Vinogradov_V_V_O_teorii_khudozh_rechi
.docxАвтор стремится охватить русский литературный язык первой половины XIX века во всем разнообразии его стилей, а также стилей художественной литературы и индивидуальных речевых вариаций: стихотворные стили, стили художественной прозы, слог критической прозы, язык науки и научной популяризации, эпистолярный стиль. Так, Л. А. Булаховский писал: «Отграничить в описании, которое имеется в виду только как общая, предварительная характеристика исторически отложившихся фактов, собственно жанровое и индивидуально авторское, притом с учетом изменений, несомненно совершавшихся во времени, — одна из очень трудных задач. Здесь нужна чрезвычайно углубленная и кропотливая работа... Такого рода работа произведена только частично. Вглядываясь в черты литературных манер наиболее выпуклые и приметные, можно, однако, мне кажется, уже и теперь дать некоторые общие, но вместе с тем не лишенные конкретности характеристики
¹ А. С. Орлов, «Телемахида» В. К.Тредиаковского. Сб. «XVIII век», изд. АН СССР, М.—Л. 1935, стр. 5—55. ² Первый том издан в Киеве в 1941 г. Второй том этого исследования, посвященный описанию фонетики, ударения, морфологии и синтаксиса русского литературного языка первой половины XIX в., впервые вышел в свет только в 1948 г. Этот том очень богат конкретным языковым материалом. В 1954 г. он был переиздан в виде отдельной книги: «Русский литературный язык первой половины XIX в.» (М., Учпедгиз).
56
изучаемой стороны творчества деятелей русского слова первой половины XIX века» ¹. И далее предлагаются общие характеристики художественно-литературных жанров и отдельных индивидуальных стилей в их пределах. Так, идут разделы: ода, послание, элегия, элегии Жуковского, элегии Батюшкова, элегии Пушкина, элегии Баратынского, элегии Дельвига и Кольцова, «Фракийские элегии» Теплякова, элегии Лермонтова, баллады Лермонтова, идиллия, поэма-сказка, поэма, замечания об «Андрее, князе Переяславском» Бестужева-Марлинского, «Эда» Баратынского, стихотворный роман «Евгений Онегин» Пушкина, шутливые стихотворные повести А. С. Пушкина, «Казначейша» М. Ю. Лермонтова, «Параша» И. С. Тургенева, басня, романы и повести Нарежного, повести и рассказы Бестужева-Марлинского, беллетристика Сенковского, беллетристика Вельтмана, художественная проза Пушкина, повести Гоголя и т. п. Но в большей части этих характеристик литературно-художественных жанровых и индивидуальных стилей мало лингвистического. Вместо детального анализа стилей, вместо всестороннего описания их лексико-фразеологической и грамматической структуры, принципов композиционной связи словесных частей, здесь предлагаются общие, нередко импрессионистские замечания о стиле отдельных жанров, отдельных произведений или писателей.
Например, об элегиях Батюшкова: «У Батюшкова сочетаются художественные формулы французского классицизма с элементами оссианизма. Во фразеологии и лексике остается при этом многое из привычного для архаизирующих способов выражения русской поэзии XVIII века. Отдельные его элегии представляют маленькие эпические рисунки, овеянные чувствами, воспринимаемыми как чувства самого автора», и т. п. ².
Или о беллетристике Сенковского: «Не имея и отдаленно стилистической изобретательности Марлинского, социального и исторического разнообразия голосов Вельтмана, он, подобно последнему, стремится однако к экстравагантности выводимых фигур, к возможной пестроте и изломам в большей или меньшей мере фантасти-
¹ Л. А. Булаховский, Русский литературный язык первой половины XIX в., т. 1, Киев, 1941, стр. 51. ² Там же, стр. 58.
57
ческих, тут же осмеиваемых в их неправдоподобности сюжетов; к оживлению всего этого нигилистической остротой, ничего серьезного не задевающей, ничтожной в смысле ее социальной направленности, могущей в некоторых случаях насмешить, в других — утомляющей своей неумеренной навязчивостью. Он ищет впечатлений-отрывков, игрушек-камешков в хорошо известных ему литературах Востока и, не обладая художественным талантом для создания чего-либо оформленно-целостного, стремится превращать, при этом далеко не всегда занятно, лоскутки ориенталистической философии в материал пестрых костюмов своих рассказов-арлекинад» ².
В некоторых из этих общих обзоров жанров и индивидуальных стилей отмечаются свойственные им отдельные лексические приметы или синтаксические приемы. Но это скорее плоды беллетристического раздумия о языке и стиле жанров, писателей и произведений. Способ изложения меняется, когда Л. А. Булаховский переходит к описанию лексических элементов русского литературного языка первой половины XIX века. Описание ведется по такой схеме: иностранные элементы и отношение к ним, диалектная лексика, фразеология социальных диалектов, фольклорные выражения, украинская лексика в русской художественной литературе, речь купеческая и мещанская, семинаризмы, элементы фразеологии мелкого чиновничества, арготическая лексика. Все эти разделы насыщены материалом и представляют большой интерес и большую ценность.
Далее рассматривается лексика в диахронном аспекте (архаизация, неологизмы), характеризуется специально-бытовая и терминологическая лексика, абстрактная лексика и типы эмоциональной лексики. Заключается эта глава замечаниями о «словесных средствах комического» и о прозаизмах в поэтическом словаре. Последние главы книги посвящены вопросам о частях речи в их лексико-стилистических функциях и о синонимике.
Лексические и грамматические своеобразия русского литературного языка первой половины XIX века впервые в исследовании Л. А. Булаховского (в обоих его томах) выступили перед нами в таком многообразии и в таком широком ансамбле.
¹ Л. А. Булаховский, Русский литературный язык первой половины XIX в., т. 1, стр. 109—110.
58
Однако точной и рельефной картины соотношения я взаимодействия общелитературной языковой нормы, разных стилей литературного языка, разных жанровых стилей языка художественной литературы и индивидуальных стилей писателей в этом труде нет. Больше того: принципиального освещения вопроса об отношении языка художественной литературы научаемого периода к общему литературному языку и его стилям, о соотношении жанровых и индивидуальных стилей в рамках самой художественной литературы, о роли отдельных стилей в процессе развития языка художественной литературы, об общих закономерностях литературно-языкового развития в эту эпоху Л. А. Булаховский и не стремится дать.
Но это исследование академика Л. А. Булаховского очень интересно и ценно по широте захвата разнообразного материала, по стремлению дифференцировать слог разных художественно-литературных жанров, по пристальному вниманию и глубокому интересу к индивидуальным художественным манерам выдающихся русских писателей первой половины XIX века, а также по разносторонней, насыщенной ценным материалом и тонкими наблюдениями, характеристике грамматических свойств и лексических своеобразий русского литературного языка первой половины XIX века.
В книге академика Л. А. Булаховского «Русский литературный язык цервой половины XIX века» ¹, содержащей ценные материалы по фонетике, морфологии, ударению, синтаксису русского литературного языка первой половины XIX века со стилистическими комментариями, для исследователя стилистики художественной литературы особенно важны глава (IV) — «О порядке слов» и последняя (V) — «Из стилистического синтаксиса». Из явлений стилистического синтаксиса здесь рассмотрены: свободная косвенная речь, более «интересные со стилистической стороны типы приложений», характерные для «поэтического слога», «обещающие местоимения» («Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья»), спадающие сравнения, синтаксические приемы интимизации, комические средства синтаксиса.
Интересные соображения о соотношении и взаимодей-
¹ Л. А. Булаховский, Русский литературный язык первой половины XIX века, М. 1954, Изд. 2-е (исправленное).
ствий русского литературного языка и Языка русской художественной литературы развиваются в брошюре профессора Г. О. Винокура «Русский язык», позднее переведенной на французский и немецкий языки. По мнению Г. О. Винокура, до эпохи классицизма язык художественной литературы играет активную и прогрессивную роль в строительстве системы стилей общелитературного русского языка. В языке художественной литературы с особенной полнотой и особенным напряжением протекают процессы стилистического и семантического взаимопроникновения и разграничения книжного и обиходного начал. Даже в такие периоды развития русского литературного языка, как петровская эпоха, когда выдвигается на положение основного организующего центра деловая речь, и тогда беллетристика решительно содействовала «разложению старого литературного языка», растворяя его книжный элемент в обиходном, причем в данном случае именно обиходный элемент украшался модной западноевропейской фразеологией ¹.
«Беллетристика петровской эпохи и ближайших к ней лет полна такими явлениями стилистического перерождения письменной речи. Не эта беллетристика явилась тем основанием, на котором выросла великая русская литература послепетровского времени. Но все же она выполнила важную роль в зарождении русского национального языка, так как способствовала замене древнерусской книжной речи такой другой книжной, в которую отдельные элементы старинной книжности вошли лишь составной частью в смешении с элементами обиходными» ². В эпоху классицизма, когда художественная литература культивировала преимущественно высокие и низкие жанры, основная, генеральная линия развития русского литературного языка, по мнению профессора Винокура, пролегала за пределами языка художественной литературы, в сфере среднего слога, предназначавшегося главным образом для литературы не художественной, а научной и публицистической. Именно здесь особенно успешно протекал «процесс скрещения книжной и обиходной речи в единый и цельный общеписьменный русский язык» ³.
¹ Г. О. Винокур, Русский язык, М. 1945, стр. 116—117. ² Там же, стр. 118—119. ³ Там же, стр. 125.
60
«Но язык художественной литературы явно отставал в этом процессе (формировки общенациональных норм. — В. В.), и это отставание есть характерная черта в истории русского литературного языка в XVIII веке» ¹.
Ведь, по мнению Г. О. Винокура, создание высокого и низкого слогов, было, собственно, заслугой перед «русской литературой соответствующего периода, а по отношению к самому русскому языку оказалось полезным скорее косвенно» ². С эпохи Карамзина, начиная с 90-х годов XVIII века и кончая творчеством Пушкина, художественная литература вновь приобретает руководящее значение в преобразовании стилей русского литературного языка. «Реформа слога», которая была произведена Карамзиным и вызвала такой громкий отголосок в русском обществе конца XVIII и начала XIX века, состояла в том, чтобы «язык, сложившийся на почве среднего слога, сделать языком не только деловым и теоретическим, но также и художественным» ³. Кроме того, на основе языка литературы складывался и новый разговорный язык русской интеллигенции. «Русские обо многих предметах должны еще говорить так, как напишет человек с талантом»,— заявил Карамзин. «Новой литературе, которая с конца XVIII века стала вытеснять собой классицизм и которая ярко отразила переход «среднего слога» из книг в быт образованной части дворянского общества, надлежало, помимо прочего, помочь русскому языку в отборе жизненно необходимого и полезного в том потоке заимствованных и офранцуженных средств речи, которые проникали в него на рубеже XVIII и XIX столетия» ⁴. «Новый слог» захватывает и язык поэзии в творчестве Батюшкова, Жуковского, их предшественников и преемников. Однако «новый слог» был лишен аромата живой речи и подлинной народности. «Для того, чтобы русский литературный язык стал подлинно национальным языком, надлежало еще разрушить ту преграду, которая возникла между языком образованного круга, как он воплощался в обиходе салона и литературы, и языком русской народной повседневности. Это было осуществлено в 20—30-х годах XIX века писателями послекарамзинского пе-
¹ Г. О. Винокур, Русский язык, М. 1945, стр. 129. ² Там же, стр. 124. ³ Там же, стр. 135—136. ⁴ Там же, стр. 141—142.
61
риода во главе с Пушкиным, имя которого и стало для последующих поколений символом общерусской национально-языковой нормы. То, что обычно подразумевается под ролью, которая принадлежит Пушкину в истории русской литературной речи, есть новый и последний акт скрещения книжного и обиходного начал нашего языка» ¹. Более близкое изучение пушкинского стиля, по словам Г. О. Винокура, «принадлежит уже не истории русского языка, а истории русского литературного искусства» ². После создания общенациональной языковой нормы пути развития общелитературного языка и языка художественной литературы, по Г. О. Винокуру, расходятся. Пушкинская эпоха «освободила язык предшествующего развития от обязанности преследовать эстетические цели и оставила ему только его общенациональные функции. Стало ясно, что общенациональный язык это не непременно художественный язык, но что, с другой стороны, специфически художественные задачи должны решаться вовсе не одними только непременно средствами общенационального языка. Вот почему история русского языка в течение XIX и XX веков это в значительной мере есть раздельная история общерусского национального языка и языка русской художественной литературы» ³.
И далее Г. О. Винокур выдвигает целый ряд проблем, которые стоят перед историей языка художественной литературы XIX и XX веков. Это — проблема речевого построения художественного типа, проблема структуры диалога, вопрос о методах художественного использования живой русской речи в ее профессиональных, социальных и диалектных проявлениях, проблема языка персонажей, «тронутых полукультурой», проблема «языковых масок», проблема стихотворного языка и др. Все это — «такие лингвистические проблемы, которые перерастают в проблемы искусствознания» ⁴.
Однако любопытно, что в очерке языка советской эпохи Г. О. Винокур снова слитно рассматривает в одной плоскости и общелитературный язык и язык художественной литературы, язык Горького ⁵.
¹ Г. О. Винокур, Русский язык, М. 1945, стр. 153. ² Там же, стр. 158. ³ Там же, стр. 159. ⁴ Там же, стр. 166. ⁵ Там же, стр. 176.
62
Таким образом, в «Русском языке» профессора Г. О. Винокура выдвинута, хотя и недостаточно глубоко и последовательно освещена, проблема исторического взаимодействия литературного языка и языка художественной литературы. Вопрос же об отношении исследований индивидуального словесно-художественного стиля к изучению системы литературного языка и его стилей, а также «языка» художественной литературы продолжал казаться Г. О. Винокуру настолько сложным и неразрешимым, что он был готов вслед за Ф. И. Буслаевым и многими современными лингвистами совсем вынести его за пределы лингвистики. Так, Г. О. Винокур в статье «О задачах истории языка» писал: «Одно дело — стиль языка, а другое дело — стиль тех, кто пишет или говорит. Так, например, изучение стиля отдельных писателей, в котором обнаруживает себя своеобразие их авторской личности или конкретная художественная функция тех или иных элементов речи в данном произведении, всецело остается заботой истории литературы и к лингвистической стилистике может иметь разве только побочное отношение, как и другие проблемы культурной истории. Стиль Пушкина, или, как часто говорят, язык Пушкина, в этом смысле имеет к проблемам лингвистической стилистики отношение нисколько не более близкое, чем его поэтика, мировоззрение или биография. Все это не мешает знать историку языка, но все это предмет не лингвистики, а истории литературы. Другое дело, если скажут, что в эпоху жизни Пушкина, может быть и не без его личного влияния, что существенно только во вторую очередь, звук е вместо о под ударением не перед мягкими согласными перестал обладать экспрессией книжно-поэтического языка и сохранил на будущее время лишь экспрессию церковно-богослужебного стиля речи. Это действительно лингвистическая проблема, но она называется не язык Пушкина, а стилистика русского произношения в первые десятилетия XIX века. Еще хуже, когда под предлогом изучения тех или иных способов «отражения действительности в слове» исследователи языка и стиля того или иного писателя фактически изучают не слово и не его экспрессию, а только то, что отражено в слове, то есть тему и отношение к ней. Такого метода здесь не стоит опровергать, но считаю не лиш-
63
ним указать на то, что и он тоже почему-то называется иногда лингвистическим» ¹.
Характерно все же, что в своей несколько более ранней статье «Язык „Бориса Годунова“» Г. О. Винокур свободно смешивает две задачи: 1) изучение своеобразия драматического стиля «Бориса Годунова» и принципов исторической стилизации и 2) описание языка пушкинской трагедии, вернее, ее лексики, распределенной по общим категориям литературного языка той эпохи (церковнославянизмы, галлицизмы и просторечные элементы) ².
9
Само собою разумеется, что вопрос об отношении индивидуального стиля писателя к общелитературному языку и его стилям легче всего было бы подвергнуть углубленному исследованию на материале современной советской литературы.
К сожалению, у нас еще очень мало работ такого обобщающего типа, посвященных изучению языка и стиля советской литературы. В многочисленных статьях и диссертациях, которые касаются языка и стиля М. Горького, В. Маяковского, А. Толстого, М. Шолохова, Ф. Гладкова, A. Фадеева, Л. Леонова, К. Федина, М. Исаковского, B. Шишкова и других советских писателей, чаще всего смешиваются категории общеязыковые и художественно-стилистические, литературоведческие и лингвистические. В них нет ни полного обследования тех языковых ресурсов, которыми пользуется писатель, ни глубокого исследования тех стилистических преобразований, которым подвергается разнообразный речевой материал в творчестве того или иного художника слова ³, ни стремления исторически истолковать общие принципы соотношений и взаи-
¹ Г. О. Винокур, О задачах истории языка, «Ученые записки кафедры русского языка Московского городск. педагогич. института», вып. I, т. V, 1941, стр. 17—18. ² См. мою рецензию во «Временнике пушкинской комиссии», № 2, М.—Л. 1936. ³ См. библиографию и общую характеристику состояния изучения языка советских писателей в моей работе: «Изучение русского литературного языка за последнее десятилетие в СССР» (Изд. АН СССР, М. 1955, стр. 35—41). Ср. также «Beogradski međunarodni Slavistički Sastanak» (15—21.IX.1955), Beograd, 1957.
64
модействий между нормами современного литературного языка и языком советской художественной литературы.
В большей части этих работ анализируется лексика и фразеология сочинений советских писателей, иногда с выделением синонимических серий слов, но почти всегда без глубоких сопоставлений с общими семантическими свойствами лексической системы современного русского литературного языка и с закономерностями ее развития. С другой стороны, внутренние качества индивидуальных стилей отдельных советских писателей и общие тенденции движения языка советской литературы чаще всего остаются в основном нераскрытыми.
Есть несколько работ, посвященных вопросам структуры диалога в современной драме ¹. Привлекали внимание некоторых молодых филологов также вопросы стилизации языка в советском историческом романе ².
Нельзя не выделить из большого круга собственно лингвистических исследований в области стилистики советской литературы работы Г. О. Винокура по языку В. Маяковского и Р. А. Будагова по языку и стилю И. Ильфа и Е. Петрова, относящиеся еще к 40-м годам.
Г. О. Винокур в книге «Маяковский новатор языка» изучал пути и методы формирования и применения Маяковским таких языковых средств, которые не даны непосредственно наличной традицией и вводятся как нечто совершенно новое в общий запас возможностей современного языкового выражения. Внимательно описываются сознательные языковые новшества Маяковского в области грамматических форм слов и словообразования; отме-
¹ Таковы, например, работы: Т. Г. Винокур, О некоторых синтаксических особенностях диалогической речи в современном русском языке (на материалах драматических произведений К. М. Симонова). Автореферат канд. диссертации, М. 1953; М. Б. Борисова, Язык и стиль пьесы М. Горького «Враги». Автореферат канд. диссертации, Л. 1952. См. ее же, О типах диалога в пьесе Горького «Враги». Очерки по лексикологии, фразеологии и стилистике, «Ученые записки ЛГУ», № 198, 1956, и др. ² Н. Л. Юзбашева, Особенности лексики романа А. Толстого «Петр Первый» как исторического произведения. Автореферат канд. диссертации, Баку, 1954; В. С. Потапов, Стиль исторического повествования В. Я. Шишкова «Емельян Пугачев». Автореферат канд. дисертации, М. 1952; В. В. Степанова, Вопросы лексики в изучении языка исторического романа (по роману А. Н. Толстого «Петр I»), «Ученые записки Ленинградского гос. пед. института им. А. И. Герцена», т. 104, Кафедра русского языка, 1955; и др.
65
чаются приемы смещения и перевода слов и форм слов из одних грамматических классов и категорий в другие; характеризуются применяемые Маяковским способы преобразования устойчивых выражений, разложения фразеологических сращений на составные части; каламбурные сдвиги как принцип фразового творчества; указываются некоторые синтаксические приемы, направленные на ослабление «формальных связей слов» за счет семантических.
«Словоновшество» Маяковского — это только частный случай в числе различных способов уйти от шаблонной, бессодержательной и условной «поэтичности» ¹, это — проявление его борьбы с буржуазным мещанством и эстетизмом. Вообще же стиль Маяковского, целиком пронизанный стихией устного, и притом преимущественно громкого устного слова, «фамильярной демократической городской» речи, стремится к преодолению разрыва между общерусским языком как достоянием национальным и тем литературным и особенно поэтическим употреблением русского языка, которого Маяковский был свидетелем.
Язык поэзии Маяковского, по определению профессора Винокура, — это «язык городской массы, претворивший художественную потенцию фамильярно-бытовой речи в собственно поэтическую ценность и в средство громкой публичной беседы с современниками о чувствах, мыслях и нуждах советского гражданина, строящего и отстаивающего от врагов свой национально-государственный быт» ².
Профессор Р. А. Будагов в статье «Наблюдения над языком и стилем И. Ильфа и Е. Петрова» ставит перед собой несколько иную задачу: показать, как выражает писатель свои идеи и замыслы средствами языка и стиля, насколько и как нарушает писатель обычные и привычные языковые и стилистические нормы, как он «обрабатывает» язык. Конечно, лингвиста интересует язык и стиль писателя не «как выражение его эстетического credo, а как известная система «употребления», применения языка, хотя и поставленная на службу не только коммуникативным, но и художественным заданиям, однако все же подчиненная прежде всего идейному замыслу писателя» ³.
¹ Г. О. Винокур, Маяковский новатор языка, М. 1943, стр. 29. ² Там же, стр. 134. ³ Р. А. Будагов, Наблюдения над языком и стилем И. Ильфа и Е. Петрова, «Ученые записки ЛГУ, Серия филологических наук», вып. 10, 1946, стр. 247.
66
При этом невозможны понимание и оценка отдельных особенностей языка и стиля писателя «вне целостной совокупности стиля, как известной системы». Свои наблюдения над языком и стилем И. Ильфа и Е. Петрова Р. А. Будагов сводит к демонстрации на материале их творчества некоторых живых лексико-стилистических и лексико-синтаксических категорий современного русского языка. Р. А. Будагов в стиле Ильфа и Петрова наблюдает борьбу со штампами казенно-бюрократического языка, поиски новых средств выражений на путях необычных словесных сцеплений и употреблений или с помощью переплетения в единое целое разнообразных «смысловых и стилистических узоров контекста», или с помощью взаимодействия лексических, синтаксических и стилистических категорий. Он описывает сложные семантические эксперименты со словом, направленные на проявление всех его смысловых возможностей, обнаруживает «принцип непараллельности смысловых сочетаний», своеобразное использование синонимов, подчиненное общему замыслу произведения, индивидуальное разрешение проблемы называния и способов создания новых значений слов, оригинальные формы внутреннего сравнения.
Р. А. Будагову кажется, что если в этом направлении «много и упорно поработать над стилистикой своего родного языка», то можно приблизиться к «созданию общеевропейской стилистики, которая бы показала общие тенденции в развитии стиля современных языков» ¹.
Однако основные усилия наших исследователей с половины 40-х годов были направлены совсем не в эту сторону. Кроме общей проблемы «языка художественного произведения», которая связывалась с вопросами о принципах и способах объединения разных стилей речи в сложной композиции целого, о дифференциальных признаках литературно-художественного стиля по сравнению с другими функциональными стилями литературного языка, о диалогической речи в составе разных видов литературного творчества, о приемах речевого изображения дейст-
¹ Ср. также многочисленные замечания стилистического характера и иллюстрации из сочинений советских авторов в книгах Р. А. Будагова, Очерки по языкознанию (М. 1953) и Введение в науку о языке (М. 1958);.
67
вующих лиц и т. п. ¹, обсуждались проблемы «общенарод ного и индивидуального в языке писателя» ², выразительных качеств художественной речи, главным образом в области лексико-фразеологической и синтаксической, проблемы «речевой характеристики героя» («слово и характер», «язык и характер»), проблемы речевых средств юмора и сатиры ³.
Все заметки, наблюдения и исследования этого типа, естественно, обогащали и расширяли понимание вопроса о соотношении и взаимодействии литературного языка и языка художественной литературы, о сложных видах связей общеязыковых категорий со своеобразными категориями литературно-художественной речи, выдвигали задачу параллельного создания стилистики двойной направленности — стилистики современного литературного языка (см., например, «Очерки по стилистике русского языка» А. Н. Гвоздева) и стилистики языка художественной литературы (см., например, книгу А. И. Ефимова «Стилистика художественной речи», М. 1957). Однако, как это ни покажется парадоксальным, многим нашим филологам представлялась стилистическая почва русской классической литературы XIX века более твердой и удобной базой для решения общих проблем изучения языка художественной литературы — в связи с исследованием закономерностей развития русского литературного языка ⁴.
¹ А. Чивилихин, О языке литературных произведений. «Звезда», 1956, № 11; А. И. Ефимов, О изучении языка художественных произведений, М. 1952 (а также Минск, 1953); В. Д. Левин, Заметки о языке художественной литературы, «Октябрь», 1952, № 10 (ср. его же статью «О языке художественных произведений». «Русский язык в школе», 1951, № 3); Б. В. Томашевский, Язык и литература, «Октябрь», 1951, № 7; Л. И. Тимофеев, Об анализе языка художественно-литературного произведения, «Литература в школе», 1954, № 4; М. Н. Петерсон, К вопросу о методе анализа языка художественного произведения, «Вестник МГУ», № 4, 1954; В. В. Bиноградов, Язык художественного произведения, «Вопросы языкознания», 1954, № 5, и др. ² См., например, Н. Ю. Шведова, К вопросу об общенародном и индивидуальном в языке писателя, «Вопросы языкознания», 1952, № 2. ³ См., например, работы: В. А. Сиротина, Речевые средства сатиры в «Русских сказках» А. М. Горького, «Наукові записки Київського університету», т. XIV, вып. II, 1955; О. А. Шестакова, О некоторых лексико-стилистических особенностях памфлетов А. М. Горького об Америке, «Ученые записки 2-го ЛГПИИЯ», т. I, 1956. ⁴ Ср., впрочем, исследования акад. И. К. Белодеда «Питання розвитку мови української радянської художньої прози» (Київ, 1955).