Зрелая наука в понимании т. Куна. Парадигма и нормальная наука. Аномалии в нормальной науке и возникновение научных открытий.

По мнению Т. Куна, после принятия той или иной парадигмы допарадигмальный период развития науки сменяется периодом зрелой науки, для которого характерно существование одной общепринятой парадигмы. Победа определенной парадигмы влечет за собой постепенное исчезновение конкурирующих школ, что связано во многом с обращением их членов к новой парадигме, как это произошло, если вернуться к вышеупомянутому примеру, в области исследования электрических явлений с общественным признанием парадигмы Франклина. Тот, кто не сумеет в данный момент и впоследствии прийти к пониманию общепризнанных теорий, переключиться на видение мира с другой точки зрения, остается вне науки, то есть “просто выпадает из дальнейших совокупных действий представителей его профессии, которые с этого времени игнорируют все его усилия” [1, глава 3].

Признание новой парадигмы влечет за собой новое, более четкое определение области исследования, а работа по отбору экспериментов становится более эффективной. В данном случае каждому новому исследователю в конкретной области уже не было необходимости начинать свои исследования сначала, а, стоя уже на определенной ступени развития своей области, исследователь, уверенный в том, что он на правильном пути, мог посвятить себя более тонкой работе, исследованию, которое требовало много сил и времени. Таким образом, концентрирование внимания ученого на определенной области исследований, приводит к возможности создания многих специальных приборов и более систематического, целенаправленного их использования. Как отмечает Кун, “именно благодаря принятию парадигмы группа, интересовавшаяся ранее изучением природы из простого любопытства, становится профессиональной, а предмет ее интереса превращается в научную дисциплину” [1, глава 3].

С принятием первых парадигм в науке связывается создание специальных журналов, организация научных обществ и требования о выделении специального курса в академическом образовании. В наши дни такие парадигмы или научные достижения, которые в течение долгого времени признаются определенным научным сообществом как основа для развития его дальнейшей деятельности, излагаются в учебниках [3]. Учебники разъясняют сущность принятой теории, иллюстрируют многие ее применения и сравнивают эти применения с типичными наблюдениями и экспериментами. Они определяют правомерность проблем и методов исследования каждой области науки для последующих поколений ученых. До того как подобные учебники стали общераспространенными, аналогичную функцию выполняли знаменитые классические труды ученых: “Начала” и “Оптика” Ньютона, “Электричество” Франклина, “Химия” Лавуазье и многие другие. Их создание было в достаточной мере беспрецедентным, чтобы на долгое время отвратить ученых от конкурирующих концепций, и, в то же время, они были достаточно открытыми, чтобы новые поколения ученых могли в их рамках найти для себя нерешенные проблемы любого вида.

Существенным отличием зрелой науки от допарадигмальной является то, что результаты своих исследований, представленные в виде коротких статей, ученый адресует, как правило, уже только коллегам-профессионалам, а не всякому, кто заинтересуется предметом его исследований, как это было раньше.

Зрелая наука, в понимании Куна, состоит из двух элементов-периодов, которые последовательно сменяют друг друга. Период нормальной науки сменяется периодом кризиса, который либо разрешается методами нормальной науки, либо приводит к научной революции, которая заменяет парадигму. С полной или частичной заменой парадигмы снова наступает период нормальной науки.

Основополагающим понятием периода нормальной науки, с точки зрения Куна, является парадигма, которая представляет собой совокупность наиболее общих идей и методологических установок в науке, признаваемых данным научным сообществом. Парадигма, по Куну, это начало любой науки. Именно благодаря парадигме происходит целенаправленный отбор фактов, которые поддаются интерпретации в рамках данной парадигмы. Кун выделяет две характеристики, свойственные парадигме. Во-первых, она принимается научным сообществом как основа для дальнейшей работы и, во-вторых, содержит переменные вопросы, что открывает простор для ученых-исследователей. В дополнении 1969 года Т.Кун предложил называть парадигму “дисциплинарной матрицей”. Прилагательное “дисциплинарная” в этом термине предполагает принадлежность ученых-исследователей к определенной дисциплине. А существительное “матрица” употребляется Куном, так как, по его мнению, в данном случае такая интерпретация объясняет существование в парадигме упорядоченных элементов различного рода, каждый из которых требует дальнейшей спецификации. Так, дисциплинарная матрица включает следующие элементы:

• “символические обобщения” - те выражения, которые используются членами научной группы без сомнений и разногласий, которые могут быть обличены в логическую или символическую форму. Часто носят формальный характер или легко формализуются, к тому же, по словам Куна, внешне они напоминают законы природы.

• “метафизические парадигмы” или “метафизические части парадигм”, под которыми понимаются общепризнанные предписания. Например, “теплота представляет собой кинетическую энергию частей, составляющих тело”.

• Ценности, которые должны быть по возможности простыми, не самопротиворечивыми и правдоподобными. Например, количественные предсказания должны быть предпочтительнее качественных, или теории должны позволять формулировать и решать головоломки. “Чувство единства в сообществе ученых-естественников возникает во многом именно благодаря общности ценностей… Их особенная важность обнаруживается тогда, когда члены того или иного научного сообщества должны выявить кризис или позднее выбрать один из несовместимых путей исследования в их области науки” [2, глава 2].

• общепризнанные образцы, под которыми Кун подразумевает “конкретное решение проблемы, с которым сталкиваются студенты с самого начала своей научной подготовки в лабораториях, на экзаменах или в конце глав используемых ими учебных пособий.… С которыми сталкиваются ученые в процессе их послеуниверситетской самостоятельной исследовательской работы, и которые служат для них также примером того, как “делается” наука” [2, глава 2].

Под нормальной наукой Кун понимает деятельность ученых в рамках принятой парадигмы, направленную на поддержание этой парадигмы. Кун уверен, что “именно наведением порядка занято большинство ученых в ходе их научной деятельности” в период нормальной науки. Однако, при ближайшем рассмотрении “создается впечатление, будто бы природу пытаются втиснуть в парадигму, как в заранее сколоченную и довольно тесную коробку”, “явления, которые не вмещаются в эту коробку, часто, в сущности, вообще упускаются из виду” [1, глава 2]. Таким образом, цель нормальной науки - разработка явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает. Создание новых теорий не является самоцелью ученых, работающих в русле нормальной науки. Для них результат научного исследования значителен уже потому, что он расширяет область применения парадигмы и уточняет некоторые параметры. Как писал сам Кун: “Самая удивительная особенность проблем нормальной науки … состоит в том, что они в очень малой степени ориентированы на крупные открытия, будь то открытие новых фактов или создание новой теории. Иногда, все детали результата, за исключением разве что наиболее тонких, известны заранее, так что спектр ожиданий оказывается лишь немного шире известной картины… Если результат проекта не попадает в эту более узкую область, то это рассматривается обычно как неудача исследования, которая отражает не отклонение природы от закона, но лишь ошибку ученого” [1, глава 3].

Кун проводит параллель между проблемами нормальной науки и решением задач-головоломок, которые “представляют собой особую категорию проблем, решение которых может служить пробным камнем для проверки таланта и мастерства исследователя”. Ученый же, преуспевающий в этом роде деятельности становится “специалистом по решению задач-головоломок”. Так Кун объясняет свойственный ученым, работающим над проблемами нормального исследования, энтузиазм и увлеченность. Стимулом их дальнейшей активности служит жажда решения новых задач-головоломок, желание добиться успеха, вдохновение от открытия новой области, надежда найти закономерность и стремление к критической проверке установленного знания. Существование же задач-головоломок непременно предполагает необходимость следовать определенным правилам, которые являются непременным атрибутом любой игры. Данные правила в науке Кун характеризует как жестко определенную сеть предписаний – концептуальных, инструментальных и методологических. Эта сеть дает правила, которые указывают исследователю в области зрелой науки, что представляют собой мир и наука, изучающая его. Таким образом, ученый может спокойно сосредоточить свои усилия на эзотерических проблемах, определяемых для него этими правилами и существующим знанием. От отдельного ученого требуется затем лишь решение оставшихся нерешенными головоломок [4 - 6].

Кун считает, что существует три класса проблем, которые в полной мере исчерпывают поле нормальной науки, как эмпирической, так и теоретической. Во-первых, это установление значительных фактов, которые способны вскрыть суть вещей. Здесь же Кун сообщает, что “некоторые ученые завоевали себе репутацию великих не за новизну своих открытий, а за точность, надежность и широту методов, разработанных ими для уточнения ранее известных категорий фактов” [1, глава 4]. Во-вторых, это сопоставление фактов природы и теории науки в русле принятой парадигмы. Например, создание специальных телескопов для демонстрации предсказания Коперником годичного параллакса, или прибора Фуко для доказательства того, что скорость света в воздухе больше, чем в воде. Все это примеры, цель которых – более тесно соотнести друг с другом теорию и природу. Третьим классом проблем является разработка теории для разрешения некоторых оставшихся неясностей и улучшения решения проблем, которые ранее были затронуты лишь поверхностно, и которые связаны с более глубокой разработкой парадигмы. К данной деятельности относится определение универсальных констант, открытие количественных законов и т.д.

Таким образом, большинство проблем, по мнению Т.Куна, обычно охватывается этими тремя категориями. Существуют также экстраординарные проблемы, но они возникают лишь в особых случаях, к которым приводит развитие нормального научного исследования. Работа в рамках парадигмы не может протекать иначе, а отказаться от парадигмы значило бы прекратить те научные исследования, которые она определяет. В случае отказа от парадигмы мы приходим к научной революции.

“Правила решения задач-головоломок” предполагают существование критериев для выбора проблем, которые могут считаться в принципе разрешимыми, пока парадигма является общепризнанной. В значительной степени ученые занимаются только теми проблемами, которые сообщество признает научными или заслуживающими внимания. Парадигма может даже изолировать научное сообщество от тех важных проблем, которые нельзя свести к типу головоломок, поскольку нельзя представить в терминах концептуального и инструментального аппарата, предполагаемого парадигмой. Такие проблемы иногда отбрасываются только потому, что они кажутся слишком сомнительными, чтобы тратить на них время. Одну из причин кажущегося прогресса в развитии нормальной науки Кун видит в том, что “ученые концентрируют внимание на проблемах, решению которых им может помешать только недостаток собственной изобретательности… Нормальная наука не ставит своей целью нахождение нового факта или теории, тем не менее, новые явления вновь и вновь открываются научными исследованиями, а радикально новые теории опять и опять изобретаются учеными”. Кун считает, что “открытие начинается с осознания аномалии, то есть с установления того факта, что природа каким-то образом нарушила навеянные парадигмой ожидания, направляющие развитие нормальной науки”. Это осознание различия между вновь обнаруженными фактами и теорией приводит затем к более или менее расширенному исследованию области аномалии.

Появление такого понятия, как аномалия возможно только с одновременным существованием определенной парадигмы. На первых этапах, когда парадигма развита и сильна, как уже было сказано выше, возникающие аномалии просто опускаются, на них не сосредотачивают внимание. Дальнейшее накопление таких аномалий ведет к тому, что существующую парадигму стараются приспособить (подогнать) к новым обстоятельствам. Это происходит до тех пор, пока аномалия не становится ожидаемой, но для этого ученый должен научиться видеть природу в ином свете, должно произойти предварительное осознание аномалии, после чего - постепенное или мгновенное ее признание. И уже только на третьем этапе можно констатировать, что восприятие обнаруженной аномалии потребовало изменения парадигмы, парадигмальных понятий и процедур, и произошло открытие в науке. После того как открытие осознано, научное сообщество получает возможность объяснять более широкую область явлений и процессов или более точно описать те явления, которые были известны ранее, но были плохо объяснены. Но этого можно достичь только путем отбрасывания некоторых убеждений прежней парадигмы или их замены другими.

Кун уверен, что открытие должно быть длительным по времени процессом, так как оно неразрывно связано не только с наблюдением, но и с концептуализацией, обнаружением самого факта и усвоением его теорией. Подтверждением тому может служить, например, открытие кислорода, который получали многие ученые, но пытались рассматривать этот новый газ с позиции старой, господствующей в то время теории флогистона. Другое дело Лавуазье, который, проводя те же самые опыты, что и его коллеги (Шееле, Пристли), сумел по-новому взглянуть на суть вещей и обнаружить газ, который другие обнаружить не могли. Таким образом, для того, чтобы увидеть то, что удалось увидеть Лавуазье, был необходим основательный пересмотр парадигм, что оказалось принципиальной причиной того, что Пристли до конца своей жизни не смог увидеть кислород.

Кун описывает пути, которыми могут возникать открытия. В связи с этим, открытия делятся на случайные, как в случае с открытием рентгеновских лучей, и открытия, “индуцированные теорией” (создание лейденской банки). Если первый тип открытий более или менее понятен, то второй может показаться парадоксальным, так как открытия, предсказанные теорией заранее, являются частями нормальной науки, в рамках этих открытий отсутствуют новые виды фактов. Как, например, во второй половине XIX века никого не удивляло открытие новых химических элементов. Это другой тип открытия, являющийся примером деятельности нормальной науки. Объяснение же феномена открытия, “индуцированного теорией”, следующее. Как считает Кун, не все теории являются парадигмальными. В течение допарадигмального периода и в течение кризисов ученые разрабатывают много спекулятивных и туманных теорий, которые могут сами по себе указать путь к открытию. Однако часто такое открытие не является открытием, которое полностью предвосхищено спекулятивными пробными гипотезами. Только когда эксперимент и пробная теория оказываются соответствующими друг другу, возникает открытие и теория становится парадигмой [7].

Все эти процессы, предвосхищающие открытие: предварительное осознание аномалии, постепенное или мгновенное ее признание – как опытное, так и понятийное, и последующее изменение парадигмальных категорий и процедур, которое часто встречает сопротивление, - как утверждает Кун, свойственны самой природе процесса восприятия, что было показано в психологическом эксперименте Дж. Брунера и Л. Постмена.

Научная революция в понимании Т. Куна. Кризис.

Реакция на кризис. Возникновение новых теорий.

Прогресс, который несут научные революции.

“Нормальная наука” существует до тех пор, пока ученые способны находить ответы на задачи-головоломки в рамках общепризнанной парадигмы. На одном из этапов развития “нормальной науки” непременно возникает несоответствие наблюдений и предсказаний парадигмы, то есть возникают аномалии. Когда таких аномалий накапливается достаточно много, прекращается нормальное течение науки и наступает состояние кризиса, в ядре которого лежит неспособность справиться с техническими задачами. Состояние кризиса характеризуется периодом выраженной профессиональной неуверенности, которая порождается постоянной неспособностью нормальной науки решать ее головоломки в той мере, в какой она должна это делать. Как пишет Кун: “Банкротство существующих правил означает прелюдию к поиску новых”, что означает возникновение сомнений в существующей парадигме и ее пересмотра в большом масштабе с возникновением новых теорий. Так, по Куну, “новая теория предстает как непосредственная реакция на кризис” [1, глава 7].

Создание множества альтернативных теорий возможно на ранних стадиях развития новой парадигмы, то есть “на одном и том же наборе данных всегда можно возвести более чем один теоретический конструкт”. В условиях, когда рушатся табу господствующей парадигмы, новые теории появляются с поразительной регулярностью [16]. “Быстрое умножение вариантов теории есть весьма обычный симптом ее кризиса” [1, глава 7]. Хотя ученые с нежеланием и только в силу определенных обстоятельств, возникновение которых и обуславливает кризис, прибегают к подобному изобретению альтернативных теорий. Объясняя этот феномен, Кун сравнивает науку с производством, где смена инструментов является крайней мерой. “Значение кризисов заключается именно в том, что они говорят о своевременности смены инструментов” [1, глава 7].

Так, сомнения в парадигме влекут за собой расшатывание правил исследования, что перерастает в кризис, который может закончиться одним из трех возможных исходов. Иногда кризис вдруг может разрешиться методами-инструментами, существующими в рамках нормальной науки, несмотря на кажущийся конец существующей парадигмы. Во втором случае проблему могут отложить в сторону в надежде на ее решение новым поколением ученых или с помощью более совершенных методов. В третьем случае возникающая теория объясняет аномалии, борется за принятие ее в качестве парадигмы, что и есть научная революция, предпосылкой которой является осознание кризиса, с точки зрения Куна.

В своей работе Т. Кун очень подробно рассматривает вопрос реакции на кризис в науке со стороны научного сообщества. Т. Кун уверен, что ученые никогда не отказываются легко от парадигмы при появлении любой аномалии. И причин тому несколько. Во-первых, считается, что успех редко сопутствует тем ученым, которые постоянно прерывают свою деятельность для анализа каждой замеченной ими аномалии. А во-вторых, принятие новой парадигмы представляет собой в какой-то степени и психологическую проблему для ученого, который вчера видел один мир, а сегодня должен увидеть другой и работать в нем новыми инструментами. “Решение отказаться от парадигмы всегда одновременно есть решение принять другую парадигму… Достигнув однажды статуса парадигмы, научная теория объявляется недействительной только в том случае, если альтернативный вариант пригоден к тому, чтобы занять ее место” [1, глава 5]. В любом случае трудные времена в научном мире, или как Кун называет “необходимое напряжение”, осознается и эмоционально переживается учеными, причастными к сложившейся острой ситуации. Вот как характеризовали свое внутреннее настроение ученые, чувствовавшие грядущие перемены в науке. Эйнштейн выразился так: “Ощущение было такое, как если бы из-под ног ушла земля, и нигде не было видно твердой почвы, на которой можно было бы строить”. А Вольфганг Паули за месяц до статьи Гейзенберга о матричной механике, указавшей путь к новой квантовой теории, писал своему другу: “В данный момент физика снова ужасно запутана. Во всяком случае, она слишком трудна для меня; я предпочел бы писать сценарии для кинокомедий или что-нибудь в этом роде и никогда не слышать о физике” [1, глава 8].

В крайнем случае, по мнению Куна, ученый может не справиться с кризисом и покинуть науку, но в данном случае он осуждается коллегами как “плохой плотник, который в своих неудачах винит инструменты” [1, глава 8].

Таким образом, симптомы перехода от нормального исследования к экстраординарному проявляются в следующем: увеличение конкурирующих вариантов, готовность опробовать что-либо еще, выражение явного недовольства, обращение за помощью к философии и обсуждение фундаментальных положений.

Научные революции, в представлении Т.Куна, представляют собой “некумулятивные эпизоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, несовместимой со старой” [1, глава 9]. Используя термин революция, Кун пытается провести параллели коренных изменений в науке с изменениями в обществе, где происходят политические революции. Так, предпосылкой революции, как в политическом, так и в научном развитии, является осознание нарушения функции, которое может привести к кризису. Существующие институты перестали адекватно реагировать на проблемы, поставленные средой, которую они же отчасти создали, в первом случае, и существующая парадигма перестала адекватно функционировать при исследовании того аспекта природы, к которому сама эта парадигма раньше проложила путь, во втором случае. Сходство также можно обнаружить в следующем. Как в случае политического, так и научного кризиса общество разделяется на враждующие лагеря или партии. То есть, как во время политических революций выбор между конкурирующими политическими институтами оказывается выбором между несовместимыми моделями жизни общества, так и во время научных революций выбор между конкурирующими парадигмами оказывается выбором между несовместимыми моделями жизни научного сообщества. “Вследствие того, что выбор носит такой характер, он не детерминирован и не может быть детерминирован просто оценочными характеристиками процедур нормальной науки... Когда парадигмы, как это и должно быть, попадают в русло споров о выборе парадигмы... каждая группа использует свою собственную парадигму для аргументации в защиту этой же парадигмы” [1, глава 8]. Кун считает, что аргументация за выбор какой-то конкретной парадигмы “обращается не к логике, а к убеждению… Ни с помощью логики, ни с помощью теории вероятности невозможно переубедить тех, кто отказывается войти в круг. Логические посылки и ценности, общие для двух лагерей при спорах о парадигмах, недостаточно широки для этого. Как в политических революциях, так и в выборе парадигмы нет инстанции более высокой, чем согласие соответствующего сообщества” [1, глава 10]. Таким образом, по мнению Куна, выбор теории на роль новой парадигмы не является логической проблемой. На роль парадигмы научное сообщество выбирает ту теорию, которая, как представляется, обеспечивает “нормальное” функционирование науки. И доказать, что победившая концепция наилучшая, невозможно. По Куну, выбор победителя носит в определенном смысле случайный характер [16].

С точки зрения Куна, возникшая новая парадигма не может быть совместима со старой парадигмой. Он не считал, что каждая новая теория не должна вступать в противоречие с предшествующей теорией, так как в данном случае мы бы говорили просто о накоплении знания. Так, хотя устаревшую теорию можно рассматривать как частный случай ее современного преемника, она должна быть преобразована для этого. В своей работе Кун приводит множество ярких примеров несовместимости предыдущей и последующей теорий: доньютоновские представления о движении и теория Ньютона, теория флогистона и теория химического строения Дальтона, теория Ньютона и Эйнштейна [8, 9]. Что касается последнего примера, то теория Ньютона представляется как следствие из теории Эйнштейна, ее частным случаем, то есть ньютоновская динамика выводится из динамики Эйнштейна при соблюдении нескольких ограничивающих условий. С точки зрения теории Куна, эти две теории совершенно несовместимы, и различия между ними, во-первых, являются необходимыми, а, во-вторых, они принципиальны. Так, “следующие друг за другом парадигмы по-разному характеризуют элементы универсума и поведение этих элементов. Иными словами, их отличие касается таких вопросов, как существование внутриатомных частиц, материальность света, сохранение теплоты или энергии. Эти различия являются субстанциональными различиями между последовательными парадигмами, и они не требуют дальнейшей иллюстрации. Но парадигмы отличаются более чем содержанием, ибо они направлены не только на природу, но выражают также и особенности науки, которая создала их” [1, глава 10]. По мнению Т.Куна, парадигмы представляют собой некую основу методов, проблемных ситуаций и стандартов решения, принятых неким развитым научным сообществом в данное время. “В результате восприятие новой парадигмы часто вынуждает к переопределению основ соответствующей науки, – пишет Кун и после добавляет – не удивительно, что некоторые историки утверждали, что история науки отмечена непрерывным возрастанием зрелости и совершенствованием человеческого понятия о природе науки” [1, глава 10]. Таким образом, вместе с парадигмой ученый приобретает своеобразный план деятельности и некоторые направления, существенные для реализации данного плана. Проникаясь, осваивая парадигму, ученый одновременно овладевает сразу и теорией, и методами, и стандартами, которые обычно самым теснейшим образом переплетаются между собой. Именно поэтому, при смене парадигмы, обычно значительно изменяются и критерии, которые определяют правильность, как выбора проблем, так и предлагаемых решений.

После принятия новой парадигмы, по мнению Куна, исследователь оказывается, словно в другом мире, преобразование которого происходит в результате переключения зрительного гельштата, выступающего в роли своеобразной призмы новой парадигмы. Как пишет сам Кун, “то, что казалось ученому уткой до революции, после революции оказывалось кроликом” [1, глава 10]. Во время революции, когда начинает изменяться нормальная научная традиция, ученый должен научиться заново воспринимать окружающий мир. Только после этого мир его исследования будет казаться в отдельных случаях несовместимым с миром, в котором он “жил” до сих пор. Примерно то же самое происходит со студентом, восприятие-видение которого постепенно трансформируется, по мере того, как он становится “жителем” научного мира и учится видеть то, что видит ученый, и реагировать так, как реагирует ученый.

В истории науки существует множество примеров “изменения виденья мира” в результате научных революций, например, замена геоцентрической системы в астрономии гелиоцентрической теорией Коперника, переход от теории распространения световых волн через эфир к электромагнитной теории Максвелла, изменение взглядов на электричество в результате изобретения лейденской банки и т.д.

По мнению Куна, взгляд на мир через призму-гельштат помогает открывать ученым новое, в, казалось бы, старых вещах. Именно этим можно объяснить, к примеру, ту легкость и быстроту, с которыми астрономы открывали новые явления, когда наблюдали за старыми объектами с помощью старых инструментов после принятия парадигмы Коперника. Все эти события вызывают желание сказать, что “после Коперника астрономы стали жить в ином мире”. Или возьмем другой пример. Лавуазье, увидевший кислород там, где его никто не видел, должен был изменить свою точку зрения на многие другие, более известные вещества. А это означает, что в результате открытия кислорода Лавуазье по-иному увидел природу.

Возможность иного восприятия мира может возникнуть в результате различий, например, в социальной среде, которая окружает ученого. Например, наблюдая за качающимся телом, Аристотель и Галилей делали различные умозаключения, так как жили в разные эпохи, получили разное образование. По мнению Куна, Дальтон сумел совершить значительные преобразования в химии только благодаря тому, что его навыки были приобретены для другой специальности, и, таким образом, он подходил к этим проблемам с точки зрения парадигмы, отличающейся от парадигмы современных ему химиков.

Часто изменения во взглядах маскируются тем, что в результате смены парадигмы не происходит видимого со стороны изменения терминологии науки. “Значительная часть языкового аппарата, как и большая часть лабораторных инструментов, все еще остаются такими же, какими они были до научной революции, хотя ученый может начать использовать их по-новому” [1, глава 10]. При вдумчивом рассмотрении оказывается, что в старые понятия вкладывается новый смысл. Так Птолемеевское понятие планеты отличается от Коперниканского, смысл понятия “время” у Ньютона не равнозначен времени Эйнштейна.

Кун утверждает, что “хотя мир не изменяется с изменением парадигмы, ученый после этого изменения работает в ином мире”. Увлекаемые новой парадигмой в период революций ученые видят новое и получают иные результаты даже в тех случаях, когда используют обычные инструменты в областях, которые они исследовали до этого. Как это произошло в химии, когда после открытия Дальтона процентный состав хорошо известных соединений оказался иным, то есть данные изменились. В этом смысле, можно сказать, что мир также изменился.

Занимаясь решением задачи-головоломки на этапе нормальной науки, ученый перебирает массу различных вариантов возможного пути к решению, но он не занимается проверкой парадигмы. Кун в данной ситуации сравнивает ученого с шахматистом, который также прокручивает

множество альтернативных ходов, но не задумывается о смене правил самих шахмат. Ученый вынужден перейти к проверке парадигмы, то есть к проверке самих правил, после предпринятых настойчивых попыток решить заслуживающую внимания головоломку, что соответствует началу кризиса, и после появления альтернативной теории, претендующей на роль новой парадигмы. “Любое новое истолкование природы, будь то открытие или теория, возникает сначала в голове одного или нескольких индивидов. Это как раз те, которые первыми учатся видеть науку и мир по-другому являются учеными настолько молодыми или новичками в области, охваченной кризисом, что сложившаяся практика исследований связывает их с воззрениями на мир и правилами, которые определены старой парадигмой, менее сильно... проверка осуществляется только тогда, когда предчувствие кризиса порождает альтернативу, претендующую на замену парадигмы” [1, глава 11].

Возникает вопрос выбора новой парадигмы, и здесь Кун пытается спорить с философскими теориями вероятностной верификации. “Одна из... теорий требует, чтобы мы сравнивали данную научную теорию со всеми другими, которые можно считать соответствующими одному и тому же набору наблюдаемых данных. Другая требует мысленного построения всех возможных проверок, которые данная научная теория может хотя бы предположительно пройти. ...трудно представить себе, как можно было бы осуществить такое построение...” [1, глава 11]. Одновременно Кун полемизирует и с К.Р.Поппером, предложившим теорию фальсификации. “Роль... фальсификации, во многом подобна роли, которая в данной работе предназначается аномальному опыту, то есть опыту, который, вызывая кризис, подготавливает дорогу для новой теории. Тем не менее, аномальный опыт не может быть отождествлен с фальсифицирующим опытом. Действительно, я даже сомневаюсь, существует ли последний в действительности. ...Ни одна теория никогда не решает всех головоломок, с которыми она сталкивается в данное время, а также нет ни одного уже достигнутого решения, которое было бы совершенно безупречно” [1, глава 11].

В своей работе Кун объединяет и теорию фальсификации, и теорию верификации. Аномальный опыт теории фальсификации выделяет конкурирующие парадигмы по отношению к существующей [10]. А после победы новой парадигмы начинается процесс верификации, которая подобна “естественному отбору: она сохраняет наиболее жизнеспособную среди имеющихся альтернатив в конкурентной исторической ситуации” [1, глава 11].

К тому же, Кун затрагивает психологическую сторону выбора новой парадигмы. Он говорит, что часто приходится рисковать, приняв сторону новой теории, просто “верить, что новая парадигма достигнет успеха в решении большого круга проблем, с которыми она встретится, зная при этом, что старая парадигма потерпела неудачу при решении некоторых из них” [1, глава 11]. Принятие решения такого типа может быть основано только на вере, потому что “когда впервые предлагается новый кандидат в парадигму, то с его помощью редко разрешают более чем несколько проблем, с которыми он столкнулся, и большинство этих решений все еще далеко от совершенства… значительно позднее, после того как новая парадигма уже укрепилась, была воспринята и получила широкое распространение, обычно возникает решающая аргументация” [1, глава 11].

Однако, все-таки большинство ученых, которым не чуждо ничто человеческое, не всегда могут признавать свои заблуждения, даже когда сталкиваются с сильными доводами. Кун считает, что “дело здесь не в доводах и ошибках. Переход от признания одной парадигмы к признанию другой есть акт “обращения”, в котором не может быть места принуждению… Источник сопротивления лежит в убежденности, что старая парадигма, в конце концов, решит все проблемы, что природу можно втиснуть в те рамки, которые обеспечиваются этой парадигмой” [1, глава 11].

В этой ситуации существуют, и другие критерии выбора новой парадигмы, которые могут привести ученых к отказу от старой парадигмы в пользу новой и которые основываются не на сравнении возможностей конкурирующих теорий в решении проблем, а апеллируют к “индивидуальному ощущению удобства, к эстетическому чувству”. Так, новая теория может быть более ясной, удобной и простой, и именно поэтому она может быть выбрана в качестве доминирующей. Кун уверен, что значение эстетических оценок может иногда оказаться решающим.

Таким образом, постепенно ученые “приобщаются к новой вере… число экспериментов, приборов, статей и книг, опирающихся на новую парадигму, становится все больше и больше… Все большее число ученых, убедившись в плодотворности новой точки зрения, будут усваивать новый стиль исследования в нормальной науке, до тех пор пока наконец останется лишь незначительное число приверженцев старого стиля. Но даже о них мы не можем сказать, что они ошибаются” [1, глава 11], - говорит Кун. “Хотя историк всегда может найти последователей того или иного первооткрывателя, например Пристли, которые вели себя неразумно, ибо противились новому слишком долго, он не сможет указать тот рубеж, с которого сопротивление становится нелогичным или ненаучным. Самое большее, что он, возможно, скажет, – это то, что человек, который продолжает сопротивляться после того, как вся его профессиональная группа перешла к новой парадигме, ipso facto перестал быть ученым” [1, глава 11].

В одной из последних глав своей работы Кун описывает, как заканчиваются научные революции, и таким образом, невольно вновь возвращается к вопросу, почему все-таки возникает такое впечатление, что знание в науке носит кумулятивный характер. Кун говорит, что существующие три вида источников информации – учебники, популярная литература и философия науки – описывают установившиеся достижения прошлых революций и, таким образом, раскрывают основу современной традиции нормальной науки. Для выполнения своей функции они не нуждаются в достоверных сведениях о том способе, которым эти основания были впервые найдены и затем приняты учеными-профессионалами. Поэтому, по крайней мере, учебники отличаются особенностями, которые будут постоянно дезориентировать читателей. “Учебники начинают с того, что сужают ощущение ученым истории данной дисциплины, а затем подсовывают суррогаты вместо образовавшихся пустот… Частью вследствие отбора материала, а частью вследствие его искажения ученые прошлого безоговорочно изображаются как ученые, работавшие над тем же самым кругом постоянных проблем и с тем же самым набором канонов, за которыми последняя революция в научной теории и методе закрепила прерогативы научности” [1, глава 12]. Поэтому совсем не удивительно то, что после каждой научной революции учебники и историческая традиция, которую они содержат, должны переписываться заново, а наука, таким образом, в новом изложении каждый раз приобретает в значительной степени внешние признаки кумулятивности.

“Учебники, в которых дается перегруппировка видимого материала, рисуют развитие науки в виде такого процесса, который, если бы он существовал, сделал бы все революции бессмысленными”, – уверен Кун. Далее он рассуждает: ”Учебники истолковывают различные эксперименты, понятия, законы и теории существующей нормальной науки как раздельные и следующие друг за другом настолько непрерывно, насколько возможно. С точки зрения педагогики подобная техника изложения безупречна. Но такое изложение в соединении с духом полной неисторичности, пронизывающим науку, и с систематически повторяющимися ошибками в истолковании исторических фактов, обсуждавшихся выше, неотвратимо приводит к формированию сильного впечатления, будто наука достигает своего нынешнего уровня благодаря ряду отдельных открытий и изобретений, которые – когда они собраны вместе – образуют систему современного конкретного знания. В самом начале становления науки, как представляют учебники, ученые стремятся к тем целям, которые воплощены в нынешних парадигмах” [1, глава 12].

Считается, что наибольшая заслуга Т.Куна состоит в том, что он нашел новый подход к раскрытию природы науки и ее прогресса, соотношение которых он описывает в последней главе своей работы. Кун задается вопросом, “прогрессирует ли область потому, что она научна, или она научна потому, что прогрессирует” и, вообще, “почему прогресс заслуживает такого внимания при характеристике науки” [1, глава 13]. Частично он отвечает на них, говоря, что результатом успешной творческой работы любого единичного сообщества, будь то сообщество ученых или неученых, является прогресс. Так, в течение всего допарадигмального периода, когда имеется разнообразие конкурирующих школ, наличие прогресса, исключая прогресс внутри самих школ, очень трудно обнаружить: отдельные исследователи работают как ученые, но результаты их деятельности ничего не добавляют к научному знанию. “В течение периодов нормальной науки прогресс представляется очевидной и гарантированной тенденцией”, - говорит Кун [1, глава 13]. Впоследствии же принятие общей парадигмы освобождает научное сообщество от необходимости постоянно пересматривать свои основные принципы; члены такого сообщества могут концентрировать внимание исключительно на тончайших и наиболее эзотерических явлениях, которые его интересуют. Это неминуемо увеличивает как эффективность, так и действенность, с которой вся группа решает новые проблемы. Таким образом, “в нормальном состоянии научное сообщество обладает необычайно эффективным инструментом для решения проблем или головоломок, которые определены парадигмами. Кроме того, результат решения этих проблем неминуемо должен быть прогрессивным”. Говоря о прогрессе в экстраординарной науке, Кун утверждает, что, как и в любой другой революции, “в научных революциях есть потери, так же, как и приобретения, ученые же склонны не замечать первых” [1, глава 13]. Любая революция столь же деструктивна, сколь и конструктивна [16].

Позже Кун говорит, что “научный прогресс не совсем таков, каким он должен быть, по нашему разумению… Процесс развития, описанный в данном очерке, представляет собой процесс эволюции от примитивных начал, процесс, последовательные стадии которого характеризуются всевозрастающей детализацией и более совершенным пониманием природы. Но ничто из того, что было или будет сказано, не делает этот процесс эволюции направленным к чему-либо” [1, глава 13]. И по соображениям Куна, именно отсутствие определенной цели чаще всего беспокоит человека. “Мы слишком привыкли рассматривать науку как предприятие, которое постоянно приближается все ближе и ближе к некоторой цели, заранее установленной природой. Но необходима ли подобная цель? Можем ли мы не объяснять существование науки, ее успех исходя из эволюции от какого-либо данного момента в состоянии знаний сообщества? Действительно ли мы должны считать, что существует некоторое полное, объективное, истинное представление о природе и что надлежащей мерой научного достижения является степень, с какой оно приближает нас к этой цели? Если мы научимся замещать “эволюцию к тому, что мы надеемся узнать”, “эволюцией от того, что мы знаем”, тогда множество раздражающих нас проблем могут исчезнуть. Возможно, к таким проблемам относится и проблема индукции” [1, глава 13]. Данная альтернативная точка зрения на научное развитие в целом перекликается с теми концептуальными преобразованиями, которые предпринял Запад с принятием эволюционной теории Ч. Дарвина. “Ведь большинство профессионалов, скорее всего, беспокоило не понятие изменения видов и не возможное происхождение человека от обезьяны, - утверждает Кун, - а то, что эволюция не имеет определенной конечной цели” [1, глава 13], существование которой предполагали многочисленные эволюционные теории Ламарка, Чемберса, Спенсера и немецких натурфилософов, то есть эволюцию представляли как целенаправленный процесс. “Идея” о человеке и о современной флоре и фауне должна была присутствовать с первого творения жизни, возможно, в мыслях бога. Эта идея (или план) обеспечивала направление и руководящую силу всему эволюционному процессу. Каждая новая стадия эволюционного развития была более совершенной реализацией плана, который существовал с самого начала.. “Происхождение видов” не признавало никакой цели, установленной богом или природой” [1, глава 13].

На ум приходит все увеличивающийся круг – излюбленный символ процесса познания природы. Символ, несомненно, хорош, зрительно представляется растущий объем знаний и увеличение количества новых проблем, с которыми сталкивается наука. Но какова цель этого распространения, если за пределами круга подразумевается бесконечность? В сущности, мы не можем ничего достичь, целью движения оказывается бесконечное увеличение площади круга, цель оборачивается самоцелью [16]. “Весь этот процесс (развития науки) может совершаться, как мы сейчас представляем биологическую эволюцию, без помощи какой-либо общей цели, постоянно фиксируемой истины, каждая стадия которой в развитии научного знания дает улучшенный образец” [1, глава 13], - считает Кун. Поэтому аналогия, которая связывает эволюцию организмов с эволюцией научных идей, вполне уместна.

Таким образом, разрешение революций, представляет собой отбор посредством конфликта внутри научного сообщества наиболее пригодного способа будущей научной деятельности. “Чистым результатом осуществления такого революционного отбора, определенным периодами нормального исследования, является удивительно приспособленный набор инструментов, который мы называем современным научным знанием. Последовательные стадии в этом процессе развития знаменуются возрастанием конкретности и специализации” [1, глава 13].