Optional / Фавро

К. Бесси, О. Фавро

институты и организации. Затем покажем, что такая модель подразумевает существование, явное или неявное, трех фундаментальных институтов: языка, денег и права. Все они свидетельствуют об особом значении политики — даже в рамках экономической теории институтов.

Трехфакторная модель ЭК: институты, организации, конвенции

Общая схема. Сформулируем простейшую версию модели ЭК. Существование систематических ошибок координации связано с неполнотой знания экономических агентов о различных состояниях природы. Понятно, что введение фактора непредвиденных случайностей не позволило бы принять решение в соответствии с принципом максимизации ожидаемой полезности (с учетом субъективных вероятностей)27. Однако экономические агенты, чья иррациональность не столь очевидна, регулярно вступают в контрактные отношения, основанные на частичном описании будущего. Наша гипотеза следующая: после сбора информации и переговоров разумные экономические агенты могут достигать соглашения по поводу единого представления о коллективном (représentation du collectif), призванного обеспечить нормальное функционирование их отношений (ниже мы назовем это конвенцией)28. Этот образ «оправданного общего мира» позволяет оценивать лежащие вне контрактных отношений непредвиденные события, необходимой реакцией на которые служит либо «голос»

(«voice»), либо «выход» («exit»)29.

От «экономического» перейдем к «социологическому» подходу в ЭК. Можно определить зависимость между систематическими провалами воспроизводства и масштабами критики со стороны агентов во всех областях и на всех уровнях политической, экономической и социальной жизни. Критика связана с желанием предоставить «доступ к ценностям моральным и… (в особенности. — К. Б., О. Ф.) справедливости, которые необходимы людям»30. Она может быть сформулирована как в негативной форме31, так и в позитивной, с помощью ответов, выступающих попыткой оправдания. Во всех демократических обществах определенная последовательность

27См.: Kreps D. Corporate Culture and Economic Theory // Perspectives on Positive ­Political Economy / J. E. Alt, K. A. Shepsle (eds.). Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 90—143.

28Понимая под отношениями правила, контракты, традиции и пр. — Примеч. пер.

29Авторы опираются на исследование А. Хиршмана. Хиршман говорит о двух возможностях, существующих у индивида, не согласного с теми или иными изменениями в социальной структуре, к которой он имеет отношение: либо бороться за ее реформирование, либо «выйти», перестать с ней взаимодействовать. — Примеч. ред.

30Boltanski L. Nécessité et justification. P. 283.

31«Сначала мы проявляем чувствительность именно к несправедливости: „Несправедливо! Какая несправедливость!“ — восклицаем мы. Мы проникаем в поле несправедливого

исправедливого как раз в модусе жалобы… А ведь смысл несправедливости не только более мучительный, чем смысл справедливости, но и всепроникающий; ведь справедливость есть чаще всего то, чего недостает, а несправедливость — то, что царит... Люди отчетливее видят то, чего недостает в человеческих отношениях, нежели справедливый способ их организации»

(Ricoeur P. Soi-même comme un autre. P.: Seuil, 1990. P. 231; рус. пер.: Рикер П. Я-сам как другой. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2008. С. 236).

22	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

критики и реакций на нее может в некоторый момент завершиться оправданием. Наша гипотеза состоит в том, что такие цепочки аргументации, представляющие различные образы справедливости, имеют единую логическую структуру. Л. Болтански и Л. Тевено32 называют эти создаваемые обществом конструкции «градами» и демонстрируют общность их архитектуры.

В ЭК предпринята попытка совместить экономический и социо­ логический аспекты: для нее грады и конвенции — явления одной природы, если не единой структуры33, поскольку проблемы координа-

ции и воспроизводства тесно связаны между собой (как в обыденной эмпирической реальности). По сути, совмещение социологического и экономического подхода означает, что в общем случае не существует координации поведения без координации суждений о поведении, а в области воспроизводства не существует воспроизводства неравенства без критики воспроизводства неравенства. Устойчивый результат взаимодействия этих суждений и критики мы будем называть оправданием, так как вслед за Болтански и Тевено считаем, что этот термин успешно совмещает соображения эффективности (координации) и справедливости (воспроизводства)34.

Из нашего беглого обзора ЭК следуют два вывода. Во-первых, подтверждается важнейшая роль языка. Все, что пытается описать ЭК, — homo economicus, разговаривающий с себе подобными. Вовторых, переосмыслено выбранное нами определение институтов как правил игры. Норт разделял правила на формальные и неформальные. В ЭК все правила, даже наиболее формальные, для своего применения/интерпретации/пересмотра требуют коллективных объектов35 —

оправданных общих миров, то есть конвенций или градов.

Хотя институты остаются совокупностью правил игры (формальных или неформальных), открытие конвенций, то есть коллективных объектов, делающих возможным применение/интерпретацию/пересмотр институтов, заставляет изменить наш подход к ним. Отныне институты рассматриваются в свете потребности в оправдании, оттесняющей на второй план неизбежные проблемы координации и/ или конфликты воспроизводства. Правила игры, составляющие институты, теперь должны пониматься как изначально существующая36

32Boltanski L., Thévenot L. De la justification. Les économies de la grandeur.

33Необходимы обобщение и дополнительная аргументация в случаях, когда грады не находятся в области конвенций, позволяющих решать локальные проблемы.

34И то и другое следует подвергнуть динамическому анализу (подробнее см.:

­Favereau O. Règles, organisation et apprentissage collectif: un paradigme non standard pour trois théories hétérodoxes // Analyse économique des conventions / A. Orléan (éd.). P.: PUF, 1994. P. 113—137).

35По существу, неформальных (поэтому в ЭК говорится о правилах как конвенциях, хотя это не конвенции в общепринятом понимании), однако это не правила (неформальные правила интерпретации формальных правил!), иначе мы возвращаемся к изначальному определению Норта и вновь сталкиваемся с проблемой неполноты; их неформализованность не означает ни произвольности, ни субъективизма: их, по меньшей мере, интерсубъективность обеспечивает высокую устойчивость, что прекрасно понимал Норт.

36Здесь мы задействуем традиционную формулировку: «Быть институированным — значит, заранее существовать (préexister) в соглашении» (Abensour C. Le Droit. P.: Éditions quintette, 1996. P. 48).

«Вопросы экономики», № 7, 2010

23

К. Бесси, О. Фавро

и объективируемая37 совокупность ресурсов оправдания, находящихся в распоряжении экономических агентов, позволяющая решать возникающие перед ними проблемы координации или конфликтов воспроизводства38.

Эти ресурсы активируются организациями, реальными (а не потенциальными) объединениями людей. Организации используют институциональные правила и создают (законно) новые, свойственные им правила39. Не будучи, в отличие от институциональных правил, оправданными, локальные правила могут стать предметом дискуссий.

Как использование и создание правил повлияют на первоначальную институциональную среду? Это обновляющийся или невоспроизводимый ресурс? Деятельность предприятий по своей природе двойственна: с одной стороны, производятся товарные ценности как чистое сальдо денежных ресурсов, с другой — символические ценности как чистое сальдо ресурсов оправдания, которые они создали или разрушили. Известно лишь, что институциональная среда, экзогенная для индивидуальных организаций в краткосрочном периоде, в средне- и долгосрочной перспективе для всей совокупности организаций становится эндогенной переменной. Наиболее важны среди этих организаций в капиталистической системе коммерческие предприятия, в процессе производства новых продуктов и новых правил непрерывно создающие и разрушающие материальные и моральные ценности.

Институты и грамматики оправдания. Надеемся, что нам удалось разрешить видимый парадокс подхода ЭК к институтам — опираясь на труды Болтански и Тевено40, в которых на первый взгляд понятие института отсутствует41. Зато широко используются конвенции, или точнее — грады, представляющие собой конвенции, выдержавшие испытание общественными дебатами. Без градов невозможны институты, однако сами правила игры, ставшие институтами, позволяют отделить консенсуальное решение проблемы координации и/или конфликта воспроизводства от процесса оправдания.

37Уместно привести удачную классификацию значений (signification) у В. Декомба­ (­Descombes V. Les institutions du sens), предложенную вслед за Тейлором (Taylor C.

Interpretation­and the Sciences of Man // Review of Metaphysics. 1971. Vol. 25, No 1. P. 3—51):

персональные (идиосинкратические, субъективные), совместные (partagées) (интерсубъективные, возникающие в результате совпадения двух независимо сформировавшихся мнений), общие (объективные как результат целенаправленного процесса институирования коллективного объекта). Субъективность и интерсубъективность первых двух типов позволяют отнести их ко «второму миру» Поппера (первый мир занимают физические объекты). Третий тип принадлежит третьему миру, миру «объективного содержания мысли» (Popper K.R.

La connaissance objective. P.: Champs-Flammarion, 1991. P. 181—182). Мы разрубим гордиев узел, заявив, что институты находятся в третьем мире, а конвенции, или грады, переносят во второй мир объекты­ из третьего (и из первого) мира, чтобы вдохнуть в них жизнь и вернуть обратно после трансформации.

38Здесь мы находимся под влиянием М. Дуглас (Douglas M. Comment pensent les institutions? P.: La Découverte, M.A.U.S.S., 1999).

39Cм.: Reynaud J. D. Le conflit, la négociation et la règle. Toulouse: Éditions Octarès, 1995; Reynaud J. D. Les règles du jeu. P.: Colin, 1997; Robé J. P. L’entreprise et le droit. P.: PUF, 1995.

40Justesse et justice dans le travail / L. Boltanski, L. Thévenot (éds.); Boltanski L., Thévenot L. De la justification. Les économies de la grandeur.

41В последующем труде Болтански и Кьяпелло (Boltanski L., Chiapello E. Le nouvel esprit du capitalisme) объяснение трансформации «духа капитализма» в макроисторической перспективе приводит авторов к реабилитации понятия «институт».

24	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

Соотнесем проблему институтов с концепцией трех миров42. Болтански и Тевено в некотором смысле реабилитируют второй мир, обсуждая вопросы, типичные для третьего (координация и воспроизводство). Используя более развитый и богатый по содержанию, чем принято в экономической науке, методологический индивидуализм, они включают в теорию критику и оправдание, высказываемые людьми в обыденной жизни. В этой методологии43 изучается внутренняя точка зрения членов коллектива в отношении правил справедливости, задействованных во время оправдания.

Теоретики должны отказаться от общих принципов объяснения — логики абстрактного индивидуального интереса или структурной причинности, не имеющих отношения к таким правилам. Конечно, в число «сил», которые традиционно выделяются в экономическом анализе, входит мотив прибыли и эффективности — в величинах44 (grandeur) соответственно «рыночной» и «производственной». В социологии, среди прочих мотивов, подчеркивается значение общей воли (volonté générale) и чести — в величинах «гражданственности» и «репутации». Множественность способов оправдания позволяет преодолеть сведение всех величин либо к экономической, либо к социальной жизни, вводя в действие индивидуальную рациональность, напрямую приспосабливающуюся к контексту, в котором принимается решение, что недостижимо в общих моделях.

Первый мир, ранее выполнявший функцию простого поставщика затрат и выпусков (inputs, outputs), выступающих объектами желаний

иподсчетов экономических агентов, обретает отныне самостоятельный теоретический статус45, что означает разрыв с методологическим индивидуализмом мейнстрима.Наряду с ролью аргументации в процессе оправдания46 Болтански и Тевено подчеркивают важность «объектов»

иинструментов47 (включающих правила, когнитивные артефакты

иматериальное оснащение)48, специфическое сочетание которых отсылает к порядкам справедливости. Поскольку, согласно этой модели, объекты, принадлежащие одному «миру»49, противостоят внешним

42См. сн. 37.

43«Реалистической» методологии понимания в противоположность «инструменталистской» методологии объяснения-предвидения.

44Во французском языке понятие «grandeur» означает и величину, и величие, и ценность. «Величина» входит в число основных понятий ЭК и не должна трактоваться как величина математическая. — Примеч. пер.

45Подробнее см. работу Б. Латура (Latour B. Une sociologie sans objet? Note théorique sur l’interobjectivité // Sociologie du Travail. 1994. No 4. P. 609—616), содержащую едкую критику общественной науки, игнорирующей роль объектов в координации.

46Буквально: épreuve de justification — «испытание оправдания». — Примеч. ред.

47Понятие «dispositif» означает «порядок, расположение», «устройство, механизм» (см. «диспозитив» у М. Фуко), а также «предрасположенность» (см. о «диспозиции»

уБурдье­.) (Интервью с Л. Тевено // Экономическая социология. 2006. Т. 7, № 1. С. 7). —

Примеч. пер.

48См.: Livet P., Thévenot L. Les catégories de l’action collective // Analyse économique des conventions. P. 139—167; Favereau O. Notes sur la théorie de l’information а laquelle pourrait conduire l’économie des conventions // L’économie de l’information: les enseignements des théories économiques / Petit P. (éd.). P.: La Découverte, 1998. P. 216—220.

49В теории Болтански и Тевено мир — это совокупность объектов, соответствующих «градам». Мы не используем это определение, так как говорим об «оправданном общем мире»

втеории конвенций.

«Вопросы экономики», № 7, 2010

25

К. Бесси, О. Фавро

воздействиям, договоренность о ценности (grandeur) позволяет свести неопределенность к естественному уровню и сделать предсказуемым поведение других людей. Но прерогатива ценности постоянно находится под угрозой конкуренции со стороны других принципов справедливости, других всеобщих форм координации. Помимо естественной неопределенности относительно ценности (качества)50 человека или объекта, авторы выделяют критическую неопределенность. Последняя касается выбора в пользу того или иного порядка ценности (качества), совершаемого с целью положить конец обоснованию в ситуации, когда признается множественность порядков справедливости. В силу этого двойного принципа неопределенности спор о присвоении ценности или качества может остаться незавершенным51.

Однако главные проблемы в ЭК относятся к третьему миру. Последовательность критики/реакций приводит к консенсусу, сопровождающемуся перегруппировкой отношений власти и их перемещением в область аргументации, где агенты вырабатывают некие общие смыслы.

Пусть мы наблюдаем взаимодействия между людьми в ходе оправда­ ния — процесса, который в каждый момент может быть запущен­заново. Такое наблюдение относится к социологии так называемых «горячих» взаимодействий. Преимущество с точки зрения теории институтов состоит в том, что мы наблюдаем возникновение чего-то, имеющего все формальные признаки института (агенты договариваются о правилах игры), кроме условия временной устойчивости (так как процесс оправдания может снова начаться в любой момент).

Можно говорить и о «холодном» анализе механизмов (dispositifs) оценки и координации, о которых известно, что в прошлом они уже сформировали структуру оправдания и в дальнейшем, как предполагается, будут столь же эффективны. Нас интересуют не происхождение и эволюция этих механизмов, внешних по отношению к людям и служащих инструментом порядков справедливости, а их структура, объективируемые элементы, отвечающие за состояние системы и ресурсное постоянство (правила, объекты, материальное оснащение), при помощи которых разумные агенты могут быть оправданы при возможном испытании52. С точки зрения теории институтов преимущество данного подхода заключается в наличии устойчивой формы

50В анализе координации фактор качества («qualité») по важности далеко опережает ценовой фактор, что привлекло внимание теоретиков общего равновесия. (Например, см.:

Eymard-Duvernay F. Conventions de qualitéet formes de coordination // Revue économique.

1989. Vol. 40, No 2. P. 329—359; Favereau O., Biencourt O., Eymard-Duvernay F. Where Do Markets Come From? From (Quality) Conventions! // Conventions and Structures in Economic Organization / O. Favereau, E. Lazega (eds.). Cheltenham: Edward Elgar, 2002. P. 213—252).

51В этом случае точные характеристики ценности (grandeur) никогда не будут установлены. Примером могут служить дела о профессиональных ошибках, по которым не удается вынести решение (Chateauraynaud F. La faute professionnelle — une sociologie des conflits de responsabilité. P.: Métailié, 1991).

52См. также предыдущую работу Тевено «Les investissements de forme» (Thévenot L.

Conventions économiques. Cahiers du CEE. P.: PUF, 1985. P. 21—71) об «инвестировании в форму» или последующую работу Фавро «Notes sur la théorie de l’information а laquelle ­pourrait conduire l’économie des conventions» (в: L’économie de l’information: les enseignements des théories économiques / P. Petit (éd.)) о необходимом сочетании «правил» и «координирующих объектов».

26	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

базовых элементов. Однако такого рода исследование не предполагает анализа сил, активизирующих эти элементы в процессе конкретных взаимодействий.

Возможно, читатель уже догадался, что в нашем случае совокупность элементов, рассмотренных в первой ситуации, относится к конвенциям, а совокупность вторых образует институты53. Конвенции порождают институты и вдыхают в них жизнь, институты формируют конвенции, а организации являются местом функционирования как тех, так и других54.

Обратимся к результатам процесса оправдания. Понятно, что общественная наука изменяется с переходом от моделирования поведения посредством позитивных законов к попытке учесть соответст­ вие действий индивидов принципам, выраженным в нормативных суждениях. В анализе Болтански и Тевено пара «норма-порядок», относящаяся к структурной социологии, и пара «рациональностьравновесие», соответствующая неоклассической парадигме, остаются строго антагонистическими в области толкования решений и их идеологического обоснования, однако сходятся на некотором уровне абстракции — в стремлении, вслед за естественными науками, создать дедуктивно-номологические объяснительные схемы.

Впрочем, и подчеркивая влияние суждений на координацию, и исследуя роль взаимных интерпретаций, общих ожиданий и общих отношений, мы не теряем способности к макроэкономическому или макросоциальному анализу. В конечном счете перед нами чрезвычайно обширные коллективные объекты (которые непривычным для экономистов образом принадлежат к миру 3). Принцип справедливости обладает всеобщей значимостью, выходит за рамки как индивидуальной идиосинкразии, так и коллективных партикулярностей. Тем не менее, используя его, мы не обращаемся к понятиям социальной группы или социального класса55.

53Нам кажется, что таким образом мы разделяем два компонента, объединенные Рикером в идее института: «Под институтом мы будем понимать здесь структуру совместной жизни исторического сообщества — народа, нации, региона и т. д. — структуру, не сводимую

кмежличностным отношениям и, однако, соотнесенную с ними… Идея института основополагающим образом характеризуется именно общими нравами, а не принуждающими правилами»

(Ricoeur P. Soi-même comme un autre. P. 227; рус. пер.: Рикер П. Я-сам как другой. С. 236).

54Эту типологию хорошо иллюстрируют понятия модели предприятия и конвенции качества (Eymard-Duvernay F. Conventions de qualité et formes de coordination) или миров производства («mondes de production») (Salais R., Storper M. Les mondes de production: ­enquête sur l’identité économique de la France. P.: Éditions de l’EHESS, 1993). Идея заключа-

ется в том, что предприятие можно охарактеризовать, ссылаясь на более или менее общую форму координации, дающую представление о связанности организации его ресурсов при нормальном функционировании. Гипотеза множественности форм координации утверждает конвенциональную природу операций распознавания качества (qualification) продуктов и людей

ворганизациях и позволяет точнее охарактеризовать инструменты (dispositifs), которыми располагают предприятия (Justesse et justice dans le travail).

55Болтански и Тевено показывают, как Дюркгейм перенял введенное Руссо разделение общей воли и воли всех. В то время как вторая представляет сумму индивидуальных воль, первая предшествует ей и качественно ее превосходит. Она является устойчивым и постоянным направлением действий и устремлений духа. Таким образом, проблематично обращение

кпонятию социальной группы, соответствующей «среднему типу» (к которому постоянно обращаются, характеризуя социальную или культурную сферу) (Boltanski L., Thévenot L. De la justification. Les économies de la grandeur).

«Вопросы экономики», № 7, 2010

27

К. Бесси, О. Фавро

Наблюдая тесное переплетение второго и третьего миров у Бол­ тански и Тевено, мы приходим к выводу, что необходимо пересмотреть концепции макроэкономического равновесия и макросоциального порядка. Один из способов такого пересмотра — наряду с обращением­ денежных ценностей рассматривать обращение ценностей символических, обобщив таким образом концепцию рефлективного равновесия Ролза56. В соответствии с концепцией рефлективного равновесия взаимодействие институциональных правил, теоретических моделей мира и «продуманных убеждений» (convictions bien pesés) создает постоянно воспроизводящуюся конфигурацию во втором и третьем мирах.

Матричные институты ЭК: язык, деньги, право

Отличительная черта анализа в рамках ЭК — восприятие и переосмысление традиции методологического индивидуализма: рациональный экономический агент теперь помещен в простейшую институциональную среду. Дело не в том, что в модель вводится ряд экзогенных величин. В данном случае выбор экзогенных переменных отражается на технике моделирования: с одной стороны, сама природа институтов, выбранных в качестве исходной институциональной среды, влияет на сущность индивидуальной рациональности. С другой — рациональное поведение черпает ресурсы из институциональной среды и вследствие этого, намеренно или нет, участвует в ее преобразовании. Таким образом, переменные, экзогенные в краткосрочном периоде, в долгосрочном становятся эндогенными.

Три института, составляющие минимальный набор в программе исследований ЭК, — это язык, деньги и право. Индивидуальная рациональность невозможна без языка, рыночная экономика без денег, а демократическое общество — без права.

Центральное место в анализе каждого матричного института занимает политика. С одной стороны, пространство (взаимо)действия экономических агентов изначально носит политический характер:

вэтом состоит первое следствие объединения теоретического языка координации и воспроизводства. С другой стороны, говоря об институтах, то есть правилах игры, благодаря которым может существовать мир общих смыслов, необходимо различать реальные правила

всоответствии с их логической иерархией. К примеру, изменение юридических отношений в сфере наемного труда логически подчинено существованию права наемного труда, которое само определяется существованием юридической системы.

Язык как условие индивидуальной рациональности. Без этого ус-

ловия нельзя говорить ни о критике, ни об оправдании. Мы собираемся проверить соответствие языка как института теоретической модели homo economicus в ЭК. Для этого обратимся к сжатой версии обоснования

56 Rawls J. Théorie de la justice. P.: Éditions du Seuil, 1987. P. 47 (пер. с англ.: Rawls J.

Theory of Justice (1971)). Значимость этой концепции подчеркивал Рикер (Ricoeur P. Soi même comme un autre. P. 275, 292, 335—336), а интерес для конвенционалистской программы отмечал Сале(Institutions et conventions: la réflexivité de l’action économique / R. Salais et al. (éds.). // Raisons Pratiques. 1998. No 9. P. 285).

28	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

базовых положений ЭК, заимствуя некоторые ключевые понятия политической философии Х. Арендт57: «множественность» людей как их родовая черта; возникновение «общего мира» вопреки (и через) эту множественность как родовая черта «политики»; восстановление значимости политического действия как родовой черты «института человеческого в истории»58. В модели трех базовых понятий ЭК конвенции выступают социальными репрезентациями общего мира59, а институты — наблюдаемыми механизмами (dispositifs) правил и объектов, которые структурируют и упрощают постоянный процесс формирования общих миров. Одна из главных задач ЭК, которая требует обоснования, опирающегося не только на логику, но и на историю — изучение поведения и процессов, реализующих переход множественности к общему миру.

Какое отношение к этим процессам имеет язык? Его сущест­ вование — логически необходимое условие возникновения общих миров. Причина проста: рациональный индивид должен обладать способностью оценивать характеристики интересующих его коллективов (например, степень закрытости или уровень кооперации между членами), оказывающиеся для него факторами полезности. Для этого необходимо, чтобы homo economicus, помимо рациональности, умел интерпретировать. При этом выработка интерпретации предполагает доступ к экстенсиональному, а не интенсиональному языку.

Дело в том, что коллектив не похож на другие эмпирические объекты. Анализируя его, нельзя ограничиться перечислением индивидов, принадлежащих к конкретной совокупности: необходимо определить структуру, стоящую за этой совокупностью60. Поэтому принцип экстенсиональности, достаточный для калькулирующей рациональности, в данном случае не позволяет решить необходимую задачу. Методологический индивидуализм ЭК предполагает интерпретативную рациональность, не соответствующую стандартам рационального выбора, на которых основано общепринятое понимание методологического индивидуализма61.

Деньги как условие торговли. Рассмотрим второй базовый институт, опираясь на обширный труд М. Аглиетта и А. Орлеана62. Наша гипотеза состоит в том, что их исследование предвосхитило программу ЭК, в нем определены ее базовые понятия и даже принцип динамики конвенционалистской модели, объясняющей возникновение общего мира из множественности63. Аглиетта и Орлеан исходят из

57Особо следует выделить: Arendt H. Condition de l’homme moderne. P.: Calmann-Lévy, 1983 (пер. с англ.: The Human Condition, 1961), анализ Рикера, а также: Tassin E. Le trésor perdu: Hannah Arendt, l’intelligence de l’action politique. P.: Payot, 1999.

58Tassin E. Op. cit. P. 11.

59В аргументации Арендт общий мир вследствие множественности обязательно оправдан.

60Как в шутку замечает Уайт, население, общество нельзя рассматривать как «мешок

сгорохом» (White H. C. Identity and Control: a Structural Theory of Social Action. Princeton: Princeton University Press, 1992. P. 17).

61Читатель, заинтересованный формальной логикой, найдет развитие этого аргумента у Фавро (Favereau O. La pièce manquante de la sociologie du choix rationnel // Revue française de sociologie. 2003. Vol. 44, No 2. Р. 275—295).

62Aglietta M., Orléan A. La violence de la monnai. Pref. de J. Attali. P.: PUF, 1982.

63Связь этой теории с программой ЭК подтверждает и тот факт, что второе издание, за исключением основной аргументации, было почти целиком пересмотрено.

«Вопросы экономики», № 7, 2010

29

К. Бесси, О. Фавро

множественности, возникающей на двух уровнях: агенты в их теории гетерогенны, а блага эндогенны. Второе условие не менее важно, чем первое. Необходимо включить в экономический анализ процесс формирования характеристик и качества представляемых к обмену благ. На следующем этапе зависимость каждого агента от всех остальных выражается в терминах миметического механизма (Р. Жирар). В результате активной мимикрии, неизбежной вследствие торговой дифференциации, один из рыночных объектов исключается из обмена и утверждается в качестве денег, основы и символа нового общего мира.

Хотя авторы ссылаются на миметическую гипотезу Жирара, эта теория «первого из институтов»64 идеально вписывается в нашу концепцию программы институтов в рамках ЭК65. В ней находит подтверждение центральный тезис ЭК: координация индивидуального поведения невозможна без обращения к третьему, в данном случае — к особому, не просто интерсубъективному, а общественному объекту66.

Даже миметический механизм можно представить с точки зрения ЭК. Аглиетта и Орлеан подчеркивают, что их модель исключения/ выбора денег представляет собой не историческую, а логическую ­реконструкцию происхождения денег. С этой точки зрения, ключевым является процесс, приводящий от насилия к доверию.

Как нам представляется, Аглиетта и Орлеан разрабатывают теорию­ «рыночного града», аналогичного одному из градов Болтански и Кьяпелло. Однако если в построении рыночного града последние отталкивались от оправдания, то есть рассуждали в терминах конвенций, то Аглиетта и Орлеан принимают за отправную точку деньги, то есть институты. Этим они напоминают экономистам, что даже стандартная калькулирующая рациональность предполагает доверие, то есть возможна лишь при наличии мирной общественной связи. Экономисты делают большую ошибку в понимании исторических обстоятельств перехода от плановых экономик к рыночным, когда не выделяют в качестве основных эндогенных переменных элементы усмирения, стерилизации (canalization) насилия, необходимые для совершения любой, даже простейшей экономической трансакции.

Чтобы найти логическую связь между двумя рассмотренными матричными институтами, процитируем Аглиетта и Орлеана: «Наиболее абстрактным проявлением господства денег является унитарность счета. Деньги задают общий для всех собственников товаров язык, язык чисел»67. Язык слов, позволяющий построить общий мир взаимного понимания в процессе обмена информацией, необходимо

64Aglietta M., Orléan A. La monnaie entre violence et confiance. P.: Éditions Odile Jacob, 2002. P. 15, 18 (рус. пер.: Аглиетта М., Орлеан А. Деньги: между насилием и доверием. М.: ГУ ВШЭ, 2006. С. 18). Деньги здесь нужно понимать как первый из экономических институтов, ибо первым из человеческих институтов вообще, бесспорно, является язык.

65Формат статьи не позволяет рассмотреть их критику позиции Картелье и Бенетти,

утверждавших, что экономическая теория не должна эндогенизировать ее фундаментальные институты (Aglietta M., Orléan A. Op. cit. P. 35—39, 121—122 (рус. пер.: Аглиетта М., ­Орлеан А. Указ. соч. С. 32—34).

66Уточним, что, говоря об «объекте», мы имеем в виду совокупность используемых правил, которые могут соотноситься как с материальным объектом (деньгами), так и с нематериальным (устный язык).

67Aglietta M., Orléan A. Op. cit. P. 107.

30	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

дополнить языком чисел, обеспечивающим существование общего мира в обмене товарами.

Наконец, перейдем к анализу языка правил, необходимого для взаимного соотнесения норм поведения — обмена, который экономисты долгое время игнорировали. Речь идет о праве.

Право как условие демократического общества. Рассматривая институт денег, мы обратились к механизму превращения множественности в общий мир в рамках ЭК, перекликающемуся с одним из градов Болтански—Тевено. Теперь переместимся в сложный человеческий мир, где существует множество градов или, если угодно, логик оправдания. Мы подошли к третьему и последнему этапу аргументации, лежащей в основании логического, а возможно, и исторического набора фундаментальных институтов ЭК, из которых образуются все остальные.

Покажем, что существование права является логическим следствием множественности оправданий, как существование денег — следст­ вием множественности товаров, а языка — множественности, присущей человеческой природе.

Множественность логик оправдания делает неизбежными компро­ миссы, призванные преодолеть разногласия. Компромисс не может мобилизовать одну из субстанциальных концепций справедливости — иначе это был бы не компромисс, а оправдание. На смену субстанции приходит процедура. Под «процедурами» мы понимаем правила, составляющие содержание соглашения68.

Право возникает как логическое продолжение подобного прочтения правил. До настоящего момента оно было лишь вопросом «частных» соглашений. Однако такая форма права сопряжена с трудностями того же порядка, что и те, которые она призвана разрешать: как в процессе экономического и социального обмена, отданного на откуп тысячам случайностей, сопоставлять множественные, разнородные правила, различной значимости и происхождения? Возникает необходимость создать язык правил, то есть технику аргументации, позволяющую разрешать конфликты правил, а в общем случае — управлять­ разногласиями, рождающимися при столкновении потенциально не ограниченного числа правил, норм, ценностей и т. д. — всех высказываний, дающих возможность оказывать влияние на других людей, не прибегая к насилию69. Такой техникой и является право.

Отсюда вытекает важнейшая характеристика права. Его эффективность парадоксальным образом зависит от того, что Б. Латур называет «поверхностностью» (superficialité): «Оно всеобъемлюще, оно соотносит всех людей и все их действия, в непрерывном продви-

68См. классификацию Болтански и Тевено (Boltanski L., Thévenot L. De la justification. Les économies de la grandeur. Ch. 1). Это отправная точка одного из способов рассуждений

оконвенционалистской макроэкономике: пропедевтический пример предлагают Фавро—Тевено

(Favereau O., Thévenot L. Réflexions sur une notion d’équilibre utilisable dans une économie de marchés et d’organisations // Les marchés internes du travail: de la microéconomie а la macroéconomie.­ ­Collection Économie / G. Ballot (éd.). P.: PUF, 1996. P. 273—313).

69Как и у Латура (Latour B. La fabrique du droit: une ethnographie du Conseil d’État. P.: La Découverte, 2002. P. 289), в нашем случае действия производятся со ссылкой на правила, правила становятся причиной дискурса о действиях, но не являются непосредственными детерминантами поведения.

«Вопросы экономики», № 7, 2010

31