Optional / Фавро

К. Бесси, Национальный центр научных исследований, Высшая нормальная школа Кашана,

О. Фавро, профессор университета Париж-Запад

Институты и экономическая теория конвенций*

Понятие «институт» используется в общественных науках

вразных смыслах. Трактовки значительно различаются, и четкого определения не существует. Под институтами могут понимать кон­ ституционную систему страны (Д. Рише); любое легитимное общест­ венное объединение (М. Дуглас); коллективное верование и способы поведения (Э. Дюркгейм); правила игры, где в роли игроков выступают организации и домашние хозяйства (Д. Норт); коллективный контроль индивидуального поведения (Дж. Коммонс); известные всем членам общества правила поведения, соблюдение которых обеспечивается личными интересами или внешней властью (Э. Шоттер); санкционированная обществом символическая сеть, составленная из функциональной и воображаемой частей (К. Касториадис); кодификация стратегий достижения эволюционного равновесия (М. Аоки) и т. д.

Обращение к иллюстрациям из жизни в попытке выработать единое понятие лишь осложнит ситуацию: что общего между игрой

вшахматы, парламентом, минутой молчания, деньгами, воскресной мессой, наемными рабочими, языком, анонимным обществом, высшим образованием, военной службой, классификатором марок вин, Первым мая…?

Следует указать на три обстоятельства. Во-первых, ни экономические, ни неэкономические институты не выступают элементом аналитического инструментария традиционной — неоклассической

имарксистской — экономической теории. (Так, деньги в экономической теории не рассматриваются в качестве института.) Во-вторых, хотя

впроцессе развития экономической теории и появился институцио-

нализм, в его рамках не появилось альтернативного теоретического языка. В-третьих, с середины 1970-х годов почти во всех направлениях экономической теории институты так или иначе стали объектом анализа. Каким бы наивным ни выглядело это запоздавшее на сотню лет «открытие» институтов, возникновение новой институциональной парадигмы не может не радовать.

До последнего времени дисциплинарная обособленность экономической науки усугублялась тем, что маржиналисты и марксисты игнорировали все, что связано с институтами. Напротив, осознание роли институтов в микроэкономике (в неоклассической версии,

* Статья представляет собой перевод первых двух (теоретических) частей работы:

Bessy Ch., Favereau O. Institutions et économie des conventions // Cahiers d’économie politique. 2003. No 44. P. 119—164. Публикуется с разрешения авторов.

12	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

в различных формах современного институционализма) привело к ее сближению с другими общественными науками, в частности с правом, с социологией, когнитивной психологией и историей.

Сегодня экономисты озабочены тем, как, находясь в рамках традиционного анализа, оставаться открытыми по отношению к другим дисциплинам. Разные направления экономической науки решают эту задачу путем более или менее глубокого пересмотра традиционного анализа. Если мейнстрим не выходит за его границы, то неоинституционализм преодолевает их, а у теории регуляции — в рамках марксистской (или холистской) ее разновидности — и экономики конвенций1 (далее — ЭК) внутри индивидуалистической традиции связь с традиционным анализом минимальна.

Сначала в центре исследований в рамках ЭК2 была не экономическая теория институтов, а анализ индивидуальных действий в его отношении к разнообразным общим контекстам действия. Главная гипотеза ЭК, на которой основаны исследования представителей различных общественных наук, состоит в том, что общепринятые рамки поведения задаются извне и как таковые воспринимаются отдельными индивидами, хотя те и участвуют, осуществляя индивидуальные и коллективные действия, в их создании, реализации и пересмотре. По сравнению с предпосылками мейнстрима эта гипотеза основана на усложненной и, очевидно, более последовательной версии методологического индивидуализма. Иными словами, цель ЭК: согласовать автономию социального (обладающего собственными законами) с идеей о том, что действуют именно индивиды, а не надындивидуальные сущности.

Поскольку за термином «институт» традиционно закрепился холистический смысл и он естественным образом понимался как надындивидуальная, коллективная сущность, авторы этой исследовательской программы обозначили общепринятые рамки поведения термином «конвенция». Преимущество такого понятия — как общего контекста социального действия — в прямой связи с экономическим анализом проблемы координации в условиях неопределенности. Однако тот факт, что институт не базовое понятие ЭК, не объясняет, почему конвенционалисты не занялись проблемой институтов, обозначенных термином «конвенция».

Ответ состоит в том, каким образом в ЭК трактуется понятие «правила»: проблема неполноты правил в ЭК преодолевается именно с помощью понятия «конвенция»3. Конвенция снимает проблему коор­ динации акторов, возникающую в результате необходимости выработать единую схему интерпретации правила. В ЭК особо выделяются

1 Другой распространенный вариант перевода — «экономика соглашений». — Примеч. пер.

2Dupuy J.-P. et al. Introduction au numéro spécial sur l’économie des conventions // ­Revue économique. 1989. Vol. 40, No 2. P. 141—145; Justesse et justice dans le travail // Cahiers du CEE. No 33 / L. Boltanski, L. Thévenot (éds.). P.: PUF, 1989; Boltanski L., Thévenot L. De la justification. Les économies de la grandeur. P.: Gallimard, 1991.

3Дело здесь не в том, чтобы указать, что любые правила неполны, рассматривая их

икак внешние действия. В рамках ЭК проблема такова: с одной стороны, набор состояний природы неизвестен полностью до совершения действия, с другой — проверку соблюдения правил в процессе совершения действий нельзя делегировать машине.

«Вопросы экономики», № 7, 2010

13

К. Бесси, О. Фавро

интерпретативные действия экономических агентов («герменевтика», противопоставляемая механическому следованию правилам4).

Особый акцент на интерпретации способствовал обновлению теории организаций. При этом основное внимание стали уделять частным предприятиям (фирмам), а не государственным организациям, что логично, поскольку речь идет об экономических агентах, занятых координацией на микроэкономическом уровне. К тому же выделение интерпретативной области позволяет избежать проблемы специфичности правовых норм, усложняющей подход к институтам в условиях координации с помощью правил. Регулирование предприятиями контрактных правил разрешает ряд теоретических трудностей и определяет подход к институтам вне контекста проблем государства и права.

Чтобы сформировать ясное представление о положении институциональных фактов среди других социальных объектов, сначала, по всей видимости, необходимо определить взаимные отношения понятий правила, конвенции, организации и института. Изучение институтов постепенно становится основной задачей исследований в рамках ЭК, и в первую очередь в связи с выработкой предписаний для публичной политики (action publique)5.

Понятие института как аналитический инструмент

вэкономической теории

Вкратком обзоре институциональных концепций из различных областей экономики и социологии мы сами будем придерживаться общих идей ЭК. (Такой выбор связан не с превосходством, а скорее

срискованным своеобразием этого подхода.)

Из всех определений понятия «институт» наиболее полным нам кажется приведенное Нортом: институты — это «„правила игры“ в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми. Следовательно, они задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия — будь то в политике, социальной сфере или экономике»6. Эта формулировка охватывает как экономические,

4См.: Reynaud B. Le salaire, la règle et le marchée. P.: Christian Bourgois, 1992; ­Reynaud B. The Practical Knowledge of Operating Rules. L.: Macmillan, 2002; Postel N. Les règles dans la pensée économique contemporaine. P.: CNRS, 2003. Ср. оценку особенно внимательного наблюдателя: Defalvard H. Critique de l’individualisme méthodologique revu par l’économie des conventions // Revue économique. 1992. No 1. P. 127—143; Defalvard H. L’économie des conventions а l’école des institutions // Économie appliquée. Vol. 55, No 4. P. 7—33.

5См.: Salais R. Le travail а l’épreuve de ses produits / A. Supiot (éd.). Le travail en perspectives­. P.: LGDJ, 1998. P. 45—68; Salais R. Action publique et conventions: état des lieux // Les métamorphoses de la régulation politique / J. Commaille, B. Jobert (eds.). P.: LGDJ, 1998. P. 55—81; Orléan A. Le pouvoir de la finance. P.: Odile Jacob, 1999; Eymard-Duvernay F. ­Principes de justice, chômage et exclusion // Des marchés du travail équitables? Approche comparative France/Royaume-Uni / C. Bessy, et al. (éds.). Bruxelles: PIE-Peter Lang, 2001. P. 271—297; Eymard-Duvernay F. L’économie des conventions a-t-elle une théorie politique ? // Théorie des conventions / Batifoulier P. (éd.). P.: Economica, 2001. P. 279—297.

6North D. C. Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Cambridge: ­Cambridge University Press, 1990. P. 3 (рус. пер.: Норт Д. Институты, институциональные изме-

нения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «НАЧАЛА», 1997. C. 17).

14	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

так и неэкономические институты, предоставляет возможность критики

иортодоксального анализа, одновременно сохраняя связь с этимологией самого термина: институт — то, что устанавливает (институирует)

ипри этом установлено (институировано), неявно отсылая к понятию

конститутивного правила7.

Итак, мы должны показать, как внутри экономической теории складывалась теория правил игры. Особый взгляд ЭК сформировался на основе двоякого подхода к индивиду: как к рациональному агенту (в традиции методологического индивидуализма) и как к актору, выносящему этические суждения (в традиции понимающей социологии)8. Первый подход помещает в центр (взаимо)действия индивидов понятие дефектов (или нарушения) координации: существуют неравновесие, рационирование, ошибки прогноза. Для их устранения необходимо понимать рациональность в более широком смысле, не ограниченном простой способностью оптимизировать. Согласно второму подходу, существуют неравенство, несправедливость и доминирование одних агентов над другими, что становится объектом критики, полемики и сопротивления — индивидуального

иколлективного.

Содной стороны, в ЭК координация и воспроизводство анализируются исходя из индивидуальной рациональности, противостоящей систематическим несовершенствам в координации и/или воспроизводстве. С другой стороны, координация и воспроизводство мыслятся одновременно, не разделяются, как это происходило с момента раскола между апологетической (маржиналистской) и критической (марксистской) традицией. Этому способствует гибкость определения институтов у Норта: экономические институты можно описать как с помощью координационной игры — вписывающейся в мейнстрим, так

ис помощью воспроизводственной игры — в контексте марксистской, или критической, теории.

Заметим, что в ситуации полной координации и воспроизводст­ ва в экономической теории нет места для множества институтов как эндогенных переменных — фактически возможен один институт, обеспечивающий координацию или воспроизводство, причем агенты не могут на него воздействовать. Начиная с 1970-х годов предпринимаются попытки эндогенизации институтов в рамках двух традиций (можно сказать, двух ортодоксий). При этом главный институт остается, как прежде, экзогенным и неподвластным влиянию индивидов.

Заслугой гетеродоксов, по крайней мере их части, именуемой институционалистами, стала попытка сделать эндогенной всю институциональную среду современной капиталистической экономики.

7Понятие ввел Ролз (Rawls J. Two Concepts of Rules // Philosophical review. 1955. P. 3—32) и разработал Серл (см., например: Searle J. The Construction of Social Reality. L.: Penguin Books, 1995). Ограничивающие, или регулятивные, правила относятся к заведомо существующим областям (взаимо)действия (например, организация дорожного движения),

аконститутивные правила создают новую область (взаимо)действия (например, светские игры).

8Boltanski L. Nécessité et justification // Revue économique. 2002. Vol. 53, No 2. P. 275—289.

«Вопросы экономики», № 7, 2010

15

К. Бесси, О. Фавро

Для этого они вводят предпосылку о существовании несовершенств координации и/или воспроизводства. Однако в таких условиях пределом эндогенизации выступают основные теоретические предпосылки (калькулирующий характер индивидуальной рациональности

водном случае, социальная значимость ценностных суждений —

вдругом). Необходимо теоретически переосмыслить эти предпосылки в связи с предположением о несовершенстве координации/ воспроизводства.

Взгляд ортодоксии: единственный институт — условие полной координации/воспроизводства

Если институты — правила игры, то первый, фундаментальный вопрос касается природы этих правил: они полностью экзогенны или нет? Каковы элементы правил игры? Насколько они осознаны экономическими агентами и какое влияние оказывают на них агенты?

Ответ удивляет, несмотря на свою очевидность. В теории общего равновесия, канонической форме языка координации, как и в Марксовой теории капитализма, канонической форме языка воспроизводства, правила игры экзогенны. По сути, существует только один институт: всеобъемлющий рынок у Вальраса и... у Маркса. Вспомним, что для марксистов эксплуатация не грабеж, а следствие подчинения товара—рабочая сила правилам рынка, приобретения им собственной меновой стоимости и пренебрежения способностью рабочей силы создавать дополнительную стоимость.

Удивительно, но рынок, единый институт, лежащий в основе анализа как полной координации, так и полного воспроизводства, сам, по сути, анализу не поддается: можно лишь проиллюстрировать его механизмы и сделать выводы об общих последствиях его функционирования. Институциональный порядок не зависит от поведения агентов: работники на рынке находятся за пределами теории рынка, подобно тому, как некоторая неоплачиваемая часть рабочего дня не осознается агентами — наемными работниками и капиталистами, даже если первые борются за сокращение рабочего дня, а вторые — против.

Единственный институт здесь функционирует как онтологическое условие, не просто направляя поведение, а встраивая его в глобальную систему общего равновесия или динамики воспроизводства. Таким образом, возможность идеальной координации/воспроизводства устанавливается рынком. Рыночные институты редуцируются до одного, единого. Кроме того, поскольку они экзогенны, сложно определить — то ли для институтов нет места в теории, то ли, напротив, есть место только для них.

Начиная с 1970-х годов, одновременно в языке координации (теория­ контрактов) и воспроизводства (теория габитуса у П. Бурдье) предпринимается попытка эндогенизации институтов. Условия, приводящие к идеальной координации или полному воспроизводст­ ву, отныне должны хотя бы частично определяться внутри системы. Так, в неоклассической теории рациональные экономические агенты определяют контрактные условия, а в концепции власти по Бурдье

16	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

доминирование обеспечено поведением не только господствующих, но и подчиненных агентов9.

Несмотря на это, существенные правила игры, отвечающие за общую координацию/воспроизводство, остаются экзогенными. В воспроизводстве отношение господства/подчинения, «при котором все вещи мира распределяются на два взаимодополнительных класса»10, изначально задано и поддерживается ежедневными взаимодействиями поле/габитус (которые подчиненный класс не осознает). Что касается координации, то агенты в неоклассической теории выбирают двусторонние контрактные правила, однако их выбор строго ограничивается конкуренцией за контракт, в том числе так называемым условием участия. Несложно показать, что в обоих случаях существует явная или неявная предпосылка о полной координации­ /воспроизводстве11.

Институт как бы состоит из основного элемента, относящегося к структуре общества, но скрытого от глаз, — отсюда его экзогенный характер, и ряда второстепенных эндогенных компонентов, реализующих и утверждающих первый. Внимательно рассмотрев эту систему, мы обнаружим образ рынка, как и прежде выступающего единым

иосновополагающим институтом.

Ивсе же модель рынка претерпевает некоторые изменения:

вкоординации возникает децентрализованная конкуренция, в воспроизводстве — поле, то есть несовершенная конкуренция среди индивидов, неравномерно наделенных капиталом всех видов. Этот единый институт функционирует как онтологическое ограничение, служащее либо полной координации, либо полному воспроизводству. Но при этом он частично зависит от агентов, которые осознанно или нет сами воспроизводят его.

Обзор двух экономических ортодоксий — апологетической и критической — приводит нас к выводу, что в рамках их теоретического языка возможны лишь те институты, которые позволяют реализовать

полную координацию или воспроизводство.

Взгляд гетеродоксии: институты во множественном числе

как фактор частичной координации/воспроизводства

Говоря об экономической теории, мы подразумеваем существование формального языка, разделяемого (и развиваемого) поколениями профессиональных экономистов. Как ни странно, в рамках институционалистской традиции, основанной Вебленом и Коммонсом, не был создан собственный язык. Это можно объяснить как преимущественно

9Это происходит через автоматическое ограничение амбиций господствующих классов. Об аналитической функции концепции габитуса см.: Favereau O. L’économie du sociologue ou: penser (l’orthodoxie) а partir de Pierre Bourdieu // Le travail sociologique de Pierre Bourdieu: dettes et critiques / B. Lahire (éd.). P.: La Découverte, 2001. P. 255—314.

10Bourdieu P. Le sens pratique. P.: Éditions de Minuit, 1980. P. 348 (рус. пер.: Бурдье П.

Практический смысл. СПб.: Алетейя, 2001. С. 172).

11См.: Favereau O. L’économie du sociologue ou: penser (l’orthodoxie) à partir de Pierre Bourdieu. P. 301—303.

«Вопросы экономики», № 7, 2010

17

К. Бесси, О. Фавро

описательным характером исследований, так и самой исторической сутью течения: из-за радикального разрыва с теоретическими позициями ортодоксии институционализм строился на разрозненных положениях, не объединенных в формализованную систему.

Иллюстрацией такой особенности институциональной теории может служить пример американской школы анализа «индустриальных отношений»12, между представителями которой, впрочем, существует значительная философско-политическая преемственность. Коммонс13, опираясь на философию прагматизма (Ч. С. Пирс14), выдвигает новаторскую концепцию соответствия действий правилам: отрицает дуализм­ мысли и поступка, привычек мышления и действия. Рассматривая проблему координации, Коммонс не сводит ее к когнитивной составляющей, а подчеркивает значение коллективных действий, дополняющих индивидуальные15.

В1970—1980-е годы институционализм претерпел значительное теоретическое обновление, в результате которого возникли новые течения, вернувшие институциональную экономику в центр экономической теории. В это время сменилась программа исследований как в области воспроизводства, так и в области координации.

Втеории регуляции была предпринята попытка при помощи понятия воспроизводства перевести институциональные формы

суровня надстройки на уровень базиса. (По своей дерзости это намерение сравнимо с переворотом, совершенным Вальрасом, когда тот свел все рынки к частному случаю фондовой биржи.) К сожалению, теория регуляции напрямую не касается аналитических проблем, возникающих в связи с таким изменением рамок марксистского анализа.

Вотсутствие рассуждений о стоимости (стоимости-труде) центральный феномен капиталистического способа производства — эксплуатация — остается без внимания.

Институты (заметим употребление во множественном числе), а точнее — институциональные формы, выступают для регуляцио­ нистов кодификацией одного или нескольких фундаментальных социальных­ отношений. Поскольку выделяется пять типов таких отношений, речь идет о чрезвычайно общих понятиях. Они структурируют ­индивидуальное и коллективное поведение, обеспечивая закономерное развитие процесса накопления капитала.

Регуляционисты обращаются к кейнсианской и марксистской традициям и стремятся выявить причинное воздействие институциональных форм на макроэкономическую динамику. Если в учебных моделях при этом вводится гипотеза репрезентативного агента, то в других может присутствовать идея об институцио­ нальной комплементарности (Аоки). Ключевой момент во всех случаях — присутствие коллективных акторов, которые путем переговоров достигают институ-

циональных компромиссов.

12К ней относятся Дж. Коммонс, Дж. Данлоп, К. Керр, П. Дерингер и М. Пиоре.

13Commons J. R. Institutional Economics. Its Place in Political Economy. New Brunswick: Transactions Publishers, 1990; Corei T. L’économie institutionnaliste: les fondateurs. P.: Economica, 1995.

14Подробнее о Пирсе см.: Descombes V. Les institutions du sens. P.: Minuit, 1996.

15Если в дальнейшем Уильямсон и перенимает концепцию трансакций Коммонса, то делает это в отрыве от парадигмы, определяющей ее смысл. В целом же остается надеяться на появление теории, которая восприняла бы не утративший своего аналитического потенциала подход Коммонса к институтам.

18	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

Врамках научной традиции анализа воспроизводства теория регуляции впервые оказалась способна различать капиталистические способы производства по степени их эффективности, справедливости

илегитимности. Предметом анализа для регуляционистов выступает воспроизводство, но не с точки зрения той или иной завершенной формы, а с точки зрения несовершенств16. Сильной стороной теории регуляции следует признать последовательный анализ причинноследственных­ связей между институтами и макроэкономическими переменными. Однако эта теория не объясняет связь изменения институтов и поведения, индивидуального и коллективного.

Втеории трансакционных издержек (Уильямсон и Норт) институты анализируются, исходя из принципа эффективности17, что возвращает нас к вопросу координации.

Уильямсон предлагает следующую трехуровневую модель. Индивидуальное поведение формируется внутри структур управления, отбираемых в соответствии с принципом минимизации трансакционных­ издержек. Относительная эффективность конкретной структуры зависит от третьего параметра, институциональной среды, внутри которой определяются «правила игры. Изменения прав собственности, контрактного права, норм, обычаев и т. д., влияющие на относительные издержки управления, обычно также отражаются

ина экономической организации»18.

Показательно, что Норт фактически излагает эту концепцию

вобратном порядке19. Институты определяют формальные (правила) и неформальные (нормы и конвенции) ограничения, структурирующие взаимодействие акторов, прежде всего организаций. Институты не всегда соответствуют критерию эффективности, что, однако, не лишает их свойства уменьшать (но не устранять) неопределенность,

вусловиях которой взаимодействуют агенты, a priori (но не систематически) рациональные и действующие в собственных интересах. При столкновении неформальных ограничений и новых (экзогенных!) предпочтений, а также формальных ограничений и интересов организаций, при изменении относительных цен постепенно изменяются

16Трудность, которую регуляционисты не осознают, — их неизбежный разрыв с марксистским структурализмом, поскольку в индивидуальное и коллективное поведение включаются нормативные принципы — социальная справедливость, поиски легитимности, требования демократической политики. Необходимо переосмыслить и эксплуатацию как нравственную проблему (чего Маркс избежал, описав ее при помощи понятия неоплаченного абстрактного труда), а индивиду — вернуть критическую способность. См.: Boltanski L., Chiapello E.

Le nouvel esprit du capitalisme. P.: Gallimard, 1999.

17Необходимо различать позиции Уильямсона, для которого эффективность является универсальным условием, и Норта (начиная c: North D. Institutions, Institutional Change and Economic Performance), который отрицает эффективность в качестве объяснения существования экономических институтов, но использует ее в их оценке, основанной на макроэкономических показателях рассматриваемой страны.

18Williamson O. E. The Mechanisms of Governance. Oxford: Oxford University Press, 1996. P. 223.

19Норт анализирует роль институтов в исторической перспективе (подробнее см.:

­Rollinat R. L’histoire économique et le statut des institutions // Economies et Sociétés. 1996. Vol. 22, No 4—5. P. 375—394), а Уильямсон сравнивает эффективность разных структур управления в заданной институциональной среде.

«Вопросы экономики», № 7, 2010

19

К. Бесси, О. Фавро

и институты. Таким образом, индивидуальные акторы затрачивают ресурсы на модификацию правил20.

Как и в теории регуляции, институты в теории трансакционных издержек представлены как основной фактор экономической деятель-

ности. Различие подходов в том, что в теории трансакций влияние институтов опосредовано стимулами, воздействующими на поведение на микроэкономическом уровне.

В попытке создать модель, исторически обусловливающую существующее­ положение вещей, теория регуляции (в меньшей степени программа Норта) отходят от логики интереса как универсальной причины действий экономических агентов. Таким образом, мы больше не можем точно предсказать, как действия акторов будут соотноситься с существующими правилами и какие новые правила создаст коллектив.

Как мы помним, слабость подхода теории регуляции заключается в отказе от пересмотра связи с традиционным марксизмом. Аналогично недостаток теории трансакционных издержек состоит в сохранении традиционного для этого подхода принципа методологического индивидуализма21. Конечно, как мы уже упоминали, была введена предпосылка об ограниченной рациональности. Однако трансакционный подход не выходит за рамки математического моделирования. Между тем акторы действуют на двух логических уровнях: выбора самих правил игры и способа их применения. Поэтому даже в рамках единого критерия рациональности необходимо, чтобы наряду со способностью интерпретировать агент был лично заинтересован в типе формируемого коллектива.

Как в холизме теории регуляции, так и в индивидуализме трансак­ ционного подхода возникает проблема моделирования индивидуального агента. Теория трансакционных издержек включает понятие «несовершенства координации»22. Отличительной чертой теории регуляции, на наш взгляд, выступает анализ провалов воспроизводства. Однако, включив представления о несовершенствах в теорию, ни один из подходов не модифицирует модель индивидуального поведения. Эндогенный аспект институтов координации и воспроизводства стал ключевым для обеих гетеродоксий, но рефлексивному аспекту деятельности агентов, сталкивающихся с провалами координации и воспроизводства, попрежнему уделяется мало внимания.

20North D. Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Ch. 10, § II.

Заметим, что Норт вводит иерархию правил, в которой неформальные правила обладают более высоким статусом и в своем развитии не подчиняются тем же процессам, что и формальные правила. Он описывает инкрементный процесс институциональных изменений, сближающий его теорию с эволюционным подходом.

21Так, Э. Шоттер (Schotter A. The Economic Theory of Social Institutions. Cambridge: ­Cambridge University Press, 1981) вводит понятия «рынок» и «иерархия» (впервые предложенные Уильямсоном), минуя теорию трансакционных издержек, как равновесные решения

внекооперативных играх (что отличает его подход от подхода Уильямсона).

22Несовершенная координация в явном виде встречается у Норта. Потенциал гетеродоксальности в гипотезе ограниченной рациональности у Уильямсона в значительной мере снижен введением аксиомы (прерывного) пространства структур управления, содержащего

всебе механизм минимизации трансакционных издержек.

20	«Вопросы экономики», № 7, 2010

Институты и экономическая теория конвенций

Несомненно, в обоих гетеродоксальных течениях признается, что не существует центрального органа управления, регулирующего институты. Было бы логично предположить, что в такой системе агенты, помимо преследования индивидуальных интересов, решают общие проблемы несовершенства координации и неполного воспроизводства. Однако ни теория регуляции (вследствие тесных связей с марксизмом), ни трансакционный подход (как направление утилитаризма) не демонстрируют эту аристотелевскую, политическую составляющую человеческой сущности.

Основные требования к экономической теории институтов ясны. Необходимо, чтобы в ней был дан анализ не только эндогенных институтов, но и области рефлексии агентов, постоянно сталкивающихся с провалами координации и воспроизводства. Эти рассуждения подводят нас к программе исследований ЭК. Рабочая гипотеза напрашивается сама собой: сочетание эндогенной и рефлексивной областей образует то, что мы назовем дискурсивной23 областью. Язык — не единственный, но первый институт; без него немыслимы все другие институты.

Анализ институтов в экономике конвенций: проблематика

Чтобы построить рациональную модель, объединяющую две логически разнородные области — выбора правил игры и выбора в соответствии с этими правилами, — конвенционалисты вводят идею разумного («raisonnable»)24 действия. В отличие от моделей, в которых поведение агентов формируется исключительно исходя из расчета на индивидуальную выгоду, разумное в данном случае означает и политическое измерение, и критерий общего блага, определяющего жизнь в обществе. Взаимодействия в рамках ЭК представлены не только обменом товаром и информацией, но и обменом аргументами. А. Хиршман25 наравне с «выходом» (defection) возвращает в экономический анализ идею «обретения голоса» (voice). Homo economicus вновь обретает голос — именно в этом смысле подход ЭК к институтам основан на языке26.

Из противодействия нового homo economicus систематическим провалам воспроизводства и/или координации необходимо вывести общую модель, в которой правила игры подразделяются на конвенции,

23Здесь и далее слово «дискурс» (discours) употребляется в значении «дискуссия, основанная на аргументах» (см. примеч. к переводу Рикера: Рикер П. Справедливое. М.: Гнозис,

Логос, 2005. С. 290). — Примеч. пер.

24Мы выбрали этот термин, чтобы построить более общую модель рациональности, чем

ееограниченная модификация в рамках стандартной теории мейнстрима.

25Hirschman A. O. Exit, Voice and Loyalty. Boston: Harvard University Press, 1970 (рус.

пер.: Хиршман А. Выход, голос и верность. М.: Новое издательство, 2009).

26Отметим, что стремление ЭК объяснить институты с помощью языка не связано с трудом Д. Льюиса (Lewis D. Convention: a Philosophical Study. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1969), пытавшегося обосновать язык как архетип институтов, исходя, очевидно, из существования мира без языка (!).

«Вопросы экономики», № 7, 2010

21