Теория и практика перевода

Middlesex, Surrey и пр., следует, как правило, добавлять штат Массачусетс,

Оклахома, Вирджиния (или Виргиния), провинция Альберта, Манитоба,

графство Миддлсекс, Саррей и пр.,поскольку русскому читателю в большинстве случаев неизвестно, что именно обозначают эти наименования.

Таким образом, информация, содержащаяся в исходном тексте имплицитно

(то есть известная носителю ИЯ как часть его «фоновых знаний»), в тексте перевода будет выражена эксплицитно. Ср.:

"Where you girls from?" I asked her again… "Seattle, Washington…" (J. Salinger, The Catcher in the Rye, 10)

Откуда вы приехали? - Из Сиэтла, штат Вашингтон.

Ср. также при переводе с русского на английский:

Более доходной статьей, чем ветошничество, было воровство дров и теса в лесных складах по берегу Оки или на Песках. (М. Горький, Детство, гл. XIII)I found that the profits from junk dealing were less than from stealing boards from the lumberyards on the bank of the Oka River or on the Sands.

Любому русскому читателю хорошо известно, что Ока - это название реки; однако эта информация не предполагается обязательно известной для англоязычного читателя, поэтому в тексте перевода добавлено слово river.

Вообще добавления, несущие в себе такого рода информацию, которая предполагается известной носителям ИЯ, но не ПЯ, являются обычным приемом перевода, цель которого - добиться максимально полного понимания переведенного текста носителями ПЯ. Интересный и показательный пример такого рода добавления дает В.Н. Комиссаров в своей работе «Слово о переводе» (с. 150):

It was Friday and soon they'd go out and get drunk. (J. Brain, Room at the Top)

Была пятница, день получки, вскоре эти люди выйдут на улицу и напьются, (пер. Т. Кудрявцевой и Т. Озерской)

Слова, добавленные в переводе, оказалось необходимым ввести туда потому, что русскому читателю, как правило, неизвестно то, что знает каждый англичанин: зарплата в Англии выдается еженедельно, по пятницам (накануне

«уикенда»).

Приведем еще два примера таких добавлений, необходимость которых обусловлена прагматическими факторами:

…for dessert you got Brown Betty, which nobody ate… (J. Salinger, The

Catcher in the Rye, Ch. 5)

…на сладкое - «рыжую Бетти», пудинг с патокой, только его никто не

ел…

Гаев: Я человек восьмидесятых годов (А. Чехов, Вишневый сад)

I'm a good Liberal, a man of the eighties.

В первом примере добавление раскрывает смысл непонятного для русского читателя названия рыжая Бетти. Во втором оно необходимо для характеристики Гаева - человека эпохи, когда процветал прекраснодушный либерализм, мирно уживавшийся с жесточайшей политической реакцией

(коннотация, хорошо известная русскому зрителю - современнику Чехова).

Вдругих случаях, напротив, учет прагматического фактора выражается

вопущении тех или иных слов в переводе. Ср. следующий пример:

…There were pills and medicine all over the place and everything smelled like

Vicks' Nose Drops. (J. Salinger, The Catcher in the Rye, Ch. 2)

…Везде стояли какие-то пузырьки, пилюли, все пахло каплями от насморка.

Здесь в переводе опущено Vicks - фирменное название капель, ничего не говорящее русскому читателю. Хотя это и ведет к незначительной потере информации, для данного контекста эта информация несущественна и ею вполне можно пренебречь.

Пожалуй, еще чаще, чем добавления и опущения, в практике перевода применяются замены как средство сообщения читателю, владеющему ПЯ, той или иной информации, непосредственно не выраженной в подлиннике, но, тем не менее, понятной читателю - носителю ПЯ. Возьмем для примера следующий отрывок из книги американского историка и журналиста У. Ширера "The Rise and Fall of the Third Reich":

…The jubilant Prime Minister faced a large crowd that pressed into Downing

Street. After listening to shouts of 'Good old Neville'…, Chamberlain spoke a few words from a second-storey window in Number 10. (Ch. 12)

Любому англичанину хорошо известно, что именно помещается в доме № 10 по улице Даунинг-стрит в Лондоне. Русский читатель, однако, этого может не знать; поэтому в русском переводе следует сказать: Чемберлен произнес несколько слов из окна на втором этаже своей резиденции.

Аналогичную замену произвели переводчики АПН, переводя на английский язык предложение Он ушёл в армию 22 июня 1941 года как On the day when Germany attacked Russia, he joined the army. Дата, памятная для каждого советского человека, может ничего не сказать англоязычному читателю и требует раскрытия в переводе, поскольку в данном случае важно подчеркнуть, что человек, о котором идет речь, ушел в армию в первый же день войны.

Часто такого рода замена носит характер генерализации, то есть замены слова с конкретным значением словом с более общим, но зато более понятным для носителя ИЯ значением. Ср. нижеследующий пример:

Сядем на вокзале обедать и она требует самое дорогое и на чай лакеям дает по рублю. (А. Чехов, Вишневый сад, 1)sit down to dinner at a station and she orders, insists on the most expensive things and gives the waiters double tips. (tr. by S. Young)

Английскому или американскому зрителю или читателю может быть неизвестна, какова реальная стоимость русского рубля, поэтому в переводе вместо указания конкретной суммы (что в данном случае не играет роли)

отмечается непомерно щедрый характер чаевых, которые давала Раневская. (В

другом переводе той же пьесы стоит: gives the waiters a florin each, что вполне приемлемо, учитывая, что речь идет о пребывании Раневских за границей.)

Вот примеры генерализации при переводе с английского языка на русский:

...a 'swept' yard that was never swept - where johnson grass and rabbit-tobacco grew in abundance. (H. Lee, To Kill a Mockingbird, I)

...«чистый» двор, который никогда не подметался и весь зарос сорной травой. (пер. Н. Галь и Р. Облонской)temperature was an easy ninety, he said.

Жара невыносимая, сказал он.

В первом примере в подлиннике даны названия сорняков, известные жителям южных штатов, где происходит действие повести. Русскому читателю, однако, вряд ли известны такие растения, как «джонсонова трава» и «кроличий табак», поэтому переводчики прибегают здесь к генерализации, тем более, что существенным в данном контексте является не то, какими именно растениями зарос двор, а то, что он зарос сорняками, то есть что за ним никто не ухаживал. В другом контексте (напр., в тексте пособия по ботанике) такого рода генерализация была бы недопустимой и ненужной.

Во втором примере ninety значит 'девяносто градусов Фаренгейту'.

Однако система Фаренгейта в нашей стране малоизвестна. Заменить ее в данном случае на систему Цельсия нельзя, так как эта система неупотребительна в США, где происходит действие повести. Переводчики и здесь прибегли к приему генерализации, ибо, опять-таки в данном контексте важно не точное указание температуры, а то, что стояла сильная жара.

Генерализация часто выражается в замене имени собственного (нередко фирменного названия) именем нарицательным, дающим родовое название для данного предмета, Сравните:

I could see my mother going in Spaulding's... (J. Salinger, The Catcher in the Rye, 7)

Я представил себе, как мама пошла в спортивный магазин…

I lit a cigarette and got all dressed and then I packed these two Gladstones I

have.

Я закурил, оделся, потом сложил оба свои чемодана.

Вы, матушка, в Печёры, к Асафу-схимнику сходите…, (М. Горький,

Детство, V)

You'd better go to Asaf-the-Recluse at the abbey, my good woman.

Наряду с генерализацией, учет прагматического фактора в переводе иногда выражается в применении прямо противоположного приема, а именно конкретизации, то есть замены слова с общим значением словом или словами с более узким, конкретным значением, раскрывающими суть данного явления.

Рассмотрим следующий пример:British people are still profoundly divided on the issue of joining Europe. (из газет)

Русскому читателю может быть неясным, в каком смысле здесь употреблено слово Europe; жителю Великобритании, однако, знакомому с политической обстановкой в своей стране в канун 1973 г., смысл выражения joining Europe понятен без разъяснений. Учитывая это, данное предложение следует переводить на русский язык:

В английском народе до сих пор существуют глубокие разногласия по вопросу о вступлении Англии в европейский «Общий рынок».

Наконец, в ряде случаев для разъяснения тех или иных явлений, реалий и пр., понятных читателю на ИЯ, но малоизвестных или неизвестных читателю

на ПЯ, переводчик вынужден прибегать к помощи комментария. Так, в пьесе Чехова «Вишневый сад» Епиходов спрашивает своего собеседника: «Вы читали Бокля?». В английском переводе к данному месту текста сделана сноска, в которой сказано: "Buckle's 'History of Civilization' is better known in Russia than here. To have read it is a sort of cachet of popular erudition…".

Как можно судить по приведенным нами примерам, учет прагматического фактора при переводе требует от переводчика хорошего знания самих предметов и ситуаций, описываемых в исходном тексте, то есть глубоких экстралингвистических знаний. Это лишний раз свидетельствует в пользу того, что осуществление перевода в принципе немыслимо без участия экстралингвистических факторов.

С другой стороны, применение указанных выше переводческих приемов требует от переводчика «чувства меры», так как злоупотребление разного рода заменами в процессе перевода может привести к смысловому или стилистическому искажению подлинника. Переводчик должен разъяснить читателю непонятные или незнакомые ему явления и понятия, но он ни в коем случае не должен подменять их знакомыми, привычными читателю на ПЯ явлениями и понятиями. В противном случае перевод может вылиться в сознательное или бессознательное искажение подлинника, выражающееся в

«перенесении» описываемых в нем ситуаций в привычную для носителей ПЯ обстановку - то, что в истории русского перевода XVIII-XIX вв. называлось

«склонением на русский лад».

В такую ошибку часто впадал известный переводчик середины XIX в.

Иринарх Введенский, который в своих переводах Диккенса и Теккерея заменял английские реалии русскими (в его переводах изобилуют такие

«русизмы», как извозчик, приказчик, бекеша, писарь, ямщик и пр.). Это крайность, которой следует избегать в переводе, так как понятность перевода

не должна достигаться ценой его вульгаризации. В такую же ошибку впадали и многочисленные переводчики «Слова о полку Игореве» на современный русский язык, Которые, стремясь «приблизить» это произведение к современному читателю, всячески «модернизировали» его, в результате чего

«каждый переводчик вносил в свою версию именно те элементы, которые составляли основу актуальной в то время эстетики» и «всякий новый перевод… представлял собой новое искажение подлинника, обусловленное вкусами того социального слоя, к которому адресовался переводчик».

Любопытный пример такого рода «модернизации» текста,

обусловленной прагматической установкой, приводят американские теоретики перевода Ю. Найда и Ч. Табер в своей монографии «Теория и практика перевода» [Е. Nida and Ch. Тaber. The Theory and Practice of Translation. Leiden, 1969, p. 134.].

Речь идет о переводе Библии на современный английский язык, в тексте которого переводчик в ряде случаев допускает отклонения от подлинника,

вызванные прагматическими факторами, стремлением «приблизить» библейский текст к современному читателю. Вот два таких места в сравнении с более ранним переводом, точнее сохраняющим текст подлинника:

Старый перевод …a woman…	Новый перевод …a woman who for
who had an evil spirit in her that had	eighteen years had been ill from
kept her sick for eighteen years.	some psychological cause. Then a
(Luke, 13:11) Then Satan went into	diabolical plan came into the mind of
Judas. (Luke, 22:3)	Judas.

Необходимо иметь в виду, что для современных переводчиков Библия -

это не собрание древних мифов, а, прежде всего, орудие идеологического влияния на верующих; поэтому они нередко идут на смысловые искажения с тем, чтобы сделать библейский текст более современным для читателя, что

явствует из приводимых примеров. С точки же зрения теории перевода, здесь налицо случаи предпочтения, отдаваемого прагматике по сравнению с семантикой. Понятие адекватности перевода, то есть требование эквивалентности текста на ПЯ тексту на ИЯ, предполагает, однако, равный учет как прагматических, так и семантических факторов - вторые не должны в нормальных условиях приноситься в жертву первым. Максимум того, что может допустить в данном случае переводчик - это небольшая потеря информации, несущественной для данного контекста, примеры чего были даны выше (ср., в особенности, прием так называемой генерализации,

ведущий, как правило, к незначительным смысловым «жертвам»).

Лекция 15 (2 ч.). Передача внутрилингвистических значений

Под внутрилингвистическим значением имеется в виду отношение данного языкового знака к другим знакам той же языковой системы. Эти отношения, существующие между единицами самого языка, многосторонни и разнообразны. К их числу относятся отношения звукового сходства между словами (рифма, аллитерация, ассонанс и пр.), отношения сходства морфемной структуры слов («словообразовательные гнезда»), отношения семантического сходства (принадлежность слов к одному синонимическому ряду или лексико-семантическому полю) или несходства (антонимия),

отношения сочетаемости слов друг с другом в строе предложения

(«валентность» или «коллокабельность» слов) и пр. (Опять-таки эти отношения существуют не только между словами, но и между любыми другими единицами языка - морфемами, сочетаниями слов, предложениями и пр.; однако в настоящем разделе мы для наглядности будем оперировать примерами отношений между словами, как это было сделано в разделах о

передаче референциальных и прагматических значений при переводе.)

В процессе перевода внутрилингвистические значения поддаются передаче лишь в самой минимальной степени - как правило, они при переводе вообще не сохраняются, ибо каждый язык имеет свою, сугубо специфическую систему внутрилингвистических значений входящих в него единиц. Тем не менее в определенных случаях в пределах того или иного контекста существенными оказываются именно внутрилингвистические значения тех или иных единиц ИЯ, поэтому возникает необходимость их передачи в переводе. Нередко (как можно убедиться из нижеприведенных примеров)

передача внутрилингвистических значений языковых единиц требует

«принесения в жертву» даже их референциальных значений, хотя, как было отмечено, нормальной и обычной является как раз обратная ситуация.

Так, самоочевидно, что передача внутрилингвистических значений единиц ИЯ (а порой даже их фонетического или графического облика)

является необходимой во всех тех случаях, когда сами единицы языка становятся предметом высказывания, то есть в исходном тексте речь идет не о тех или иных предметах явлениях и понятиях объективной действительности,

обозначаемых при помощи языковых средств, а о самих этих средствах. Это имеет место, во-первых, тогда, когда тот или иной конкретный язык становится предметом научного описания; в этих случаях перевод, по сути дела, невозможен и не нужен. Так, ясно, что английское предложение The Past Tense of some verbs is formed by changing the root vowel, i.e.; write - wrote можно перевести на русский язык лишь при условии, что сами глагольные формы write - wrote останутся непереведенными, иначе данное высказывание не имело бы смысла. Однако следует иметь в виду, что единицы языка (в

частности, слова) могут стать предметом высказывания не только в научной,

например, грамматической литературе, но и в текстах других жанров, в том

числе в текстах литературно-художественных. В этом случае проблема передачи внутрилингвистических значений этих единиц в переводе приобретает особый практический и теоретический интерес.

Очень показательный пример в этом отношении приведен в книге Я.И.

Рецкера «Теория перевода и переводческая практика» [Я. И. Рецкер. Теория перевода и переводческая практика. М., «Международные отношения», 1974,

с. 53].

Речь идет о переводе на русский язык одной из пьес Дж. Голсуорси, в

которой рассказывается о подделке банковского чека. Вот этот отрывок:: Give me the cheque-book. What's this ninety?: But look here, father, it's nine I drew a cheque for. (J. Galsworthy, Justice, I)

Джеймс: Дай мне чековую книжку. Что это за восемьдесят фунтов?

Уолтер: Но послушай, отец, я выписал чек на восемь фунтов. (Дж.

Голсуорси. Собр. соч., т. 14, с. 21)

Оказывается, что банковский служащий подделал чек, приписав к английскому слову nine две буквы ty, и присвоил себе разницу. Вся ситуация здесь построена на отношении nine - ninety. Но русское слово девять невозможно переделать на девяносто, не сделав в нем подчистки, что было бы сразу обнаружено; поэтому переводчикам пришлось заменить девять на восемь, а девяносто на восемьдесят.

Пример этот показателен тем, что ярко демонстрирует необходимость в определенных случаях жертвовать референциальным значением слова

(притом такого слова, как числительное, которое, как правило, имеет в другом языке полное и постоянное соответствие) ради передачи его внутрилингвистического значения, то есть отношения к другим словам языка -

в данном случае оба числительных связаны друг с другом отношением производности, то есть единством корневой морфемы. С другой стороны, этот