Gurvich_G_D_Filosofia_i_sotsiologia_prava_Antol

Социология права

привести многочисленные примеры подобного смешения, особенно в иссле­ дованиях второй половины XIX в. (Иеринг, Пост, Корнфельд в Германии; Дюги во Ф ранции; Ф еррих*у| и Ваккаро в Италии; Сергеевич, М уромцев и Коркунов в России; в наши дни — Н. С. Тимашев**'’'" в Америке; и даже Е. Эрлих и К. Ллевеллин не были полностью свободны от этой ошибки). Обсуждая проблемы социологии человеческого духа и ее взаимоотношений с филосо­ фией и заимствуя из недогматической философии права критерий для опре­ деления права, мы уже указывали на невозможность использования социологии права вместо догмы права. И здесь мы еще раз должны подчеркнуть то, что «социологическая теория права», на наш взгляд, является противоречием в терминах. Задачи социологии права состоят вовсе не в определении права и не в разработке системы юридических категорий или правовых ценностей. Так называемая «социологическая теория права» является лишь позитивист­ ской интерпретацией философии права. Как и все позитивистские доктри­ ны, она стремится, в конечном счете, к выведению ценностей и норм из фак­ тов, игнорируя духовные (ноэтические) элементы социальной реальности (в особенности правовой действительности) и подменяя социологию филосо­ фией, и в итоге только компрометирует научную социологию права, возла­ гая на нее задачи, которые она не в состоянии ни принять на себя, ни решить.

Перед тем, как рассмотреть основные проблемы социологии права, пе­ речисленные нами, было бы полезно остановиться подробнее на критиче­ ском анализе концепций основных предшественников и основателей совре­ менной правовой социологии. Таким образом, на конкретных примерах мы смогли бы создать более живую и конкретную картину уже выполненной работы, а такж е тех трудностей, которые встречаются в данной области.

Глава I ПРЕДШЕСТВЕННИКИ И ОСНОВАТЕЛИ

СОЦИОЛОГИИ ПРАВА. СОВРЕМЕННЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ

Раздел I ПРЕДШЕСТВЕННИКИ

Предшественников социологии права очень много, так как данная от­ расль знания возникла спонтанно в ходе исторических или этнографических исследований, имеющ их отношение к праву, или же в ходе исследований самого права с другими целями, например, такими, как установление соци­ ального идеала, или в рамках механистической, реалистической или реляти­ вистской философии права, или же в ходе дискуссии об «источниках права». Разумеется, данная «спонтанная социология права», в отличие от методоло­ гически выверенной социологии права, обычно рассматривала только одну из обозначенных нами ранее проблем (в зависимости от характера исследо­ ваний, в которых она появлялась). Мы видим, что авторы, исследуя конкрет­ ные проблемы, связанные или с возникновением права, или со взаимоотно­ шениями между социальной реальностью права и другими социальными явлениями, или проблемы, касающиеся юридической типологии групп, за­ частую ошибочно ограничиваются только формами государственного уст­ ройства и государственного права. В любом случае исследование взаимоот­ ношений между различными подразделами этой дисциплины в рамках такой дискуссии никогда не рассматривалось.

§1. Аристотель, Гоббс, Спиноза, Монтескье

1.Аристотель(385-322 гг.до н. э.)вантичнуюэпоху иМонтескье(1689-1755) в Новое время наиболее близко подошли к созданию методологически выве­ ренной социологии права. Аристотель предугадал существование той сово­ купности проблем, которые она призвана решать, а Монтескье под влиянием

«социальной физики» Гоббса (1588-1679) и Спинозы (1632-1677) очистил учение от ценностных суждений и предложил систематическое эмпириче­ ское наблюдение в качестве ее основы.

Ю ридическую социологию Аристотеля	мы можем обнаружить в	его
«Этике» (см.: «Никомахова Этика»; 1, V, VIII	и IX) и в «Политике»; она	ин­

тегрирована в его практическую философию , изучающ ую конечные цели

614

Социология права

индивидуального и коллективного поведения, а также средства их достиже­ ния. В данном смысле аристотелевская формулировка проблемы не имеет ничего общего с социологией как позитивной наукой. Натуралистический финитизм Аристотеля, нацеленный на поиск «энтелехий» в бытии, приво­ дит его к продолжению этических и политических исследований уже не с помощью диалектической научной конструкции, а посредством описания фактически существующих типов и социальных групп в надежде на то, что в будущем удастся обнаружить их особые энтелехии в роли мотивов (или, скорее, в роли последних причин), которые бы интегрировались в оптимальные и абсолютные цели человеческого поведения. Для того чтобы сформулиро­ вать понятие справедливости, Аристотель сначала определяет различные виды позитивного права в их взаимосвязи с номосам (реально действующим социальными порядком), с филией (социабельностью или социальной соли­ дарностью ) и отдельными группами (Koinoniai), пирамиду которых венчает государство. Определение наилучшей формы правления Аристотель начи­ нает с изучения всех существующих типов правления во взаимосвязи с дей­ ствительной структурой различных типов общ ества (он даже дал сравни­ тельное описание основных политических структур Греции, из которого до наших дней сохранился только фрагмент, посвященный политической струк­ туре Афин).

По Аристотелю, лю бое право, волеустановленное или же независимое от людской воли (и в этом смысле «естественное»), представляет собой лишь рациональную формулировку требований номоса («Никомахова этика»; 1129 и сл.). Номос — это не совокупность издаваемых государством законов, а живой и спонтанный свод правил, управляющих социальным поведением, фактическое социальное регулирование в конкретной среде («Политика»; 1287а, 132а), и этот динамический порядок выходит за рамки различий между правом, пусть даже гибким и неорганизованным, и социальной моралью. По Аристотелю, право (а именно формально определенные правовые предпи­ сания) является более абстрактным и статичным, чем конкретный и дина­ мичный номос, от которого право обычно отстает и к которому оно должно постоянно заново приспосабливаться, что остро ставит проблему социаль­ ной сущности права.

Сами по себе виды права могут быть определены только как функции различных типов filia или koinonia, поскольку живая правовая действитель­ ность может проявлять себя только в социальной среде, а социальная среда представлена формами социабельности и отдельными группами.

Обычный перевод термина filia как «дружба» сильно затруднил понима­ ние социологических идей Аристотеля. По его словам, не сущ ествует ни koinonia, ни реальной группы, если в них не реализованы filia и право. («Ни­ комахова этика»; 1159b). В каждой группе имеется столько же видов права, сколько видов filia, так как право развивается вместе с развитием filial, и то, и другое обращается к одним и тем же лицам и одним и тем же объектам и развивается параллельно друг другу (1160а). «Filia» означает социальную связь или социабельность вне зависимости от того, на чем она основана: сим­ патия, удовольствие или интерес; применима ли она к родственным или граж­ данским чувствам, участию в братствах или каких-либо других добровольных

615

Г. Д. Гурвич

Избранные труды

объединениях, и, наконец, к обычной дружбе, кратковременной или длительной (1156-1162). В случае если filia основывается на бескорыстной любви и реа­ лизует добро, она становится качеством добродетели, «идеальной солидарно­ стью» («совершенной филией», 1156-1157а), противопоставляемой «факти­ ческой солидарности»; но для определения первой Аристотель описывает множество типов последней. И он открывает тот очень важный факт, что если filia, даже несовершенная, может при определенных условиях обходиться без права, то право не может существовать без filia, выступающей одновременно

иосновой, и дополнением права. Социабельность filia оказывается заложен­ ной в отношениях между мужем и женой, между родителями и детьми (1558Ь)

исоответствующими параллельными типами права (1161b). Но Аристотель заявляет, что только единичная формаfilia соответствует каждой форме прав­ ления в koinonia politike— в государстве (1161а); и иногда кажется, что он говорит о том, что каждая форма filia определяется исключительно koinonia, которому она полностью соответствует (1 160а, 1161Ь). Таким образом, он сме­ шивает микросоциологический и макросоциологический подходы — ошиб­ ка, с которой мы будем еще неоднократно сталкиваться при рассмотрении иных социолого-правовых построений.

Тем не менее, когда дело доходит до изучения видов права как функций социальных типов, Аристотель четко проводит разделительную линию между юридической микросоциологией и юридической типологией элементарной

иболее жизненной связи, чем абстрактное право и даже чем номос, источни­ ком которого оно является (1155а). К сожалению, Аристотель ограничивается

описанием конкретных случаев filia, вместо того чтобы классифицировать их в соответствии с четкими критериями. Он не рассматривает фундамен­ тальный вопрос: какие типыfilia являются плодотворными с точки зрения пра­ ва, а какие типы бесплодны. И хотя мыслитель предвидит наличие важного противостояния в рамках «микросоциологии», проводя различие между filia и koinonia, он не решается признать, что каждая группа (koinonia) содержит множество форм социабельности (filia). Но Аристотель признает такое раз­ личие применительно к профессиональным группам, так как противопо­ ставляя («Никомахова этика»; книга V) право, регламентирующее распреде­ ление имущества и наград, договорное право и уголовное право ( 1130-1131а), он относит их (книга VIII) к различным видам filia (1 162b, 1160а). Судебное право основывается на «filia, связанной нравами», договорное право — на «filia, связанной нормами», действующими среди равных (в более жесткой и детерминированной социабельности); и в итоге распределяющее право осно­ вывается наfilia, действующей между неравными.

Три данные вида права, основанные на микросоциологическом иссле­ довании, приводят Аристотеля к его знаменитой теории уравнивающей и распределяющей справедливости (или, что точнее — справедливости нера­ венства) (1301а и сл.). Этим видам справедливости он противопоставляет си­ стемы правового регулирования, установленные в соответствии с группо­ выми типами (koinonia): брачно-семейное право (которое имеет отношение к типу экономического производства, предполагающему рабовладение), сель­ ское право, установленное ассоциацией семей, городское право, право различ­ ных фратрий и, наконец, право политической группы, государства. Последнее

616

Социология права

распадается на столько типов, сколько существует форм правления: монар­ хическое, аристократическое право и право, соответствующее политии (наи­ лучшая форма правления), тираническое право (очень неэффективное), оли­ гархическое и дем ократическое право; при этом три последние формы являются следствием вырождения первых трех и далее также подразделяют­ ся на несколько подтипов («Политика»; II, III, 1280 и сл., IV, VI; «Этика»; VIII, XI-X1II).

Тезис Аристотеля о том, что государство, будучи совершенным koinonia, обладает метафизическим «приоритетом» по отношению ко всем отдельным группам, которые могут существовать только в качестве подчиненных ему частей (I, 1252b, 1255а; «Никомахова этика»; VIII, 1160а), значительно при­ нижает роль разработанной им юридической типологии групп. По Аристо­ телю, только государственное право делает возможным существование ав­ тономного права отдельных групп и превосходит групповое право в такой степени, что философ затрудняется охарактеризовать последнее как истин­ ное право, обозначая его как что-то «аналогичное праву»; только dikaion politikon (гр. — политическая справедливость. — Прим. пер.) является пра­ вом в строгом смысле этого термина («Политика»; 1153а; «Никомахова этика»; V, 1143а—1135а). Данное догматическое рассуждение, основанное на апри­ орной статичности, относится такж е ко всем типам права, порожденным различными filia, и отчетливо показывает ограниченность аристотелевской социологии права: поскольку любые социальные связи прикрываются поли­ тической связью , вечная иерархия групп и приоритет политического права (единственного права в строгом смысле этого слова) остаются недоступными для какого бы то ни было социологического наблюдения. Последователи Аристотеля сохранили его догматические выводы, но не смогли понять по­ ставленных им более глубоких вопросов, на которые сам Аристотель не смог ответить. Потребовалась гениальность Гроция и Лейбница (см. ниже), чтобы освободить социологию права Аристотеля от раболепия перед политической метафизикой.

При таких обстоятельствах неудивительно, что социология Аристотеля добилась конкретных результатов только лишь применительно к политиче­ скому праву, в особенности при изучении вопросов происхождения и упадка различных типов политического устройства общества.

В государстве Аристотель отделял политическое сообщество так таковое (koinonia politike) от его организованной надстройки, формы правительства («Политика»; 1276е). Все политические устройства относительно хороши в той степени, в какой они адаптированы к изменяющейся субструктуре поли­ тического сообщества. В данном контексте следует рассмотреть такие эле­ менты, как плотность населения, отрасли производства и экономической де­ ятельности, взаимоотношения межу социальными классами, число классов (1289b, 1294—1326а и сл.). Так как равновесие между данными факторами постоянно изменяется, то очень высока степень относительности форм прав­ ления. Аристотель изыскивает бесконечные нюансы в подтипах политиче­ ского устройства, чтобы они соответствовали разнообразию социальных суб­ структур ( 1290а—1293Ь). С читается, что средства, посредством которых поддерживает свое существование любое правительство, равно как случаи

617

Г. Д. Гурвич

Избранные труды

роспуска такого правительства, слишком многочисленны (1301—1316Ь). То, что Аристотель называет «совершенным политическим устройством», явля­ ется всего лишь смешанной формой правления, адаптированной к искусст­ венно сбалансированной субструктуре — koinonia — не слишком большой, не слишком маленькой, с не слишком плотным и не слишком редким населе­ нием, в котором «средние классы» доминируют в экономической жизни и имеют преимущ ество во всем — все эти факторы гарантируют максималь­ ную стабильность (1294—1297а). Разумеется, данное понятие совершенной формы правления представляет собой догматическую и искусственную кон­ цепцию, основанную на комбинации конечных причин и действенных причин, но она насквозь проникнута социальным релятивизмом, который А ристо­ тель настойчиво внедрял в теорию политического права, — релятивизмом, который, похоже, возобладал в его поисках идеального государства.

Подведем итог: Аристотелю, несмотря на соединение социологии права с догматической метафизикой, с высоты птичьего полета удалось разглядеть фундаментальные проблемы данной науки: микросоциологию права, диф ­ ференциальную социологию права и генетическую социологию права. Но только в последней отрасли, ограниченной государственным правом совре­ менной ему Греции, он добился точных результатов.

Между эпохами Аристотеля и М онтескье в Новое время развивались экспериментальные науки, механистическая теория Декарта, была осущ ест­ влена попытка построения «социальной физики права», связанная в основ­ ном с именами Гоббса и Спинозы. Мы можем быть краткими при рассмотре­ нии концепций данных мыслителей, так как их имена связываются не с социологией права, а с социально-натуралистической философией права, ко­ торая базируется на применении механики в изучении социальных явлений, что привело их к чрезмерному индивидуализму, полностью разрушающему ту действительность, которую они хотели изучить, — социальную действи­ тельность. Подобно тому, как физики того времени расчленяли вещи на ато­ мы, Гоббс и Спиноза разрушали общество, которое они отождествляли с го­ сударством, разделяя его на его элементарные составляющие, которые, по их мнению, являются изолированными индивидами, помещенными в гипо­ тетическое «естественное состояние». Механическому движению атомов со­ ответствовало conatus sui tuendi et conservandi (лат. — искусство сохранять и оберегать себя. — Прим. пер.) тождественных индивидов, совпадающее с

«естественным правом», которое ничем не отличается от силы, находящейся

вих распоряжении. Происходящее в результате этого «столкновение» ато­ мов-единиц и их механических сил, bellum omnium contra omnes (лат. — война всех против всех. — Прим. пер.), противоречит их стремлению к самосохра­ нению и заставляет следовать велениям разума: соглашаться объединить свои индивидуальные силы в одну доминирующую силу, силу социальной власти, государства, и, таким образом, достигать равновесия сил и гарантировать порядок и мир (что в свою очередь соответствует целям позитивного права). Теоретики социальной физики избежали растворения права в грубой силе при помощи объединения натуралистического механицизма с рьяным раци­ онализмом, и именно этот рационализм завуалировал явное противоречие

618

Социология права

менаду идеей социальной физики и идеей договора, основанной на принципе обязательства, — противоречие, которое подорвало всю доктрину.

Более того, именно подобные различия в толковании роли разума привели к глубокому разрыву между выводами Гоббса и Спинозы, сделанными на осно­ ве социальной физики права. В то время как Гоббс ввел понятие требований разума только для того, чтобы положить конец bellum omnium contra omnes и прийти к механической силе государства, которое он наделяет полным абсолю­ тизмом, Спиноза, рассматривая причину как силу саму по себе, сравнительно большую, нежели механическая сила, пришел к индивидуальной свободе и де­ мократии. Он заявил, что механическая сила государства была бы неспособна проникнуть внутрь человеческого сознания, так как на ее пути встала бы непре­ одолимая сила индивидуального разума, связанного с бесконечным Божествен­ ным разумом. На этом основании Спиноза в своих «Теолого-политическом» и «Политическом» трактатах провел гораздо более тонкий по сравнению с эле­ ментарной политической механикой Гоббса анализ изменчивого социального равновесия — количественно разных сил, которые взаимно контролируют друг друга, составляя различные типы государства.

Подводя итог, мы считаем, что все, что.мы можем взять от социальной физики права — это методологический принцип, превосходно сформулиро­ ванный Спинозой: «Не смеяться, не плакать, но познавать». Используя этот принцип при изучении образцов человеческого поведения с социологиче­ ской точки зрения, мы можем приступить к исследованию, рассматривая их

вкачестве внешних объектов: объектов, недоступных для самостоятельного внутреннего анализа.

Взнаменитом труде «О духе законов» (1748) М онтескье попытался син­ тезировать богатое наследие Аристотеля (из которого он сохранил только часть, относящуюся к политической группе) с методом социальной физики,

восновном в той форме, которая была дана ей Спинозой. Название его работы имеет двойной смысл, подразумевающий то, что он предлагает: а) оглянуться назад на формальную оболочку правовых норм для того, чтобы понять их духовную основу и их взаимосвязь с формой правления, и следовательно, с изменяющейся социальной субструктурой, лежащей в основе политической группы; б) установить законы в качестве естественных закономерностей («не­ обходимых отношений, вытекающих из природы вещей»), которые объяснят происхождение различных политико-юридических типов их зависимостью от других социальных явлений. С этой точки зрения М онтескье расширяет базу исследований Аристотеля и ставит проблему взаимоотношения социо­ логии права с другими отраслями социологии (особенно с социальной эко­ логией, которая изучает масштабы общества, конфигурацию почвы, геогра­

фические характеристики и т. д. в аспекте их воздействия на плотность населения).

Это расширение, благодаря которому М онтескье надеется восстановить

естественные закономерности жизни права, подчеркнуто названием первого издания книги: «Дух закона, или Об отношении, которое должно существо­ вать между законами и любой формой правления, моралью , климатом, насе­ лением, религией, коммерцией и тому подобным». Подобно тому как чело­ веком управляют «несколько факторов» (климат, религия, законы, принципы

619

Г. Д. Гурвич Избранные труды

правления, прошлый опыт, мораль, этика), формируется и общий дух зако­ нов. Но среди данных гетерогенных факторов не может быть установлена никакая иерархия, так как все они равнозначны, а результат их борьбы за первенство зависит от количественного воплощения каждого качественного компонента. В силу того, что нормы закона «зависят от физической конфи­ гурации страны; от того, является ли климат арктическим, жарким или уме­ ренным; от качества ландшафта, его местоположения и размеров; от образа жизни, который ведут ее жители, будь то земледельцы, охотники или пасту­ хи; от степени свободы, которую может позволить себе политическое уст­ ройство; от религии населяющих ее людей, их наклонностей, благосостоя­ ния, количества, торговли , морали, нравов», каждый из этих факторов приобретает разную значимость в зависимости от конкретной ситуации в рамках рассматриваемого комплексного общества. Релятивизм М онтескье в этом смысле определенно является более последовательным и более глубо­ ким, чем у Аристотеля — он охватывает несравнимо большую сферу, при­ чем М онтескье устраняет опрометчивые утверждения в отношении общих законов социальной эволюции.

Ю ридическая социология Монтескье вводит в исследование историче­ ский дух с его тенденцией к индивидуализации фактов, что стало возможным благодаря обнаружению философом множества факторов изменения окружаю­ щего мира. П отребность натурализма в изучении коллективного поведения как физического объекта она переориентирует на фактическое и последова­ тельное эмпирическое наблюдение; она заменяет радикальный эмпиризм на рационализм, резко выраженный даже у таких последователей Монтескье, как Кондорсе и Конт. Таким образом, Монтескье впервые освобождает социоло­ гию права от всех метафизических и догматических тенденций, подводит ее несколько ближе, возможно, слишком близко, к сравнительному правоведе­ нию. В любом случае Монтескье, описывая конкретное содержание юриди­ ческого опыта в самых разных типах цивилизации, мог с большим основанием, чем любой из его предшественников, сказать о праве: «оно говорит о том, что существует, а не о том, что должно быть», оно «не подтверждает обычаи, а объясняет их». Одновременно его тезис о том, что любая организация и любая власть склонны быть искажаемыми через допускаемые ими злоупотребления, которые можно ограничить только взаимным уравновешиванием политиче­ ских институтов и властей, предвосхитил появление идеи о неизбежно антиномичной структуре социальной и правовой жизни, тесно связанной с плюра­ лизмом социальных институтов и органов.

Отказ М онтескье от рационализма «социальной физики» и финалистической метафизики Аристотеля в пользу радикального эмпиризма поставил его перед лицом деликатной проблемы специфики реального права по срав­ нению с насилием, как социальным, так и внесоциальным. На примере мно­ гих работ М онтескье можно увидеть, что он прекрасно сознавал, что духов­ ные значения проникаю т в социальную реальность права, вдохновляя и направляя ю ридические институты и практики.

«Правоотношения были возможны еще до того, как окончательно были сформулированы какие-либо законы. Сказать, что не существует ничего спра­ ведливого или несправедливого, кроме предписанного или запрещ енного

620

Социология права

позитивными законами, — это то же самое, что сказать: прежде, чем наукой был описан круг, все его радиусы не были равными». Более того, сознание, интеллект и воля вмешиваются в человеческое поведение, предлагая воз­ можность нарушения законов и изменения уже принятых законов. «Плохи те законодатели, которые потворствовали порокам, вызванным климатом, и хороши те, которые выступили против них». «Ф изические факторы ведут человека к умиротворению , и в той же степени этические факторы должны вести к обратному». Следовательно, нет сомнения в том, что социология права М онтескье отказывается от опоры на исключительно натуралистический базис, отстаивая связь между социальной реальностью права и духом (это проявляется в самом названии книги «Дух законов»).

Но так как духовные значения, вдохновляющие правовые учреждения и обычаи, определены и локализованы без всякой иерархии и их невозможно рационально из чего-либо вывести, следовательно, М онтескье мог искать их только в движениях мотивации, в психологической побуждающей силе, уп­ равляющей фактическим поведением. Отсюда обнаруженное М онтескье зна­ менитое различие между «природой» правления («то, что делает его тем, чем оно является», — или его внешней структурой) и «принципом правле­ ния» («тем, что заставляет его действовать», — или значениями, которые его одухотворяют).

Сводя всю юридическую типологию групп к изучению форм правления (другими словами, впадая в этатизм); выделяя, несмотря на все богатство собранного им материала, только три принципиальные формы правления (республиканская, монархическая и деспотическая); и, наконец, не предвидя даже самой возможности конфликтов между формой и принципом правления, М онтескье совершенно недопустимо ограничил сферу своих исследований. В то же время его рассуждения о принципах добродетели (честность, дух жертвенности) как побудительной силе, стоящей за республиканскими ин­ ститутами, о чести («предрассудке каждого индивидуума и каждого сосло­ вия») как побудительной силе, стоящей за монархическими институтами, и о страхе как движущей силе деспотических институтов прямо указывают на необходимость исследования духовных значений реального правового пове­ дения и классификации их по группам, из которых они происходят.

Но так как эти заключительные выводы не позволили провести разли­ чие между ю ридическими и моральными значениями, то для того, чтобы определить предмет социологии права, М онтескье вынужден был полагать­ ся на другие критерии: в его работе право выступает, как «установленное законодателем», изначально зафиксированное сверху в строгих формулиров­ ках — короче говоря, как сведенное до правовых велений, т. е. до всего того, что узаконено государством. М онтескье также полностью разграничивает право и нравы: «Законы устанавливаются, нравы вдохновляются». «Законы — это особые институты, зафиксированные законодателем; нравы и правила поведения — это институты нации в целом». Социология права М онтескье ограничивается изучением условий, в которых правовые предписания при­ спосабливаются к определенным типам общества, которыми они призваны регулировать. Она дает практические советы законодателям, указывая на пре­ пятствия, возникающие в социальной среде. Подобная концепция, очевидно,

621

Г. Д. Гурвич

Избранные труды

носит «антисоциологический» характер, так как она ставит законодателя, в более широком смысле — государство, поверх реального общества, а все правовое регулирование в целом — вне спонтанной и живой социальной действительности. Поразительно то явное противоречие, которое обнаружи­ вается между подобным «легизмом» (или правовым позитивизмом) и тем социологическим духом, который пронизывает всю рассматриваемую работу М онтескье.

Итак, неоспоримо то, что Монтескье, приверженный этатистской тен­ денции, усиленной его интерпретацией государства не в качестве опреде­ ленной группы или объективного порядка {koinonia), а в качестве властвую­ щего субъекта и связанный также необходимостью найти критерий правового (данный критерий как раз и ускользал от Монтескье), так и не смог заметить одну из самых важных проблем социологии права: проблему живой действи­ тельности права, спонтанного и гибкого права, от которого организованное и зафиксированное право всегда отстает. В этом смысле ему было далеко до Аристотеля: игнорирование проблем микросоциологии, концентрация на генетической социологии права, применяемой исключительно в политиче­ ской сфере и, более того, только к организованным надстройкам государ­ ства, оказали нежелательное влияние на результаты его исследований. Если к этому добавить то, что, несмотря на силу своего социологического эмпи­ ризма, М онтескье не удалось избежать преследования практических целей (а именно оправдания индивидуалистического либерализма), то мы понимаем, что, несмотря на весь методологический прогресс, достигнутый им, публи­ кация сочинения «О духе законов» далека от того, чтобы положить начало социологии права.

§ 2. Доктрины, рассматривающие правопорядок «общества», противопоставляемого государству

Длинная череда этих учений, начиная с Гроция и Лейбница до Прудона во Франции и Гирке в Германии, не ставит проблемы методологической со­ циологии права, однако самопроизвольно делает значительный уклон в сто­ рону изучения юридической типологии групп. Эти учения настаивают на том, что каждая определенная группа и каждая комбинация групп порождает особую структуру права, совершенно независимую по отношению к госу­ дарству, и различают столько типов «социального права», сколько существует групп. Таким образом, социальная реальность освобождается от какого-либо отождествления, подчиненности или догматической связи с государством благодаря априорному отрицанию иерархии групп — предрассудка, который доминировал у Аристотеля и Монтескье, не говоря уже о Гоббсе и Спинозе. Упорствуя в поисках идеального социального порядка (в данном случае в антиэтатистской федералистской тенденции), основывая свой анализ на дог­ матическом, рационалистском или романтическом спиритуализме, недоста­ точно принимая во внимание или вовсе не обращая внимания на проблемы генезиса права и микросоциологию права и, наконец, смешивая правовую структуру «общества», противопоставляемого государству, с системой пози­ тивных ценностей, представители этих течений, скатываясь до спекулятивного

622