Diplomatia_razvedka

В сентябре 1674 г. умер Шампань, наряду с Ла Ривьером являвшийся слугой Фуке (оба лакея были одновременно шпионами Сен-Мара). 30 января 1675 г. Лувуа сообщил Сен-Мару, что ему разрешается приставить Доже слугой к Фуке, но только в том случае, если у того не будет вообще слуги (Ла Ривьер много болел). Аррез считает, что это условие явно вызвано было опасением, что Доже признается Ла Ривьеру, откуда его привели к Фуке, а Ла Ривьер разболтает это своему хозяину (непонятно, почему не опасаться в таком случае, что Доже откроется самому Фуке?). Надо отметить, что Сен-Мару еще ранее было запрещено приставить Доже слугой к герцогу Лозену. Между прочим, как раз в это время было наконец - впервые за 14 лет - Фуке позволено обмениваться с женой двумя письмами в год. (По мнению Арреза, Людовик XIV дал такое разрешение еще за шесть лет до того, как Сен-Мар получил соответствующее приказание из Парижа.) 11 марта 1675 г. в письме к Сен-Мару Лувуа повторил запрещение приставлять Доже лакеем к Лозену, хотя разрешил найти второго лакея для герцога. Иначе говоря, Доже резервировался для Фуке.

26 февраля Лозену едва не удалось бежать. Он пробил дыру в полу своей камеры, спустился вниз, выскользнул в окно и только тогда был задержан стражей. После этого Лозен попытался добиться освобождения, обещая полностью подчинять свои поступки видам Лувуа и Кольбера. В декабре 1677 г. Лозену было разрешено совершать двухчасовые прогулки в тюремном дворе совместно с Фуке, которого много лет держали в изоляции от других заключенных, кроме его слуг. Вместе с тем Сен-Мару предписывалось проследить за тем, чтобы заключенные не касались в своих беседах личных тем и говорили только громким голосом. Вероятно, эта милость к Фуке была в значительной мере видимой и рассчитана на распространение слуха об облегчении судьбы бывшего сюринтенданта. А в письме Лувуа к самому Фуке от 23 ноября 1678 г. министр формально по поручению короля запрашивал бывшего сюринтенданта, не рассказал ли что-либо его слуга о своем прошлом другому лакею (и даже запрещал сообщать об этом поручении Сен-Мару). По существу, Фуке предписывалось шпионить за шпионившими за ним его слугами. Одновременно в письме обещали Фуке в ближайшее время облегчить его участь. Любопытно, что это первое личное письмо Лувуа к Фуке уцелело в архиве, а ответ сюринтенданта вряд ли случайно затерялся. Не сохранилось и письма, посланного Сен-Маром в декабре 1678 г., поскольку оно раскрыло бы игру Лувуа. Это утраченное письмо Сен-Мара имеет тем большее значение, что, отвечая ему 26 декабря 1678 г., министр отмечал, что будет извлечена польза из совета, который дал тюремщик относительно Эсташа Доже.

В январе 1679 г. Фуке и Лозен получили право посещать друг друга и гулять в сопровождении двух лакеев. Наблюдение Сен-Мара за прогулками, конечно, сохранялось.

В мае 1679 г. в Пинероль был доставлен Маттиоли, причем через два дня после его ареста был схвачен и лакей мантуанца, у которого захватили вещи его хозяина. В Пинероле теперь были заключены и Маттиоли, и его лакей, но их посадили в разные камеры, и итальянец был без слуги. Разрешалось держать слуг лишь Фуке, Лозену, а после них - "маске". В служебной переписке Маттиоли фигурировал в 1679 г. под именем де Летанжа. Вместе с тем 18 августа 1679 г. Лувуа писал Сен-Мару: "О том, что Вы не можете доверить письму, Вы можете известить меня, отправив сюда господина де Бленвильера", то есть двоюродного брата главного тюремщика. Эти особо конфиденциальные сообщения явно не имели отношения ни к делу "де Летанжа", не говоря уж о еще одном узнике Пинероля - Дюбрее (ему разрешили писать министру о якобы известных ему государственных секретах, но он не сообщил ничего значительного), ни к сошедшему с ума монаху, ни к лакею Лозена или Ла Ривьеру, которые оба были шпионами на службе у Сен-Мара. Не могло это относиться и к Лозену, которого в более или менее скором времени предполагалось выпустить на свободу. Из оставшихся двух - Доже и Фуке - посуществу, им мог быть только опальный сюринтендант, поскольку никому не ведомый за пределами тюрьмы Доже по решению Лувуа мог быть отдан в услужение только к Фуке...

Бленвильер отправился в Париж в том же августе 1679 г., когда было получено цитированное выше Письмо Лувуа. Он вернулся в Пинероль только в январе 1680 г. А как раз в это время, в конце 1679 г., в результате ряда дополнительных брачных союзов и служебных перемещений "клан" Лувуа и Кольбера сумел серьезно усилить свои позиции. Его ставленники заполняли весь Королевский совет. Таким образом, они все единодушно, по мнению Арреза, должны были опасаться возвращения Фуке и желали от него отделаться. После прибытия Бленвильера из Парижа режим для Лозена был еще более смягчен; напротив, все послабления для Фуке были прекращены. Ему запретили кого-либо принимать, даже Лозена. 23 марта 1680 г. Сен-Мар сообщил Лувуа о смерти Фуке.

И только после этого, по мнению Арреза, возникает арестант в маске. Уже 8 апреля 1680 г. Лувуа предписывает тщательно изолировать лакеев Фуке - Доже и Ла Ривьера, а также объявить Лозену, что они выпущены на свободу. Напротив, Лувуа 22 июня 1680 г. приказал освободить лакея Лозена с запрещением под страхом отправки на галеры находиться ближе чем 10 лье от Пинероля. 22 апреля 1681 г. Лозен был на свободе.

И все это время Лувуа по-прежнему был озабочен судьбой слуг Фуке, которые официально вовсе не содержались в темнице, а были отпущены на волю. Чтобы лучше сохранить секрет того, что они оба оставались в заключении, был один способ - - перевести их в другую тюрьму. И вот уже 11 мая 1681 г. Лувуа объявляет о назначении Сен-Мара губернатором Экзиля, с тем чтобы он увез с собой двух из находившихся на его попечении арестантов, оставив в Пинероле только тех, которые официально фигурировали в тюремных регистрах (по мнению Арреза, с которым в данном случае можно вполне согласиться, это были Маттиоли, его лакей, Дюбрей и монах). Увезенные арестанты уклончиво именуются в переписке "двумя из Нижней башни" (один из потомков тюремщиков "маски" поведал Вольтеру, будто неизвестного узника называли "башней"). Большой эскорт, щедрые траты на содержание одного из двух узников с очевидностью свидетельствуют, что это был не слуга, а какое-то значительное лицо. Отметим, что отъезд Сен-Мара в Экзиль был отложен до сентября 1681 г. по прямому указанию Лувуа, рекомендовавшего (в письме от 22 июля) ссылаться на то, что в новом месте не был еще произведен необходимый ремонт. Лувуа при этом прямо пишет, что это не причина, а предлог для задержки. Дело в том, что, если бы Сен-Мар уехал вместе с очень большим конвоем, увозя из крепости двух арестантов, и там официально осталось бы только двое заключенных (на деле - четверо), это могло бы породить нежелательные разговоры и догадки. Чтобы пресечь подобные толки в Пинероле, следовало разыграть комедию - временно посадить двух мнимых арестантов, один из которых должен был быть значительным лицом. Лувуа так и поступил. В тот же день, 22 июля, когда он послал Сен-Мару приказ задержаться в Пинероле, министр предписал генералу Катина сообщить своим друзьям, что он получил двухмесячный отпуск для улаживания своих дел, и явиться к Лувуа для получения устных указаний. А 8 сентября 1681 г. генерал, который уже посещал Пинероль при аресте Маттиоли, доносил оттуда, что он с 3 сентября с соблюдением всех необходимых форм заключен Сен-Маром в тюрьму под именем инженера Гибера из Ниццы, арестованного по дороге в Панкарлье. Чтобы убедить всех в важности нового арестанта, его вместе с лакеем поместили в лучшем помещении Боковой башни, которую занимал Фуке. Дело было устроено так, что никто посторонний не видел в лицо мнимого Гибера и его слугу, зато стало известно, что они лишь временно помещены в тюрьму Пинероля и будут увезены с собой Сен-Маром. А 28 сентября 1681 г. Катина уехал из Пинероля, в который он якобы только что прибыл, и отправился в Казаль, где занял пост коменданта крепости. Почему для выполнения этой роли был избран Катина? Да потому, что он был сыном одного из членов суда над Фуке и, надо кстати добавить, дальним родственником вдовы поэта Скаррона, которая под именем мадам де Ментенон (по воле "клана", добавляет Аррез) стала последней по счету и всемогущей фавориткой Людовика XIV.

После отъезда Катина Сен-Мар в сопровождении всей своей роты отправился с двумя действительными арестантами из Пинероля в Экзиль. Всю дорогу, составлявшую 86 километров, заключенные находились в плотно закрытых носилках. Даже губернатор Пинероля д'Эрлевиль мог считать, что Сен-Мар увозит "инженера Гибера" и его слугу. Все следы были таким образом уничтожены.

Итак, Сен-Мар в Экзиле, новое назначение было служебным продвижением, связанным и с заметным повышением жалованья. Однако тюремщик по-прежнему прикован к своим арестантам. Он, правда, получает разрешение время от времени на короткий срок посещать своего друга Катина в Казале (поскольку в Экзиле главного тюремщика заменяет его неизменный помощник майор Росарж), но обычно Сен-Мару разрешается проводить вне Экзиля лишь одну ночь. В своих письмах Сен-Мар сообщает о чрезвычайных мерах предосторожности, направленных не столько на предотвращение побега, сколько на то, чтобы не допустить какого-либо контакта двух заключенных с внешним миром, возможности их опознания кем-либо. Этой цели служили двойные посты по обе стороны башни, в которой содержали узников. Задачей часовых было следить, чтобы никакая записка не была выброшена из окна камеры и не попала в чужие руки. Новый священник (прежний остался в Пинероле) отправлял для них церковную службу из специально переделанной проходной комнаты, туда же приносилась слугами пища, которую помощник Сен-Мара передавал заключенным. (Между прочим, именно о такой процедуре рассказывал сын одного из племянников Сен-Мара Вольтеру.) Сен-Мар не покидал заключенных, когда их осматривал врач, не допуская недозволенных разговоров, сам проверял доставляемое им белье. В марте 1682 г. Лувуа ответил отказом на просьбу Сен-Мара разрешить еще одному его помощнику - помимо майора Росаржа - разговаривать с заключенными, а в мае 1682 г. Сен-Мар получил отказ в отпуске для улаживания личных дел - это следовало произвести, не отлучаясь из Экзиля. Не прекращались и напоминания, чтобы заключенные исповедовались в соответствии с инструкцией, иначе говоря - чтобы духовник не видел арестантов, а Сен-Мар наблюдал за всей процедурой. Эти предписания повторялись из года в год. Такие же меры предосторожности принимались в Пинероле только в отношении Фуке.

В 1683 г. умер Кольбер. Его преемником в финансовом ведомстве стал Клод Лепелетье, а его другие функции перешли к Лувуа, сохранившему и пост военного министра. Он и его родственники по-прежнему вершили всеми государственными делами.

16 апреля 1684 г. Лувуа попросил Сен-Мара дать сведения о том, что известно о рождении Ла Ривьера и обстоятельствах, "при которых он поступил на службу к покойному Фуке". Это, очевидно, ответ на какое-то пропавшее письмо Сен-Мара, упоминавшее о Ла Ривьере и явно свидетельствовавшее, что он был одним из двух арестантов, привезенных из Пинероля в Экзиль. Но если один из двух - слуга Ла Ривьер, то другой (знатный заключенный) явно не мог быть Доже, то есть тоже слугой. Отсюда следует вывод, что Доже умер в 1680 г., а вместо него бьио взято из Нижней башни в Пинероле какое-то другое лицо.

В марте 1685 г. Лувуа наконец разрешил Сен-Мару взять отпуск для лечения, или, вернее было бы сказать, сбежать из Экзиля на две или три недели. Министр прямо пишет, что это разрешение дается по просьбе жены Сен-Мара (которая, добавим, приходилась сестрой любовнице Лувуа). Во второй половине того же года, как отмечалось, в переписке Лувуа с Сен-Маром обсуждался вопрос о сохранении в секрете завещания одного из узников - им, очевидно, не мог быть слуга, которому явно нечего было завещать. В конце 1686 г. один из заключенных заболел водянкой. 8 января 1687 г. Лувуа сообщил Сен-Мару о назначении его губернатором Сен-Маргерита - об очередном повышении. Тюремщику предписывалось посетить новую тюрьму, принять меры, чтобы там сохранился режим, установленный для его заключенных. Одновременно 5 января 1687 г. Сен-Мар известил Лувуа о смерти одного из заключенных. Поскольку и после этого прежние меры по содержанию единственного оставшегося арестанта - и перевода его на Сен-Маргерит - не были изменены, хотя они были связаны с весьма большими расходами, ясно, что умер слуга, а не главный заключенный. Хотя в ведение Сен-Мара были переданы на Сен-Маргерите и другие арестованные, он в письмах к Лувуа именует "моим заключенным" того, которого привез с собой из Пинероля в Экзиль, а из Экзиля - на Сен-Маргерит. 8 января 1688 г. в письме к Лувуа Сен-Мар передавал, что в окрестностях считают "маску" герцогом Бофором или сыном Кромвеля.

16 июля 1691 г. умер Лувуа, его сменил Барбезье, положение "маски" не изменилось. Многие историки придавали значение письму Барбезье от 13 августа 1691 г., в котором отмечалось, что неизвестный заключенный 20 лет находился под охраной Сен-Мара. Однако, может быть, эта цифра выбрана именно для дезинформации любого постороннего, которому попало бы в руки письмо, - ведь более точное указание могло бы стать ключом для определения подлинного имени узника. У Сен-Мара же, у которого "маска" остался в Экзиле единственным заключенным, не могло возникнуть сомнение, о ком идет речь. Между прочим, 11 января 1694 г. Барбезье сообщает, что комендант тюрьмы в Пинероле Лапрад не знает фамилии умершего арестованного, наибольшее число лет просидевшего в заключении, и просит Сен-Мара шифром сообщить это имя в Париж. Трудно представить более веское доказательство, насколько вообще мало интересовали военного министра арестанты, оставленные в 1681 г. Сен-Маром в Пинероле. Очевидно, речь идет о монахе, доставленном в крепость в 1674 г.

В апреле 1694 г. трое уже знакомых Сен-Мару арестантов - Маттиоли, его слуга Дюбрей, а также новый заключенный, доставленный в Пинероль в августе 1687 г., - были переведены на Сен-Маргерит. Один из них (как явствует из письма Барбезье от 10 мая 1694 г., явно Маттиоли) умер вскоре по прибытии в новую тюрьму. Но по-прежнему Барбезье интересует один заключенный - "мой старый заключенный". В отношении его снова и снова в переписке обсуждаются все меры, вплоть до доставки осенью 1696 г. специальных замков из Пинероля. С "маской" обращались, как видно из этой корреспонденции, все время с крайней почтительностью, чего никак нельзя сказать о других заключенных из Пинероля, которые все подвергались телесным наказаниям. В 1698 г. последовал перевод Сен-Мара в Бастилию, куда он снова взял с собой только своего "старого заключенного".

Итак, доказано, что "маска" был одновременно и "старым заключенным" Сен-Мара, и каким-то значительным лицом. Поскольку несомненно, что Лозен был освобожден, то, если принять, что Фуке умер в 1680 г., ни один заключенный не удовлетворяет этому двойному требованию. Аррез считает, что единственно возможное и математически точное решение: в 1680 г. умер Доже, а Фуке занял его место в одиночной камере, которая с самого начала на деле специально сооружалась не для какого-то слуги, а именно для такой подмены. Ничто не противоречит этому решению, по крайней мере нет никаких письменных документов, удостоверяющих смерть и погребение Фуке, отсутствует акт вскрытия тела. Поэтому, хотя с точки зрения закона Фуке был мертв уже в 1673 г. (в этот год его жена была признана наследницей сюринтенданта), нет официальных данных о его физической смерти в 1680 г. Запечатанный гроб с телом Фуке был выдан его сыну 17 апреля 1681 г., через 25 дней после смерти. К этому времени нельзя было уже и думать об открытии гроба. Сообщалось, что останки Фуке первоначально были захоронены в церкви Сен-Клер, потом будто бы перевезены в Париж и перезахоронены вместе с прахом его матери на семейном кладбище в монастыре на улице Святого Антония. Однако это захоронение было произведено только 28 марта 1681 г., то есть через год после смерти, и в течение этого срока никто не мог установить, что это были именно останки Фуке, а не Доже.

Отметим, что письмо Сен-Мара от 23 марта 1680 г., которое должно было известить о смерти Фуке, исчезло. Не сообщал ли в нем Сен-Мар о смерти не Фуке, а Доже? Сохранилось лишь письмо Лувуа от 8 апреля 1680 г. о том, что он получил письмо тюремщика, датированное 23 марта и сообщавшее о кончине Фуке. Письмо, посланное Сен-Маром, должно было достичь Парижа примерно через восемь дней, следовательно, Лувуа его мог прочесть 31 марта. Однако он не ответил на него сразу, как это делал, когда речь шла не об особо важных делах. Министру потребовалось для ответа целых восемь дней - не для того ли, чтобы держать совет с Кольбером и другими союзниками относительно того, является ли момент подходящим для объявления о смерти Фуке? За эти дни в Париже уже были распространены слухи о кончине бывшего сюринтенданта (говорили, впрочем, и о том, что его до этого освободили из заключения). 6 апреля об этом было напечатано краткое известие в "Газетт", тесно связанной с двором. Между прочим, стоит добавить, что Вольтер помещает сведения о противоречивых слухах относительно смерти Фуке сразу после рассказа о "железной маске", очевидно, потому, что он считал обоих одним и тем же лицом. От Вольтера же нам известен ответ Шамийяра, что "маска" - человек, посвященный во все секреты Фуке. Кто мог знать все эти секреты, кроме самого сюринтенданта? Напомним также слова Вольтера, что "маску" арестовали в 1661 г. (как Фуке), что тогда не исчезло ни одно другое значительное лицо. Анализ переписки Лувуа и Сен-Мара показывает, что в момент смерти Фуке вблизи не было его детей и он не умер, как считают, на руках старшего сына. Из письма Лувуа от 8 апреля 1680 г. следует, что этому сыну Фуке - графу де Во - посчастливилось увезти бумаги отца и что Сен-Мар это разрешил. Не означает ли это, что Фуке сам передал бумаги сыну и что, следовательно, он был жив за несколько дней до 23 марта или в этот самый день смерти и находился - вопреки слухам об освобождении - в тюрьме Пинероля?

Аррез считает, что Лувуа, с одной стороны, разрешил графу де Во взять все бумаги отца, а с другой - рекомендовал Сен-Мару запереть бумаги Фуке - очевидно, новые, которые "покойник" продолжал писать. Из переписки явствует, что Сен-Мар нашел дополнительные бумаги в карманах одежды Фуке уже 4 мая, то есть через 42 дня после его смерти. Иначе говоря, вероятно, во все эти дни мнимоумерший продолжал писать и из этих его бумаг составился целый пакет, пересланный Лувуа.

Аррез считает, что, как только Доже умер, Сен-Мар, следуя заранее согласованному с Лувуа плану, перевел Фуке в одиночку. Поскольку никто из посторонних не видел тайного погребения Доже, а помещение в Боковой башне опустело, возникла легенда об освобождении Фуке... В письме Лувуа от 8 апреля есть еще одна любопытная фраза о том, что важные сведения, известные Фуке, могут быть доступны Лозену и Ла Ривьеру. Умалчивается о другом лакее - Доже - не потому ли, что Лувуа знал о смерти этого слуги? Если умер Доже, то Фуке был жив. Понятно, и почему не отпустили на свободу слуг Фуке: Доже - потому что он уже был мертв, а Ла Ривьера - потому что он видел умершим Доже, а не своего хозяина. Вместе с тем, когда Лувуа писал Сен-Мару, что следует сохранять под стражей Ла Ривьера и Доже, тюремщик отлично понимал, что речь идет о Ла Ривьере и Фуке. Доже стал псевдонимом Фуке, фамилия которого, правда, позднее только раз мелькнула в письмах военного министра. А именно в письме Лувуа от 10 июля 1680 г., где говорилось о получении Доже каких-то "ядов". Их мог откуда-то взять не сидевший в одиночке Доже, а Фуке, которого стали называть фамилией "слуги". Впоследствии исчезло в переписке и имя Доже - появились "двое из Нижней башни".

Теперь о том, какие секреты мог узнать Лозен от Фуке, переговариваясь через отверстие, которое они проделали между своими камерами. Это явно не были придворные тайны. Лозен был другом семьи Фуке до 1661 г. и еще тогда мог узнать от них эти тайны, его ведь арестовали только через 10 лет - в 1671 г., и он был поэтому лучше, чем сюринтендант, осведомлен о том, что творилось в придворных сферах. Фуке мог ему сообщить лишь о секретах, связанных с заключением в Пине-роле, особенно о непонятном письме к нему Лувуа относительно Доже, о том, что того не разрешали держать в помещении, когда в него входил герцог или кто-либо другой. Не сообщил ли Фуке о том, что Доже при смерти и что он опасается попасть в одиночку взамен слуги? Как бы то ни было, Лозен ничего не поведал о тайнах Фуке и даже заведомо ложно рассказывал, что, вероятно, его друга освободили незадолго до смерти. Возможно, это молчание было платой за освобождение самого Лозена (как раз в марте 1680 г. он вел особую переписку с Лувуа). Герцог был превращен в свидетеля, подтвердившего официальную версию о смерти Фуке.

Добавим, что ни одного из заключенных, кроме Фуке, при перевозке не сопровождал такой эскорт, который следовал за "маской". И наконец, на содержание "маски" тратили, по существу, столько же, сколько расходовали на Фуке, - во много раз больше, чем на других заключенных (кроме Лозена) и тем более "слуг" вроде Доже, которых держали на крайне скудном пайке.

Фуке был "самым старым заключенным" Сен-Мара, таким фигурирует и "маска" в переписке. К 1703 г. ему должно было быть 89 лет, но таких случаев долголетия можно привести не так уж мало среди современников Фуке, придворных, представителей дворянской знати и высшего чиновничества (Аррез приводит такие примеры). Мать Фуке дожила даже до 91 года.

Мы изложили все существенные доводы, приводимые Аррезом в пользу своей теории. Нетрудно заметить, что они не доказывают "самого малого" - что Фуке действительно не умер 23 марта 1680 г. Более того, эти аргументы не свидетельствуют, что Лувуа и Кольбер страшились возвращения Фуке ко двору, что они рассматривали этого давно поверженного соперника, проведшего уже почти два десятилетия в заключении, в качестве опасного противника. Ничто не доказывает, что 65-летний сюринтендант, после долгих лет заключения растерявший своих сторонников, якобы мог стать вождем лагеря, который бы противостоял Кольберу и Лувуа. Если бы это было действительно так, то Кольбер и Лувуа, по словам Арреза, макиавеллисты, настаивавшие во время процесса Фуке, чтобы его приговорили к повешению, конечно, нашли бы с помощью Сен-Мара средство отделаться от врага, а не разыгрывать комедию с его мнимой смертью и превращением в "маску". Тем менее было у министров, а после смерти Кольбера и Лувуа - у их преемников резона продолжать эту комедию после "официальной" смерти Фуке еще на протяжении более 23 лет, когда сам узник уже давно должен был превратиться в дряхлого старца. Мы уже говорили и о том, насколько неубедительны утверждения Арреза, что Людовик XIV был просто марионеткой Лувуа и Кольбера, а после смерти своих знаменитых министров - игрушкой в руках их родственников, в том числе совсем еще юного Барбезье. Не прибавляет убедительности метод, при котором источники понимаются то в прямом, то в обратном смысле, прямо противоположном написанному (например, при упоминании одного арестанта иметь в виду другого и т. п.).

К названию своей книги "Железная маска" Аррез добавил подзаголовок "Наконец разгаданная тайна". Вернее было бы сказать, что эта книга сделала старую тайну еще более непроницаемой, так как доводы Арреза против реальной кандидатуры на роль "маски" - Эсташа Доже нельзя сбрасывать со счетов. Аррез, как и некоторые его предшественники, прежде всего М. Паньоль, подчеркивает, что до нас дошла очень небольшая часть переписки Сен-Мара с его начальством и что уничтожена была сознательно та часть корреспонденции, которая могла дать ключ к разгадке тайны. Тем более что Сен-Мар сам не раз отмечал, что в дополнение к официальным донесениям отправляет с доверенными курьерами еще и частные письма. Все они исчезли. Вместе с тем Аррез встал на путь домыслов насчет содержания утерянных писем и устных предписаний. Это вряд ли путь, ведущий к цели. Ведь, встав на него, можно, например, допустить, что в какой-то момент Сен-Мару был доставлен еще один узник, о котором было приказано не упоминать ни единым словом в официальной переписке, и, опираясь на такую гипотезу, дать новую трактовку всей известной корреспонденции (а также по-новому представить размещение заключенных по камерам тюрьмы Пинероля, чем усердно занимался Аррез). Конечно, это произвольное предположение, но оно в одном ряду с догадкой, что Лувуа и Сен-Мар в своей переписке только и думали, чтобы сбить со следа будущих исследователей истории "маски". Подобный домысел нетрудно обосновать, используя "метод" Арреза: "удобные" показания принимать на веру, а все не укладывающиеся в схему свидетельства объявлять следствием дезинформации.

Если бы Фуке был "маской", непонятно, зачем ему давали возможность встречаться с Лозеном, а позднее - с семьей (если исключить объяснение, что все это было игрой с целью скрыть дальнейшую судьбу бывшего сюринтенданта). Поэтому можно считать, что именно он умер в Пинероле - может быть, насильственной смертью (был отравлен Доже).

Но загадка остается. Осудить сюринтенданта за злоупотребления, вернуть казне награбленные им и его приближенными десятки и сотни миллионов ливров, превратить подсудимого в козла отпущения за ненавистную народу политику налогового гнета в период правления Мазарини, одним словом, использовать в полной мере все политические выгоды, которые можно было извлечь из падения Фуке, - это одно дело. Но не смягчение, а, вопреки обычаю, вынесение более сурового судебного приговора было уже необычным для короля. Возможно, впрочем, здесь не обошлось без влияния Кольбера. Людовик XIV уже через несколько лет после осуждения Фуке простил его главных помощников. А самого Фуке королевская милость коснулась лишь тогда, когда он находился на краю могилы. Ла Ривьер и Доже после смерти Фуке вместо освобождения были обречены на пожизненное заключение. Наиболее вероятная причина - они знали "секреты Фуке". Конечно, такой человек, как сюринтендант, будучи приближенным Мазарини и находясь во время его правления в самом центре придворных интриг, мог быть посвященным в какие-то тайны. Но в какие? Вероятно, они прямо затр"ливали интересы короля и династии Бурбонов, иначе, если бы речь шла только о ненависти к Фуке со стороны Кольбера, он вряд ли мог бы убедить Людовика XIV в необходимости десятилетиями держать Фуке в строжайшем заключении. Такая беспричинно долгая мстительность, в общем, вопреки мнению М. Паньоля, не была характерна для короля. Была, следовательно, какая-то причина. Но сохранившиеся документы молчат о ней.

Тройное дао Дуврского договора

Арест "Эсташа Доже" находился в какой-то связи с тайными переговорами между Людовиком XIV и Карлом II. Более того, эта связь, возможно, сохранялась и в течение многих месяцев после того, как Доже был водворен в тюрьму Пинероля. Чтобы судить о том, насколько обоснованными представляются гипотезы, выдвигаемые на сей счет в литературе о "маске", необходимо обратиться к самим этим секретным переговорам между французским и английским монархами.

В предшествующих главах была уже нарисована общая картина махинаций французской разведки в Лондоне в правление Карла II, и знакомство с ними позволяет лучше уяснить предысторию и историю Дуврского договора.

В начале 70-х годов в Англии из уст в уста переходило крылатое четверостишие, в котором речь шла о знаменитой Cabal:

Как может государство процветать,

Когда им управляют эти пять:

Английский дог, тупой баран,