Методология_Литература / droizen

ними наслоениями. По всей Северной Германии кое>где можно обнаружить своеобразные правовые институты, называемые фламандскими. Исследуя их и сравнивая с другими явлениями, мы узнаем намного больше, чем только историю этого правового института: такие выра> жения и топонимы, как фламандская гуфа, фламанд> ский церковный приход, флеминг вблизи Берлина, фламандская улица во многих городах по левому берегу Эльбы, являются остатками сельских и городских ко> лоний, основанных беженцами из Нидерландов, кото> рые покинули родные места вследствие большого на> воднения и дошли до Вислы (конкурсное сочинение бельгийца де Боршграве. История бельгийских коло> ний.1865). И когда в немецких городских хрониках и отдельных грамотах нам попадаются упоминания о го> родском праве Любека, Магдебурга, Зюста, то лишь по> сле изучения исключительно разработанного и своео> бычного права этих городов, которое частично практи> ковалось вплоть до 1848 г., например в городах Шлез> виг>Гольштинии и Мекленбурга, мы получаем некото> рое представление о городской жизни, начиная с XIII в., о которой едва ли что нам расскажут сами город> ские хроники. Мы не могли бы оценить значения Эр> фурта, если бы не распознали в Эрфуртском праве водо> пользования основы своеобразной культуры садоводст> ва и разведения цветов на продажу и красильных расте> ний, которое было занесено сюда из Майнца. И тот факт, что в Эрфурте, отчасти еще и сегодня, сохранили ту же культуру поливного садоводства и т. д., весьма наглядно иллюстрирует сведения из дошедших до нас станинных законоположений.

Общинный луг в любой немецкой деревне, каковой существует еще и сегодня, или по крайней мере сущест> вовал во времена наших отцов, есть живой кусок исто> рии. Если, исследуя это явление, оглянуться в глубь да> леких времен, то можно увидеть, что такое распределе> ние деревенского луга уходит своими корнями во вре> мена первых поселений, и первооснову его можно рас> познать еще и сегодня. И тут обнаруживаются харак>

94

терные различия в расположении деревни и луга в древ> них гау гессенцев, свевов и фризов по нижнему течению Зале по сравнению с соседними гау тюрингов, с одной стороны, и саксов — с другой; и далее, лежащие к Вос> току от Зале и Эльбы немецкие и славянские деревни отличаются с первого взгляда тем, что последние распо> ложены в форме подковы, первые же по обеим сторонам дороги, проходящей через деревню. Хотя Ниссен (Das Templum.1869) и не прав, утверждая, что он всегда рас> познает в римских городах Италии ту же ориентацию, что и в римском лагере, по cardo11 и decumanus12, все же такие города, как Турин, выросшие из castra stativa,13 имеют именно такую планировку.

Известно, что многие обычаи и нравы, сохранившие> ся по крайней мере кое>где до сегодняшнего дня, ухо> дят своими корнями в древние языческие времена: ко> стры в ночь на Ивана Купалу, пасхальная вода, гусь на Мартынов день, или юлклапп на Рождество и т. д.

С тех пор, как Гримм в своей Немецкой мифологии первым обратил внимание на этот факт, в Германии, Англии, Франции, повсюду вновь обнаруживали такие древние пережитки и приходили к пониманию, что в народных обычаях содержится много исторического материала о древних и древнейших временах (Манн> хардт из Данцига).

в) Эти рассуждения подводят нас к третьей катего> рии остатков. Те же исследования по германистике до> казали, что в наших детских сказках о Белоснежке, можжевеловом дереве, о диком охотнике, крысолове из Гамельна и т. д. сохранились языческие представления древних германцев. Христианство, хотя и накрыло их волной, но полностью истребить не могло. Эти языче> ские представления держались так цепко, что пережи> ли даже славянское вторжение в земли между Эльбой и Балтийским морем, где некогда жили лангобарды и семноны.

Павел Диакон (Gesta Long. I, 9) говорит о лангобар> дах: «Wodan, quem adjecta litera Gwodan dixierunt»,14 и такая форма имени Вотана сохранилась в рассказе о

95

госпоже Гауде, бытующем в землях от Хафеля до Бар> довика (В. Шварц. Современная народная вера и древ> нее язычество. 2>е изд. 1862). Представление древнего языческого времени, переосмысленные и ныне уже не> понятные, дожили до наших дней.

Подобное можно обнаружить и в Древней Греции, где в более светлый мир олимпийских богов все снова и снова вторгаются отзвуки преодоленной эпохи, темные фигуры древних богов, как называет их Эсхил, и разве только в мифологемах и их метаморфозах можно про> следить ход исторического развития той эпохи вплоть до момента, когда с завершением эпической традиции появляются первые скудные известия об ее внешней истории.

То же можно сказать о любом религиозном и языко> вом явлении и его преобразованиях как у греков, так и у любого другого народа. Язык, каков он есть в настоя> щий момент, или как он сложился в великих литерату> рах, представляет собой живой кусок истории, а имен> но в лингвистическом плане, т. е. в грамматике и этимо> логии, в языковых образах и метафорах. Такое выра> жение, как «Knall und Fall»,15 могло возникнуть в на> шем языке только после появления огнестрельного оружия (когда падению дичи наземь предшествовал выстрел из ружья); другое выражение, «ich traue dem Frieden nicht»16 пришло к нам из тех времен, когда пы> тались установить по всей Германии вечный мир, одна> ко купец боялся поехать со своими товарами на ярмар> ку в соседний город. Такие словари, как немецкий Гримма, французский Литтре, снискали заслуженную славу прежде всего тем, что они показывают словарный запас языка как удивительное отражение живой исто> рии и мировоззрения различных времен и народов.

Известно, какую важную роль сыграло сравнитель> ное языкознание для изучения происхождения наро> дов, о которых не сохранилось никаких воспоминаний, как, например, на основе одинаковых названий до> машних животных, сельскохозяйственных орудий, са> мых простых занятий человека и т. д. можно доказать

96

уровень культуры индогерманских народов до их раз> деления.

Не менее показательно, как лингвистика открыла для себя важную вещь, что язык, будучи выразителем духа народа, является одновременно его пределом. К пониманию китайской культуры пришли, лишь осоз> нав, что язык китайцев не фонетический, а, так ска> зать, офтальмический, что китайцы в принципе по> иному мыслят, чем другие народы, а именно на основе не звуков, которые мы слышим, а знаков, которые ви> дим, так что у письма китайцев есть такая особенность, что оно может быть прочитано и понято также носите> лями других языков, а не только китайского, что оно есть пазиграфия, пользуясь которой, 200 млн поддан> ных Поднебесной империи понимают друг друга, как бы далеко они ни отстояли друг от друга в языковом и этнографическом отношении.

Итак, после того как я обозначил первую категорию остатков как разряд творений рук человека, вторую — как разряд социальных и правовых пережитков, а те> перь назову третью разрядом мировоззренческих пред> ставлений, выраженных в языке, само собой будет по> нятно, что к этому разряду следует отнести несравненно больше материала: это дошедшие до нас в письменном изложении и литература народов, и их научные труды, и всякие философские и религиозные воззрения, и ду> ховный кругозор любой эпохи. Такая поэма, как Данто> ва «Divina Commedia», для историка поучительна не только из>за содержащихся в ней многочисленных ис> торических экскурсов, но прежде всего она — драгоцен> ный документ своей эпохи благодаря нравственным, религиозным и политическим взглядам автора; и я не знаю ничего другого, что бы более величественно и про> никновенно представило эпоху начала XIV в. Мы знаем относительно мало о духовной жизни трех последних столетий до Р. Х., но если воздать должное апокалипти> ческим писаниям евреев, в том числе книге Даниила, а также Сивиллиным книгам, книге Еноха,— всей той синкретической литературе, которая существовала на>

97

ряду с ученой александрийской, то тут нам откроется мир идей, делающий действительно понятными те страстные стремления и упования, которые проклады> вали путь зарождающемуся христианству.

г) Наконец, остатки письменного делопроизводства как официального, так и частного характера, свиде> тельства которого сохранились в архивных актах, отче> тах, отзывах, деловой корреспонденции, счетах. Ха> рактерным для этих материалов является то, что они были фиксированными моментами торговых и деловых отношений, юридических сделок, моментами, случай> но и частично сохранившимися и вырванными из не> прерывного процесса, и, разумеется, не самими сделка> ми, ибо многое, зачастую самое важное, совершалось не письменно, а устно. Даже из времени мы можем полу> чить лишь самые общие сведения о ведущихся перего> ворах; даже самые что ни на есть аккуратные счета го> сударства, общины лишь до определенной степени дос> таточны для историка, так как они преследовали иную, деловую цель.

Ясно, что в данном случае исследователю не остается желать ничего лучшего, как иметь в руках подобные деловые остатки, каких бы подчас трудов и затрат вре> мени ни требовало использование их для исследования. Такие материалы, сохранившиеся только во фрагмен> тах, уходят в глубокую древность. Среди иератических папирусов из древнеегипетских гробниц встречаются договоры, приказы, отчеты, относящиеся ко второму, даже третьему тысячелетию до н. э. Среди глиняных табличек, дошедших до нас из библиотеки Ашшурба> нипала в Ниневии, кроме ученых и исторических запи> сок имеются также деловые письма, договоры, счета, относящиеся к VIII в. до н. э.; среди глиняных цилинд> ров, найденных в Вавилоне и его окрестностях, есть счета одного торгового дома начала правления Селев> кидов, написанные еще клинописью.

Затем следующими за вавилонскими оригиналами являются греко>египетские папирусы, содержащие де> ловые записи разного рода, общей численностью около

98

200 экземпляров: купчие, документы проверки сбора податей, акты Гермия (Амадео Пейрон), протокол одно> го гражданского процесса, записанного от начала до конца. Из римской античности сохранились несколько восковых табличек, частично из Помпеи, частично из отдельных провинций и т. п.

В средние века только в VI в. помимо грамот появля> ются письменные деловые документы, сначала касаю> щиеся монастырей и церквей в Италии, Франции и Англии. Римские епископы стали составлять перечни сохранившихся актов очень рано. Уже в 419 г. папа Бо> нифаций I говорит: «ut scrinii nostri monimenta declarant»17 (Яффе. Regest. № 142), до нас дошли regesta папы Григория I (590–604), которые были изда> ны в 1702 г. бенедиктинцами. Следующим по возрасту является архив, сохранившийся в лондонском Тауэре, который ведется, если и не с самого норманнского за> воевания, то во всяком случае со времени Генриха II (1150), и в котором, естественно, хранятся также мно> гие документы англосаксонского периода; а затем сле> дует назвать несравненную книгу «Domes day»18 за 1086 г., составленную чиновниками короля, статисти> ческую поземельную книгу, а также поземельную кни> гу императора Карла IV за 1374 г. для марки Бранден> бург. Затем, пожалуй, назовем архив в Венеции, в кото> ром уже в 1300 г. работа шла полным ходом.

Само собой разумеется, что всегда и везде предприни> мались попытки навести такой порядок в деловых бу> магах, по крайней мере государственных, чтобы ими можно было пользоваться и всегда иметь их под рукой. В Афинах для этой цели служил metron, для которого позднее построено было Фидием здание. В Риме Сулла основал так называемый табулярий, который до сих пор занимает весь всход на Капитолийский холм со сто> роны форума, он должен был объединить все разбросан> ные архивы и одновременно служить как бюро для всех чиновников администрации.

Немецкая государственность в первые столетия сред> невековья долгое время не была привязана к постоянной

99

резиденции, поскольку не было определенного центра правления, и наведение должного порядка для канцлера было трудным, даже невыполнимым делом. Например, вместе императором Генрихом VII в Италию переехала вся немецкая имперская канцелярия, а после его насиль> ственной смерти в 1313 г. все немцы из его свиты ускака> ли в спешке домой, оставив имперские бумаги в Италии на произвол судьбы, там они разрознивались, часть их ещё и сегодня находится в городском архиве Пизы (Фи> кер. Остатки немецкого имперского архива в Пизе).

Естественно, что такие обустроенные городские рес> публики, как Любек, Флоренция, Венеция, такие об> разцовые администрации, как управления Тевтонского ордена в Пруссии, хранили свои деловые бумаги и дер> жали их в надлежащем порядке, как это еще прежде было заведено в церквах и монастырях. В конце XIV в. и княжеские дворы начали проявлять интерес к архивно> му делу, а, начиная с XV в. груда актов княжеских и го> родских архивов росла со все возрастающей скоростью. Уже в XV в. имеются огромная политическая коррес> понденция дипломатов: oratores19 и ambassiatores,20 официальные записи переговоров на соборах в Констан> це, Базеле, отдельные заметки о рейхстагах имперских сословий. В период Реформации добавились другие виды документов: протоколы коллоквиумов и диспу> тов, мнения и письма теологов к их начальству. При Карле V и Филиппе II сложился совершенно современ> ный стиль письменного делопроизводства, как это вид> но, между прочим, из бумаг кардинала Гранвеллы, ко> торые хранятся в Безансоне и составляют 82 фолианта; часть этих бумаг была опубликована в 9 томах in quarto французским правительством по инициативе Гизо.

Не только изучение политической истории послед> них столетий напрямую связано с сокровищами архи> вов. Наверное, в еще большей степени зависит от них исследование внутренних социальных условий, торгов> ли и ремесел, налоговой системы, военного дела.

В изучении архивов мы делаем только первые шаги. Работа с архивными документами еще потому такая

100

трудоемкая, что только некоторые собрания приведены в порядок, да и то кое>как: но еще ничего по>настояще> му не обработано и ничего не доведено до того состоя> ния, чтобы исследователь хотя бы с некоторой уверен> ностью мог ориентироваться в массе архивных актов; разве что грамоты, особенно до 1500 г., пользуются осо> бым вниманием и с ними бережно обращаются.

Правда, уже в XVII и XVIII вв. не раз поднимался этот важный вопрос (например, Венкер. Архивный ап> парат и чутье архивариуса), а в Майнцском универси> тете до его гибели в 1793 г. была специальная кафедра архивоведения. Но только в нашем столетии, когда ис> торическое исследование все более углубляется и наби> рает силу, стали лучше понимать значение архивов; и совершенно новым, по крайней мере по идее, был при> нятый Наполеоном I по предложению Жерандо план создания в Париже école des chartes;21 эта идея, правда, была реализована лишь в 1821 г., однако школа эта служит теперь не столько архивоведению, сколько по> ощрению исторического исследования вообще. Упу> щенное во Франции пытались возместить в Бельгии; по повелению короля Леопольда I была проведена реорганизация бельгийских архивов, и эту огромную работу поручили достойнейшему всяческих похвал Га> шару, которого назначили archiviste general du roya> ume.22 Тем самым было положено начало, и постепенно и в других странах делаются хотя бы первые попытки последовать опыту бельгийцев.

Памятники

§ 23

Место памятников — между остатками и источника> ми. Их предназначение состоит в свидетельствовании, сохранении для памяти какого>либо момента того вре> мени, тех событий, деловых отношений и юридических сделок, остатками которых они являются, а именно, в такой форме, в какой данный момент и его смысловой

101

контекст воспринимали его современники, и в этом плане памятники аналогичны источникам.

а) В полном смысле слова сюда относятся грамоты, документальные свидетельства, предназначение кото> рых состоит не только в том, чтобы заключать ка> кую>либо торговую или юридическую сделку, но и сви> детельствовать в будущем об этом акте заключения при совершении новых сделок. При использовании таких документов для исследователя исключительно важно не забывать об этих аспектах. Есть различные виды гра> мот. Поскольку и завещания, и долговые расписки и доверенности, векселя, акции являются в некотором смысле грамотами, то в конце концов вошло в привыч> ку употреблять это слово довольно широко и небрежно. Грамотами в подлинном смысле слова можно назвать лишь торжественное свидетельство, подтверждающее заключенные договоры и юридические сделки, вклю> чая дарственные, документы о помиловании, дворян> ские и прочие дипломы.

Конечно, при слове грамота мы в историческом пла> не сразу же и прежде всего вспоминаем средневековые письменные документы, которые за последнее время уже изданы во многих сборниках: грамоты пап, церк> вей, монастырей, императоров, королей, князей, горо> дов и т. д.

Причина столь неутомимых, усердных трудов, за> трачиваемых на публикации грамот, заключается в том, что для средних веков вплоть до эпохи Реформа> ции, когда обычные архивные документы стали накап> ливаться со все возрастающей скоростью, у нас, помимо источников, нет письменного материала, или есть всего немного, и в грамотах мы находим надежную опору для изучения правовых и прочих отношений.

Такие грамоты появляются в пору меровингских и лангобардских королей, постепенно облекаясь в те по> стоянные формулировки, в которых как раз и проявля> ется торжественный характер их обнародования.

Затем наряду с грамотами следует отметить breve,23 адресованное отдельному лицу, заверенное личной пе>

102

чатью, например папским перстнем; далее placita, т. е. распоряжения, постановления сословных собраний, а также решения таких собраний, когда они выступают в функции суда (сеньориальный суд). (О других фор> мах см.: Гарри Бреслау. Канцелярия императора Кон> рада II. 1872).

За усердным изучением средневековых грамот как>то совсем забыли о том, что до сегодняшнего дня в частных и государственных делах имеют хождение со> вершенно аналогичные документы, и они, хотя бы от> части и иногда, представляют для исторического иссле> дования не меньший интерес.

Исследование грамот Нового времени все еще нахо> дится в полном пренебрежении. Исследовать их еще и потому так трудно, что нередко лишь после тщательно> го изучения длящихся зачастую годами предваритель> ных переговоров удается установить всего несколько статей или даже слов, из>за которых>то и затянулись официальные переговоры, и, лишь узнав эти слова, мы получаем в руки ключ к разгадке всего документа. На> пример, в тайном договоре о Прусской королевской ко> роне от 16 ноября 1700 г., в конечном итоге, все сводит> ся к следующему: должно ли быть записано в договоре, что курфюрст Бранденбургский не полномочен, как того хотел император, или что курфюрст не надеется — как того добивались с прусской стороны, без одобрения императора возложить на себя королевскую корону. Вот в чем суть: может ли только император присуждать королевскую корону, или курфюрст совершает суве> ренный акт, признание которого испрашивают и у им> ператора, как у любого другого суверена.

Теперь немного о трудностях датировки. В случае го> сударственных договоров речь идет не только о дате за> ключения договора, но и о дате его ратификации и даже обмена ратификационными грамотами, только после которого договор вступает в силу.

Мы можем проследить историю таких документаль> ных свидетельств вплоть до античности. Кроме выше> упомянутых, дошедших до нас в оригинале протоко>

103