Фейербах, Маркс, Энгельс, Шопенгауэр
.pdfмлекопитающих раздельные копыта, как правило, связаны с наличием сложного желудка, приспособленного к процессу жвачки. Изменения он ределенных форм влекут за собой изменение формы других частей тела, хотя мы и не и состоянии объяснить эту связь. Совершенно белые кошки i голубыми глазами всегда или почти всегда оказываются глухими. Поен пенное усовершенствование человеческой руки и идущее рядом с этим развитие и приспособление ноги к прямой походке, несомненно, оказали, также и в силу закона соотношения, обратное влияние па другие части организма. Однако этого рода воздействие еще слишком мало исследонн но, и мы можем здесь только констатировать его в общем виде.
Значительно важнее непосредственное, поддающееся доки зательству обратное воздействие развития руки на остальной организм, Наши обезьяноподобные предки, как уже сказано, были общественными животными; вполне очевидно, что нельзя выводить происхождение чело века, этого наиболее общественного из всех животных, от необщестнеи ных ближайших предков. Начинавшееся вместе с развитием руки, вмес н с трудом господство над природой расширяло с каждым новым шагом вперед кругозор человека. В предметах природы он постоянно открьпшн новые, до того неизвестные свойства. С другой стороны, развитие труди по необходимости способствовало более тесному сплочению членов on щества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной под держки, совместной деятельности, и стало ясней сознание пользы этой совместной деятельности для каждого отдельного члена. Коротко говори, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась потреб ность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывались путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта посте» пенно научались произносить один членораздельный звук за другим.
Что это объяснение возникновения языка из процесса труда и нме сте с трудом является единственно правильным, доказывает сравнен ис < животными. То немногое, что эти последние, даже наиболее развитые и i них, имеют сообщить друг другу, может быть сообщено и без помощи членораздельной речи. В естественном состоянии ни одно животное ис испытывает неудобства от неумения говорить или понимать человече скую речь. Совсем иначе обстоит дело, когда животное приручено чело веком. Собака и лошадь развили в себе, благодаря общению с людьми, такое чуткое ухо по отношению к членораздельной речи, что, и предела ч свойственного им круга представлений, они легко научаются понимать всякий язык. Они, кроме того, приобрели способность к таким чувствам, как чувство привязанности к человеку, чувство благодарности и т. д., ко торые раньше им были чужды. Всякий, кому много приходилось иметь дело с такими животными, едва ли может отказаться от убеждения, >гш имеется немало случаев, когда они свою неспособность говорить ощущи
ни теперь как недостаток. К сожалению, их голосовые органы настолько
. нсциализированы в определенном направлении, что этому их горю уже никак нельзя помочь. Там, однако, где имеется подходящий орган, эта не- | нособность, в известных границах, может исчезнуть. Органы рта у птиц •<щипаются, конечно, коренным образом от соответствующих органов человека. Тем не менее, птицы являются единственными животными, кошрыс могут научиться говорить, и птица с наиболее отвратительным голисом, попугай, говорит всего лучше. И пусть не возражают, что попугай не понимает того, что говорит. Конечно, он будет целыми часами безумнлку повторять весь свой запас слов из одной лишь любви к процессу творения и к общению с людьми. Но в пределах своего круга представишнй он может научиться также и понимать то, что он говорит. Научите Попугая бранным словам так, чтобы он получил представление об их значении (одно из главных развлечений возвращающихся из жарких стран мафосов), попробуйте его затем дразнить, и вы скоро откроете, что он умеет так же правильно применить свои бранные слова, как берлинская (нрговка зеленью. Точно так же обстоит дело и при выклянчивании лакомств.
Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились шумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны пос тепенно превратился в человеческий мозг, который, при всем сво- 1 I сходстве с обезьяньим, далеко превосходит его по величине и совершенству. А параллельно с дальнейшим развитием мозга шло дальнейшее развитие его ближайших орудий — органов чувств. Подобно тому, как пос тепенное развитие речи неизменно сопровождается соответствующим
,совершенствованием органа слуха, точно гак же развитие мозга вообще
•опровождается усовершенствованием всех чувств в их совокупности. 11рсл видит значительно дальше, чем человек, но человеческий глаз замечет в вещах значительно больше, чем глаз орла. Собака обладает значинчи,но более тонким обонянием, чем человек, но она не различает и сотой доли тех запахов, которые для человека являются определенными призна-
•ими различных вещей. А чувство осязания, которым обезьяна едва-едва попадает в самой грубой, зачаточной форме, выработалось только вместе
развитием самой человеческой руки, благодаря труду.
Развитие мозга и подчиненных ему чувств, все более и более проNi пиющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению оказывало обратное воздействие на труд и на язык, давая обоим все новые
иновые толчки к дальнейшему развитию. Это дальнейшее развитие с момента окончательного отделения человека от обезьяны отнюдь не закончилось, а, наоборот, продолжалось и после этого; будучи у различных народов и в различные эпохи по степени и по направлению различным, иногда даже прерываясь местными и временными движениями назад, оно
иобщем и целом могучей поступью шло вперед, получив, с одной сторо-
121 |
138 |
ны, новый мощный толчок, а с другой стороны - более определенное' н| правление благодаря тому, что с появлением готового человека ношня вдобавок еще новый продукт - общество.
Источник: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2. Т.20. С. 486-489.
V, ИДЕИ ИРРАЦИОНАЛИЗМА В ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ КОНЦА MX НАЧАЛАXXВВ.
А.ШОПЕНГА УЭР (1788-1860)
Артур Шопенгауэр - один га виднейших представителей немецки идеалистической философии середины и конца XIX. Опираясь на кантонские идеи об априорных формах и категориях рассудка, учение Канта и л пещи в себе», Шопенгауэр рассматривает мир как «представление» и НЦк объективную «волю к жизни». Основное произведение - «Мир как
in и представление»(1819-1844).
О философии
...По моему мнению, всякая философия всегда теоретична, П О Т О - МУ что, каков бы ни был непосредственный предмет ее изучения, она по | ущсству своему только размышляет и исследует, а не предписывает, t пшовиться же практической, руководить поведением, перевоспитывать мрактер — это ее старые притязания, от которых она теперь, созрев в
• коих взглядах, должна бы, наконец, отказаться.
...Мы того мнения, что все те, как от звезды небесной, далеки еще ц| философского познания мира, кто думает, будто можно как-нибудь исторически постигнуть его сущность, хотя бы это и было очень тонко шмаскировано; а так думают все те, кто в своем воззрении на сущность мира допускает какое бы то ни было становление или ставшее, или то, что I гамет; кто приписывает хотя бы малейшее значение понятиям раньше или позже и, таким образом, явно или скрыто ищет и находит начальный и конечный пункты мира, а уже заодно и дорогу между обоими, причем философствующий индивидуум, пожалуй, узнаёт и свое собственное ме- i го на этой дороге. [...]
Такое историческое философствование в большинстве случаев создает космогонию, допускающую много вариантов, или же систему •манации, теорию отпадения, или, наконец, с отчаяния от бесплодности попыток на этих путях оно ищет последнего убежища и строит противоположное учение о постоянном становлении, произрастании, происхождении, проявлении на свет из мрака, из темного основания, первоосноваиия, безоснования — и тому подобном вздоре, от которого, впрочем, можно короче всего отделаться замечанием, что до настоящего мгновения протекла уже целая вечность, т. е. бесконечное время, отчего все, чему можно и должно совершиться, уже должно было быть. Ибо вся эта историческая философия, сколько бы важности она на себя ни напускала, принимает время за определение вещей в себе (словно Кант никогда и не су-
139 |
140 |
ществовал) и поэтому застревает на том, что Кант называл явлением » противоположность вещи в себе, на том, что Платон называл станом* щимся, никогда не сущим, в противоположность сущему, никогда не i in новящемуся, на том, наконец, что у индусов называется тканью МаИм другими словами, эта философия ограничивается тем подвластным закон! основания познанием, с помощью которого никогда нельзя достигш и внутренней сущности вещей, а можно только до бесконечности идти му след явлениям, двигаться без конца и цели подобно белке в колесе, ноЩ наконец, утомленный искатель не остановится на любой точке, шн<|щ| или внизу, желая потом добиться и со стороны других почтения к ней.
Истинное философское воззрение на мир, т. е. то, которое унн нас познавать его внутреннюю сущность и, таким образом, выводит в.« и пределы явления, не спрашивает, откуда и куда и зачем, а всегда и истцу интересует его только что мира: иначе говоря, оно рассматривает вещи ни в каком-либо отношении, не как становящиеся и преходящие — сломим не в какой-либо из четырех форм закона основания, а, наоборот, имсчм своим объектом как раз то, что остается по устранении всего этого run ненного названному закону способа познания, то, что проявляется но ш * кой относительности, но само ей не подчинено, то, что составляет itcei <14 равную себе сущность мира, его идею. Из такого познания исходит кш| искусство, так и философия, исходит также (как мы увидим в этой кпшм) и то настроение духа, которое одно ведет к истинной святости и искупав нию от мира.
Источник: Шопенгауэр А. Мир как воля и представление// Антолоии мировой философии. В 4 т. Т. 3. М., 1971. С. 694-696.
Невозможность положительного счастья
[...] Всякое счастье имеет лишь отрицательный, а не пони жительный характер, [...] поэтому оно не может быть прочным удовлспю рением и удовольствием, а всегда освобождает только от какого-ни<>уд| страдания и лишения, за которым должно последовать или новое страна ние, или languor, беспредметная тоска и скука,— это находит себе мои тверждение и в верном зеркале сущности мира и жизни — в иску сети») особенно в поэзии. Всякое эпическое или драматическое произведений может изображать только борьбу, стремление, битву за счастье, но ннко гда не самое счастье, постоянное и окончательное. Оно ведет своего i ери* к цели через тысячи затруднений и опасностей, но как только она дос пи нута, занавес быстро опускается. Ибо теперь оставалось бы лишь нок i зать, что сиявшая цель, в которой герой мечтал найти свое счастье, только насмеялась над ним и что после ее достижения ему не стало лучше нре* него. Так как действительное, постоянное счастье невозможно, то оно н не может быть объектом искусства.
Трагикомический характер жизни
[...] Судьба, точно желая к горести нашего бытия присоединить
• щс, насмешку, сделала так, что наша жизнь должна заключать в себе все \ к асы трагедии, но мы при этом лишены даже возможности хранить досюииство трагических персонажей, а обречены проходить все детали жиз- "П а неизбежной: пошлости характеров комедии.
Мир - обитель страдания
Если, наконец, каждому из нас воочию показать те ужасные страаапии и муки, которым во всякое время подвержена вся наша жизнь, то нас объял бы трепет; и если провести самого закоренелого оптимиста по Полышцам, лазаретам и камерам хирургических истязаний, по тюрьмам, щстенкам, логовищам невольников, через поля битвы и места казни; если in крыть перед ним все темные обители нищеты, в которых она прячется
.и взоров холодного любопытства, и если напоследок дать ему заглянуть и Пашню голода Уголино, то в конце концов и он, наверное, понял бы, но это за meilleur des mondes possibles . Да и откуда взял Данте материал
. in своего ада, как не из нашего действительного мира? И тем не менее Получился весьма порядочный ад. Когда же, наоборот, перед ним возникни задача изобразить небеса и их блаженство, то он оказался в неодолимом затруднении именно потому, что наш мир не дает материала ни HI чего подобного. Вот почему Данте не оставалось ничего другого, как мое произвести перед нами вместо наслаждений рая те поучения, которые питались ему там в удел от его прародителя, от Беатриче и разных свя-
H.ix. Это достаточно показывает, каков наш мир.
Бессовестность оптимизма
[..,] Оптимизм, если только он не бессмысленное словоизвержение таких людей, за плоскими лбами которых не обитает ничего, | роме слов, представляется мне не только нелепым, но и постине бессове- I тиым воззрением, горькой насмешкой над невыразимыми страданиями человечества.
В человеке эгоизм достигает высшей степени. «Война всех против всех»
[...] В то время как всякий непосредственно дан самому себе как целая воля и целое представляющее, остальные даны ему прежде всего KuibKO в качестве его представлений; вот почему собственное существо и п о сохранение важнее для него, чем все остальные, взятые вместе. На I мою собственную смерть всякий смотрит как на конец мира, между тем как известие о смерти своих знакомых он выслушивает довольно равнодушно, если только она не задевает его личных интересов. В сознании, поднявшемся на самую высокую ступень, в сознании человече-
121 |
142 |
|
ском, эгоизм, как и познание, страдание, удовольствие, |
должен |
бы и |
|
тоже достигнуть высшей степени, |
и обусловленное |
им |
соиср |
ничество индивидуумов проявляется |
самым ужасным |
образом. Мы |
|
видим его повсюду, как в мелочах, так и в крупном; мы видим его и и страшных событиях — в жизни великих тиранов и злодеев и в опус тошительных войнах; мы видим его и в смешной форме — там, Где оно служит сюжетом комедии и очень своеобразно отражается в самолю бии и суетности, которые так несравненно постиг и описал in abstiw.li» Ларошфуко; мы видим его в истории мира и в собственной жизни...
Укрощение воли и переход к чистому познанию
[...] Легко нонять, как блаженна должна быть жизнь того, чья воин укрощена не на миг, как при эстетическом наслаждении, а навсегда и даже совсем погасла вплоть до той последней тлеющей искры, которая нон держивает тело и потухнет вместе с ним. Такой человек, одержавший ни конец решительную победу после долгой и горькой борьбы с собственном природой, остается еще на земле лишь как существо чистого познания, как неомраченное зеркало мира. Его ничто уже больше не может удр\ чать, ничто не волнует, ибо все тысячи нитей хотения, которые связышши нас с миром и в виде алчности, страха, зависти, гнева влекут нас в беспрс рывиом страдании туда и сюда, эти нити он обрезал. Спокойно и улыб» ясь оглядывается он на призраки этого мира, которые некогда могли вон новать ' и терзать его душу, но которые теперь для него столь же безразличны, как шахматные фигуры после игры, как сброшенные поутру мт карадные костюмы, тревожившие и манившие нас в ночь карнавала Жизнь и ее образы носятся теперь перед ним как мимолетные видении подобно легким утренним грезам человека наполовину проснувшегося, грезам, сквозь которые уже просвечивает действительность и которые не могут больше обманывать: и как они, так испаряются наконец и эти виде ния, без насильственного перехода...
Растворение в ничто и полное успокоение духа
Пред нами остается, конечно, только ничто. Но ведь то, что про тивится этому растворению в ничто, наша природа, есть именно только воля к жизни, которой являемся мы сами, как и она является нашим ми ром. То, что нас так страшит ничто, есть лишь иное выражение того, чю мы так сильно хотим жизни и сами не что иное, как эта воля, и не знаем ничего, кроме нее.
Но если мы от нашей личной нужды и зависимости обратим свои взоры на тех, которые преодолели мир, в которых воля достигнув полною самопознания, вновь нашла себя во всем и затем свободно сама себя ш ринула и которые ожидают только момента, когда они увидят, как исче г нет ее последняя искра и с нею тело, которое она животворит, то вместо
Оеспрестанной борьбы и сутолоки, вместо вечного перехода от желания к | ipaxy и от радости к страданию, вместо никогда не удовлетворяемой и никогда не замирающей надежды, в чем и проходит сон жизни водящего человека,— вместо всего этого нам предстанет тот мир, который выше всякого разума, та полная тишь духа, гот глубокий покой, несокрушимое упование и ясность, одно только отражение которых на лице, как его воспроизвели Рафаэль и Корреджо, есть полное и надежное Евангелие: осталось только познание, воля исчезла.
Источник: Шопенгауэр А. Мир как воля и представление//Антология мировой философии. В 4 т. Т.З. М.,1971. С. 698-704.
Ф. НИЦШЕ (1844-1900)
Фридрих Ницше - немецкий фшшеоф, писатель, поэт. Его мироттрение формировалось под воздействием иррационализма А. Шопенuiyjpa и эстетических идей Р. Вагнера. Идеи Ницше оказали серьезное « ишние на различные направления философской мысли XX века — философию жизни, прагматизм, экзистенциализм и т.д. Основные работы — ' h-иовеческое, слишком человеческое»(1878), «По ту сторону добра и
• ш»(188б), «Так говорил 3apamycmpa»(1883-1884) и др.
Мои произведения называли школой подозрения, еще более — шко- |нй 11резрения, к счастью, также школой мужества и даже дерзости. И действиюньно, я и сам не думаю, чтобы кто-то когда-либо глядел на мир с таким глу- ' и жим подозрением, как я, и не только в качестве случайного адвоката дьявола, но п - выражаясь богословски — в качестве врага и допросчика Бога... И сколько лживости мне еще нужно, чтобы я мог всегда сызнова позволять себе роскошь моей правдивости? Довольно, я еще живу; а жизнь уж так устроена, что она ост ювана не на морали; она ищет заблуждения, она живет заблуждением.
Однако все возникло; не существует вечных фактов, как не существует н ччипотных истин. Следовательно, отныне необходимо историческое философст- ш ишние, а вместе с ним и добродетель скромности.
Мы — изначально нелогичные и потому несправедливые существа и молем познать это; и это есть одна из величайших и самых неразрешимых дисгармоний бытия.
...Никогда еще никакая религия ни прямо, ни косвенно, ни догматиче- i г и, пи аллегорически не содержала истины. Ибо каждая религия родилась из
• I раха и нужды и вторглась в жизнь через заблуждения разума.
Со свободой мнений дело обстоит так же, как со здоровьем: то и другое индивидуально, в том и другом нельзя установить общеобязательного понятия. I о, что одной личности необходимо для ее здоровья, есть дня другой уже источник
126
143