами и наоборот. Ими было предложено 46 практических советов для межкультурного общения (Лебедева Н. М., 1999). В традиционных культурах обычно ниже уровень преступности, что связано с типом социализации. Забота о детях, поощрение взаимной зависимости позволяют в большей степени избежать проблем, связанных с алкоголизмом и наркоманией.

К недостаткам коллективизма относятся: авторитаризм и давление на личность (например, детей часто заставляют выбирать не то, что нравится им самим, а то, что нравится родителям); высокая вероятность установления автократических режимов; низкая ценность отдельной человеческой личности и даже человеческой жизни.

Для культур, основанных на индивидуализме, характерны акцент на правах отдельной личности, демократия, мультикультурализм. Наказывается один человек и только за свои проступки в соответствии с законом. Личность может развивать свои таланты, и это выгодно всему обществу, так как экономика развивается в результате предприимчивости отдельных людей.

Недостатками индивидуализма являются одиночество, семейные конфликты, разводы. Свобода приводит к отчуждению, детской преступности, наркотикам, СПИДу. Моральные авторитеты отсутствуют, и все держится на законах. Возрастает риск сердечно-сосудистых заболеваний. Исследования показали, что высокая ценность и ожидание богатства негативно коррелируют с успехом и благосостоянием. Оказалось, что поведенческие нарушения и преступления выше среди «материалистов». С высоким стремлением к власти, желанием контролировать, подавлять других (комплекс мотивов, свойственных индивидуалистическим культурам) связан высокий уровень дистрессов. Сейчас многие международные корпорации осознали, что индивидуализм в какой-то степени тормозит развитие экономики — сложность обучения персонала требует больших затрат от компаний на подготовку служащих, которые в любой момент могут уйти в другую компанию, повинуясь психологии индивидуализма. Поэтому компании, не желая готовить персонал для своих конкурентов, часто не хотят тратиться на достойное обучение своих сотрудников.

Согласно измерениям Г. Хофстеда, культурами индивидуалистического типа являются культуры США, Австралии, Великобритании, Канады, Нидерландов, Новой Зеландии, Швеции, Бельгии, Дании, Франции, Италии, Ирландии, Германии и др. Коллективистскими же культурами можно считать культуры Кореи, Пакистана, Перу, Тайваня, Колумбии, Венесуэлы, Коста-Рики, Гватемалы, Эквадора, Индонезии, Португалии, Японии, Китая и др. Русскую культуру Хофстед также причисляет к культурам коллективистского типа.

В «закрытых» культурах люди должны вести себя в соответствии с групповыми нормами, и нарушение норм строго карается. В «открытых» культурах наблюдается большая терпимость к отклонению поведения индивидов от общепринятых норм. Для людей из «закрытых» культур значимы предсказуемость, определенность и безопасность: им важно знать, что другие люди намерены делать, и если те поступают непредсказуемо и неожиданно, это психологически травмирует членов «закрытых» культур.

Индивиды из «закрытых» культур склонны воспринимать людей из «открытых» культур как недисциплинированных, своевольных и капризных, в то время как люди из «открытых» культур, в свою очередь, трактуют поведение представителей «закрытых» культур как негибкое и бескомпромиссное.

Здесь необходимо отвлечься от конкретных персон и подумать об условиях жизни и аспектах социализации в данных культурах: в «закрытых» культурах индивид, если отступит от норм, попадет в сложную ситуацию, поэтому он вынужден их соблюдать и ждать этого соблюдения от других (часто коллективный гнев в «закрытых» культурах направляется на смельчака, осмелившегося все-таки нарушить нормы: «нам нельзя, а ему можно?!»). А в «открытых» культурах, чтобы чего-то достичь, необходимо быть свободным, в том числе и от ограничивающих индивидуальное творчество и деятельность норм. Подобный анализ помогает избавиться от собственного этноцентризма при анализе поведения людей из других культур.

45

Впервые один из величайших экспериментов в истории психологической науки был описан Стэнли Милграмом в 1963 г. в статье «Подчинение: исследование поведения». В общих чертах он известен многим студентам и, как правило, его охотно комментируют преподаватели социальных наук в контексте методологических проблем социальных исследований, этических вопросов или когда речь идет о подчинении людей общественному давлению.

Проведение исследования стало результатом размышлений Милграма, почему люди способны действовать жестоко по отношению к другим, почему возможны акты жестокости и преступления против человечества. Он пришел к выводу, что способность к подчиненности — глубоко определяющая тенденция человеческого поведения, ее действие может свести на нет способность действовать в соответствии с моральными нормами и нивелировать сочувствие к другим людям.

В своем эксперименте Милграм задался целью выяснить: какая мера «послушания» присуща человеку, когда на нее влияют авторитетные лица и приказывают действовать вопреки собственным моральным принципам, сколько страданий готовы причинить одни люди другим, совершенно невинным, когда такие действия относятся к их обязанностям, и до какой степени подчинения обычно склоняются люди под давлением авторитетного лица.

Талант Милграма как экспериментатора заключался в том, что он смог создать соответствующий научный подход к изучению такой сложной теме социального поведения. В условиях лаборатории он заставлял одного человека наносить вред другому, но на самом деле никакого вреда не было причинено.

Милграм также создал модель лабораторной ситуации, в которой довольно точно были задействованы факторы, гипотетически, как считал исследователь, влияющие на проявление подчиненности.

Участник должен был выполнять в исследовании роль ассистента экспериментатора, который давал распоряжения, противоречащие элементарным моральным установкам человека. Исследуемый мог выполнять приказ экспериментатора, или отказаться это делать.

Главное теоретическое положение, сформулированное Милграмом: человеку свойственна склонность подчинять свое поведение другому человеку, которого он воспринимает авторитетнее себя, к тому же согласно этой тенденции человек может нарушить нормы морали. Милграм считал, что действие тенденции к подчиненности авторитетному лицу заставляет человека причинить боль другому человека (чего раньше она никогда не делал), если получит приказ от того, кого считает авторитетом.

В эксперименте были созданы условия для определения степени подчиненности одного человека другому.

Милграм сконструировал генератор электрического тока достаточно ужасного вида с тридцатью рычагами-переключателями. Каждый рычаг был обозначен ярлыком (от 30 до 450 вольт), а переключатели — надписями: «слабый электрический удар», «удар средней силы», «опасно: мощный удар».

Участниками эксперимента были 40 мужчин в возрасте от 20 до 50 лет, среди них 15 человек (как квалифицированных, так и неквалифицированных). 16 коммерсантов и бизнесменов, 9 специалистов различных профессий. Все они были приглашены к участию в оплачиваемом исследовании через объявление в газете или по почте (для исследований Йельського университета по проблеме памяти и обучения). За участие в эксперименте каждому платили по 4,5 доллара. Участникам сообщали, что они получат оплату независимо от того, каким будет их поведение в эксперименте. В исследовании также принимали участие актеры. Один из них исполнял роль экспериментатора, был одет в серый лабораторный халат и выглядел довольно официально. Другой актер исполнял роль испытуемого, ему было 47 лет. Оба актера находились в сговоре с экспериментатором.

Итак, настоящему участнику, когда тот попадал в лабораторию социального взаимодействия, сообщали «легенду»: он участвует в исследовании влияния наказания на процесс обучения. Потом ему и участнику-актеру предоставляли возможность жеребьевкой определить свою роль в исследовании («ученик» или «учитель»). Конечно, настоящий исследуемый всегда становился «учителем», а «подсадной» — «учеником». «Ученика» в другой комнате привязывали ремнями к стулу и подсоединяли к электродам, присоединенных к генератору тока в соседней комнате. При этом объясняли, что используется специальная паста, которая проводит электрический ток и позволяет избежать ожогов и волдырей на коже. Все действия выполнялись на глазах настоящего автора.

Руки «ученика» были зафиксированы таким образом, чтобы он мог достать до четырех кнопок, маркированных как abed, отвечая на вопрос «учителя».

«Учитель» должен зачитать список слов и проверить, как их запомнил «ученик». Экспериментатор давал «учителю» инструкцию: он должен наказать «ученика» каждый раз, когда тот будет отвечать неправильно, добавляя при каждом следующем неправильном ответе еще один уровень напряжения тока на генераторе. Эксперимент был так достоверно организован, что участники не могли догадаться, что никаких «наказаний» на самом деле никто не получает.

Ответы «ученика» (подсадного) были спланированы заранее с чередованием правильных и неправильных в одинаковой последовательности во всех исследуемых. С увеличением неправильных ответов напряжение нарастало, «ученик» начинал кричать, что ему плохо (фразы были записаны на пленку накануне), жаловался на боль в сердце. Когда напряжение достигало 300 вольт, «ученик» начинал бить ногами в стенку и требовал отпустить его, потом замолкал и больше не отвечал на вопросы. «Учитель» объясняли, что молчание оценивается как неправильный ответ и нужно действовать по инструкции. Большинство участников на определенном этапе обращались к экспериментатору, следует ли продолжать, повышая дальше напряжение. Исследователь приказывал продолжать, давал серию команд, проявляя все большую строгость, заставляя при необходимости действовать настойчивее.

Степенью подчинения считался уровень напряжения, при котором участник отказывался продолжать эксперимент. Поскольку на генераторе было 30 переключателей, каждый исследуемый мог получить от 1 до 30 баллов. Участников, которые доходили до самого высокого уровня напряжения, считали «покорными» (obedient). Тех, которые отказались выполнять команды экспериментатора на нижних уровнях напряжения, — «непокорными» (defiant).

Исследуемый наблюдал страдания «невинной жертвы», понимал реальную опасность для жизни «ученика», однако подавляющее большинство участников выполняли распоряжения исследователя и не решились остановить эксперимент.

Милграм предложил своим коллегам, а также выпускникам Йельского университета, которые специализировались по психологии, спрогнозировать возможные результаты. Их оценки имели значения от 1 к 3%, среднее значение — 1,2%. И психологи начинающие, и профессионалы с опытом считали, что тех, кто нанесет максимальный удар, не может быть более 3%.

39 психиатров, к которым обратился Милграм, дали еще менее точный прогноз. Они считали, что только один человек из тысячи повысит напряжение до предельного значения, а до половины, т.е. до 225 вольт, — не более половины испытуемых. Поэтому никто из психологов не смог предвидеть те результаты, которые были получены. В реальном эксперименте большинство исследуемых выполняли команды экспериментатора и наказывали «ученика» даже после того, как тот переставал кричать и бить в стенку ногами.

Таблица. Результаты эксперимента С. Милграма

Сила удара (в вольтах), который наносили участники

Количество испытуемых, которые отказались

повысить напряжение на нем уровне

Слабый электрический удар

15

30

45

60

0

0

0

0

Средний электрический удар

75

90

105

120

0

0

0

0

Сильный электрический удар

135

150

165

180

0

0

0

0

Очень сильный электрический удар

195

210

225

240

0

0

0

0

Интенсивный удар

255

270

285

300

0

0

0

5

Экстремально-интенсивный удар

315

330

345

360

4

2

1

1

Опасно: мощный удар

375

390

405

420

1

0

0

0

Максимально сильный удар

435

450

0

26

Выполняя команды экспериментатора, все исследуемые повышали наказания и дошли до отметки 300 вольт (когда «ученик» бил в стену, умолял его отпустить, а потом замолкал и не давал никакого ответа). Конечно, самым неожиданным и шокирующим было то, что значительное количество исследуемых прошла всю шкалу до максимума. Только 14 участников отказались выполнять приказы. 26 исследуемых (65%) завершили эксперимент на отметке 450 вольт. Они были в состоянии сильного стресса, волновались за состояние человека, проявляли неприязнь к экспериментаторам, но все же подчинялись. В последней части эксперимента, когда ученик умолкал, исследуемые были чрезвычайно взволнованы. Чтобы снять это состояние дискомфорта, облегчить состояние участников исследования, их после окончания эксперимента проинформировали обо всех тонкостях, общий замысел исследования и их роль. Участников спрашивали об их мысли и чувства во время эксперимента, также появлялся «ученик» и дружески мирился с каждым испытуемым.

Эксперимент показал, что испытуемые не оказывали сопротивления «главному» — исследователю, который был одет в белый халат и требовал причинить страдания другому участнику. В целом исследование продемонстрировало такое свойство поведения, как подчиненность авторитету, и ее глубокую укорененность в человеческой природе. Участники выполняли приказы экспериментатора, хотя переживали дискомфорт и моральный внутренний конфликт.

Эксперимент был повторен в 21 серии лично Милграмом.

Тот факт, что примерно две трети исследуемых наносили своей жертве удары электрическим током, произвел сильное впечатление на всех, причастных к проведению этого исследования. При интерпретации результатов были сформулированы следующие гипотетические толкования.

Участники находились под влиянием авторитетности Йельского университета.

Они были мужчинами, поэтому проявили свойственную этому полу тенденцию к агрессивным действиям.

Испытуемые не осознавали того вреда и боли, которые вызывают удары электрическим током.

Участники были склонны к садизму, поэтому были довольны тем, что могут наносить страдания другим.

Милграм тщательно проверил эти гипотезы в дополнительных исследованиях и выяснил, что все эти объяснения не соответствуют реальному положению вещей.

Экспериме́нты А́ша (Asch Conformity Experiments), опубликованные в 1951 году, были серией исследований, которые продемонстрировали власть конформизма в группах.

В экспериментах во главе с Соломоном Ашем студентов просили, чтобы они участвовали в «проверке зрения». В действительности цель исследования заключалась в том, чтобы проверить реакцию одного студента на ошибочное поведение большинства.

Как правило, в экспериментах все участники, кроме одного, были «подсадными утками». В контрольную группу «подсадные утки» не входили. Участники (испытуемый и семь «подсадных уток») были усажены в аудитории. Им демонстрировались по порядку две карточки: на первой изображена одна вертикальная линия, на второй — три, только одна из которых такой же длины, что и линия на первой карточке. Задача студентов довольна проста — необходимо ответить на вопрос, какая из трёх линий на второй карточке имеет такую же длину, что и линия, изображённая на первой карточке. Студенту предстояло ответить на 18 вопросов, каждый раз он отвечал последним в группе. На первые два вопроса все дают одинаковые, правильные, ответы. Но на третьем этапе «подсадные утки» дают один и тот же неправильный ответ, что приводит испытуемого в замешательство. Если испытуемый отвечает правильно, не соглашаясь с мнением большинства, то он испытывает чрезвычайный дискомфорт. Как правило, в каждом эксперименте на 18 вопросов 12 раз все «подсадные утки» отвечали неправильно, но в некоторых случаях один или несколько подставных участников были проинструктированы отвечать правильно на все 18 вопросов.

В итоге 75 % испытуемых подчинились заведомо ошибочному представлению большинства, по крайней мере, в одном вопросе. Общая доля ошибочных ответов составила 37 %, в то же время в контрольной группе один ошибочный ответ дал только один человек из тридцати пяти. Когда же «заговорщики» не были единодушны в своём суждении, испытуемые гораздо чаще не соглашались с большинством. Когда независимых испытуемых было двое, или когда один из подставных участников получал задание давать правильные ответы, количество ошибок падало более чем в четыре раза. Когда кто-то из подставных давал неверные ответы, но также не совпадающие с основным, ошибка также сокращалась до 9-12 % в зависимости от категоричности «третьего мнения».

46

Толпа относительно большое число людей, объединенных общей целью и находящихся в непосредственном контакте друг с другом совокупность людей, которых волнует одна и та же проблема, но они не находятся в непосредственной близости друг от друга кратковременное собрание людей для совместного времяпрепровождения в связи с каким-то зрелищем

Условия возникновения - долговременного характера (экономические, социальные, политические и другие факторы относительно длительного действия, которые создают высокий уровень напряженности в обществе), - ситуативного характера (повод возникает в зависимости от ситуации).

Состав зависит в основном от тех причин, по которым она возникла. Как правило, неоднородна.

Особенности организации неорганизованное, или потерявшее организованность скопление людей; однако могут возникать элементы организации, если находится человек, который сумеет возглавить толпу Длительность существования определяется значимостью инцидента

Масса - совокупность людей, которых волнует одна и та же проблема, но они не находятся в непосредственной близости друг от друга Условия возникновения наличие запланированной акции (митинг, манифест, демонстрация и т.п.), по поводу которой и собираются люди

Состав Может быть достаточно разнородной по составу.

Особенности организации - стабильное образование с довольно нечеткими границами; может оказаться в значительной степени организованной, когда определенные слои населения сознательно собираются ради какой-либо цели (акции)

Длительность существования - как правило, задано определенными рамками

Мы выбираем термин масса для обозначения другого элементарного и спонтанного коллективного группирования, которое во многих отношениях схоже с толпой, однако коренным образом отличается от нее в других отношениях. Масса представлена людьми, участвующими в массовом поведении, такими, например, которые возбуждены каким-либо событием национального масштаба, или участвуют в земельном буме, или интересуются каким-либо судебным разбирательством по делу об убийстве, отчеты о котором публикуются в прессе, или участвуют в какой-то крупномасштабной миграции.

^ Отличительные черты массы. Понимаемая подобным образом, масса имеет ряд отличительных черт. Во-первых, ее члены могут занимать самое различное общественное положение, происходить из всех возможных слоев общества; она может включать людей, занимающих самые различные классовые позиции, отличающихся друг от друга по профессиональному признаку, культурному уровню и материальному состоянию. Это можно наблюдать на примере массы людей, следящей за судебным разбирательством по делу об убийстве. Во-вторых, масса является анонимной группой, или, точнее, состоит из анонимных индивидов. В-третьих, между членами массы почти нет взаимодействия и обмена переживанием. Обычно они физически отделены друг от друга и, будучи анонимными, не имеют возможности толочься, как это делают люди в толпе. В-четвертых, масса имеет очень рыхлую организацию и неспособна действовать с теми согласованностью и единством, которые отличают толпу.

^ Роль индивидов в массе. Тот факт, что масса состоит из индивидов, принадлежащих к самым разным локальным группам и культурам, имеет большое значение. Ибо это означает, что объект интереса, который привлекает внимание тех, кто составляет массу, находится за пределами локальных культур и групп и, следовательно, что этот объект интереса не определяется и не объясняется в терминах представлений или правил этих локаль-

184

ных групп. Объект массового интереса может мыслиться как отвлекающий внимание людей от их локальных культур и сфер жизни и обращающий его на более широкое пространство, на такие области, на которые распространяются правила, регулятивы или экспектации. В этом смысле масса может рассматриваться как нечто, состоящее из обособленных и отчужденных индивидов, обращенных лицом к тем объектам или областям жизни, которые интересны, но сбивают с толку и которые нелегко понять и упорядочить. Перед подобными объектами члены массы, как правило, испытывают замешательство и неуверенность в своих действиях. Далее, не имея возможности общаться друг с другом, разве что ограниченно и несовершенно, члены массы вынуждены действовать обособленно, как индивиды.

47

Согласно Брейкер[править | править исходный текст]

Харриет Брейкер (Harriet B. Braiker)[2] идентифицировала следующие основные способы, которыми манипуляторы управляют своими жертвами:

положительное подкрепление — похвала, поверхностное очарование, поверхностное сочувствие («крокодиловы слёзы»), чрезмерные извинения; деньги, одобрение, подарки; внимание, выражения лица, такие как притворный смех или улыбка; общественное признание;

отрицательное подкрепление — ворчание, вопли, тихое обращение, запугивание, угрозы, брань, эмоциональный шантаж, чувство вины, обида, плач, изображение жертвы;

неустойчивое или частичное подкрепление — может создавать эффективный климат страха и сомнения. Частичное или неустойчивое положительное подкрепление может поощрить жертву упорствовать — например, в большинстве форм азартных игр игрок может выигрывать время от времени, но в сумме всё равно окажется в проигрыше;

наказание;

травмирующий одноразовый опыт — словесное оскорбление, взрыв гнева или другое пугающее поведение с целью установить господство или превосходство; даже один инцидент такого поведения может приучить жертву избегать противостояния или противоречия манипулятору.

Согласно Саймону[править | править исходный текст]

Саймон[4] идентифицировал следующие методы управления:

Ложь — трудно определить, лжёт ли кто-либо во время высказывания, и зачастую правда может открыться впоследствии, когда будет слишком поздно. Единственный способ минимизировать возможность быть обманутым состоит в том, чтобы осознать, что некоторые типы личностей (особенно психопаты) — мастера в искусстве лжи и мошенничества, делают это систематически и, нередко, тонкими способами.

Обман путём умолчания — очень тонкая форма лжи путём утаивания существенного количества правды. Эта техника также используется в пропаганде.

Отрицание — манипулятор отказывается признать, что он или она сделал что-то не так.

Рационализация — манипулятор оправдывает своё неуместное поведение. Рационализация тесно связана со «спином» — формой пропаганды или пиара, см. Spin (public relations).

Минимизация — разновидность отрицания в совокупности с рационализацией. Манипулятор утверждает, что его или её поведение не является настолько вредным или безответственным, как полагает кто-то другой, например, заявляя, что насмешка или оскорбление были только шуткой.

Избирательное невнимание или избирательное внимание — манипулятор отказывается обратить внимание на что-либо, что может расстроить его планы, заявляя нечто вроде «Я не хочу этого слышать».

Отвлечение — манипулятор не даёт прямой ответ на прямой вопрос и вместо этого переводит разговор на другую тему.

Отговорка — подобна отвлечению, но с предоставлением неотносящихся к делу, бессвязных, неясных ответов, с использованием неопределённых выражений.

Скрытое запугивание — манипулятор заставляет жертву выполнять роль защищающейся стороны, используя завуалированные (тонкие, косвенные или подразумеваемые) угрозы.

Ложная вина — особый вид тактики запугивания. Манипулятор намекает добросовестной жертве, что она недостаточно внимательна, слишком эгоистична или легкомысленна. Это обычно приводит к тому, что жертва начинает испытывать негативные чувства, попадает в состояние неуверенности, тревоги или подчинения.

Пристыжение — манипулятор использует сарказм и оскорбительные выпады, чтобы увеличить в жертве страх и неуверенность в себе. Манипуляторы используют эту тактику, чтобы заставить других чувствовать себя малозначимыми и поэтому подчиниться им. Тактика пристыжения может быть очень искусной, например, жесткое выражение лица или взгляд, неприятный тон голоса, риторические комментарии, тонкий сарказм. Манипуляторы могут заставить испытывать чувство стыда даже за дерзость оспаривать их действия. Это эффективный способ воспитать чувство неадекватности в жертве.

Осуждение жертвы — по сравнению с любыми другими тактиками эта является наиболее мощным средством вынудить жертву быть защищающейся стороной, одновременно маскируя агрессивное намерение манипулятора.

Игра роли жертвы («я несчастный») — манипулятор изображает себя жертвой обстоятельств или чьего-либо поведения, чтобы добиться жалости, сочувствия или сострадания и таким образом достичь желаемой цели[5]. Заботливые и добросовестные люди не могут не сочувствовать чужому страданию, и манипулятор зачастую легко может играть на сочувствии, чтобы добиться сотрудничества.

Игра роли слуги — манипулятор скрывает корыстные намерения под видом служения более благородному делу, например, утверждая, что действует определенным способом из-за «повиновения» и «служения» Богу или подобной авторитетной фигуре.

Соблазнение — манипулятор использует очарование, похвалу, лесть или открыто поддерживает жертву, чтобы снизить её сопротивляемость и заслужить доверие и лояльность.

Проецирование вины (обвинение других) — манипулятор делает жертву козлом отпущения, зачастую тонким, труднообнаружимым способом.

Симуляция невиновности — манипулятор пытается внушить, что любой причинённый им вред был неумышленным, или что он не делал того, в чём его обвиняют. Манипулятор может принять вид удивления или негодования. Эта тактика заставляет жертву подвергнуть сомнению своё собственное суждение и, возможно, своё благоразумие.

Симуляция путаницы — манипулятор пытается прикинуться глупцом, притворяясь, что не знает, о чём ему говорят, или что перепутал важный вопрос, на который обращают его внимание.

Агрессивный гнев — манипулятор использует гнев с целью достичь эмоциональной интенсивности и ярости, чтобы шокировать жертву и заставить подчиняться. Манипулятор в действительности не испытывает чувство гнева, лишь разыгрывает сцену. Он хочет то, что хочет, и становится «сердитым», когда не получает желаемого.

К каждому способу манипулирования, приведенному ниже, прилагается краткая инструкция по противодействию ему, защите от него.

Перед тем как перейти к рассмотрению приемов манипуляции также сразу хочу заметить, что не всегда способы манипулирования, используются по отдельности, часто для эффективности воздействия применяются комбинации приемов и способов.

Ложное переспрашивание

Данный способ манипулирования используется для того чтобы изменить общий смысл сказанного, изменяя его значения себе в угоду. Манипулятор как будто бы в целях уяснения, переспрашивает, повторяя вами сказанное лишь в начале, далее подменяет слова и в целом смысл.

Предельно внимательно вслушивайтесь в то, что вам говорят. Услышав искаженный смысл, тут же поправляйте.

Показное безразличие и невнимательность

Когда один человек пытается доказать свою правоту, убедить в чем то другого тот показывает свое безразличие и к собеседнику и к тому, что он говорит.

Манипулятор рассчитывает на стремления оппонента, во что бы то не стало доказать свою значимость, использовать те факты, ту информацию которую ранее он не собирался разглашать. То есть попросту выведывается нужная информация.

Защита от манипуляции – не поддаваться на провокацию.

Поспешкое перескакивание на другую тему

Озвучив одну тему, манипулятор стремительно переходит к другой, тем самым не давая возможности собеседнику, опротестовать первую или как то в ней усомнится. Делается это с целью фиксации этой информации (не всегда правдивой) в подсознании собеседника. Это способ манипуляции можно характеризовать как внушение с дальнейшим использованием.

Следует внимательно, относится к услышанному и подвергать все анализу.

Цитирование слов оппонента

В данном случае манипулятор цитирует, причем неожиданно, слова оппонента. В большинстве случаев слова частично искажаются.

Защищаясь можно ответить тем же, выдумать фразу и выдать ее за слова манипулятора, некогда им сказанные.

Мнимая ущербность

Манипулятор показывает свою слабость, добиваясь снисходительного к себе отношения. В такие моменты манипулируемый перестает всерьез воспринимать человека как конкурента и соперника, его бдительность притупляется.

Не поддаться этому приему манипуляции можно только в случае если вы всегда будете любого человека воспринимать в серьез и видеть в нем, сильного соперника.

Ложная влюбленность

Очень распространенный прием манипулирования. За счет признания в любви, в почтении и уважении, можно добиться куда большего, нежели просто попросить.

«Холодный разум» здесь вам в помощь.

Неистовый гнев и яростный напор

Немотивированным гневом манипулятор вызывает у человека желание успокоить своего собеседника и рассчитывает, что тот пойдет на определенные уступки. Так же как и предыдущий этот способ манипуляции достаточно распространен.

Противодействие:

Не обращайте внимания на ярость собеседника, не начинайте его успокаивать, а покажите свое безразличие к его поведению, это собьет его с толку;

Или наоборот, касаясь манипулятора (не важно, руки или плеча) и смотря ему прямо в глаза, начните резко взвинчивать свой агрессивный темп, отвечая ему. С помощью одновременного воздействия визуального, кинестетического и аудиального раздражителя манипулятор вводится в транс. И уже вы можете ставить ему свои условия, вводить в его подсознание свои установки.

Можно подстроится, вызвать в себе подобное расположение духа и постепенно начать успокаиваться, успокаивая и манипулятора.

Ложная спешка и быстрый темп

Манипуляция возможна за счет навязывания очень быстрого темпа речи и проталкивания своих идей. Манипулятор, прикрываясь спешкой и отсутствием времени забалтывает своего собеседника, который, не успевая не то чтобы ответить, а даже подумать, тем самым демонстрирует свое молчаливое согласие.

Болтливость, говорливость и многословность манипулятора можно прекратить вопросами и переспрашиванием. Сбить темп поможет, например такая уловка как – «Извини мне надо срочно позвонить. Подождешь?»

Высказать подозрительность и вызвать оправдания

Этот способ манипулирования используется для ослабления защитного барьера психики человека. Роль манипулятора, в каком либо вопросе разыграть подозрительность, ответной реакцией на которую будет желание оправдаться. Этого он и добивается. Защитный барьер ослаб, можно «проталкивать» нужные установки.

Защитой здесь выступает осознание себя уверенной в себе личностью. Покажите манипулятору, что вам все равно, если на вас обижаются, и вы не побежите догонять, если он захочет уйти. Влюбленные возьмите на вооружение, не позволяйте собой манипулировать!

Ложная усталость

Манипулятор дает понять, что сильно устал и не в состоянии, что-либо доказывать и выслушивать возражения. И по тому манипулируемый быстрее соглашается с его словами, и идя у него на поводу не утомляет его возражениями.

Не поддавайтесь на провокации.

Подавить авторитетом

Тонкость этого способа манипуляции заключается в специфики психики человека – поклонение и слепое доверие авторитету, в какой либо области. Манипулятор, пользуясь своим авторитетом, давит на человека, и часто мнение, совет или просьба, лежат вне пределов его авторитетности. Как же можно отказать от просьбы или не согласится с таким человеком?

Верьте в себя, в свои способности, в свою индивидуальность и исключительность. Долой низкую самооценку!

Ложная влюбленность

Манипулятор как бы по секрету, чуть ли не шепотом, прикрываясь мнимой дружбой, советует манипулируемому поступить определенным образом. Уверяет в выгоде и пользе этого поступка, на самом же деле преследует свои интересы.

Не следует забывать, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, за все надо платить.

Вызвать сопротивление

Известно, запретный плод сладок, и психика человека устроена так, что ему часто интересно именно то, что находится под запретом или для достижения чего необходимо приложить усилия. Манипулятор как тонкий психолог, пользуясь этими особенностями человеческой психики, вызывает у объекта своего воздействия такие желания. Конечно себе в угоду.

Всегда помните свои интересы. Принимайте решения хорошо подумав, взвесив все «за» и «против».

От частности к ошибке

Манипулятор обращает внимание объекта манипуляций лишь на одну деталь, не позволяя рассмотреть картину в целом, и заставляет его на основании этого сделать выводы. Применение этого способа манипулирования людьми широко распространено в жизни.

Многие люди делают выводы и судят, о каком либо предмете или событии, не обладая подробной информации и не располагая фактами, парой даже не имея собственного мнения по этому вопросу, они судят, основываясь на мнениях других. Манипуляторы этим пользуются и таким образом навязывают свое мнение.

Увеличивайте свой кругозор, развивайтесь, работайте над повышением уровня собственных знаний.

Ирония с усмешкой

Манипулятор, как будто сомневаясь в словах оппонента, специально выбирает ироничный тон разговора, провоцируя его на эмоции. В эмоциональном состоянии, в гнев человек впадает в измененное состояние сознания и более подвержен внушению.

Эффективной защитой против этого способа манипуляции служит полное безразличие.

Сбить с мысли

Манипулятор, что бы направить разговор в нужное ему русло, постоянно перебивает мысли собеседника.

Не обращайте на это внимание, или, используя речевые психотехники, попробуйте высмеять манипулятора и если вы находитесь в коллективе, на его перебивания всерьез обращать внимание уже ни кто не будет.

Ложное признание выгодных условий

В данном случае идет намек от манипулятора на более выгодные условия, в которых будто бы находится объект манипуляции. Манипулируемый начинает оправдываться и открывается для внушения, которое незамедлительно следует.

Не стоит оправдываться, наоборот признайте свое превосходство.

Имитация предвзятости

Манипулируемый ставится в такие условия, когда ему надо отвести подозрение в предвзятости к манипулятору. И он сам начинает его нахваливать, говорить о его добрых намерениях, тем самым дает себе установку не реагировать критично на слова манипулятора.

Если уж вы попали в такую ситуацию, опровергните свою предвзятость, но не нахваливая манипулятора.

Ввести в заблуждение специфической терминологией

Манипулирование осуществляется за счет применения манипулятором в разговоре неизвестных манипулируемоу терминов. Последний попадает в неловкое положения и боясь показаться неграмотным боится что эти термины обозначают.

Не стесняйтесь и не бойтесь уточнить не понятное для вас слово.

Навязывание ложной глупости

Говоря простым языком, этот способ манипуляции заключается в том, чтобы опустить человека ниже плинтуса. В ход идут намеки на его безграмотность и глупость, что приводит объект манипуляций в состояние временного замешательства. Тогда то манипулятор и производит кодирование психики.

Не обращайте внимание, тем более, если знаете, что перед вами грамотный манипулятор, опытный мошенник или гипнотизер.

Навязывание мысли повторяемостью фраз

При этом способе манипулирования, за счет неоднократного повторения фраз, манипулятор внушает объекту какую либо информацию.

Не стоит фиксировать внимание на том, что говорит манипулятор. Можно поменять тему разговора.

Ложная невнимательность

Манипулятор играет на собственной якобы невнимательности. Добившись нужного результата, он как бы замечает, что сделал, что-то неправильно, ставя манипулируемого перед фактом – «Ну что тут поделаешь, не увидел, не услышал, не так понял…»

Надо четко выяснять и доносить смысл достигнутых договоренностей.

Скажи «Да»

Подобный прием манипуляции осуществляется за счет построения диалога таким образом, когда манипулируемый все время соглашается со словами манипулятора. Так манипулятор подводит объект воздействия к принятию своей идеи.

Смените направленность беседы.

Наблюдение и поиск схожих черт

Манипулятор выдумывает или находит некую схожесть между собой и манипулируемым, невзначай обращает на это внимание, тем самым повышает доверие к себе и ослабляет защиту. Можно действовать продвигать идею, внушать мысль (используя другие способы и приемы манипулирования), просить.

Защита – резко сказать манипулятору о своей с ним непохожести.

Навязывание выбора

Манипулятор ставит вопрос так, что не дает объекту иного выбора варианта кроме как из тех, которые он предложил. Например, официант в ресторане спрашивая, подойдя к вашему столику – «Какое вино вы сегодня будите пить красное или белое?», заставляет вас задуматься над выбором из предложенного им, а вы допустим, планировали заказать себе дешевенькой водочки.

Четко и ясно представлять, что вы именно хотите и не забывать о своих интересах и планах, чего бы это не касалось.

48

Научно-техническая революция стимулировала широкое распространение массовой культуры. Сама идея массовой культуры возникает в 20-х годах в рамках доктрины массового общества. Теория массового общества исходит из того, что в XX в. классовая поляризация исчезает и главенствующую роль в историческом процессе начинает играть «масса». Понятие «масса» имеет не только количественные характеристики (большинство общества), но и качественные: обезличенность, преобладание чувств, утрата интеллекта и личной ответственности за свои решения и поступки. Согласно Тарду и Лебону, общество делится на массу (или толпу), не понимающую сути происходящего, публику, которая кое-что понимает, и элиту, имеющую доступ к высшим культурным ценностям. Отсюда «массовым» называют такое общество, в котором человек становится безликим элементом социальной машины, «винтиком», подогнанным под ее потребности. А массовой культурой называют то, что противостоит подлинной культуре.

Суть массовой культуры состоит в том, что она создается для целей потребления. Главная ее функция -- развлекательно-компенсаторная. Это культура, лишенная внутреннего источника развития и функционирующая на основе социального заказа. Она является массовой по объему, т.е. охвату аудитории, и по времени, т.е. производится постоянно, изо дня в день. В массовой культуре получает гипертрофированное выражение одна из сторон культуры -- адаптивная, причем в облегченном, поверхностном варианте. В результате массовая культура превращается в особый вид бизнеса, при этом она не столько потребляется человеком, сколько потребляет самого человека, заслоняя от него и заменяя ему другие пласты культуры. Типичным примером массовой культуры могут служить бесконечные телевизионные сериалы, так называемые «мыльные» оперы.

Самое концентрированное воплощение массовой культуры -- китч (от нем. Kitsch -- халтура, безвкусица, штамп). Он возникает в период массовой урбанизации как ответ на запрос деревенского жителя, перебравшегося в город и лишенного своей привычной среды обитания. Задача китча -- создание иллюзии счастья. Именно широкое распространение китча привело западных социологов к выводу о том, что может наблюдаться обратная зависимость между материальным и культурным уровнем населения: достаточно быстрое массовое повышение уровня жизни сопровождается уменьшением духовных запросов [8, с. 165].

Период 60-х годов можно назвать переломным для содержательной стороны массовой культуры на Западе. Бунт молодежи в западноевропейских странах показал, что массовая культура воздействует на человека не очень эффективно, так как она «безадресна», рассчитана сразу на всех. Был сделан вывод о том, что одни и те же общественные идеалы следует доводить до различных социальных групп (возрастных, профессиональных, территориальных и т.д.) различными способами. И перед социологами встали следующие задачи:

* дифференцировать группы по культурному признаку;

* выделить их особый круг интересов и найти возможные точки соприкосновения друг с другом;

* определить пути, способы и средства воздействия на ту или иную группу.

Массовая культура модифицируется с учетом специфических характеристик различных социальных групп. Несколько изменяются и способы ее воздействия: она не только становится более избирательной, технически совершенной, изобретательной, но и использует в качестве своего основного инструмента механизм статусного потребления. Так, покупка тех или иных вещей диктуется не столько их техническими характеристиками и соображениями функциональности, сколько соображениями престижности.

Если признать, что одним из главных признаков подлинной культуры являются неоднородность и богатство ее проявлений, основанные на национально-этнической и сословие-классовой дифференциации, то в XX веке врагом культурной "полифонии" оказался не только большевизм, по своей природе не приемлющий какого-либо плюрализма. В условиях "индустриального общества" и НТР человечество в целом обнаружило отчетливо выраженную тенденцию к шаблону и однообразию в ущерб любым видам оригинальности и самобытности, идет ли речь об отдельной личности или об определенных социальных слоях и группах. Современное государство, подобно гигантской машине, с помощью единых систем образования и столь же скоординированной информации непрерывно "штампует" безликий и заведомо обреченный на анонимность человеческий "материал". Если большевики и их последователи стремились насильственно превратить людей и некое подобие "винтиков", то с середины нашего столетия процессы стандартизации повседневной жизни приобрели во всем мире, за исключением отдаленной периферии, непроизвольный и всеобъемлющий характер.

Происходящие изменения, заметные даже невооруженным глазом, способствовали появлению социологических и философско-исторических концепций так называемого "массового общества". На их базе возникли и теории "массовой культуры". Вспомним, что еще О. Шпенглер, противопоставляя культуру и цивилизацию, в качестве отличительных признаков последней выделял в ней отсутствие "героического" начала, техницизм, бездуховность и массовость. Близких взглядов придерживались и другие культурологи, в частности Н.А. Бердяев. В целом "массовое" общество толкуется как новая социальная структура, складывающаяся в результате объективных процессов развития человечества -- индустриализации, урбанизации, бурного роста массового потребления, усложнения бюрократической системы и, конечно же, невиданного ранее развития средств массовой коммуникации. В этих условиях человек "с улицы", утрачивая индивидуальность, превращается в безликого статиста истории, растворяясь в толпе, которая уже не прислушивается к подлинным авторитетам, а легко становится жертвой демагогов и даже преступников, лишенных каких-либо идеалов.

Не следует думать, однако, что "массовое общество" с его отрегулированным, потребительским бытом и отсутствием высоких идеалов фатально обречено на тоталитаризм "правого" или "левого" толка. Конечно, если признать активным субъектом культуры интеллигенцию, роль которой в "массовом обществе" обычно принижена, опасность его сдвига к авторитарным формам правления увеличивается. Но так же как малообразованный и бездуховный субъект совсем необязательно становится преступником (хотя вероятность этого в данном случае выше), так и "массовое общество" -- отнюдь не единственное объяснение победы фашизма или сталинизма. Ведь в основе "массовости" общественной жизни лежат такие неподвластные идеологиям материальные факторы, как стандартизированное и конвейерное машинное производство, так или иначе унифицированное образование и тиражированная информация, выход значительного слоя людей на некий "средний" и усыпляющий творческую энергию уровень жизни. Если к этому прибавить и стабилизирующее воздействие принципов демократии, успехи которой в нашем столетии также невозможно отрицать, то следует признать, что феномен "массового общества" заметно нейтрализуется как потенциальная опасность, хотя и таит в себе постоянную угрозу тоталитаризма. Геополитическая панорама индустриального, а кое-где и постиндустриального XX века показывает: симптомы и проявления "массового общества" с той или иной степенью яркости и законченности, давали и дают себя знать и в высокоразвитой фашистской Германии, и в начавшем индустриализацию Советском Союзе, и в бывших странах "социалистического содружества", а уж тем более в высокоразвитых странах Запада и Востока, вышедших на передовые рубежи технического прогресса. Как уже отмечалось, важнейшим, если не определяющим, признаком "массового общества" является "массовая культура". Отвечая общему духу времени, она, в отличие от социальной практики всех предшествующих эпох, примерно с середины нашего столетия становится одной из прибыльнейших отраслей экономики и даже получает соответствующие названия: "индустрия развлечений", "коммерческая культура", "поп-культура", "индустрия досуга" и т.п. Кстати, последнее из приведенных обозначений открывает еще одну из причин возникновения "массовой культуры" -- появление у значительного слоя трудящихся граждан избытка свободного времени, "досуга", обусловленного высоким уровнем механизации производственного процесса. У людей все больше возникает потребность "убивать время". На ее удовлетворение, естественно за деньги, и рассчитана "массовая культура", которая проявляет себя преимущественно в чувственной сфере, т.е. во всех видах литературы и искусства. Особенно важными каналами общей демократизации культуры за последние десятилетия стали кино, телевидение и, конечно, спорт (в его чисто зрительской части), собирающие огромные и не слишком разборчивые аудитории, движимые лишь стремлением к психологическому расслаблению.

Превратившись в товар для рынка, враждебная всякому роду элитарности "массовая культура" имеет целый ряд отличительных черт. Это прежде всего ее "простота", если не примитивность, часто переходящая в культ посредственности, ибо рассчитана она на "человека с улицы". Для выполнения своей функции -- снятия сильных производственных стрессов -- "массовая культура" должна быть как минимум развлекательной; обращенная к людям часто с недостаточно развитым интеллектуальным началом, она во многом эксплуатирует такие сферы человеческой психики, как подсознание и инстинкты. Всему этому соответствует и преобладающая тематика "массовой культуры", получающей большие доходы от эксплуатации таких "интересных" и понятных всем людям тем, как любовь, семья, секс, карьера, преступность и насилие, приключения, ужасы и т.п. Любопытно и психотерапевтически положительно, что в целом "массовая культура" жизнелюбива, чурается по-настоящему неприятных или удручающих аудиторию сюжетов, а соответствующие произведения завершаются обычно счастливым концом. Неудивительно, что наряду со "средним" человеком, одним из потребителей подобной продукции, является прагматически настроенная часть молодежи, не отягощенная жизненным опытом, не утратившая оптимизма и еще мало задумывающаяся над кардинальными проблемами человеческого существования.

Описанный выше феномен "массовой культуры" с точки зрения его роли в развитии современной цивилизации оценивается учеными далеко не однозначно. В зависимости от тяготения к элитарному или популистскому образу мышления культурологи склонны считать его или чем-то вроде социальной патологии, симптомом вырождения общества, или, наоборот, важным фактором его здоровья и внутренней стабильности. К первым, во многом питаемым идеями Ф. Ницше, относились О. Шпенглер. X. Ортега-и-Гассет, Э. Фромм, Н.А. Бердяев и многие другие. Вторые представлены уже упоминавшимися нами Л. Уайтом и Т. Парсонсом. Критический подход к "массовой культуре" сводится к ее обвинениям в пренебрежении классическим наследством, в том, что она якобы является инструментом сознательного манипулирования людьми; порабощает и унифицирует основного творца всякой культуры -- суверенную личность; способствует ее отчуждению от реальной жизни; отвлекает людей от их основной задачи -- "духовно-практического освоения мира" (К. Маркс). Апологетический подход, напротив, выражается в том, что "массовая культура" провозглашается закономерным следствием необратимого научно-технического прогресса, что она способствует сплочению людей, прежде всего молодежи, независимо от каких-либо идеологий и национально-этнических различий в устойчивую социальную систему, и не только не отвергает культурного наследия прошлого, но и делает его лучшие образцы достоянием самых широких народных слоев путем их тиражирования через печать, радио, телевидение и промышленного воспроизводства. Спор о вреде или благотворности "массовой культуры" имеет чисто политический аспект: как демократы, так и сторонники авторитарной власти не без основания стремятся использовать этот объективный и весьма важный феномен нашего времени в своих интересах. Во время второй мировой войны и в послевоенный период проблемы "массовой культуры", особенно ее важнейшего элемента -- массовой информации, с одинаковым вниманием изучались как в демократических, так и в тоталитарных государствах [9, с. 132].

В качестве реакции на "массовую культуру" и ее использование в идеологическом противостоянии "капитализма" и «социализм» к 70-м гг. нашего века в определенных слоях общества, особенно в молодежной и материально обеспеченной среде промышленно развитых стран, складывается неформальный комплекс поведенческих установок, получивших название "контркультура". Термин этот был предложен американским социологом Т. Роззаком в его труде "Становление контркультуры" (1969), хотя в целом идейным предтечей этого явления на Западе считают Ф. Ницше с его преклонением перед "дионистийским" началом в культуре. Пожалуй, наиболее наглядным и ярким выражением контркультуры стало быстро распространившееся по всем континентам движение так называемых "хиппи", хотя оно отнюдь не исчерпывает этого широкого и достаточно неопределенного понятия. Движения "хиппи", "битников" и другие подобные им социальные явления были бунтом против послевоенной ядерной и технотронной действительности, угрожавшей новыми катаклизмами во имя чуждых "свободному" человеку идеологических и бытовых стереотипов. Проповедников и приверженцев "контркультуры" отличали шокирующая обывателя манера мышления, чувствования и общения, культ спонтанного, неконтролируемого разумом поведения, склонность к массовым "тусовкам", даже оргиям, нередко с применением наркотиков ("наркотическая культура"), организация разного рода молодежных "коммун" и "коллективных семей" с открытыми, "беспорядочно-упорядоченными" интимными связями, интерес к оккультизму и религиозной мистике Востока, помноженным на "сексуально-революционную" "мистику тела" и т.д.

Как протест против материального благополучия, конформизма и бездуховности наиболее "богатой" части человечества контркультура в лице ее последователей делала главным объектом своей критики, а точнее, своего презрения, существующие социальные структуры, научно-технический прогресс, противоборствующие идеологии и постиндустриальное "общество потребления" в целом с его повседневными стандартами и стереотипами, культом мещанского "счастья", накопительства, "жизненного успеха" и нравственной закомплексованностью. Собственность, семья, нация, этика труда, личная ответственность и другие традиционные ценности современной цивилизации провозглашались ненужными предрассудками, а их защитники рассматривались как ретрограды. Нетрудно заметить, что все это напоминает извечный конфликт "отцов" и "детей", и действительно, некоторые ученые, обращая внимание на преимущественно молодежный характер "конткультуры", рассматривают ее как социальный инфантилизм, "детскую болезнь" современной молодежи, физическое созревание которой намного опережает ее гражданское становление. Немало бывших "бунтарей" становятся позднее вполне законопослушными представителями "истэблишмента".

Классификация сфер проявления массовой культуры

Сейчас массовая культура проникает практически во все сферы жизни общества и формирует свое единое семиотическое пространство. Наиболее удачной, на наш взгляд, в этой связи является классификация сфер проявления массовой культуры, предложенная А.Я. Флиером. Среди основных проявлений и направлений массовой культуры он выделяет следующие:

? индустрия "субкультуры детства";

? массовая общеобразовательная школа;

? система национальной (государственной) идеологии;

? массовые политические движения;

? массовая социальная мифология, упрощающая сложную систему ценностных ориентацией человека и многообразие оттенков миропонимания до элементарных дуалистичных оппозиций ;

? индустрия развлечений и досуга, которая включает в себя массовую художественную культуру (кроме архитектуры), массовые постановочно-зрелищные представления, профессиональный спорт, структуры по проведению организованного развлекательного досуга, различные шоу;

? индустрия оздоровительного досуга;

? система организации, стимулирования и управления потребительским спросом на вещи, услуги, идеи как индивидуального, так и коллективного пользования (реклама, имиджмейкерство, политтехнология);

? разного рода игровые комплексы от механических игр, электронных приставок, компьютерных игр и т.д. до систем виртуальной реальности.

Уровни массовой культуры.

Итак, массовая культура - явление далеко не однородное. Оно имеет свою структуру и уровни. В современной культурологии, как правило, выделяют три основные уровня массовой культуры:

? кич-культура (т.е. низкопробная, даже вульгарная культура);

? мид-культура (так сказать, культура "средней руки");

? арт-культура (мас-культура, не лишенная определенного, иногда даже высокого, художественного содержания и эстетического выражения).

Проанализируем каждый из этих уровней.

Кич-культура - массовая культура в ее самом низкопробном проявлении. Само слово "кич" происходит от немецких глаголов "kitschen" (халтурить, создавать низкопробные произведения) и "verkitschen" (дешево распродавать, продавать за бесценок). Если первые проявления кича широко были распространены лишь в прикладном искусстве, то по мере его развития область кича стала захватывать все виды искусства, в том числе кино и телевидение. При этом специалисты отмечают (Т.А. Фетисова и др.), что в каждой стране можно четко определить специфические национальные черты кича: "слащавую пошлость" немецкого кича, "откровенную скабрезность" - французского, экстатическую сентиментальность - итальянского, плоскую примитивность - американского. Как правило, произведения, принадлежащие к кич культуре, мимикрируют под настоящие произведения искусств, но таковыми, разумеется, не являются. К ее основным характеристикам можно отнести:

? упрощенную подачу проблематики;

? опору на стереотипные образы, идеи, сюжеты;

? ориентированность на обывателя, чья жизнь протекает скучно и однообразно.

Кич однозначен: он не ставит вопросов, он содержит только ответы, заранее подготовленные клише. Он не вызывает духовных исканий, сложного психологического дискомфорта. Кич-культура получила особое распространение в формировании жанра "бульварной прессы", кино и видео продукции; в различных формах стандартизированного бытового украшения. Кич, как элемент массовой культуры - точка максимального отхода от элементарных ценностей и одновременно - одно из наиболее агрессивных проявлений тенденций примитивизации в искусстве. В настоящее время в индустриально развитых странах наблюдается преобладание именно кич-культуры.

Что касается мид-культуры, то, прежде всего, следует отметить ее двойственный характер. Она обладает некоторыми чертами традиционной культуры, но в тоже время включает в себя черты массовой культуры. По отношению к кич, эта форма массовой культуры оказывается более высокой. Можно сказать, что мидкультура задает тон, на ее стандарты ориентируется массовая культура в целом.

Наиболее высокий уровень массовой культуры - арт-культура, рассчитанная на самую образованную часть публики. Главной задачей арткультуры является максимальное приближение массовой культуры к нормам и стандартам традиционной культуры.

Кроме вышеперечисленных уровней некоторые специалисты считают необходимым выделять еще два особых подуровня массовой культуры, а именно - попкультуру и роккультуру.