1.2. Образ трамвая в творчестве поэтов начала 20 века.

Трамвай до сих пор является частью пейзажа многих городов. Как уже говорилось выше, он появился в конце XIX века. Существовали разные способы его передвижения. Сначала это происходило с помощью лошадей -конки, в 1880-х годах появились первые электрические трамваи. В 90-е годы – 20 е годы XX века произошел трамвайный «бум», и только в 30-е годы он был потеснен другими видами транспорта. В России впервые он появился в Киеве в 1892 году, в Москве трамвай пошел только в 1899, а в Петербурге - в 1907 году. Он был чуть ли не единственным видом транспорта, который продолжал свое движение во время революции, пострадавший от разгромов и стрельбы трамвай можно увидеть в стихотворении Э. Г. Багрицкого «Освобождение» (1921-1923).

На «трамвайною» тематику писали Е. И. Замятин «Дракон», «Десятиминутная драма», А.И.Куприн «В трамвае», В. Шкловский «О трамвайном фольклоре», Михаил Зощенко «В трамвае».

В романе М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита» этот вид транспорта становиться причиной смерти Берлиоза, трамвай отрубает ему голову – это наводит на мысль о гильотинировании и о том, что трамвай – сатанинское орудие, с помощью которого Воланд показывает свою силу, доказывает существование высших сил. Действие романа происходит в 30-е годы, когда трамваи были наполнены людьми, в них едва можно было втиснуться, а Берлиоза переезжает пустой трамвай, в нем нет ни кондуктора, ни пассажиров, только вагоновожатая. При своем появлении трамвай не издает ни звука, что довольно странно, свидетелем гибели Берлиоза становится только Иван Бездомный. «Трамвай на Патриарших появился как «Летучий голландец» - предвестник несчастья» [11:279]. Создается впечатление, что трамвай, который переехал председателя МАССОЛИТА – мистический.

В роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» трамвай становится местом смерти главного персонажа – Юрия Живаго. Он задыхается в сломанном трамвае и никак не может из него выбраться: «Юрию Андреевичу не повезло. Он попал в неисправный вагон, на который все время сыпались несчастья...».[ ] Здесь трамвай является, скорее всего, символом страны, покалеченной, поломанной, в которой человек не может дышать свободно.

Прежде чем приступить к анализу образа трамвая в поэзии, стоит обратиться к образу поезда. Помимо сходства внешнего облика, существует важная деталь – пути, которые заранее известны, оба вида транспорта двигаются по рельсам, что говорит нам о мотиве предначертанности судьбы. Поезд часто становится предзнаменованием смерти, ее носителем. Так в романе Л.Н. Толстого Анна Каренина гибнет под его колесами. Кроме этого поезд может быть просто площадкой для столкновения каких-то судеб, для простой бытовой ситуации. Князя Мышкина мы впервые встречаем в поезде, там он встречается с Рогожиным и Лебедевым, людьми, которые сыграли впоследствии роковую роль в его жизни. Таким образом, можно сказать, что трамвай и поезд близки по своей семантике.

Трамвай занимает место лошадей, столь долго и преданно служивших человеку, происходит замена живого на неживое. Он выступает конкурентом лошади ( «И не кони ржут, испуганы трамваем») происходит его «анимизация». Р. Д. Тименчик особое внимание уделяет глазам трамвая, его голосу – иными словами, этот вид общественного транспорта отчасти воспринимается как нечто одушевленное. Действительно, внешний облик трамвая и его внутренняя наполненность имеет большое значение для создания художественного образа. Обратимся к структурным элементам Помимо глаз-фар, голоса- шума, внимание поэтов и писателей привлекает путь трамвая – строгий и определенный. Соединенные с проводами «рога» за счет искр становятся признаком соединения с другим миром, также можно говорить о присутствии высших сил. Вагоновожатый выступает как проводник, зачастую он недосягаем для простого человеческого глаза, а сила власти у вагоновожатого неограниченна. Есть произведения, в которых он является лирическим героем, например, стихотворение Н. А. Кузнецова «Вагоновожатый» (1923). Пассажирами могут быть обычные люди, одинокие, находящиеся на перепутье, часто с житейскими трудностями, сердечными переживаниями. Хронотоп трамвая имеет свои особенности. Трамвай связан с понятием времени – он двигается по кругу, как стрелки часов, когда круг заканчивается, начинается новый путь, как новый день, с новыми пассажирами и событиями. Трамвай может перескакивать через целые столетия, особенно следует выделить утренний трамвай (как начало нового дня, рождения жизни, пробуждения города) и трамвай вечерний (как неизвестность, умирание, предчувствие чего-то дурного), практически такое же значение несет трамвай зимний и весенний. Пространство трамвая делится на две составляющих: площадка трамвая и улица, свое – чужое - положение вне пространства, во многом все это зависит от местонахождения лирического героя, его душевного состояния. Трамвай также может быть связующей нитью между двумя мирами (лес и город, рай и ад и т.д.). В целом трамвай становится символом жизни, жизненного пути. Водитель трамвая назывался вагоновожатым, его место было в перегороженной от пассажиров передней части трамвая, долгое время вагоновожатые управляли трамваем стоя. Кондуктор объявлял остановки, продавал билеты, следил за порядком, не пропускал пассажиров, которые были в грязной одежде. Билеты имели разную цену, и цвет соответствовал цене, в зависимости от того, сколько остановок нужно проехать пассажиру. Пассажиры входили в вагон в передние двери, а с задней площадки выходили, чтобы не было большого столпотворения, и было меньше жертв, затоптанных или погибших под колесами трамвая. Вагон не отапливался, о системе вентиляции не было и речи, поэтому зимой было очень холодно, а летом душно.

В статье «К символике трамвая в русской поэзии» Роман Давидович Тименчик рассматривает символику трамвая именно в первой половине ×× века. « Тименчик фиксирует зооморфный мифологизм образа; диалектику свободы и заданности движения; астральные ассоциации; канон трамвайной эротики».

Нами были проанализированы стихотворения с начала двадцатого века до тридцатых годов двадцатого века, в которых трамвай становится площадкой для событий, является действующим лицом или просто упоминается. На основе проделанной работы были выделены функции этого образа. Надо заметить, что расположены они не в хронологической последовательности, а по значимости той или иной функции. По нашему мнению следует начать со стихотворения Николай Гумилева «Заблудившийся трамвай», так как оно вызывает самую неоднозначную оценку исследователей – литературоведов.

1. Трамвай – символ потусторонней силы.

В поэзии и прозе трамвай зачастую становится порталом в другой мир, причиной гибели какого-либо персонажа, средством убийства или покушения на убийство. Мы уже говорили о «Мастере и Маргарите», схожий сюжет мы можем найти у В. Набокова в «Сказке», где госпожа Отто использует трамвай как доказательство своей силы: «Видите, вон там через улицу переходит господин в черепаховых очках. Пускай на него наскочит трамвай». Эрвин, мигая, посмотрел на улицу. Господин в очках, дойдя до рельс, вынул на ходу носовой платок, хотел в него чихнуть, и в это мгновение блеснуло, грянуло, прокатило».

В стихотворении «Заблудившийся трамвай», написанном Гумилевым в 1919 году, трамвай имеет разную семантику и потусторонняя сила несомненно есть. Оно создано после исторических событий, совершенно изменивших облик России. Стихотворение, как нам кажется, имеет прямой отклик на революцию, трамвай символизирует страну, эпитет «заблудившийся» характеризует ее положение дел. Россия потеряна, она не знает, куда ей идти дальше. «В сильном и лирически проникновенном стихотворении «Заблудившийся трамвай» даже характерные для поэта элементы декоративности и экзотики послужили раскрытию глубоко трагических, национально окрашенных и естественных по своему строю чувств и переживаний» М.Ф. Пьяных Трагич. 20 век. С. 162

Трамвай подхватывает лирического героя независимо от его желания, как исторические события и течение времени подхватывают всякого. «Вороний грай» и «звоны лютни» словно предупреждают о конце света, о предстоящем хаосе, приближающейся катастрофе. Пассажир попадает в межвременье, события и персонажи путаются, пространство расширяется от станции, где он видит мертвого старика, до космических размеров. Способность переносится с места на место, из одного времени в другое, одновременно быть мертвым и быть живым, создает впечатление у читателя, что персонаж Гумилева будто видит сон, в нем нет никаких ограничений ни в пространстве, ни во времени. Трамвай становится сродни летучему голландцу или машине времени. Исследователи по-разному истолковывают стихотворение Гумилева, значение трамвая в нем, поэтому обратимся к работам литературоведов.

Ю. Кроль показывает, что «Заблудившийся трамвай» - это машина времени. Но путешествие на машине времени сомнительно по причине смерти лирического героя в прошлом, оно может продолжаться только до момента смерти путешествующего в будущем.

П. Спиваковский корректирует формулировку Кроля, говоря о «мистической машине времени, свободно перемещающейся в хронотопы, связанные с «прежними жизнями» лирического героя»[…].

Другую трактовку предлагает И. Мэзинг – Дилич. Исследовательница исходит из интересного предположения, что лирический герой мертв уже в первой строфе, т. е. все события происходят в потустороннем мире. «Заблудившийся трамвай у Гумилева – это подвижное средство трансмиграции: он подбирает души по маршруту Прошлое – Будущее. <…> Вместо того чтобы настигать душу поэта со стороны прошлого, т.е. приближаться сзади, трамвай идет из будущего, чтобы подобрать ее и привезти к тому, что она уже знает».

Многие исследователи говорят о том, что стихотворение нужно рассматривать как палимпсест – текст, написанный на на основе нескольких текстов. Например, Е. Томпсон видит в трамвае черты гоголевской тройки, а образ Машеньки соотносит с образом Маши Мироновой из «Капитанской дочки». Таких же взглядов придерживается и Л. Ален.

Но особого внимания заслуживает статья Р. Тименчика, в которой он описывает трамвай как культурный символ. Вот что он пишет о мотиве отрезанной головы, имманентной теме трамвая:

«Навязчивая идея обезглавливания изначально связывалась с трамвайной темой. Мотив казни присутствовал в самых разных литературных отражениях новооткрытой петербургской»[…]. Получается, что трамвай – это гильотина, иначе, машина смерти, а не машина времени, как определили ее вышеупомянутые исследователи. Конечно, они говорят о гильотине, но усматривают ее образ только в восьмой строфе:

В красной рубашке, с лицом, как вымя, Голову срезал палач и мне, Она лежала вместе с другими Здесь, в ящике скользком, на самом дне

Обратимся к статье Е. Сливкина, попробуем на ее основе разобраться, о чем же «Заблудившийся трамвай». Исследователь пишет о том, что намек на Французскую революцию и гильотину есть уже в первой строфе. «Вороний грай» - предвестник крови и жертв. «Громы» - звуки пушечных залпов, а «звоны лютни» скорее , обозначают «изящную и легкомысленную атмосферу Лувра, Тюльри и Трианона», чем потусторонний мир. Во второй строфе лирический герой поднимается на Гильотину(«Как я вскочил на его подножку»). «Огненную дорожку» Сливкин сравнивает с пожарами, происходящими во время французской революции. В третьей строфе говорится о силе машине, несущей смерть. В четвертой – гильотина с лирическим героем выезжает из ворот тюремного замка, при этом в голове приговоренного проносятся воспоминания. Дальше нож гильотины падает и причисляет героя к смертным. Появляется загадочная фигура нищего старика, мертвого уже год. Это знак того, что «пассажир» уже мертв, и следующие строфы нам даны в восприятии отрубленной головы героя «Заблудившегося трамвая». «Индия Духа», упомянутая в шестой строфе, связана со смертью, с ее предчувствием, с тем что «через несколько секунд сознание покинет голову и ни вспомнить, не пережить станет уже невозможно»[…].

В седьмой строфе стихотворения «Кровью налитые буквы гласят: «Зеленая…». В статье выбор такого цвета объясняется так: «Во Франции конца 18 века зеленый цвет ассоциировался с карательной системой». В следующих строфах описывается то, что видит отрубленная голова, она еще воспринимает окружающий мир. Ее взгляд останавливается на доме, где живет возлюбленная, и тут приходит отчаяние и разносится вопль о пощаде:

Остановите, вагоновожатый,

Остановите сейчас вагон

Образ Машеньки у многих исследователей, как уже говорилось выше, ассоциируется с героиней «Капитанской дочки». Но Сливкин говорит, что «по воспоминаниям первой слушательницы «Заблудившегося трамвая» И. Одоевцевой: «Машенька в первое утро называлась Катенькой, т.е. уменьшительная форма женского имени, символизирующая любовь и семейную жизнь»[…]. Дом подруги сердца лирического героя – светлица, где «она жила и пела», что опять же сближает с произведением А.С. Пушкина.

Восклицание лирического героя, обращенное к Машеньке, «где же теперь твой голос и тело…» дает понять, что Маша тоже умерла. После смерти приходит покой и свобода, рисуется другой мир со «знакомым и сладким ветром». Перчатка и копыта – символы государственного порядка, символ власти, которая совершила казнь

Четырнадцатая строфа существует опять вне времени, лирический герой собирается отслужить молебен по Маше и по себе умершему. С другой стороны, кажется будто все, что происходило до этого момента, было сном, который лирический герой воспринял как вещий. Последняя строфа это и подтверждает: сердце лирического героя угрюмо в предчувствии неизбежной казни.

Образы Гумилева нашли свое отражение в стихотворениях других поэтов, одно из них - Б.Ю. Поплавского «На иконе в золотых кустах...» (1926) 

И несется налегке трамвай В загородное депо как будто в рай И за ним в цилиндре Гумилев (На подножку подскочить готов)

В данном отрывке есть прямое указание на автора, упоминается эпизод – момент посадки лирического героя в трамвай. У Поплавского Гумилев и лирический герой Гумилева приравниваются, а трамвай становится частью городской жизни, закончив работу, пустой, он отправляется в депо.

На основе всего сказанного, можно сделать вывод, что события, происходящие с героем стихотворения, существуют вне времени и вне пространства. Они трактуются, как сон, путешествие во времени и путешествие в потусторонний мир. Образ трамвая связан в этом стихотворении с революцией во Франции конца 18 века. Образ трамвая, рассматривается по-разному:

- машина времени;

- гильотина (машины-убийцы);

-потусторонняя сила (гоголевская птица – тройка);

- машина, существующая вне пространства и вне времени.

Так же довольно устойчиво в поэзии начала 20 века следующее значение образа трамвая.

2. Трамвай как часть городского пейзажа.

В такой функции трамвай часто упоминается в стихотворениях начала ×× века. Чаще всего поэты рисуют картины Петербурга и Москвы, поскольку именно там впервые был пущен этот вид транспорта. К нему складывается особое отношение, город неразрывно связан с трамвайными звонками, с толпой пассажиров. Устойчиво соединяются образ весны и трамвая, трамвайные звуки, скрежет колес, шум толпы ассоциируется с пробуждением природы, пеньем птиц, солнечным светом, ярко-зеленой травой, причем пробуждается не только природа, но и человек, мир воспринимается им как яркий и радостный. Такой мир описывается в стихотворении А.С. Головиной «В апреле»:

По колее плывя с весною.  Душа, теперь не унывай ― Картинкою переводною Навстречу движется трамвай

У читателя создается впечатление, будто именно трамвай принес в город весну. Мир становится уютным, приобретает теплые краски: «розовый уют», «золотистое тепло». О трамвае говорится как о юном человеке: у него легкая поступь, и такой же легкий характер, он «краснобокий и беспечный». Есть и противоположные картины, в которых трамвай «разрезает» грязный снег и мутные лужи. Например, строки из стихотворения В. Я. Брюсова «Городская весна…», написанного в 1918 году:

Лед расколот, лежит, грубо-темная груда;

Мечет грязью авто, режет лужи трамвай;

Гулы, топоты, выкрики, говоры люда.

Там гудок, там звонок, ржанье, щелканье, лай…

Но надо сказать, что описание природы в этом стихотворении нерадостно, оно грубо, громко, безобразно. Об этом нам говорят и звуки: «р», «г», «л», «ж» они звонкие, они придают голос городу, и не только они. Сами слова создают в сознанье читателя этот шум: «звонок, ржанье, щелканье». В перечислении чувствуется сила, быстрота, даже хаос. Цвета города серые, темные: «грубо-темная груда», «мечет грязью». И трамвай вписывается в эту картину, становится частью хаоса.

В другом стихотворении «Голос города», название которого напрямую отражает его суть, В. Я. Брюсов говорит о трамвае, как о воплощении городского движения жизни. Образ его отражает суету, непрекращающийся шум, торопливость жизни обитателей города. Здесь трамвай изображен уже не так, как в предыдущем стихотворении, здесь жизнь города не хаос, а естественное течение, полное движения. Строки стихотворения наполнены звуками города:

Ру-ру, ру-ру, трах, ру-ру-ру…

По вечерам, как поутру,

Трамвай гремит, дзинь-дзинь звонит…

А в следующих строках трамвай сталкивается с прошлым, точнее не столько с прошлым, а сколько с другим миром, миром божественным. Звук колокола и звук трамвая противопоставлены друг другу. Здесь трамвай становится не только частью городской картины, но и сталкивается с другим временем, как будто он бросает вызов высшему миру. Его шум и громит заставляют очнуться колокол: «гордым вздохом вознесен, над городом восходит звон».

Ру-ру, ру-ру, трах, ру-ру-ру…

Трамвай гремит, как поутру.

И, гордым вздохом вознесен,

Над городом восходит звон:

Дон-дон, дон-дон, весь небосклон

Разносит зов иных времен!

Шум трамвая, как неотъемлемую часть города, мы можем встретить в стихотворениях В.В. Маяковского «Шумики, шумы и шумищи», Д. Хармса «Новый город», А.П. Ладинского «Элегия», Н.Н.Асеева «Раным-рано».

3)Трамвай - символ времени.

В стихотворениях начала 20 века им он так же становится нередко. Это можно объяснить просто: трамвай идет вперед, он не может двигаться обратно, так же, как и время. Трамвай следует, как правило, по кругу, когда его круг замыкается, он начинает новый, так и время, заканчиваются одни сутки, начинаются следующие. Другое дело, что движение трамвая заранее известно, поскольку он передвигается по рельсам. Время то ускоряется, то замедляется. Оно сталкивает судьбы людей, преподает им жизненные уроки, старит. Посмотрим, как эти значения отражены в произведениях.

В стихотворении Игоря Владимировича Юркова «Трамвай №4», написанном в 1927 году, трамвай сравнивается с ушедшей молодостью:

С каждым днем этот бред веселей,

Дни короче, слепительней краски.

В голубом, дряхлом стекле

Расплываются лица и маски.

От звонков, от толпы ― в мороз

Он отчалил в снежные волны,

Только слышно пенье колес

И журчанье льющихся молний.

Так и молодость наша пройдет ―

Ослепительно и мгновенно,

И сухая метель заметет,

И о нас пропоет антенна.

Лирический герой будто находится в этом трамвае, трамвай – воплощение его жизни, через голубое окно он видит то, что его окружает, это даже не люди – это только лица и маски. В них нет ничего настоящего. Чем старше становится человек, тем быстрее мчится время, тем мимолетнее становится жизнь, тем меньше он начинает замечать то, что происходит вокруг и соответственно меньше ценить. Так же как и время, мчится этот трамвай жизни, везущий нас к неизбежному концу.

Образ утреннего и вечернего трамвая часто встречается в стихотворениях многих поэтов.

Утренний трамвай выполняет становится сигналом начала дня, вместе с первым трамвайным звонком встает солнце, просыпаются люди. Утренний трамвай многолюден, в него с трудом можно втиснуться, все спешат по своим делам. Лирический герой к утреннему трамваю относится неоднозначно: трамвай либо раздражает его, либо заставляет взбодриться. Трамвай может приравниваться к городскому жителю, он так же просыпается как человек, например, в стихотворении М. А. Светлова «Площадь Дзержинского»(1930)

И вот продирают сквозь сон / Жестяные бока Первый трамвай / И первый бидон молока.  У стрелочниц / Сон еще закрывает глаза,  Но бьет уже в уши / Звонков молодая гроза

У Б.Ю. Поплавского «Зимний просек тих и полон снега...» (1931-1933): «В темноте шумит пустой трамвай» мы видим трамвай вечерний. Если говорить о вечернем трамвае, то он, как правило, пустой, усталый отправляется «домой» в депо только с вагоновожатым и кондуктором. Депо место, о котором мало кто знает, оно находится неизвестно где, благодаря этому ему приписывается загадочность, невозможность его увидеть обычному человеку.

3)Трамвай как символ наступления технического прогресса.

Яков Захарович Шведов, известный, как автор слов песни «Смуглянка», в стихотворении «На советском востоке» говорит о «Ковровом Баку», этот эпитет вмещает в себя всю суть азербайджанской культуры, и в эту культуру, в караваны верблюдов врывается трамвай и нарушает порядок размеренной жизни. Но этот новый порядок не воспринимается отрицательно, скорее, наоборот. С появлением трамвая не страшна «житейская жуть» и «тяжелые плети». Здесь лирический герой надеется на что-то радостное и великое. Особенно подчеркивает это строки:

Баку отплывает / В продуманный путь,

В поющую радость столетий!

Созвучно с ним стихотворение М.П. Юрина «Контрасты»(1926) для автора Баку седеющий - это «верблюжья поступь», а Баку молодой «трамвай звонкий».

Образ «Аннушки» - маршрут «А», ласково так названный москвичами пользуется популярностью у поэтов и писателей, с ним связаны душевные переживания, яркие события. Отношение к нему сердечное и теплое. М. А. Булгаков, О.Э.Мандельштам обращаются к нему. У Я.З. Шведова в «Шоссе энтузиастов» «Аннушка» сливается с молодой девушкой, с которой он путешествует по знакомым местам, куда заводила его когда-то судьба. Лирический герой отправляется в путешествие во времени, рассказывает о том, сколько они пережили вместе с Анной, в том числе революцию. Они выстояли ее, не смотря на лишения. Трамваи чуть ли не единственный транспорт, который не прекращал своего движения в то время.

Сюда же можно отнести и стихотворение Грааля Арельского «В трамвае» (1912). Здесь мы видим связь трамвайной темы с «петербургским мифом». Открытие столичной линии в 1907 году вызвало много толков и недовольств. Недовольства вполне объяснимы: в Петербурге местность болотистая, непригодная для прокладки рельсов. Было естественным воспоминание о Петре Первом, который выбрал столь неудобное место для строительства города. «Традиционное связывание с фальконетовым Петром «всех урбанистических примет» коснулось и трамвая. <…> Связывающий, «сшивающий» пространство трамвайный маршрут позволял сопоставить новый символ со старым»[…]. Иначе говоря, из окна нового городского символа – трамвая, мы замечаем старый - памятник Петру «на скачущем коне».

В первых строках снова создается городской пейзаж, грязный, мокрый, рисуются пассажиры, забирающиеся в трамвай. Но это не просто бытовая картина, люди олицетворяют ту эпоху, в которую жил поэт, а именно накал политических страстей. Особый смысл несут строки:

На остановках, с яростью звериной,

В трамвай, толкаясь, торопясь,

Cадятся люди. И опять витрины,

Дома и фонари и уличная грязь.

В данном случае люди не представители какой-то политической оппозиции для лирического героя. Он выше их. Все эти перипетии, интриги, «звериная ярость», «злобная гурьба» - это приходящее - уходящее, непостоянное. Стремления «пассажиров» не оправданы, действия, скорее всего, не принесут результата, а только жертвы. Герой же противится их силам, их «жалкой заботе», он не видит в их стремлении никакого смысла, он говорит: «но не отдамся жалкой я заботе», то есть эта «забота» не стоит внимания. Указание на «голубой билет» дает увидеть отличие лирического героя от обычных пассажиров. Трамвай же является тем транспортом, который несет эту силу в будущее.

3. Трамвай – точка пересечения миров.

Здесь стоит поговорить о творчестве Бориса Юлиановича Поплавского. По воспоминаниям друзей поэта, на переплетах его тетрадей, на корешках книг многократно повторялись слова: «Жизнь ужасна». Именно это состояние передавали необычайно емкие метафоры и сравнения, «Зеленый ужас», написанное Борисом Юлиановичем, оно символизирует жизнь, а трамвай, не имеющий точки направления, становится нитью, которая связывает жизнь земную и жизнь загробную. В стихотворении трамвай становится своеобразным «Хароном», который перевозит лирического героя в потусторонний мир:

Мы сели только что в трамвай без направленья,

И вот уже конец, застава, ад.

Об аде Поплавский говорит и в стихотворении ««Печаль зимы сжимает сердце мне...» (1931-1935):

Звенит трамвай, таится Страшный Суд,  И ад галдит, судьбу перебивая.

Трамвай соединяет земную жизнь не только с адом, но и с раем. В. Набоков в стихотворении «Трамвай»(1923) изображает его с характерными для церковного помещения признаками. Окна трамвая – иконы, «гром колес» - «песнопений взрыв». Герой Набокова видит его недолго, трамвай пролетает мимо, но на нем он успевает заметить «рая обычайное названье».

Аркадий Штейнберг в стихотворении «Воспоминание о поездке в Фили» сталкивает два мира. Вероятнее всего, это воспоминание о том моменте, когда село Фили становится частью Москвы в послереволюционное время. Происходит столкновение двух времен. Автор почти напрямую нам говорит о том, что его лирический герой находится на пересечении двух миров:

Один на крутом берегу

Стою между прошлым и будущим.

Первый мир – это мир уходящего, об этом свидетельствует еще сохранившаяся природа: лес, поле, небо, но тут же и новый мир – мир приходящего: самолеты, заводы. Трамвай же становится мостом между этими временами, он прорубает путь в новое время.

Трамвай пробирается ночью

По старой дороге лесной.

4. Трамвай – место бытовых ситуаций.

Трамвай часто используется как стереотипная площадка для разворачивающегося действия жанровой бытовой сценки или анекдота. В трамвае происходят Обратимся к стихотворению Михаила Аркадьевича Светлова «Игра». Воспринять его однозначно невозможно. С одной стороны трамвай выступает в функции средства передвижения, в нем едут обычные пассажиры, каждый со своей судьбы, а с другой трамвай – это наша жизнь, в которой каждый человек – это пассажир, который играет определенную роль:

Что, соседка, / Печально живется на свете?..

Я играю в поэта, / А ты ― в машинистку;

Подобных персонажей мы встречаем в рассказе А.И. Куприна «В трамвае»: милая дама, педагог, муж и жена, старушка. Автор их детально описывает, замечает все тонкости, предполагает то, как они живут. Люди в нем угрюмы и неразговорчивы, каждый держится обособленно. Александр Иванович отождествляет жизнь с трамваем: «Право, все это как в жизни, в большой настоящей жизни, в которой так же бессмысленно теснятся и толкаются люди, так же подозрительно и злобно встречают вновь приходящих, так же пугливо и замкнуто, со взглядом исподлобья, жмутся к своим, к близким, уже привычным <…>   И вот вся наша планета, прекрасная Земля, представляется мне маленьким трамваем, несущимся по какой-то загадочной спирали в вечность. Вагоновожатый впереди нее – не зримое никем, покорное своим таинственным законам Время. Кондуктор – Смерть»

Также следует вспомнить, так называемый «канон трамвайной эротики - встреча лирического героя с девушкой – незнакомкой. А именно, пассажир встречает девушку, которая вызывает у него симпатию. Девушка либо отвечает ему взаимностью, либо остается ярким образом в памяти влюбленного. В стихотворении Н.Я. Агнивцева «Трамвай «А»»( опять же обращение к Аннушке) трамвай называется «замом купидонов». Автор с сарказмом описывает, как сводятся судьбы кассирши и «врид-зам-пом-пом-пом-зама». Встреча двух героев происходит и в стихотворении И.В. Юркова «Любовь на скором», в нем трамвай уносит возлюбленных. Произведений с подобным сюжетом немало, но мы остановимся на стихотворении Н. И. Дементьева «В двери трамвая врываются будни...». Трамвай в нем выступает в двух качествах. С одной – это место встречи, которую не следует упускать, или встречи - пятиминутной влюбленности. Мир вокруг преображается, вместо шума колес – шум моря, билетов кондуктора – букеты цветов. Трамвая как будто не существует, перед глазами пассажира предстает другой мир. С другой - это аллегория жизни, люди торопятся, спешат, в том числе лирический герой, и вот он выделяет из толпы человека и просит:

Сядь, прекрати эту гонку трамвая ―

Время очнуться и время слезать.

Особенного внимания заслуживает теснота трамвая, неудобство, отсюда вырастают такие явления как трамвайная перебранка и трамвайная грубость, трамвайная жертва. Пассажиры не просто относятся друг к другу равнодушно, иногда это перерастает в раздражение или даже презрение. Трамвай становится местом, где можно выплеснуть эмоциональный негатив на постороннего человека, пожаловаться на недовольство своей жизнью, подраться. Попадая в трамвай, они могут забыть о своем воспитании или социальном положении. На основе всего вышесказанного появляется такое явление как «трамвайный фольклор». Виктор Шкловский говорит о том, что особенным успехом пользуются фразы: «Вагон не резиновый», «А тебе на такси», также люди создают трамвайные рассказы, наполненные фольклорными элементами (отрублена голова, отрезанные ноги).

Трамвайную жертву мы можем встретить в стихотворении Саши Черного «Культурная работа»(1908):

При мне какой-то мальчишка На мосту под трамвай угодил.

Трамвайную перебранку и тесноту в стихотворении В.В. Маяковского

«Про пешеходов и разинь, вонзивших глазки небу в синь» (1928) и в стихотворении «Красная зависть» (1925):

Нам ― / трамвай. / Попробуйте, / влезьте!  Полон. / Как в арифметике ― / цифр. 

Подводя итог, мы можем выделить шесть основных функций, которые выполняет образ трамвая в поэзии 1910 - 30-х годов 20 века:

1. Трамвай – часть городского пейзажа

2. Трамвай - символ технического прогресса.

3. Трамвай – точка пересечения миров.

4. Трамвай - место бытовых ситуаций.

5. Трамвай – символ потусторонней силы.

6. Трамвай – символ времени

Часть вторая. Образ трамвая в поэзии Мандельштама

2.1. Поэзия для взрослых

Осип Эмильевич Мандельштам родился в Варшавев семье мелкого коммерсантов 1891 году. Чтобы дать своим детям хорошее образование, родители перебрались в Петербург, где часто переезжали с места на место. В 1900 году Осип Эмильевич поступает в Тенишевское училище, там большое влияние на него оказывает преподаватель русской словесности, поэт, автор стихотворных книг и исследований о Пушкине - В. В. Гиппиус. После окончания училища Мандельштам проводит много времени за границей, посещает Францию и Италию. Пишет там стихи и занимается музыкой. Потом в Гейдельбергском университете увлекается философией и филологией.

В 1909 году впервые появляется в «Башне», литературном салоне Вячеслава Иванова. Там часто появлялись А. Блок, А. Белый, А. М. Ремизов, на собраниях поэтов и писателей читались стихи и лекции для молодых поэтов. Здесь же Мандельштам познакомился с Анной Ахматовой, дружба с которой прошла через всю жизнь писателя. После конфликта в кругу символистов формируется «Цех поэтов». По свидетельству Анны Ахматовой Мандельштам скоро стал «первой скрипкой». Состав «Цеха поэтов» менялся, но неизменными его участниками остаются Николай Гумилев, Осип Мандельштам и Анна Ахматова.

В 1913 году выходит первая книга Осипа Мандельштама, где он заявил себя как зрелый поэт. Одновременно с ней напечатаны «Петербургские строфы» в журнале акмеистов. Петербургская тема сближает Мандельштама с такими писателями как А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, И. Бродский. Важной частью создания облика города у Осипа Эмильевича становится образ трамвая.

В начале 1916 года он знакомится с Мариной Цветаевой, начинается их дружба. В 1919 году в Киеве поэт знакомится со своей будущей женой.

Мандельштам попадает в заключение, после освобождения возвращается в Петроград , 1921 году он вместе с семьей переезжает в Москву, потом в Грузию, там узнает о гибели Н. Гумилева, появляется стихотворение «Концерт на вокзале». Издаются сборники Осипа Мандельштама «Tristia», «Вторая книга», «Камень». Его стихи печатаются в Петрограде, Москве, Берлине. Он пишет статьи, посвященные проблемам истории, культуры и гуманизма.

Мандельштамы много переезжают: Армения – Ленинград – Москва. Осип Эмильевич чувствует большую перемену в стране, в его окружении. За стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны» он подвергается аресту в 1934 году, приговор – три года ссылки. Анна Ахматова скажет: «Мандельштам в годы воронежской ссылки продолжал писать вещи неизреченной красоты и мощи»[…]. Второй и последний раз Осипа Эмильевича Мандельштама арестовали в мае 1938 года. Официально было сказано, что он умер 27 декабря в лагере под Владивостоком.

Непростая судьба Осипа Эмильевича, конечно же, повлияла и на его творчество. Неустроенность в мире, отсутствие своего места, надежда на обретение устойчивого положения, перемены в стране, все это отражено в стихотворениях поэта. Образ Петербурга, Москвы, Армении часто появляется в произведениях. Тоска по родным городам чувствуется в воронежских стихах. Немалую роль в творчестве Мандельштама сыграли люди, окружавшие его.

Для нас важен образ трамвая, то какую функцию он выполняет, какое место занимает в произведениях Осипа Эмильевича, Трамвай часто упоминается в стихотворениях Мандельштама, становится частью городского пейзажа, приобретает ту или иную символику, появляется образ трамвая и в поэзии для детей.

Анализ стихотворений расположен хронологически, то есть в той последовательности, в которой они были написаны автором. Посмотрим, меняется ли символика трамвая на протяжении всего творчества поэта. Так же мы соотнесем их с вышеизложенной классификацией образа трамвая в русской поэзии первой трети двадцатого века и сделаем на этой основе определенные выводы.

Мы работали со стихотворными текстами Осипа Эмильевича Мандельштама, которые ориентированы как на взрослых читателей, так и на детей.

Образ трамвая в лирике Мандельштама тесно связан с Москвой и Петербургом, оба города очень много значили для поэта. Он был их певцом. Анна Ахматова, хорошо знавшая и понимавшая Осипа Эмильевича, заметила: «Я чувствую Петербург, Пастернак – Москву, а Осипу дано и то и другое» ( Леонид Видгоф «Но люблю мою курву- Москву» Осип –Мандельштам: поэт и город). Для творчества поэта тема урбанизации имеет большое значение. Леонид Видгоф говорит в своей книге, что 20 век – век города: «город, его дух и культура определяли все», в том числе они определили и жизнь, и творчество Мандельштама. Для поэта Москва и Санкт - Петербург являлись живым существами, у них был свой характер, свой облик, своя душа. В каждом из них он чувствовал себя по-разному. Надежда Яковлевна Мандельштам пишет: "Родной город Мандельштама — любимый, насквозь зна­комый, но из которого нельзя не бежать... Пе­тербург — боль Мандельштама, его стихи и его немота". (Н.Я Мандельштам)

Технические новшества, пришедшие с веком города, отражаются в стихотворениях поэта, к числу таких новшеств относится и трамвай.

Как уже было сказано, мы будем двигаться в хронологическом порядке, поэтому первое стихотворение, к которому мы обратимся «Не унывай»:

Не унывай,  Садись в трамвай,  Такой пустой,  Такой восьмой…

В статье – эссе Аркадия Львова сказано, что оно написано в Варшаве, еще до революции. На основании воспоминаний друга поэта Георгия Иванова: «Осип стрелялся, но «неудачно», то есть остался в живых. Отлежавшись в госпитале, он вернулся в Петербург и на другой день по приезде в «Бродячей собаке», у поэтов, читал, давясь от смеха только что сочиненное четверостишие. Датировано оно 1913(1915) годом.

Если учесть обстоятельства, при которых поэт создал эти строки, то четверостишие можно разъяснить так: трамвай – это жизнь, сколько бы ни было в ней пассажиров, ты один, поэтому он «пустой». Жизнь – это подготовка к смерти, об этом говорит и символика цифры восемь – бесконечность. Но ее течение само по себе прекрасно и интересно, поэтому не стоит бояться, не надо «унывать». Стоит отметить, что стихотворение отнесено к «шуточным». Автор дает понять свое легкое отношение к жизненным трудностям, перипетиям, он словно говорит нам, вторя голосу многих поэтов и писателей 20 века что, жизнь тяжела, возможно, бессмысленна, но жить необходимо и нужно уметь получать от этого удовольствие. Из свидетельств современников, а также из шуточных стихотворений можно судить, что Мандельштам был наделен исключительно высокой степенью чувства смешного, которое удивительно сочеталось с серьезностью.

Стихотворение «Мне холодно. Прозрачная весна…»мы так же рассмотрим как трамвайную лирику, из-за метафорической неясности. В нем трамваи предстают в виде «стальных жуков и стрекоз». Нам позволяет думать так сходство внешнего облика трамвая и насекомых (пантограф и усики), о которых говорит Мандельштам. Такие сравнения трамваев с жуками, автомобилей со светляками рисуют образ Петрополя. Такой же образ мы можем встретить и в стихотворениях А. С. Пушкина. Пушкинский подтекст поддерживается пушкинским же именованием «Петрополь» («Медный всадник»). Исследователем Ириной Сурат отмечается близость образов Мандельштама и образов Александра Сергеевича Пушкина. «В каких-то случаях Мандельштам с легкостью пользуется пушкинским поэтическим языком как своим, включая пушкинские имена вещей в собственный художественный мир. В других случаях он извлекает из пушкинского контекста отдельный образ и совершенно преображает его, подвергая « вторичной систематизации», «вторичной духовной обработке». С 42

«Мне холодно. Прозрачная весна…» здесь давно замечен отзвук пушкинских строк начала седьмой главы «Евгения Онегина» - описания весны:

Еще прозрачные, леса

Как будто пухом зеленеют.

Образ леса будет часто встречаться в поэзии Мандельштама в самых разных вариациях, но в стихотворении о Петрополе, не лес, а «зеленый пух» - цвет, перенесенный из пушкинского леса «в залетейский город смерти, в царство Прозерпины». «Зеленый пух» становится символом нежности, беззащитной жизни, «побеждаемой смертью в городе смерти». Мандельштам говорит нам о гибели города старого, о приходе новой жизни, новую жизнь как раз и олицетворяет трамвай. Следует обратить внимание на дату написания – 1916 год. В это время после падения монархии и переворота петербургский период истории заканчивается, поэтому и город описывается мрачный, холодный, лирическому герою горько от этого. Жизнь Петербурга продолжается со звуками машин и трамваев. Не смотря на изменение статуса города, величие его остается.

Примечательно выговаривание полного имени, непременно с отчеством — "Санкт-Петербург". Так называли город Пушкин, Гоголь, Достоевский, Андрей Белый, Мандельштам же обходились без "Санкта". Когда больше крыть нечем, хочется удлинить и прина­рядить титул, добавить важности антуражем.

Благодаря такому названию - «Петрополь» можно говорить о связи времен, и в тоже время о разнице, которая существовала между этими временами.

В данном стихотворении благодаря такому именованию Петербург представляется не просто чем-то родным, а чем-то великим, несущим груз истории России. Манделштам говорит в стихотворении о метаморфозе культуры, государственности, поэзии. Мандельштамовское описание опирается на реальность – многие тогда отмечали ту непривычную зелень на улицах полуразрушенного, вымершего города. Замечательный знаток Петербурга Н.П. Анфицеров писал в сентябре 1919 года:

«Исчезла суета суетствий. Медленно ползут трамваи, готовые остановиться каждую минуту. Исчез привычный грохот от проезжающих телег, извозчиков, автомобилей…Постоянно попадаются пустыри. Деревянные дома, воспоминания о «Старом Петербурге» теперь сломлены. Зелень делает все больште завоевания. Весною трава покрыла более не защищаемые площади и улицы.»с 45

Но следует отметить, что у Осипа Эмильевича автомобили «мчатся», а стрекозы и жуки, под которыми подразумевается трамвай, «летят». Картины Петербурга Анфицерова и Мандельштама не сходятся, поэт говорит именно о быстром движении. Мыслится, что автор имеет в виду не только прямое описание картин города, он и не стремился к этому. Скорее всего, здесь показано восприятие движения времени лирическим героем через движение транспорта.

Образ «зеленого пуха», олицетворяющего, как уже говорилось, нежность, гармонию, уходящий век и образ движения города, которое отражает новое время, противопоставляются друг другу.

Транспорт становится частью городского пейзажа в творчестве поэта. Он рисует облик Москвы и Петербурга, передает движение, звуки, ритм жизни, а так же ощущение лирического героя, ощущение того времени. Читатель слышит скрежет, визг, шум, разговоры. При этом трамвай не воспринимается как угрожающая страшная сила, как например у Н. Гумилева.

Литература 19 века – начала 20 воспринимала горожанина вместе с техническим прогрессом и открытиями как жертву неестественной среды, как калеку. Трамвай, как мы уже выяснили, и его появление в произведениях многих поэтов и писателей олицетворял новый век, новое время, демоническую силу, которую этот век несет. Осуществляется это благодаря выразительным приемам.

Исследователи отмечают у Мандельштама сосуществование слова в прямом значении и этого же слова в составе метафоры или сравнения.

Метафорическая коннотация сохраняется и тогда, когда оно употребляется в прямом значении. Такие переходы слова именовали как « литературные сцепления». «Явления, при котором одно и то же слово может встречаться то в прямом, то в метафорическом значении можно назвать литературными сцеплениями»(Русская речь)Устойчивыми в творчестве Мандельштама стали словосочетания: «трамвайная перебранка», «трамвайная вишенка» сюда же предлагаем отнести «бестолковое трамвайное тепло».

Стихотворение « Вы, с квадратными окошками…» написано в 1925 году. Его можно назвать стихотворением-воспоминанием. Опять поднимается тема Петербурга, имперская тема. Отношение лирического героя меняется, оно не враждебно.

Сергеем Аверинцевым отмечено, что «цвета, характеризующие державный мир, черный и желтый». Здесь мы встречаем «золотой», «шоколадный», а так же «серый» и «красный», то есть цвета соотносимые с цветом державного мира. Лирический герой, возвращаясь в Петербург, вспоминает, каким город он застал в последний свой приезд, когда было другое время года. Сложно определить, когда какие события происходит, нет четкой границы между тем, что было до приезда и после него. Такая временная организация характерна для творчества Мандельштама. Н.С. Городецкий писал: «Осип Мандельштам остро чувствовал пространство и враждебно сопротивлялся времени». Действительно, мы видим подробное описание пространства: люди скорее торопятся домой, проводят вечера в уюте и тепле: дома, в бане, в опере, в трамвае. Связь времени неясна, мы не можем с точностью определить, какие события относятся к прошлому, а какие происходят сейчас.

Особенно нас интересует «бестолковое, последнее трамвайное тепло». Постараемся объяснить, почему оно бестолковое. Следует вспомнить «язык трамвайных перебранок», такие перебранки воспринимаются, как что-то низкое, ненужное, где информация не несет никакого смысла, характеризует пассажиров как невоспитанных и необразованных людей. Если исходить из этого, то мыслится, что «бестолковое» - это окружение лирического героя в трамвае: перебранки между людьми, грубость, невоспитанность. Можно так же рассудить по-другому: «бестолковое тепло» - бесполезное. Тепло, хранящееся недолго, а то и вовсе отсутствующее, немного отличающееся от того, какая температура была на улице. Тепло - переходное между домом и улицей, которое не греет совсем, особенно, если учесть, какие трамваи были в то время. Но оно радует после долгого дня и ведет домой. Тепло трамвайное становится аналогом теплоты душевной, столь необходимой лирическому герою.

В последней строфе соединены два пространства: опера и трамвай, высокое и низкое, избранное и повседневное, музыка и шум. Сочетание высокого и низкого так же характерно для Иосифа Бродского. Бродского называли приемником Мандельштама. Существуют переклички и с Александром Блоком, мир музыки - для Мандельштама, как и для Блока, музыка – не только искусство, но и высшая символика исторической жизни народа и духовной жизни отдельного человека; в этих строках два антимузыкальных мира – железный мир и мир оперы.

Поэзия Мандельштама всегда возникала на стыке жизнебоязни и жизнелюбия. Но в стихотворениях 30-х годов разговор о прекрасном звучит с еще большей силой, потому что поздний Мандельштам научился находить красоту без помощи веками освещенных традиций. Началось это уже в 20-х годах. Вместо торжественного ампирного Петербурга «Камня» в стихотворении 1925 года возникает совсем другой, домашний Петербург:

После бани, после оперы, - все равно, куда ни шло,-

Бестолковое последнее трамвайное тепло!

Это ведь уже утварь, - уже не античная, не крымская, но прекрасная, потому что она несет человеку радость и тепло. Уже не овечье тепло, а трамвайное»

Для Мандельштама любимый город – Петербург, он роднее Москвы, пусть он и враждебный и чужой, но он связан с державным миром, ушедшим относительно недавно. Москва для поэта – «новая курва».

Тем не менее Москва в жизни Мандельштама значила очень много. Забегая вперед, скажем, что она открыла ему непетербургскую Россию. Она увлекала его и отталкивала: бывали минуты, когда он любовался ее пестротой, ее безалаберной запутанной жизнью; в другое время она нередко раздражала, мучила и пугала поэта – грозящую «курву - Москву» поминает он, к примеру, в стихах 1931 года «Нет, не спрятаться мне от великой муры…».

Восхищение, раздражение, тревогу, тоску, иронию, негодование, страх мы обнаруживаем в «московских» стихах и прозе Мандельштама; не найти в них только ровного, холодного равнодушия, безразличия или ленивого, безличного «интереса».

В 1931 году Мандельштамы приезжают в Москву.  Надежда Яковлевна по поводу стихотворения о курве - Москве поясняет: "Мы действительно ездили куда-то на "Б" и садились поздно вечером на Смо­ленской площади среди пьяных и мрачных лю­дей... На "А" ездили к Шуре". Линия "А" - "Аннушка" - проходила по буль­варному кольцу. "Б" - "букаш­ка" - шла по Садовому кольцу, мимо вокзалов». (Жизнь и творчество О.Э. Мандельштама с 202)

Линия "А" - "Аннушка" - проходила по буль­варному кольцу. "Публика на ней была поинтел­лигентнее",  - замечает Андреевский (образ Аннушки мы уже встречали в стихотворении у Я. З. Шведова «Шоссе Энтузиастов) "Б" - "букаш­ка" - шла по Садовому кольцу, мимо вокзалов, там пассажиры были попроще.

В стихотворении виден мотив одиночества и потерянности, «великая мура» или великая бессмыслица, от которой бежит лирический герой:

Нет, не спрятаться мне от великой муры  За извозчичью спину-Москву — 

И дальше:

Я трамвайная вишенка страшной поры  И не знаю — зачем я живу.

« В частушке того времени пели: "Синячище во все тело, / На всем боке ссадина. / На трамвае я висела, / Словно виноградина". Дело в том, что в тридцатые годы в трамваях была большая давка, люди висели на подножке, чтоб добраться до нужного места. В то время и появляется такое определение, как «трамвайный висельник». Трамвайный висельник явление советской действительности и политики «военного коммунизма». Это определение появилось осенью 1920 года, власти отменили оплату за проезд на этом виде транспорта, а с наступлением нэпа в 1922 году трамвай вновь стал платным. Какое-то время горожане испытывали шок от необходимости тратить деньги на поездки. Трамваи пустовали, а кондукторов даже премировали за заманивание пассажиров в вагоны. Однако с оживлением промышленности и ростом населения в городах трамваев стало не хватать, на остановках их буквально брали штурмом. «Многие молодые пассажиры умышленно не входили в вагон, предпочитая «висеть» на подножке, держась за поручни. Таких пассажиров и прозвали трамвайными висельниками». Таким способом можно проехать было остановку-другую, сэкономив на билете. Многие из них с риском для жизни ездили на «колбасе» - своеобразном соединительном буфере трамвайных вагонов. Кони с извозчиками ушли в прошлое, изменился способ передвижения, теперь он стал устрашающим, стесненным.

В толпе легко могли ограбить, пассажиры попадали под колеса трамваев и гибли. Что частушка, пришедшая из народа, что строки из стихотворения Мандельштама позволяют понять, как пассажир в то время ощу­щал себя. А именно, ягодами, свисающими в человеческих гроздьях с трамвайной подножки. Давка была такая, что возник каламбур "трамватический невроз". От того и «страшная пора» и «трамвайная вишенка». Как рассказывает Г.Андреевский в книге "Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху (20—30-е годы)", ежедневно не меньше трех че­ловек становились калеками, попав под колеса.

Вероятно, трамвайная вишенка в стихотворении Мандельштама и означает рискованное, подвешенное состояние, когда лирический герой не может найти себе опоры в жизни, постоянно подвергается опасности. Трамвай олицетворяет, опять же, саму жизнь, которая в любой момент может покалечить или уничтожить.

"На большой трамвайной передышке, что на Арбате, — нищие бросаются на неподвижный ва­гон и собирают свою дань..." Это Мандельштам 1923 года, очерк "Холодное лето". Похоже, тогда трамвайная метафора стала одной из ведущих для нового Мандельштаму города: "Каким желез­ным, скобяным товаром / Ночь зимняя гремит по улицам Москвы..." Целое депо детских сти­хов - "Клик и Трам", "Мальчик в трамвае", "Все в трамвае", "Сонный трамвай" — появилось в 1925—1926 годах.

Москва предстает перед нами в устрашающем виде, благодаря трамваю: гибель, смерть, тоска, одиночество, безразличие, но образ трамвая тут подан мягче, нежели у Н. Гумилева, здесь нет четкого образа машины-смерти как таковой.  

В стихотворении мы опять встречаем мотив тепла «У кого под перчаткой не хватит тепла» - речь опять же идет о техническом оснащении транспорта, но не только. На наш взгляд здесь так же подразумевается, одиночество. Невозможность согреться - обособленность от других людей, ощущение границы между пассажирами, существование закона «каждый сам по себе», который существует, к сожалению, до сих пор. Состояние потерянности, отсутствие смысла жизни: «И не знаю, зачем я живу».

«Сводя вместе словесность и быт, Мандель­штам делает трамвай наглядной метафорой об­реченной судьбы пассажира-попутчика: в тесной толпе посторонних, трясясь и мотаясь, с риском быть оскорбленным, обворованным, затоптан­ным, раздавленным — с лихим звоном по проло­женному не тобой маршруту». П. Вайль (Стихи про меня)

Мы видим образ Клика, которого будем рассматривать ниже – социально неприспособленного, неуверенного персонажа. Так же речь идет о заранее «проложенном не тобой маршруте», иначе говоря, об обреченности, невозможности свернуть с пути, проложенного кем-то. Трамвай выступает как аналогия жизни, а рельсы имманентны жизненному пути.

В первоначальном варианте стихотворение называлось «За грядущую доблесть грядущих веков…», соединяющее и «век-волкодав», и «трамвайную вишенку». Впоследствии оно разделилось на две части. Строчки звучали так:

Я – вишневая косточка детской игры

Но в безводном <пророческом> рву

Я - трамвайная вишенка страшной поры

И не знаю, зачем я живу.

Первые две строчки звучат жестче, нежели в конечном варианте стихотворения. В них звучит мотив судьбы, предопределения, неприспособленности к существующей жизни.

Именно тог­да, как пишет Надежда Мандельштам, "обольстившись рекой, суетой, шумом жизни, он поверил в грядущее, но понял, что он уже в него не войдет". Обольщение грядущим, однако, про­должалось. Соответственно, менялась Москва, слова о Москве.

В 1931 году написан цикл, связанный с Москвой. Теперь это мир, где вещи остаются вещами, хотя и получают новое расширенное значение. Цикл 31 года попытка выяснения своих отношений с современностью, и язык его – каждодневный язык современного человека. «Когда в 31-м Мандельштам снова поселился в Москве, все возобновилось: "Разъезды скворча­щих трамваев...", "На трамвае охлестнуть Моск­ву. ..". Тем более что маршрутов стало куда боль­ше: вместо тринадцати — сорок девять. Вагоны штурмовали около пяти миллионов человек в день, включая Мандельштама с женой». (Вайль. «Стихи про меня»)

Мандельштам великолепно чувствовал Москву, воспринимал ее как огромное живое существо со своим характером и статью. Он прижился в этом городе и в определенной мере сделал его своим «Несмотря на всю суету, на весь «дробот», Москва как и в 1918-м или 1922, представляется Мандельштаму буддийской, азиатской, неподвижной, стоячей, серединной. Тема шума и «дробота» Москвы подхвачена в стихотворении «Еще далеко мне до патриарха…»:телефон, воробьи, снова трамваи. С.15 В стихотворении «Еще далеко мне до патриарха…» лирический герой, бедный, непристроенный, чуждый, изолированный от людей, лишний, но желающий найти плечо друга. Тарановский говорит о том, что «тема неизменчивости и связанные с ней темы загнанности, отщепенства, неудачливости, мнимой вины, за которую поэт должен извиниться, начали звучать в поэзии Мандельштама уже в начале 20-х годов и значительно усилились в тридцатых» (Тарановский). Отношение лирического героя соотносится с позицией автора и с судьбой Мандельштама и его жены. «Уличные фотографы – снимались вместе с женой Александра Эмильевича на улице, ходили в китайскую прачечную…Все реалии - повседневная и точная жизнь». (с. 215 Ж и Т О.Э.) Несмотря на свое положение, лирический герой тепло относится к Москве. Звучит «мучительная настроенность на принятие жизни, на жажду пойти по тому же пути при полной невозможности это сделать».

Непристроенность, неприятие выражается и через образ трамвая:

Ещё меня ругают за глаза На языке трамвайных перебранок, В котором нет ни смысла, ни аза:

Поэт имел в виду критику в адрес своих произведений. Критика, звучащая в адрес Мандельштама не имеет «ни смысла, ни аза». Она неправдоподна, не имеет какого-то смысла, противники автора не стремились понять его произведений до конца, возможно, что мало что понимают в литературе. «Трамвайные перебранки» звучит как что-то устоявшееся, означает грубость, хамство, ссору. «В поздние советские времена в обиходе было выражение "трамвайный хам", но еще Блок всяческую грубость обозначал словом "трамвай­ное"». Трамвай здесь получает новый смысл, здесь ни сколько играют роль технические качества внешний вид, шум, а сколько сами пассажиры, их нравственные черты, взаимоотношение с другими пассажирами. Трамвай становится местом, где собираются люди разных социальных слоев, разного воспитания и поведения. Место, где дозволено ругаться, тем самым отводить душу, сплетничать, обсуждать какие-то бытовые проблемы. Постепенно трамвай теряет свой смысл символа нового времени, нового века. Он становится привычной частью городской жизни, каждодневным явлением, обычным видом городского наземного транспорта.

Как уже было сказано, лирический герой стихотворений Осипа Эмильевича стремится влиться в общество, стать своим, принять окружающий мир. «Настроенность на принятие жизни» так же звучит в строках:

Люблю разъезды скворчащих трамваев,

И астраханскую искру асфальта

В 1931 году появляется стихотворение «Сегодня можно снять декалькомани». Надежда Яковлевна говорит о том, что в нем «нащупываются своеобразные способы примирения с действительностью: она оправдывается самой жизнью, ее шумом». Настрой на примирение звучит в желании лирического героя «на трамвае охлестнуть Москву». Трамвай становиться способом передвижения, наделяется дополнительными способностями. Его возможности гиперболизируются, лирический герой будто желает одним взором окинуть Москву с помощью трамвая. Избирается именно этот вид транспорта, поэтому можно говорить об устойчивых ассоциациях поэта трамвая с городской жизнью обеих столиц.

Москва не отвечает взаимностью:

Ей некогда. Она сегодня в няньках.

Все мечется. На сорок тысяч люлек

Она одна – и пряжа на руках.

Город не принимает его, он занят другими более молодыми, способными жить в одном ритме с ним. «Новое» представилось ему в виде спортивных праздников и «стеклянных дворцов». Лирический герой же находится в зыбком, неуверенном состоянии:

Я, кажется, в грядущее вхожу,

И, кажется, его я не увижу…

Лирический герой не уверен в своем будущем. Он понимает, что не приживется, тем не менее, предпринимает попытки привыкнуть к окружающему миру, увидеть, оценить, понять. Отсюда и появляется желание куда- то ехать, двигаться, отсюда в стихотворении образ Фауста: попытка найти смысл, свой путь. И трамвай приобретает благодаря образу Фауста мистический смысл. Он способен перенести из одного конца города в другой, показать все стороны жизни столицы.

По воспоминаниям жены поэта «летом 31-го года – в полной изоляции, на Полянке, обольстившись рекой, суетой, шумом жизни, он поверил в грядущее, но понял что он уже в него не войдет» (Ж и Т О. М с 214.)

После этого появляется целое «депо» трамвайных детских стихотворений «Два трамвая Клик и Трам», сборник «Трамваи», куда входят «Сонный трамвай», «Мальчик в трамвае», «Все в трамвае». Трамвай становится в стихах поэта одновременно и площадкой для бытовых ситуаций, и антропоморфным персонажем, и точкой пересечения миров, с образом трамвая связана Москва. Так и в стихотворении «1 января 1924 года»:

Каким железным скобяным товаром Ночь зимняя гремит по улицам Москвы,

То, что поэт нам говорит именно о трамвае, мы понимаем по звуковой характеристике Москвы – «гремит», опять же шум, грохот, скрежет.

В Воронеже вся та же мандельштамовская борьба с одиночеством, тяга к месту, «населенному людьми», и неожиданное отождествление себя, поэта с часовым в «долгополой шинели в «Стансах»с 299

«После "столицы непотребной" и "разбойного Кремля", после "московского злого жилья" — появляется "И ты, Москва, сестра моя, легка, / Когда встречаешь в самолете брата / До первого трамвайного звонка...". Другой трамвай, другой город, другая страна. Это май 1935 года — "Стансы". Попытка "войти", вписаться. В Воронеже, куда-то в тень отступили московские обиды, московские заботы, с этой дистанции Москва представлялась совсем иной, чем прежде, не буддийской и сухопутной, а родной и нежной, утренней и путеводной.

Неслучайно в «Стансах» 1935 года он назвал Москву «сестрой».

На основе проделанного анализа, мы можем сделать следующий вывод. Классификация, изложенная в первой части дипломной работы, соотносится с функциями образа трамвая, которые он выполняет в стихотворениях Осипа Эмильевича Мандельштама. Трамвай становится частью городского пейзажа, просто выступает как средство передвижения, олицетворяет новый век, олицетворяет положение лирического героя в обществе, помогает передать его душевное состояние. Создается образ трамвая благодаря таким структурным элементам: фары, направление пути, внутренняя атмосфера трамвая, его тепло, пассажиры.