Методология_Литература / UCHEB090407

11. Поппер

134

зы следствий с эмпирически наблюдаемыми значениями. Эта схема выполняет те же функции, что и верификация в классическом неопозитивизме. С ее помощью происходит отделение тех суждений, которые могут быть научными, от тех, которые не могут быть опровергнуты никогда, а значит, не должны входить в корпус рационального научного знания. Согласно Попперу, придумав, высказав и обосновав свою теорию, ее автор должен не искать для нее дальнейшие доказательства, а спросить себя: «При каких фактических опровержениях я от нее откажусь?».

Здесь следует обратить внимание на одну чрезвычайно принципиальную вещь. Неопозитивисты делали акцент на уточнении содержания научного знания или хотя бы на прояснении его реальной или идеальной структуры; исключение из знания ненаучных элементов подчинено общей цели достижения небольшой, но истины. Поппер переносит вопрос в другую плоскость: хотя некоторое состояние дел и может быть в принципе отражено адекватно, т.е. истина возможна, мы не способны знать о своем знании, что оно истинно. Таким образом, история развития науки становится важнее, чем ее содержание – точнее, содержание науки как раз и состоит в истории опровержений одних научных гипотез другими. Соответственно, основной вопрос теории знания уже не в том, как организовать гипотезу, чтобы это было хорошо – скорее, речь идет о том, какой гипотезе следует отдавать предпочтение, если мы имеем выбор из нескольких альтернативных вариантов. Поппер приблизительно намечает ответ, говоря о том, что критерием должно стать то, сколько следствий, дедуктивно выведенных из объясняющей гипотезы, показало себя как истинные и как ложные. Здесь, правда, есть один нюанс: нередко оказывается так, что новая теория объясняет проблемы и слабые места («ложные следствия») предыдущей теории, но при этом добавляет свои ложные следствия, о которых в предыдущей теории не было сказано ни слова, и тогда чисто количественное сравнение альтернатив становится затруднительным.

Например, давайте сравним чисто марксистскую теорию революции и ее ленинский вариант. По Энгельсу, чем быстрее капиталистическое развитие, тем быстрее оно закончится полным крахом: революции должны произойти в промышленно наиболее развитых странах Европы. Ленин предположил, что «рыба гниет не с головы, а с хвоста»,

11. Поппер

135

и даже ввел соответствующую метафору «империализма как загнивающего капитализма». В согласии с этой теорией, слабину дадут наиболее уязвимые страны, находящиеся на периферии западного мира. По мере триумфального шествия социализма эта периферия будет все больше продвигаться к центру, который в конечном итоге тоже падет. Таким образом, ленинская теория позволяет объяснить то, что революционное движение сильнее на периферии развитого мира, там даже революция случилась. Однако обещанный крах мировой капиталистической системы не произошел – налицо ложное следствие. Возникает вопрос: является ли ленинская теория более истинной, чем чисто марксистская? Получается, что опровержения не могут быть окончательными и что в истории науки неоднократно приходилось возвращаться к уже отвергнутым гипотезам. С другой стороны, если даже опровержения не пополняют багаж наших знаний и не входят в него навечно, концепция рационально организованной науки остается чрезвычайно уязвимой.

В заключение хотелось бы обратить внимание на моменты, схожие в представлениях Поппера и неопозитивизма. Неопозитивисты, как мы помним, представляли себе прибавление знания путем очищения его от метафизики и переструктурирования оставшегося. Точно так же и Поппер больше озабочен не столько добычей нового знания, сколько сохранением логической чистоты имеющегося, способного быть почвой для будущих озарений. В свою очередь, будущие гипотезы нужны для того, чтобы их можно было снова опровергнуть, т.е. пафос попперовской теории все равно критический, что, в общем-то, очень характерно для методологии ХХ века.

136

Лекция 12

СОЦИОЛОГИЯ ЗНАНИЯ

Социология знания и ее значение для гуманитарной гносеологии середины ХХ века

Шла ли речь о неопозитивизме или о теории фальсификации, мы имели дело с философией знания – с тем, как объяснить получение исследователями новой информации и как оценивать ее правильность или неправильность, исходя только из внутренней логики рассуждения. Неопозитивисты, например, хотели теорий, в которых отправные постулаты и данные были бы очевидны, а процедуры их трансформаций – гарантированно корректными. Выяснилось, что построить такую общеубедительную концепцию мы не можем. Карл Поппер был ближе к тому, чтобы переделать теорию знания – он предложил стремиться не к поиску правильного содержания и правильной структуры науки, а к тому, чтобы описывать историю и модели ее развития. В своей теории фальсификации Поппер пытался прояснить логическую схему, согласно которой должна происходить замена одной объясняющей теории на другую, альтернативную. Социология знания предлагает иной подход: развитие знания определяется не тем, что в нем уже есть, но тем, кто его носители. Знание – это не доказанная истина и не подлежащая опровержению ложь, а корпус убеждений группы компетентных или не очень людей. В этом случае знание определяется внешними влияниями: прежде всего, факторами социального, психологического и экзистенциального порядков.

Можно привести ряд примеров. Устройство и потребности общества, организация системы образования и академических вознаграждений – все это социальные факторы. Допустим, готовность исследователя идти на риск и новизну в переопределении своего знания, способность противостоять или подчиняться авторитету отдельных

12. Социология знания

137

мэтров или всей массы коллег – это, скорее, психологические характеристики. К области экзистенциального могут быть отнесены, например, стремление к истине или желание выполнять свой долг, не халтуря (очевидно, что к культуре, этике и сознательному выбору это имеет больше отношения, чем к психологии). Повторю вышеприведенное определение: социология знания – это наука, пытающаяся интерпретировать содержание и изменения знания как колебания в убеждениях определенной группы людей.

Исходная модель социологии знания – конвенционализм. Две основные логики социологии знания

Логически наиболее элементарной формой социологии знания является конвенционализм: доктрина, согласно которой содержание знания определяется договоренностью между компетентными специалистами. При этом остальные члены общества не интересуются данными вопросами или доверяют решение профессионалам. Допускается, что упомянутая компетентная группа может прийти к соглашению любого содержания. Акт такой договоренности является полностью свободным и, следовательно, не может быть предсказан, исходя из содержания теорий, принятых на данный момент в конкретной науке.

Конечно, даже сами авторы этой теории, П. Дюэм и А. Пуанкаре, думали не настолько плоско, и признавали, что все-таки содержание консенсуса является не абсолютно произвольным. Это означает,

12. Социология знания

138

что формы его заключения и существования обладают какими-то постоянными условиями. Например, Дюэм высказал очень плодотворную гипотезу о том, что взгляды любого исследователя или группы распределяются на две зоны: 1) жесткое ядро, в содержании которого исследователь никогда не пытается сомневаться по своей воле; 2) периферия, где он, собственно, и проводит исследования, пробует решения проблем, спорит с оппонентами, уточняет формулировки и т.д. Из этого примера становится ясен основной предмет социологии знания – сочетание социальных или социально-экзистенциальных влияний и требований с логической моделью изменения исследовательских взглядов.

Эта двусторонность выливается в сосуществование двух подходов. Первый состоит в наблюдении за привычками отдельных ученых и их групп: ставится задача выявлять какие-то правила, а в идеале – описывать действующие нормативы исследовательского поведения. Как выразился по несколько другому поводу уже упоминавшийся Поппер, исследуются тотемы и табу расы профессиональных исследователей. Другие авторы, относящие себя к социологии знания, анализируют абстрактный механизм развития исследовательских взглядов. В этом случае делается попытка обосновать феномен приращения знания с помощью аргументов не из области его содержания, но идущих от другой логики – развития личности и общества.

Концепция «этоса науки» Роберта Мертона

Родоначальником первой линии считается американец Роберт Мертон (1910 – 2003). В центре его интереса лежат описание и кодификация правил реального поведения в научном сообществе. Именно Мертон предложил такое понятие, как «этос науки» – нормативно-ценностная система той интеллектуальной деятельности, которую общество признает компетентной.

В назывном порядке следует перечислить главные, по мнению Мертона, характеристики, отличающие от неспециалистов людей, занимающихся прибавлением знания профессионально. Ученый – это тот, кто сознательно или интуитивно применяет к себе и к своей работе четыре требования: универсализма, всеобщности, незаинтересованно-

12. Социология знания

139

сти и организованного скептицизма1. Универсализм – это обязатель-

ство руководствоваться как при обсуждении чужих, так и при подготовке собственных концепций едиными для дисциплины критериями. Всеобщность – готовность делиться знанием с другими и держать его открытым для обсуждения и опровержения. Незаинтересованность – обязательство принять убедительно аргументированный результат, даже если он не нравится. Наконец, организованный скептицизм – обязательство подвергать свои и чужие взгляды корректной, но непременно рациональной критике; при этом критика должна проводиться по признаваемым в сообществе процедурам.

Понятно, что эти четыре характеристики довольно относительны; понятно, что можно предложить другие, а эти применять не к академическому сообществу, а, допустим, к некоторым религиозным сектам или любительским кружкам. Однако стоит привести несколько доводов в оправдание Мертона. Во-первых, формулируя эти этические нормы, он говорил не о том, какой наука должна быть всегда, а о том, какова ее эмпирическая форма; по его мнению, эти правила выросли из норм поведения английских пуритан-интеллектуалов XVII – XVIII веков. Вовторых, разумеется, Мертон понимал, что этот императив далеко не всегда исполняется. Его следует рассматривать именно как регулятивную норму, на которую ориентируются, сознательно и неосознанно. Приходится мириться с очень высокой вероятностью фактических нарушений и даже с тем, что эта норма полностью никогда не осуществится. Однако сию секунду для нас не столь существенно, сводится или не сводится этос науки к четырем выделенным Мертоном характеристикам. Мы не можем также подробнее говорить и о механизме поддержания этого этоса при помощи функционирующей в обществе системы награждений и репрессий, в том числе и академических. Нужно лишь отметить еще раз сам метод анализа, предложенный Мертоном: наблюдение за поведением профессиональных ученых.

1 Перевод на русский язык и краткое изложение значения этих четырех характеристик приводятся по статье: Этос науки // Современная западная философия. Словарь. М., 1998. С. 523. Стоит заметить, что предложенные Мертоном слова – universalism, communism (иногда появляется и «communalism), disinterestedness and organized skepticism – нередко переводятся самым причудливым образом: «общность», «коммунализм», «коллективизм», «бескорыстность» и т.п.

12. Социология знания

140

Карл Манхейм. Ориентированная на гносеологию социология знания: различие идеологии и ноологии, понятие стилей знания

Родоначальником другого направления в социологии знания можно назвать Карла Манхейма (1893 – 1947). Его в первую очередь интересовало, как общественное положение исследователя и его, если угодно, общественная психология влияют на содержание его открытий – не на то, когда открытие делается, раньше или позже, но именно на содержание знаний. Для обозначения и изучения этой проблематики Манхейм ввел очень удачный термин: «внетеоретические факторы знания». В качестве основных задач социологии знания Манхейм выделял, во-первых, историческое описание фактов социальной обусловленности знания, а во-вторых, поиск гносеологических рекомендаций, которые, благодаря учету фактора обусловленности знания извне, делали бы исследовательскую работу более эффективной.

Такой подход потребовал разработки соответствующего категориального аппарата, который позволял бы описывать, например, те особенности концепции, которые сам исследователь не вполне осознает. Это значит, что возникает необходимость изучения характеристик любой научной теории, связанных не только и даже не столько с ее эксплицитным содержанием.

Удобно начать с того, что Манхейм противопоставил два вида искажения какого-либо знания. Если это искажение является сознательным и целенаправленным, то уместно говорить об идеологии; чаще всего оно связано с определенными обстоятельствами социальной (в особенности, классовой) позиции исследователя. Возможно и более глубокое влияние исторической и социальной ситуации на ученого: даже при самом горячем желании истины он все равно не сможет существенно превысить уровень знаний и предрассудков своей эпохи и своей культурной среды. Это стоит пояснить примером: допустим, когда в семидесятые годы прошлого века советские партийные боссы или школьные учителя утверждали, что капитализм плодит нищих и экономически обречен, это была чистейшей воды идеология – намеренное искажение знания. Однако то, что наличие нищих признается критерием краха экономической системы – это уже искажение совер-

12. Социология знания

141

шенно другого порядка. Так могут считать люди – и ученые, и не ученые – выросшие в культуре с гипертрофированно высокой оценкой социальной справедливости и даже с культом благородной бедности. И, между прочим, нельзя сказать, что эти люди совсем неправы – просто, несомненно, возможны другие точки зрения. Для анализа чужого знания существенно отличать друг от друга ошибки, идеологические искажения и культурную обусловленность знания.

Одним из ключевых понятий социологии Манхейма является понятие «стиля», заимствованное из искусствоведения. С помощью стиля обозначается весь способ мысли, характерный для определенной группы – как правило, достаточно большой – в определенную эпоху: например, для представителей французского Просвещения в середине XVIII века или для сторонников политического либерализма и философского эмпиризма в начале XIX-го. Очень важно, что представители двух стилей отличаются не тем, что о такой-то проблеме одни думают позитивно, а другие негативно. Гораздо важнее, что думают они об этом разными словами, при помощи различного понятийного аппарата. К примеру, пушкинского «Евгения Онегина» анализировали и В.Г. Белинский, и Ю.М. Лотман; более того, оба автора говорили о значимости социальных параметров для интерпретации произведения. Однако совершенно очевидно, что, даже если содержательно выводы Белинского и Лотмана могут совпадать, их построения включены в контекст абсолютно различных систем и способов восприятия и интерпретации текста. Таким образом, важнее содержания концепции оказывается стиль ее существования. По Манхейму, этот стиль проще всего описывать, характеризуя понятийный аппарат: его структуру, выбор наличествующих и отсутствующих понятий, анализ их значения. Мож-

но назвать и другие критерии: модели мышления, уровень абстракции, предпосланная онтология, и т.д.

Возможность опознавать не только содержание, но и стиль концепции позволяет социологии знания играть важную гносеологическую роль – интенсифицировать развитие науки. При отсутствии этого метода спорящие ученые, по мнению Манхейма, способны только приводить все новые и новые аргументы в пользу своих точек зрения. Однако эти наборы аргументов, как мы помним, действенны только

12. Социология знания

142

в рамках определенного мировоззрения; они выглядят очень убедительными для тех, кто и так с ними согласен, и абсолютно не убеждают противников. Например, спор об эффективности политики Петра I не должен идти в такой форме: «Он построил Петербург, но при этом погибли десятки тысяч человек». Одни всегда будут утверждать, что надо было строить город на Балтике любой ценой, другие – что нельзя платить за это человеческими жизнями. Гораздо продуктивнее попытаться выйти на те системы, в рамках которых тезисы спорящих сторон приобретают свою значимость. В данном случае это поведет к пониманию, что речь идет не о Петербурге или конкретном количестве жертв. Здесь сталкиваются приоритеты государственного интереса и личного, соответственно, двух способов мыслить – холистского и ориентированного на существование независимых от индивида ценностей, с одной стороны, и либерального – с другой. Знание не о предмете спора, а о позиции спорящих, во-первых, экономит усилия и, вовторых, позволяет участникам спорить по сути, сразу сопоставляя основы своих позиций и более осознанно находя синтезирующие точки зрения и языки описания, способные учитывать достижения концепций более частных.

Социология знания Томаса Куна: понятия «научной революции» и «парадигмы»

Когда говорят о социологии знания, чаще всего подразумевают Томаса Сэмюэла Куна (1922 – 1996). Этот американский ученый занимался историей естественных наук, прежде всего, физики; в 1962 году, используя материалы своих исследований, он издал вызвавшую бурные споры книгу «Структура научных революций». Сам Кун, несколько прибедняясь, заявлял, что ему принадлежат только два по-настоящему значительных оригинальных соображения.

Первое из них для нас совершенно необходимо, иначе пришлось бы начинать этот курс как минимум с древних греков. Кун оспорил, казалось бы, естественное представление о том, что в любой области науки имеет место постепенное и непрерывное накопление знания. По его мнению, иногда и даже не очень редко, происходит резкая сме-

12. Социология знания

143

на взаимно противоречащих друг другу объяснительных моделей. Ученые, которые оказываются перед выбором, какой из этих моделей придерживаться, не могут принять решение, исходя исключительно из содержательных соображений, поскольку каждая из конкурирующих программ отвергает аксиоматику и категориальный аппарат другой программы, а не только какие-то частные выводы. Для того чтобы обозначать такие решительные разрывы в истории научного знания, Кун предложил термин «научная революция».

В качестве примера радикально новых, революционных, гипотез можно назвать теорию относительности, предположение о волновой природе света или мнение об обусловленности сознания бытием. Почему такая новая гипотеза способна решить проблемы, остававшиеся камнем преткновения для предшествующих концепций? Согласно Куну, потому, что она является с точки зрения старых теорий логически и эмпирически недопустимой: новая гипотеза вводит новые правила обращения с мыслями и вещами. Отсюда следует, что рационально убедить приверженца старой теории в том, что ему следует изменить взгляды, совершенно невозможно: он будет считать, что мы допускаем самые грубые ошибки. Например, очень трудно представить себе, что элементарная частица может не иметь массы, а иметь только скорость, или что два явления, одновременных по отношению к одному наблюдателю, могут быть не одновременны по отношению к другому, – а ведь этого требует теория относительности. Принятие теорий, решительно противоречащих предыдущим убеждениям и прошлому опыту, возможно только потому, что у исследователей есть некоторый мета-уровень; находясь на этом более высоком уровне, они принимают решения о правильности тех или иных взглядов. При этом они могут исходить из критериев различного рода: для одного дороже логическая оформленность и непротиворечивость, для другого – простота объяснения, для третьего – смелость гипотезы, для четвертого – количество решенных прикладных задач, а для пятого и вовсе мнение президента Академии наук или Президента вообще.

Помимо идеи о революционном развитии знания Кун пытался разработать соотношение революционной и рутинной фаз истории науки. Вторую фазу он уподоблял постоянному решению головоломок