Грановский Тимофей Николаевич

Грановский Тимофей Николаевич.

Грановский Тимофей Николаевич (09.03.1813, Орел – 04.10.1855, Москва), историк-медиевист, общественный деятель. Из небогатых дворян: дед Г., появившийся в Орле “неведомо откуда, с 15 копейками в кармане”, нажил здесь довольно солидное состояние, став ходатаем по гражданским делам; однако, уже отец Г., чиновник местного соляного управления, ленивый человек, свел это состояние к минимуму. В юношеские годы Г. постоянно испытывал нужду в денежных средствах.

Образование Г., поначалу, носило весьма беспорядочный характер. До 1826 г., пока он воспитывался дома, оно выражалось в основном в запойном, но совершенно бессистемном чтении разнообразных книг из библиотек богатых соседей-помещиков. В 1826-28 гг. Г. учился в московском частном пансионе Ф.И.Кистера, в котором, при всех его многочисленных недостатках, все-таки можно было получить приличное по тем временам среднее образование; тем более, что Г. сразу же стал одним из первых учеников. Однако, из-за полного равнодушия отца к судьбе юноше Г. так и не доучился здесь. Время с 1828 по 1831 гг. он провел в Орле в состоянии полного безделия. Этот период своей жизни Г. всегда вспоминал с отвращением.

Лишь в 1831 г. Г. удалось выбраться в Петербург, где он недолгое время “тянул чиновничью лямку” на низших должностях в Министерстве иностранных дел. В 1832 г., подав в отставку, Г. сумел после интенсивной самостоятельной подготовки поступить в Пб. университет на юридический факультет. Обучение здесь не стало серьезной вехой в жизни Г. Единственным профессором, привлекшим внимание Г. был П.А.Плетнев, читавший курс древнерусской литературы, да и то, очевидно, не столько своими преподавательскими и научными талантами, сколько обширными знакомствами в среде литературных светил. Так же, как и другие ученики Плетнева, Г. посещал вечера в его доме, где встречался с В.А.Жуковским, В.Ф.Одоевским, был представлен А.С.Пушкину. В студенческие годы у Г. завязалось знакомство и с О.И.Сенковским, в журнале которого “Библиотека для чтения” он опубликовал первые свои работы, носившие впрочем достаточно случайный и компилятивный характер (рецензии “Лекции Погодина по Герену” и “Свидригайло, князь литовский.

По окончании университета в 1835-36 гг. Г. служил помощником библиотекаря в Гидрографическом депо Гл.мор.штаба. В 1836 г. произошли два события, оказавшие определяющее влияние на всю последующую жизнь Г.: он познакомился с Н.В.Станкевичем и был командирован за границу для приготовления к профессорскому званию по кафедре всеобщей истории в Московском университете.

1836-39 годы Г. провел вместе со Станкевичем в Берлине. Особенно нужно отметить огромный интерес Г. к учению Г.-Ф.Гегеля, пробудившийся в это время под несомненным влиянием Станкевича, давно изучавшего немецкую идеалистическую философию и тонко в ней разбиравшегося. В 1837 г. в письме к одному из своих университетских друзей Г. писал: “Есть вопросы, на которые человек не может дать удовлетворительного ответа. Их не решает и Гегель, но все, что теперь доступно знанию человека, и самое знание у него чудесно объяснено. Именно в это время у Г., очевидно, складываются его исторические воззрения, в соответствии с которыми он, по возвращении из Берлина, читал свой знаменитый лекционный курс в Московском университете.

Первая лекция была прочитана Г. 17 сентября 1839 г. Вскоре он стал самым популярным лектором в университете. И это несмотря на то, что у Г. были слабый голос и прескверная дикция; более того, присущий ему дефект речи не случайно породил в дружеском кругу прозвище “шепелявый профессор”. К тому же Г. всегда сознательно отказывался от каких-либо внешних эффектов в своей речи (“При изложении я имею ввиду пока только одно – самую большую простоту и естественность и избегаю всяких фраз. Даже тогда, когда рассказ в самом деле возьмет меня за душу, я стараюсь охладить себя и говорить по-прежнему.” Твердо стоя на тех позициях, что “мы не можем смотреть на прошедшее иначе, как с точки зрения настоящего”, Г. в то же время никогда не позволял себе в лекциях проводить натянутые аналогии между прошлым и настоящим или делать прозрачные намеки на современные обстоятельства. И, тем не менее, с первого года работы Г. в университете места в аудитории, где он читал лекции, надо было занимать заранее: здесь собирались студенты всех факультетов. Проходы были заставлены стульями; слушатели сидели даже на ступеньках кафедры. При этом популярность Г.-лектора имела непреходящий характер: она росла и крепла год от года; после же смерти Г. стала настоящим феноменом университетской истории, помять о котором передавалась от одного студенческого поколения к другому.

Студенческие записи лекций Г. при всем их несовершенстве позволяют понять причину такого поразительного успеха. Г. чрезвычайно выразительно и пластично преподносил своим слушателям историю как процесс, происходящий в соответствии с определенными законами диалектики – причем процесс этот имел определенную благую цель: “всякая жизнь условлена борьбою противоположных сил, которая, наконец, заключается каким-нибудь продуктом, полезным для целого…”

По сути своей лекции Г. в корне противоречили господствовавшей в те времена теории “официальной народности”, с ее стремлением представить сословную, крепостную, самодержавную Россию “венцом творения”, достигшим своего идеального состояния и потому лишенным каких-нибудь исторических перспектив. Слушатели Г. воспитывались им в духе неприятия статичных концепций; лектор учил их воспринимать прошлое – а тем самым, и настоящее – с диалектических позиций. “Несмотря на обилие материалов – вспоминал один из учеников Г. – на многообразие явлений исторической жизни, несмотря на особую красоту некоторых эпизодов, которые, по-видимому, могли бы отвлечь слушателя от общего – слушателю всюду чувствовалось присутствие какой-то идущей, вечно неизменной силы. Век гремел, бился, скорбел и отходил, а выработанное им с поразительной яркостью выступало и воспринималось другим. История у Грановского действительно была изображением великого шествия народов к вечным целям, постановленным человеку Провидением”

Очень последовательно проводя в лекциях основополагающие для своего курса идеи, Г. при этом не впадал в схематизм, свойственный очень многим последователям Гегеля. Схема у него никогда не подавляла исторический материал. Действительно, Г. твердо и последовательно отстаивал право исторических деятелей на свободу воли, решительно изгонял из своих лекций логический фатализм, присущий и самому Гегелю, и большинству его последователей. Этим он отрывал себе путь для нравственной оценки прошлого; приближал историю к слушателям, делал ее более человечной.

Все эти замечательные качества Г.-лектора еще более усиливались чрезвычайным обаянием его личности. Г. никогда не ограничивал своего общения со студенческой молодежью кафедрой, стенами университета. Это была его принципиальная позиция. Это “приятельство” выражалось прежде всего в постоянном живом общении с молодежью; с первых же лекций стремление многих студентов сблизиться с Г. было настолько сильным, что он вынужден был назначить специальные часы для встреч с ними. Во время этого неформального общения речь заходила о многих вопросах, которые Г. по тем или иным причинам не мог затрагивать на лекциях. Простота Г. во взаимоотношениях со своими слушателями, сердечная искренность и в то же время глубокая серьезность, которые были характерны для всех его бесед с ними – все это еще больше укрепляло авторитет молодого преподавателя в студенческой среде, отнюдь не избалованной таким вниманием со стороны профессуры старшего поколения. Для подавляющего большинства своих слушателей Г. быстро стал настоящим кумиром.

Наиболее серьезными научными трудами Г. являлись его диссертации. Магистерская – “Волин, Иомсбург и Винета” – была защищена 21 февраля 1845 г., став несколько запоздалой, может быть, данью ученого скептическому направлению. Г. доказывал, что легендарная Винета – “величественная столица” балтийских славян-венедов – представляет собой не более, чем “фантазию”, в которой причуливо сплелись смутные предания о реально существовавшем славянском торговом городе Волине и нормаской крепости Иомсбург. Защита диссертации, происходившая в ожесточенной полемике с профессорами-консерваторами (причем слушатели-студенты постоянно поддерживали Г. аплодисментами и шикали на его противников), стала заметным явлением в жизни Московского университета. 19 декабря 1849 г. Г. защитил докторскую диссертацию “Аббат Сугерий. Об общинах во Франции”, посвященную чрезвычайно волновавшей его теме – оформлению союза между государством и церковью в средневековой Франции, в результате которого эти силы начинают преодолевать “пороки феодализма”, закладывают фундамент современной европейской цивилизации, основы “общественного порядка и безопасности граждан”. После защиты этой диссертации, в том же году Г. получил звание ординарного профессора. Что же касается прочих научных трудов Г., то они преставляют собой несколько десятков статей, опубликованных в различных повременных изданиях. Все они тесно связаны с лекционным курсом Г., развивая и уточняя отдельные положения пропагандируемой им историософии.

В полном соответствии со своими жизненными установками Г. принимал самое активное участие в общественном движении 1940-50-х гг. и сыграл в нем заметную роль. Он был одним из создателей русского западничества – именно через Г. произошло сближение “молодой профессуры” и значительной части кружка Станкевича, составивших московских западников. Вплоть до своей смерти Г. был, безусловно, наиболее авторитетным лидером этого течения, затем – стал своеобразным его символом. Западничеству Г. “служил”, так же, как и его коллеги, прежде всего на университетской кафедре. Ярким событием в общественной жизни Москвы стали публичные чтения Г. по западноевропейской истории (с 23.09.1843 по 22 04. 1844), которые, по справедливой оценке П.Я.Чаадаева, сами имели историческое значение. Как и университетские лекции Г., чтения пользовались огромным успехом, собирая обширную аудиторию “дам всех возрастов, профессоров, студентов, статских, военных”. Чтения вызвали негативный отзыв в печати С.П.Шевырева, расцененный западниками как откровенный донос. В то же время славянофилы, “друзья-враги” западников, также как и Чаадаев, признали из ряда вон выходящее, историческое значение чтений. Не случайно последней попыткой примирения этих двух партий стал обед в честь Г., в день окончания публичных чтений в доме С.Т.Аксакова.

Последние годы правления Николая I – т.н. “мрачное семилетие” – составили особую эпоху в жизни и деятельности Г. С одной стороны, это было время напряженных и плодотворных размышлений, в ходе которых Г. пришел к мысли о необходимости пересмотреть традиционные взгляды на историю. Наиболее последовательно эта точка зрения была выражена им в речи “О современном состоянии и значении всеобщей истории”, произнесенной на Торжественном собрании университета 12 января 1852 г. В этой речи Г. декларирует необходимость отказаться от самодостаточной, “все объясняющей” концепции истории, проявить большее внимание к материальным факторам в историческом процессе, использовать методы, подобные тем, которыми оперируют ученые-естественники – т.е. одним из первых русских историков провозгласил здесь идеи позитивизма. В то же время жизнь Г., как и многих представителей науки и общественной мысли в России, отягчалась реакцией, вызванной европейскими революционными событиями 1848-49 гг. Ужесточение цензуры, усиление бюрократического надзора и проч. – все это затрудняло нормальную деятельность и ухудшало здоровье Г. Так, в 1849 г. ему пришлось пройти унизительное, хотя и благополучно окончившееся “испытание в законе нашем”: он должен был “принести свои объяснения” московскому митрополиту Филарету, насколько его преподавательская деятельность соответствует догматам православной церкви. Тяжелое настроение Г. усугубила Крымская война – в отличие от многих своих либеральных единомышленников, он очень болезненно переживал военные поражения России. Смерть Николая I в феврале 1855 г. изменила общую ситуацию в России; изменилось и положение Г. В мае 1855 г. он был избран деканом историко-филологического ф-та (впервые – еще в 1851 г., но тогда не утвержден), причем за него голосовали не только коллеги-западники, но и многие профессора консервативных взглядов. Осенью Г. начал добиваться – и, несомненно, в тех условиях добился бы – разрешения на издание своего собственного печатного органа – “Исторического сборника”. Но 4 октября 1855 г. Г. скоропостижно скончался, очевидно, от инфаркта. Похороны его, в которых приняла участие многотысячная студенческая масса, стали заметным событием общественной жизни того времени. Традиция собираться в этот день (6 октября) на Пятницком кладбище у могилы Грановского, сохранилась в студенческой среде до начала XX века.