Почему же Крылов поменял свои жанровые пристрастия и что такое басня?

Переход от прозы к поэзии был характерен для эпохи: именно в этом направлении двигалась тогда вся русская литература. Эволюция Крылова − от прозы к стихам − совпала с общими тенденциями развития русской литературы той эпохи. Первая треть ХIХ века в России – это именно время стихов, современники Крылова – Жуковский, Пушкин, Тютчев, Лермонтов.

Поэтические пословицы

Традиция причисляла басню к так называемым дидактическим жанрам, то есть учительным (дидактика − по-гречески «поучение»). Но у поэзии свои средства убеждения: в отличие от философской прозы, басня, как и поэзия вообще, убеждает не логичным рассуждением, а врезающимся в память словом – настолько запоминающимся, что иногда даже оно превращается в пословицу, входит в язык. Крыловские слова превращались в пословицы часто: «А Ларчик просто открывался»; «Рыльце у тебя в пуху»; «Слона-то я и не приметил»; «Молчи! все знаю я сама; / Да эта крыса мне кума»; «Да плакать мне какая стать: / Ведь я не здешнего прихода». Другие примеры каждый может привести и сам. Такие «ударные» стихи (или, как их иногда называют, «шпильки») есть в басне почти всегда. Обычно они завершают стихотворение, но не обязательно: «Уж брать, так брать, /А то и когти что марать!» («Вороненок»), «А Васька слушает, да ест» («Кот и Повар»); «Хоть видит око, /Да зуб неймет» («Лисица и Виноград»). Любимой крыловской фразой Пушкина была фраза о смелом муравье: «Он даже хаживал один на паука».Такого стремления к запоминающемуся слову не было не только в прозе XVIII века (по самой природе прозы), но и в старой поэзии: XVIII век стремился к монументальности, ценил большие формы – поэму, например, и даже его лирика, прежде всего ода, имела большие объемы. А на огромных пространствах оды отдельное слово практически не ощущается, ода действует иначе: подавляющим великолепием целого, нагромождением неожиданных образов, гипербол, восклицаний – достаточно вспомнить хотя бы пушкинскую «Вольность». XIX век учится определять вес отдельного слова. Для современников Крылова характерны попытки создать стихи без балласта, написать текст, целиком состоящий из «ударных слов». Жуковский от длинного описательного «Вечера» (1806) приходит к четверостишию:О милых спутниках, которые наш светСвоим присутствием для нас животворили, Не говори с тоской: их нет,Но с благодарностию: были.(«Воспоминание»)Точно так же по преимуществу из «ударных слов» состоит коротенькая эпиграмма – любимый жанр Пушкина.

О переводах

Крыловские басни не случайно появляются в ту эпоху, когда завершается формирование русского литературного языка. Согласно европейской традиции, в баснях было принято использовать известные сюжеты, восходящие к античности, к древнегреческим басням (первые басни, по преданию, писал раб Эзоп). У Крылова много басен на такие древние сюжеты, например, «Лягушка и Вол». Можно было и просто переводить – Крылов переводил французского баснописца XVII века Ж.Лафонтена (например, басня «Ворона и Лисица» − переводная). Всё это не мешало Крылову считаться оригинальным поэтом: важно, как рассказана старая история. Интересную статью о Крылове написал Жуковский − поэт, который, кажется, был так на Крылова не похож, и прежде всего своей лиричностью, так не похожей на насмешливость, ироничность Крылова. Но Крылова и Жуковского сближало то, что оба они очень много переводили (в отличие от русских классиков позднейших эпох), их сближала попытка быть оригинальным, оставаясь в границах чужого сюжета. По словам Жуковского, «Крылов <…> занял у Лафонтена (в большей части басен своих) и вымысел и рассказ: следственно, может иметь право на имя автора оригинального по одному только искусству присваивать себе чужие мысли, чужие чувства и чужой гений. Не опасаясь никакого возражения, мы позволяем себе утверждать решительно, что подражатель-стихотворец может быть автором оригинальным, хотя бы он не написал и ничего собственного. Переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах − соперник».