Давыдов Ю.Н. Три линии три этапа в развитии общей теории массовых коммуникаций. М., 2004. 37 с

всякой культуре, а потому есть форма «бегства от культуры», время от времени превращающегося в «атаку на культуру вообще» [4, 119]. А это значит, что, «поднимая» сознание масс до уровня этой «культуры» (вернее, антикультуры), мы скорее «опускаем» его, а не возвышаем. В целом же культура вообще, как и массовая культура к частности, оказывается полем социального противо­борства, и, как подчеркивает М. Новак, исход этой борьбы в каж­дый данный момент зависит от того, представители каких куль­турных устремлений овладеют системой массовых коммуника­ций [5, 13 14].

Впрочем, не менее серьезным ударом но привычной дихотомии «высшего» и «низшего», более чувствительным для неомарксист­ских представителей кризисного сознания, чем, скажем, для пар-сонсопиапцев, был уже факт конвергенции тенденций «элитарной» и «массовой» культуры, все более отчетливо проявлявшейся в сфере культурной индустрии на протяжении 60-х годов, В связи с этим «радикально»-критически настроенным авторам, отождест­влявшим «высшую» культуру с элитарно-авангардистской, а «низ­шую» с массовой и традиционной, все труднее становилось уста­навливать свою «субординацию» в культуре, однозначно относя массовую культуру к низшему разряду. Наконец, проблема оценки культурной продукции, пропущенной через каналы «электронных средств», была вообще «снята» с повестки дня (хотя и временно), когда М. Маклюэн сместил ее в план «структурного анализа» самого способа {«типа») сообщения, полностью отвлекаясь от его содержания. Позднее предполагалось сопоставлять, да и то совер­шенно «безоценочно» (принцип, в проведении которого, впрочем, М. Маклюэн не проявлял особой последовательности) различные технико-технологические структуры коммуникации, сменявшие друг друга па протяжении человеческой истории, не задаваясь вопросом о том, что же сообщается с помощью коммуникативных средств, о чем, собственно, «идет речь».

Сегодня, однако, можно констатировать известное колебание американских социологов в вопросе о культуре между попытками вернуться к опенке ее в понятиях «высшего» и «низшего» уровней, с одной стороны, и вошедшим в привычку рассмотрением этих уровней как «равноценных» и различающихся лишь в «структур­ном» плане — с другой. В то же время «постмаклюэновский» период в развитии американской теории «массовых коммуни­каций» характеризуется стремлением социологов снова найти хоть какие-то содержательные критерии оценки продуктов индустри­ально продуцируемой культуры, без которых оказывается абсурд­ной уже сама постановка вопроса о направляющем воздействии на коммуникативный процесс. Отсюда возрастающий интерес к социологической и социально-философской тенденции, представ­ленной только что названными авторами, которые как раз и озабо­чены прежде всего поиском (или восстановлением) таких кри­териев. Отсюда же и определенные антиструктуралистские мотивы в американской социологической теории массовых коммуникаций.

Дело в том, что структурализм, представителем которого в теории «массовых средств» не без основания считают, в част­ности, и М. Маклюэна, сегодня едва ли не основное теоретическое препятствие на мути этих поисков. Структуралисты сделали в об­ласти теоретической «мифологизирующей» релятивизации созна­ния едва ли не столько же, сколько функционеры системы «массо­вой коммуникации» сделали на путях его практической «мифоло­гизации». Озабоченные сведением всех без исключения актов сознания к «бессознательным» мифологическим «схемам» (те же клише, штампы и шаблоны), они низвели многообразные и, главное, разнокачественные, обладающие различным ценностным смыслом образования сознания на один и тот же уровень, причем вопиюще примитивный и вульгарный. Поскольку же при этом в структурализме был «снят» вопрос о содержании¹⁰, перерабаты­ваемом с помощью этих «схем», а соответственно и вопрос о том, какие из этих «схем» более, а какие менее соответствуют осваивае­мому ими содержанию, поскольку они оказались недоступными для критической оценки. Чем примитивнее, чем вульгарнее оказы­валась та или иная «мифологическая схема», открываемая струк­туралистами в современном сознании (обыденном или теорети­чески-научном, нравственном или религиозном), тем более «изна­чальной» она представлялась, а чем более «первобытной» казалась, тем менее критичным было отношение к ней по причине этой самой ее «первобытности» и тем более оправданным представ­лялось структуралистам их навязчивое стремление «редуциро­вать» до лее осе качественное, содержательно-ценностное разно­образие феноменов современного сознания. А это значит, что сделать сколько-нибудь серьезные шаги в направлении выработки критериев оценки разнокачественных явлений сознания, в част­ности «массового сознания», современные американские социологи могли бы только отказавшись от структуралистских предпосылок.

По мере того как они утрачивают вчерашнюю веру в «конструк­тивные возможности» разнообразных «мифологических схем» как в области теории вообще, так и в области теории «массовых коммуникаций» в частности (любопытно, что этот процесс отрез­вляющей «демифологизации» шел параллельно с утратой своего кредита «идеологией контркультуры» в первой половине прошлого десятилетия), американские социологи,хотя и крайне медленно, с большим трудом, начинают осознавать мифологизацию общест­венного сознания как одну из главнейших опасностей, которую несет с собой стандартизированное «производство сознания». Эта опасность вновь и вновь воспроизводится в ходе развития современных технических средств «массовой коммуникации» (и в этом отношении были правы се леворадикальные критики, первыми резко акцентировавшие это обстоятельство), разоблачая маклюэновский мифологизм, как и структуралистский мифоло-гизм, мифологизм вообще, в качестве идеологии, идеологической

апологетики этого процесса. Однако в отличие от пессимисти­ческих прогнозов неомарксистов и оптимистических прорицаний М. Маклюэна современные американские социологи склоняются к той мысли, что (разумеется, при желании тех, кто имеет власть и желание определять направление современного развития «ин­дустрии культуры») эту тенденцию сегодня возможно если не преодолеть целиком и полностью, то во всяком случае свести к минимуму. Поскольку же в системе «индустрии культуры» в Соединенных Штатах люди, которые, последовательно стре­мятся к «демифологизации» как «массового сознания», так и сознания теоретического, составляют сегодня явное меньшинство (ведь даже в социологической теории твердокаменные структура­листы - «маклюэнисты» все еще продолжают свою работу «мифологизации», что же тогда говорить о практике), постольку представители нынешнего этапа в развитии социологической тео­рии «массовых коммуникаций» не могут пока предложить ничего, кроме «социологического просвещения», да разве еще «осторож­ного оптимизма» в отношении будущего. Впрочем, на фоне апока­липсических умонастроений 60-х- начала 70-х годов и это уже «кое-что».

Итак, после второй мировой войны в развитии «большой» социо­логической теории «массовых коммуникаций», связанной с осмыс­лением американского опыта, можно выделить по крайней мере три основные линии, временами располагающиеся как три последо­вательных этапа развития этой теории. Одна из них представлена неомарксистской (прежде всего хоркхаймеровско-адорновской) критикой «индустрии культуры», которая завершала, давая ей специфический «лево»-апокалипсический поворот, линию со­циально-философской, по преимуществу эстетической, авангар-дистско-модсрнистской критики культуры вообще и «массовой культуры» в частности, отчетливо обозначившуюся в США еще в 30-е годы. Эта линия, выражавшая более широкую и всеобъ­емлющую тенденцию, тенденцию «кризисного сознания»¹¹, разви­валась в противостоянии господствующему в американской идео­логии первого послевоенного десятилетия «стабилизационному сознанию», наиболее развитым социологическим выражением которого была теория Т. Парсонса и его последователей, занимав­ших ключевые позиции в академической социологии. С этой стороны, как и со стороны чисто позитивистски и «натуралисти­чески» ориентированных исследователей «массовых коммуника­ций», радикалистски-негативистские концепции «индустрии культуры» встречали весьма критическое отношение, что, однако,

не мешало им приобретать новых и новых сторонников, в особен­ности среди социологической молодежи.

Если кто и смог успешно конкурировать с неомарксистскими критиками американской «индустрии культуры», неуклонно рас­ширявшими сферу своего влияния на протяжении второй половины 50— 60-х годов, так это наиболее яркий выразитель новой линии в развитии «большой» (здесь уже можно сказать «глобальной») теории «массовых коммуникаций» М. Маклюэн, у которого в США было особенно много поклонников в период господства в интелли­гентском сознании идеологии «контркультуры» (конец 60-х— начало 70-х годов). Маклюэновская апологетика «электронных средств» коммуникации, а особенно ее широкая поддержка в среде специалистов были симптомом того, что в общей теории массовой коммуникации вновь намечается поворот к сознанию «стабилиза­ционного» тина, хотя очень многое в способах аргументации М. Маклюэна еще отражало влияние идеологии «контркультуры», правда подчас уже на чисто фразеологическом, «рекламном» уровне, на уровне использования модных словесных оборотов.

Маклюэновские теоретические построения («пробы») были отмечены печатью переходности, они должны были уступить и действительно уступили к середине 70-х годов место более трез­вому анализу «массовых коммуникаций». Причем любопытно, что первым симптомом утраты «маклюэнизмом» его позиций был некоторый подъем интереса к адорновско-хоркхаймеровской критике «индустрии культуры», за которым, однако, вскоре по­следовал уже более резкий поворот к анализу «массовых ком­муникаций» в русле традиции «стабилизационного сознания», отчасти представляющий собой «возврат к Парсонсу», хотя уже критически переосмысленному в духе современного социологи­ческого «стоицизма», заставляющего вспомнить о М. Вебере. Особенностью этого поворота, как мы могли убедиться, является отказ и от идеи «всемогущества» массовых коммуникаций (как бы его ни оценивать: неомарксистским или маклюэнистским обра­зом) и от авангардистско- модернистского эстетизма в подходе к ним, одинаково характерного и для леворадикальной критики «индустрии культуры» и для маклюэновской апологетики «элект­ронных средств».

Литература

1. America, mass society and mass media // J. Soc. Issues. N. Y., 1960. Vol. 16, N 3.

2. Horkheimer М., Аdorno Th.W. Dialectic der Aufklärung. Philosophische Fragmente. Frankfurt a. М., 1969.

3. McLuhan M. The Violence of the media // Саnad. Forum. Toronto, 1976. Vol. 56, N 664.

4. Nisbet R. Twilight of authority. N.Y., 1975.

5. Novak M. The american vision: An essay on the future of democratic capitalism. Wash., 1979.

1 Период «расцвета» таких иллюзий приходится па конец 60-х начало 70-х годов и совпадает с периодом наибольшей популярности «пророка электронных средств» (массовой коммуникации) М. Маклюэна.

2 «Просвещение как обман масс» — таков подзаголовок раздела «Индустрия культуры» в «Диалектике просвещения».

3 Т. В. Адорно, сам писавший музыку в авангардистском духе, в 20-е годы редакти­ровал «лево»-авангардистский музыкальный журнал и всю последующую жизнь оставался философским и социологическим защитником искусства авангарда.

4 Теперь на нее взваливается вина также и за вторую мировую войну.

5 См. раздел II, гл. 4 наст. кн.

6 Вспомним «биомеханику» В. Мейерхольда.

7 Хотя возрастание популярности М. Маклюэна в США в конце 60-х годов не при­вело к вытеснению негативистски окрашенных лепорадикалистских концепций массового сознания. В это время можно фиксировать лишь обострение полемики неомарксистов и «маклюэнистов», результаты которой, однако, склоняли общест­венные симпатии скорее все-таки в пользу последних.

8 Радикалы дольше других противились осознанию этого обстоятельства, заостряя свою критику М. Маклюэиа, хотя на них действовала подчас его «контркультур­ная» аргументация.

9 Сам этот термин «враждебная культура» принадлежит известному американ­скому литературоведу и критику Л. Грилингу.

1⁰ То же самое, как мы убедились, сделал и Маклюэн.

1¹ Она ведет свое начало еще от Вагнера и Ницше, а в первой половине XX в. была представлена автором «Заката Европы» О. Шпенглером и автором «Дегумани­зации искусства» Ортегой-и-Гассетом.

37