Diplomatia_razvedka

Однако и при этой гипотезе не очень объяснимы секретность, которой окружили заключенного Доже, и маска, которую он носил. Кроме того, опять-таки любая тайна, связанная с подготовкой Дуврского договора в 1669 г., должна была потерять значение после смерти Карла II в 1685 г. и особенно после переворота 1688 г. и воцарения Вильгельма III. А "маску" продолжали упорно держать в тюрьме и даже перевели в Бастилию! И уж совсем непонятно, зачем было приставлять Доже слугой к Фуке.

В 1034 г. историк П. Вернардо опубликовал книгу "Врач королевы", утверждая, что хирург Анны Австрийской П. Гондине при вскрытии тела умершего короля обнаружил, что он не мог иметь потомства и, следовательно, не был отцом Людовика XIV. Об этой опасной тайне лекарь сообщил своему племяннику - судье, а тот (непонятно зачем) - начальнику полиции Ла Рейни. Остальное ясно без слов.

Однако вскоре же исследователями было установлено, что Гондине только в 1644 г. стал врачом королевы и не мог участвовать во вскрытии умершего за год до этого Людовика XIII. А судья мирно скончался в своем родном городе в декабре 1680 г., оставив завещание, которое и поныне хранится в местном архиве...

Недаром после такого фиаско отдельные историки обратились к старой версии, обновив ее рядом домыслов. Доже согласно этой версии какой-то дворянин, возможно, незаконный сын или внук Генриха IV (и, следовательно, брат или племянник Людовика XIII), который по поручению Ришелье стал любовником Анны Австрийской и отцом Людовика XIV. Эта версия отвечает на вопрос, почему от "маски" просто не избавились с помощью яда или каким-либо другим способом. Однако гипотеза совсем не объясняет других известных нам фактов о "маске" и "слуге" Эсташе Доже. Между прочим, принимая эту гипотезу, следует считать, что заключенный умер в возрасте старше 80 лет. Поэтому сторонники этой версии играют на уже известном нам двусмысленном выражении, не раз встречающемся в переписке Сен-Мара, который писал о "маске" как о "старом заключенном". "Старый" здесь может означать и "преклонный возраст" и, напротив, являться лишь констатацией того, что "маска" - заключенный, давно находящийся на "попечении" Сеи-Мара. В 1965 г. французский академик М. Паньоль выпустил книгу "Железная маска", которую потом дополнил статьями в журналах. Однако в распоряжении Паньоля не было никаких документов, неизвестных его предшественникам, особенно Монгредьену. Писатель лишь сделал новую попытку раскрыть тайну анализа, казалось бы, досконально изученных материалов.

Паньоль вполне согласен с Монгредьеном, что "маска" - это Эсташ Доже, и даже приводит соображения, опровергающие новейшие доводы сторонников Маттиоли. Последние, в частности, оперируют тем, что Дю Жюнка писал о заключенном, которого Сен-Мар держал под стражей в Пинероле, а не в Экзиле, куда тюремщик отбыл без Маттиоли. Па этот аргумент Паньоль отвечает, что Дю Жюнка, возможно, и не знал о пограничной крепости Экзиль или тем более о том, что она была превращена в тюрьму для государственных преступников по секретному приказу. А то, что Сен-Мар уехал без Маттиоли, говорит против отождествления мантуанца с "маской".

Сообщение Вольтера о "маске", а также рассказы о нем других заключенных Бастилии в первой половине XVIII в. раскрывают некоторые детали в поведении узника, которые подтверждаются секретной корреспонденцией Сен-Мара и Лувуа. Например, Вольтер передает, что "маска" не раз жаловался на несправедливость судьбы. Об этом же доносил Сен-Мар военному министру еще в декабре 1673 г.

Впервые имя Доже возникло в деловой переписке Лувуа и его подчиненных 19 июля 1669 г. Именно этим числом датировано письмо Лувуа к Сен-Мару, содержавшее предписание подготовить темницу для узника, который будет препровожден в Пинероль. В письме Лувуа называл Доже "несчастным" и вскользь добавлял, что он "всего лишь слуга". Это нарочито брошенное как бы мимоходом замечание давало понять Сен-Мару, какой линии ему следует держаться. Вместе с тем другие указания, содержавшиеся в письме, не оставляли сомнения, что речь шла о человеке, крайне интересовавшем и короля, и военного министра. Действительно, зачем иначе было готовить помещение для арестованного, когда у Сен-Мара под стражей находился всего один заключенный - Фуке и было достаточно свободных казематов? Речь шла, следовательно, о камере, обеспечивавшей возможность соблюдения особых мер предосторожности, о которых, как уже отмечалось, подробно говорилось в письме Лувуа.

Когда министр писал свое письмо, Доже, по всей вероятности, находился на свободе. "Слуга" был осужден на бессрочное одиночное заключение еще до своего ареста. Об этом говорит сопоставление следующих фактов. Королевское lettre de cachet об аресте Доже было подписано 26 июля, через неделю после письма Лувуа к Сен-Мару. А Доже был схвачен еще позднее, в начале августа. "Слугу" доставили в Пинероль 24 августа, дорога должна была занять примерно 10 дней. Из всех предписаний Лувуа вытекает, что вряд ли Доже подвергали длительному допросу. Это приводит к выводу, что "слуга" должен был быть арестован в начале августа.

Такой вывод влечет за собой и другой: подготовка к аресту началась заблаговременно, и Лувуа было заранее известно, когда и в каком месте появится Доже, где будет можно заключить его под стражу. Очевидно, этим местом были город Дюнкерк или его окрестности. Иначе трудно объяснить, почему именно губернатору этого города капитану де Воруа было поручено руководить перевозкой в Пинероль. Вместе с тем местоположение Дюнкерка наводит на мысль, что "слуга" прибыл из-за границы, скорее всего, из Англии.

Еще до того как "слуга" был доставлен в Пинероль, туда прибыли два королевских приказа, посланных вслед за письмом Лувуа от 19 июля. Оба приказа датированы 26 июля. В одном из них, адресованном маркизу де Пьенну, начальнику гарнизона Пинероля, предписывалось оказывать Сен-Мару всяческую помощь. Приказ на имя Сен-Мара уведомлял его о предписании, которое было направлено де Пьенну. Вместе с тем Сен-Мару указывалось, чтобы он обратился за помощью к начальнику гарнизона, если при осуществлении мер в отношении Доже тюремщик встретится с "какими-либо трудностями". Возникает вопрос: что это за "трудности"? Ведь Сен-Мар имел в подчинении не менее 70 солдат и офицеров и помимо Доже всего одного заключенного (Фуке). Зачем ему могла потребоваться помощь шести рот, иначе говоря - 700 солдат де Пьенна? Ответ может быть только один: король и Лувуа явно опасались возможности нападения на Пинероль с целью освобождения Доже и для отражения такой атаки считали нужным предоставить в распоряжение Сен-Мара внушительную военную силу.

Можно считать, что "слуга" был вовлечен в какой-то важный заговор, участники которого стремились освободить арестованного (или, наоборот, убить, чтобы избавиться от опасного свидетеля). Однако это предположение слабо согласуется с тем, что крайние меры предосторожности, предписанные Парижем, в результате постоянных напоминаний правительства соблюдались в течение 35 лет, вплоть до смерти "маски". Исследователи до сих пор проходили мимо имеющихся сведений о расходах на содержание этого заключенного. Оказывается, на это отпускались очень большие суммы. Лувуа не раз указывал, что Сен-Мар может кормить "слугу" всем, что захочет заключенный. Странное разрешение, если учесть, что существовали строгие нормы выдачи пищи арестантам. Как явствует из переписки Лувуа с Сен-Маром, уже прибытие Доже породило слухи, что это маршал Франции. По подсчетам Паньоля, содержание "маски" обошлось казне в несколько раз больше, чем Фуке и герцога Лозена. Узнику было разрешено иметь книги, ему покупали дорогие канделябры. Заключенному при болезни должно было быть обеспечено нужное лечение. Сен-Мар регулярно доносил о здоровье "маски". Каждый раз при переезде из одной тюрьмы в другую Сен-Мар подыскивал лучшего лекаря в окрестных местах, даже лично лечил своего арестанта. Это контрастирует с куда более жесткими предписаниями Лувуа в отношении других арестантов. Так, он писал Сен-Мару, что, если Маттиоли начнет "дурить", его следует образумить палочными ударами. Чем же объяснялась такая забота о "маске"? По мнению Паньоля, она была вызвана и поныне существующим во Франции поверьем, что после кончины одного близнеца другой начинает болеть и вскоре также умирает. Сохранилось письмо короля, в котором он выражал беспокойство по поводу возможности бегства "слуги". Письмо Лувуа от 26 марта 1670 г. показывает, что у министра был тайный шпион в тюрьме, доносивший, с кем и о чем говорит Доже. Заключенный в маске, по свидетельству Пальто, сына племянника Сен-Мара, говорил по-французски без акцента, не отличался крепким здоровьем, судя по депешам Сен-Мара, нередко болел, но прожил долгую жизнь Главный тюремщик был часто озабочен поисками врачей для "маски" Таким же незавидным здоровьем отличался и Людовик XIV, однако это не помешало ему дожить до 77 лет. Заметно, что, когда в донесениях Сен-Мара речь прямо идет о "маске", начальник тюрьмы не позволяет себе ни непочтительных выражений, ни жалоб на поведение арестанта. "Маска" был очень начитан, беседовавший с ним в Бастилии аббат Ленгле говорил, что заключенный много путешествовал. Заключенный был очень благочестив, что послужило основой для слуха, что арестант в маске - духовное лицо. Врачу, осматривавшему его в Бастилии в сентябре 1698 г. (заключенный при этом не снимал маску), он сообщил, что ему 60 лет. Это относит дату рождения "маски" к 1638 г. Как мы помним, в регистре, где отмечена его смерть, было указано, что покойному было 45 лет, тогда как, если верить показанию врача, в действительности он был на 15 лет старше.

Обращает на себя внимание, насколько строго соблюдалось правило, по которому Сен-Мару полагалось не отлучаться от вверенных его попечению заключенных Чтобы получить отпуск на три дня, он должен был испрашивать согласие короля Правда, за десятилетия службы, в течение которых он вел жизнь немногим лучшую, чем его узники, Сен-Мар получал очень большое жалованье и стал богатым человеком. Помощниками Сен-Мара были его племянник Гийом де Формануар и его двоюродный брат Бленвильер, а второй племянник Луи де Формануар служил одним из офицеров охранной роты. Заместителем Сен-Мара являлся Росарж, а тюремным надзирателем, хранившим ключи от камер, - Антуан Рю. Позднее к ним был добавлен аббат Жиро. При переездах Сен-Мара неизменно сопровождали эти люди, причем происходило это не по их желанию, а по приказу короля. Не выглядит ли это как стремление окружить загадочного узника раз и навсегда отобранной охраной и не посвящать в секрет новых людей?

Не следует некритически подходить к переписке между Лувуа и Сен-Маром, чем ранее грешили исследователи. Так, мы ничего не знаем о жизни узника в течение более чем двух первых лет заключения в Пинероле, а ведь Лувуа неизменно требовал присылки подробных отчетов о нем каждые два-три месяца. Как исследователь может заключить из письма Лувуа, относящегося к 1673 г., Сен-Мар тогда писал ему еженедельно. Девять десятых их переписки исчезло. Письма явно были не потеряны, а систематически уничтожались. Оставлены были лишь письма, которые могли сбить со следа тех, кто, получив доступ к этим бумагам, захотел бы доискаться до истины. Сведения в письмах были к тому же зашифрованы таким образом, что их подлинный смысл мог понять только Лувуа. Весьма возможно, что чистке подверглись не только бумаги Лувуа. По мнению Паньоля, большинство сведений о "слуге" Доже - сознательная ложь и мистификация. После ареста Маттиоли решили путем различных намеков убедить того, кто ознакомится с сохранившимися фрагментами переписки, что итальянец и является "маской". Несомненно, Сен-Мар пытался замести следы. В апреле 1670 г. он, например, сообщил Лувуа, что на вопросы, кем является "маска", рассказывал басни, насмехался над собеседниками, заявляя, что арестованный - это турецкий султан или китайский император.

По мере того как выявлялось, что Маттиоли не был заключенным в маске, у исследователей усиливалось подозрение, что все письма, которыми обменивались Лувуа и Сен-Мар (точнее, сохранившаяся их часть), не свободны от сознательной мистификации. Ведь в них содержатся прямые намеки на то, что именно итальянец был таинственным заключенным. Нельзя не учитывать также, что современники были хорошо осведомлены о существовании "черного кабинета" для перлюстрации писем и поэтому из осторожности не касались в корреспонденции вопросов, доставлявших государственную тайну. (Об этом пишет, например, герцог Сен-Симон в своих знаменитых мемуарах, относящихся к концу XVII - началу XVIII в. Нельзя не отметить, между прочим, что бумаги самого Сен-Симона после его смерти также были конфискованы по приказу короля-дело происходило уже в 1760 г., в царствование Людовика XV)

Людовик XIV не раз обнаруживал склонность фальсифицировать имевшуюся документацию по тому или иному вопросу, если это отвечало ею интересам. Не останавливался "король-солнце" и перед тайными расправами. Стоит напомнить, что современники считали подозрительной внезапную смерть Лувуа и строили догадки, не был ли он после того, как впал в немилость, отравлен по предписанию короля. Как полагает Паньоль, Лувуа был отравлен по приказу Людовика XIV потому, что знал секреты Фуке, "маски" и принцессы Генриетты. А для сокрытия "пою преступления король сделал преемником Лувуа его сына Барбезье. Назначение 22-летнего светского шалопая и развратника на пост военного министра, вдобавок во время борьбы против могущественной коалиции вражеских держав, выглядело абсурдным и было совершенно беспрецедентным. Барбезье умер 33 лет от роду, как считали, от истощения. По мнению Паньоля, он на самом деле также был убит по приказу Людовика, который даже не скрывал своей радости. Все эти догадки Паньоль приводит для доказательства того, что отношение к "опасному" родному брату, подобное обращению с "маской", было бы вполне в духе короля.

Имеются доказательства, что нередко государственных преступников держали в тюрьмах под фальшивыми именами - отсюда "Маршиоли" в тюремном реестре, чтобы навести на мысль о Маттиоли. Быть может, псевдоним Эсташ Доже сознательно взят, чтобы считали арестованного около Дюнкерка "слугу" неким Эсташем Доже де Кавуа (его, как указывалось, тоже одно время выдвигали на роль "маски"). О заключении в тюрьму этого гвардейского лейтенанта за убийство 15-летнего пажа и другие преступления было широко известно в придворных кругах. Как явствует из сохранившегося письма Эсташа Доже де Кавуа от 28 января 1678 г., он подвергался аресту "более 10 лет назад", то есть до 1669 г, когда был схвачен "слуга". Отсюда мог возникнуть псевдоним "слуги". Если это так, то и назначение Эсташа Доже слугой к Фуке могло служить средством этой маскировки. Допустимо, впрочем, и предположение, что это были милость к заключенному, избавление его от одиночного заключения. Если бы Фуке и узнал, кем является Доже, - не беда. Людовик XIV твердо решил, что бывший министр финансов не выйдет живым из темницы. Интересно письмо Лувуа к Фуке от 23 ноября 1678 г., где осужденному предписывалось не допускать встречи нового слуги с герцогом Лозеном. Итак, или Лозен знал Доже, или тот напоминал кого-то знакомого герцогу, или, наконец, "слуга" мог сообщить ему нечто такое, что надо было сохранять в тайне от repuoia, впоследствии помилованного королем. Даже через девять лет после ареста Доже Лувуа все еще боялся, что "слуга" может раскрыть какую-то важную тайну.

Любопытно отметить непонятные колебания относительно строгости заключения Фуке. Летом 1679 г. режим в отношении Фуке (и Лозена) был заметно ослаблен, в тюрьму приехала семья бывшего министра, все думали, что вскоре ею освободят. Потом, в начале 1680 г., положение резко изменилось к худшему после прибытия важного курьера из Парижа. Этот курьер был ранее направлен Сен-Маром в столицу с какими-то особо секретными сведениями, которые нельзя было, как писал Лувуа, доверить бумаге. Родных Фуке стали допускать к нему значительно реже. 23 марта 1680 г. бывший министр неожиданно умер. Была ли естественной эта смерть7 Ранее предполагали, что Доже содержался в тюрьме, так как знал секреты Фуке или то, что тот был отравлен по приказу короля. Но допустимо и другое предположение ~ что Фуке отравили, так как ему стала известна тайна Доже. Тело Фуке не было выдано родным - это лишь усилило подозрение, что он умер от яда. Некоторые исследователи старались вычитать из переписки Сен-Мара намек на то, что Фуке был отравлен Доже. Но и в этом случае Доже мог получить яд только от Сен-Мара, у которого, кстати, он действительно имелся. Может быть, слух об участии Доже в таком преступлении был сознательно пущен по приказу Лувуа.

Почему, однако, тайна не была разгадана в XVIII в., когда по приказу Людовика XV, а затем Людовика XVI были произведены рас следования9 Негативный результат розысков, по мнению Паньоля, является следствием либо того, что уже никто не знал тайны "маски", либо сознательного желания опровергнуть легенду, ставившую под сомнение права царствовавших монархов на престол. Имеются какие-то глухие сведения о том, будто Людовик XVI говорил, что обещая хранить тайну "маски".

Логическим выводом из всей этой цепи предположений и догадок будет то, что "маска" был действительно старшим братом Людовика XIV. Не следует забывать, что все это - лишь возможный вывод из мало чем подкрепленных и даже не всегда убедительных гипотез. Словом, изучение истории "маски", сделав полный круг, вернулось ныне к версии, которую с таким блеском отстаивали Вольтер и Дюма.

Еще в XIX в. в числе претендентов на роль "маски" фигурировал и Фуке, но его кандидатура была решительно отвергнута господствовавшими тогда "маттиолистами". В 1969 г. французский журналист П. Ж. Аррез опубликовал книгу "Железная маска. Наконец разгаданная тайна", 1де постарался, опираясь на уже известные документы, подкрепить новыми доводами старую гипотезу, что "маской" являлся осужденный сюринтендант финансов.

Как же пытается Аррез убедить нас в правильности своей теории9 Впечатляющим является подробное обоснование им тезиса, что после смерти Мазарини и падения Фуке едва ли не все центральные посты в государственном аппарате были захвачены Кольбером и Лувуа, их многочисленными родственниками и клиентами, которые представляли, по сути дела, единый клан, связанный круговой порукой. Все имевшие отношение к судьбе "маски" были представителями или доверенными людьми этого клана. В свою очередь, Сен-Мар, избранный тюремщиком для осужденного Фуке и щедро награждаемый за верность деньгами и землями, в качестве помощников взял в Пинероль своих родственников. Более того, можно поставить вопрос вообще, насколько был осведомлен Людовик XIV о переписке, которую вел его военный министр Лувуа с Сен-Маром9 Правда, Лувуа неизменно ссылался на "волю короля", но это ведь была обычная форма, в которую министры облекали свои приказы подчиненным. Даже бумаги, подписанные Людовиком XIV, вовсе не обязательно исходили от него. Известно, что имелись секретари, в обязанность которых входило имитировать королевскую подпись на документах. Это представляет интерес и бросает дополнительный свет на старую загадку.

Однако Аррез переступает границу правдоподобного, когда начинает изображать Людовика XIV "королевским манекеном", безвольной марионеткой Лувуа, Кольбера и их родственников, в том числе совсем еще юного Барбезье (М. Паньоль, как мы помним, считает, напротив, что Лувуа и Барбезье были отравлены Людовиком!). Приводимые в пользу этого доводы весьма неубедительны - они свидетельствуют только о том, что министрам ссылками на государственные интересы удавалось не раз обводить своего повелителя вокруг пальца и даже изменять ранее принятые им решения. А это, конечно, совсем не новость для всех, знакомых с историей правления Людовика XIV, и отсюда очень далеко до того, чтобы считать "короля-солнце" бессильным, даже при желании противостоять воле своих министров. Изображение Людовика способным только изобретать парики или покорно принимать любовниц, избранных для него "кланом", явно далеко от реальности, но нужно Аррезу, как камень в основании его теории.

Таким основанием является опасение, которым якобы долгие годы были охвачены Кольбер и Лувуа перед перспективой возвращения к власти Фуке, огромные богатства которого перешли в руки их родни.

Между тем нет никаких доказательств существования таких опасений. Учитывая несомненную ненависть, которую питал к бывшему сюринтенданту финансов король, речь могла идти лишь о некотором смягчении в будущем его участи, максимум об освобождении из тюрьмы. Предположение, что Фуке сохранял сильную партию при дворе и в столице после многих лет нахождения в тюрьме, также остается бездоказательным. Примером всесилия его "клана" Аррез считает судьбу д'Артаньяна. Основываясь во многом на мемуарах мушкетера, которые были изданы... и в значительной мере сочинены Гасьеном де Куртилем и которые щедро использовал Дюма, Аррез излагает историю того, как д'Артаньян был "куплен", а потом убит врагами Фуке. Подчиненные Фуке потребовали от мушкетера внести плату за его должность (тогда существовала система продажи должностей), а противники сюринтенданта дали ему необходимую сумму. После этого попытка Фуке исправить промах и перетянуть д'Артаньяна на свою сторону окончилась неудачей. Как известно, именно д'Артаньян 5 сентября арестовал Фуке. Однако он отказался от поста его тюремщика, который достался Сен-Мару. Д'Артаньян стал слишком близким к королю. Поэтому Людовика XIV убедили назначить мушкетера губернатором Лилля, но уже через несколько месяцев этот пост был возвращен маршалу д'Юмьеру, связанному различными родственными связями с "кланом" врагов Фуке. Через несколько месяцев после этого д'Артаньян, которого его мушкетеры потеряли из виду во время схватки с неприятелем, был найден мертвым на поле боя около Маастрихта. Обоснованы ли подозрения Арреза, пусть решает читатель.

Согласно теории Арреза, Сен-Мар не только был, но и оставался все время тюремщиком одного заключенного - Фуке. Исключением являлся лишь герцог Лозен, пытавшийся при прямом содействии самого короля подорвать влияние "клана" и в результате попавший надолго в Пинероль, пока не сумел договориться с министрами об условиях своего освобождения. Все остальные заключенные в Пинероле не имели в глазах Лувуа ровно никакого значения, или, точнее, только такое значение, какое могли приобрести для более надежной охраны Фуке. В августе 1670 г. Лувуа посетил Пинероль и был гостем Сен-Мара. Напомним сообщение Вольтера, что маркиз Лувуа приезжал, чтобы навестить заключенного в маске.

Поскольку прежние исследователи "отсеяли" большинство других заключенных, не исключая и Маттиоли, как возможных узников в маске, Аррез попытался то же проделать и в отношении Эсташа Доже, который стал главным претендентом на роль "маски". Прежде всего атака началась против утвердившейся интерпретации знаменитого письма Лувуа к Сен-Мару от 19 июля 1669 г. относительно направления в Пинероль Эсташа Доже. Лувуа презрительно называет его "неким", подчеркивает, что Доже "всего лишь слуга". (Заметим, однако, в скобках, что не очень логично брать на веру в данном случае слова Лувуа, отказываясь это делать во многих других, как поступает Аррез.) Лувуа предписывал содержать Тоже в темнице в Нижней башне, а не в "апартаментах" в Боковой башне, которые предоставлялись знатному заключенному - Фуке, а потом Лозену. В темнице были только самые необходимые вещи. Лувуа предписал принять в отношении Доже ряд мер предосторожности - оборудовать специально для него темницу с двойными дверями, причем за наружные не должны были переступать часовые. Сен-Мар мог, как отмечалось, угрожать пленнику смер1ью, если тот скажет что-либо, не относящееся к его нуждам, пищу ему должен был приносить один раз в день Сен-Мар, и она совсем была не похожа на изысканные блюда и вина, которые давали Фуке. У "слуги" Доже, конечно, не было лакея. Таким образом, он находился в строжайшем заключении, как и "маска", но содержался совсем в других условиях, чем неизвестный узник. Кроме того, меры, принятые в отношении Доже, нельзя считать исключительными. Такие же строгости по указанию Лувуа соблюдались в отношении Лозена, арестованного монаха и Маттиоли, а также заключенных, содержащихся в других тюрьмах. Словом, в письме Лувуа к Сен-Мару от 19 июля 1669 г. отнюдь не предусматривались какие-то беспрецедентные меры предосторожности (инструкция Лувуа даже прямо предписывала содержать "маску" так же, как арестанта Доже).

Однако возникает вопрос: почему вообще они были приняты в отношении "слуги", зачем потребовался датированный 26 июля 1669 г. специальный приказ за подписью Людовика XIV Сен-Мару о содержании под стражей Доже? Интересно, что темница была заранее переоборудована к его прибытию. Не было ли здесь начало сложной макиавеллиевской интриги: поместить в эту темницу никому не ведомого слугу, придать заключенному известную значительность в глазах стражи (она сочла его, по словам Сен-Мара, маршалом Франции или другим знатным лицом) и в удобный момент подменить его другим, действительно важным узником, которого объявить умершим и навсегда заточить под именем Доже? Пока же по-прежнему единственной реальной заботой Сен-Мара был Фуке. Друзья сюринтенданта - его конюший Лафоре и де Валькруассан, фигурировавший под именем Онеста, - в конце 1669 г. сделали попытку помочь ему вырваться из тюрьмы. Они проникли в крепость, подкупили нескольких солдат и составили план бегства. Однако в декабре 1669 г. Сен-Мар раскрыл заговор. Солдаты, виновные в измене, были казнены по приговору военно-полевого суда. Лафоре и Валькруассан, бежавшие в Турин, были выданы герцогом Савойским Сен-Мару. Конюший был повешен на виселице, сооруженной в центре тюрьмы. Валькруассану спасло жизнь его дворянство - он был отдан под суд позднее, когда утихли страсти. (Между прочим, добавим здесь, вопреки мнению Арреза, этот заговор свидетельствовал скорее не о сохранении "партии" Фуке, а о том, насколько безнадежным было положение бывшего сюринтенданта: даже если бы ему удалось бежать, его наверняка тут же выдал бы в руки французского правительства хотя бы тот же герцог Савойский!)

Иностранные послы в 1667 г. сообщали, будто позиции Кольбера и Лувуа несколько ослабли, что, по слухам, влияние приобретали маршалы Тюренн, Бельфон и Креки (два последних были родственниками Фуке) и что король разрешил опальному министру переписку с семьей. В действительности, если этот приказ короля и был когда-либо отдан, его не передали Сен-Мару. Аррез считает это дополнительным свидетельством, что Людовик XIV не имел подлинной власти, но даже приведенные выше факты показывают, насколько сама позиция министров зависела от благоусмотрения монарха. Можно предположить, что агентура министров спровоцировала Лафоре и Валькруассана на их попытку освобождения Фуке с целью усилить строгости заключения. В первой половине 167U г. проходил процесс Валькруассана, которого приговорили к пятилетней каторге (гребцом на галерах). Может, в относительной мягкости приговора сказалось влияние друзей Фуке. Быть может, игра партии Фуке была проиграна только наполовину, но для победы ей требовался руководитель, остававшийся в тюрьме.

В ходе процесса Валькруассана 26 марта 1670 г. Лувуа запросил Сен-Мара, не может ли он сообщить что-либо дополнительно для включения в обвинительный акт против Онеста (Ж. Монгредьен и М. Паньоль в своих построениях не учитывали, что неведомый Онест - псевдоним Валькруассана). В этом странном письме министр поинтересовался, не получил ли Онест или один из двух лакеев Фуке каких-либо сведений от... Эсташа Доже, и предписывал Сен-Мару допросить на сей счет этого "слугу". Какие же сведения мог разболтать Доже? По мнению Арреза, лишь то, что он такой же заключенный, как они, а не слуга с воли, каким его могли впоследствии представить Фуке. Кроме того, очевидно, что к Доже в темницу время от времени подселяли других арестантов - по крайней мере одного из слуг Фуке (вероятно, на ночь, после того как его отпускал бывший сюринтендант) и Онеста. Строгость заключения Фуке была усилена - инструкции Лувуа на сей счет были настолько детальными, что содержали указания об устройстве ставен. К этому времени позиции Кольбера и Лувуа снова упрочились. А в ноябре 1671 г. столкнувшийся с Лувуа герцог Лозен был арестован и направлен в Пинероль. Чтобы временно ослабить активность партии Фуке, взволнованной арестом Лозена, на которого она возлагала большие надежды, был пущен слух о предстоящем освобождении Фуке. Это было, конечно, только маневром его врагов, прочно удерживавших в своих руках все рычаги власти.