Глава 7. Генезис культуры

Основные подходы к проблеме культурогенеза

От биологической формы бытия — к антропосоциокультурной

На определенной ступени развития природы на нашей планете дей­ствие биологического закона наследования каждым новым поколе­нием оказалось недостаточным для бытия одного из видов высокоразвитых животных — обезьянопо­добных существ. Вытесненные из лесов на равнины, они вымирали, пока ими не была найдена замена генетического способа передачи поведенческой информации иными способами деятельности.

Долгое время потребовалось для надстраивания над генетическим механизмом передачи информации от поколения к поколению нового, внегенетического информационного канала — искусственно созданных знаковых систем культуры. В течение этого времени постепенно совершалось «окультуривание тела» — приспособление руки, мимики, гортани для большей свободы действий, развитие мозга — формирование функциональной асимметрии его полушарий, позволяющей осуществлять двухуровневую, наглядно-образную и абстрактно-логическую обработку информации. Человек, появившись на Земле, сразу ограничил собственную жизнь множеством реальных смыслов. Переживание и познание созданного жизненного пространства человечество обрело в конкретной форме — культуре.

Вопрос о происхождении культуры — один из самых дискусси­онных в культурологии. Исследователи культуры едино­душны только в том, что единственным субъектом культуры, соз­дающим для себя особую жизненную среду и формирующимся под ее воздействием, бесспорно, является человек. Это значит, что ста­новление мира культуры является результатом длительного процес­са взаимодействия биологической и социальной эволюции, что передается понятием антропосоциокультурогенез. Отсюда истоки культуры следует искать там и тогда, где и когда появляется человек, как мыслящее, разумное существо.

Антропосоциокультурогенез был процессом, в котором устоявшаяся за сотни миллионов лет гармоническая структура животного бытия предков человека сменилась хаотическим поиском новых способов бытия. Этот поиск в большинстве случаев приводил в тупик: боковые ветви древа биологической эволюции обезьяноподобных предшественников человека отмирали, не найдя оптимального способа выхода из животного состояния. Лишь один из путей антропосоциокультурогенеза оказался счастливым — это произошло в Африке, где ветвь австралопитеков образовала ствол, породивший человека. Там появилась культура, способная обеспечить тот образ жизни людей, который стал, при всем последующем этническом ветвлении, стабильным типом социальной организации — первобытным обществом.

В результате длительнейшего — на протяжении нескольких миллионов лет — процесса развития в бесконечном пространстве природы и в конечном пространстве Земли на одном ее небольшом «участке» биологическая форма материального бытия преобразовалась в антропосоциокультурную, т.е. в такую, в кото­рой новое живое существо, живущее не в стаде и не в стае, а в стихийно самоорганизовавшемся обществе, — человек — создал для себя искусственную среду обитания — «вторую природу» — и в ходе этой творческой деятельности обрел необходимые для него ин­теллектуальные и духовные качества — наследственно непереда­ваемые, формируемые у каждого индивида прижизненно и потому не стабильные, как психические реакции животных, а меняющиеся по содержанию из поколения в поколение, постепенно все более раз­нообразные у разных представителей одного поколения. Совокуп­ность этих качеств, реализующихся в совместной созидательной де­ятельности и воплощающихся в ее предметных плодах, и является культурой в широком философском смысле этого понятия.

Если с утверждением отличительной особенности человека как разумного существа согласны абсолютно все ученые, то, размышляя о скачке, в ходе которого произошел переход от жи­вотного к культурному образу жизни, они выдвигают самые раз­ные гипотезы о его причинах, создавая самые разные версии куль­турогенеза. Однако проблема происхождения человека и культуры ставилась и в донаучный период.

Мифологические и религиозные представления о природе культуры

Самые первые попытки ответить на вопрос о причинах воз­никновения культуры мы находим в древних мифах, а также в ре­лигии. С точки зрения креационистской концепции, человек был создан Богом (или богами), и все человеческие качества, в том числе и умение создавать культуру, были получены им свыше. По­этому в мифологии многих народов мы находим часто образ бога-просветителя, обучающего людей речи, различным умениям и на­выкам, а также правилам поведения и организации совместной жизни. Такова была деятельность широко известного из греческой мифологии титана Прометея. Библия же говорит о том, что пер­вые люди были созданы Богом уже взрослыми, владевшими даром речи. Нарушив запрет, вкусив от древа познания добра и зла, они были изгнаны из рая и должны были начать трудиться, чтобы выжить на земле.

Этой концепции близки трансцендентальные теории культурогенеза, созданные рядом религиозных философов. Для них возник­новение культуры также предопределено свыше (или извне), так как оно связано не с естественным развитием человека, а с импульсом или замыслом, с которым в человеческое общество привносит­ся идея культуры. Своеобразным вариантом трансцендентальной теории является гуманистически-демиургическая концепция культурогенеза, ярким представителем которой был НА. Бердяев (1874—1948). Бог — это Творец, создавший мир и человека всего за семь дней. После это­го человек, созданный по Его образу и подобию, продолжил дело творения на земле, создавая свой, человеческий мир. Таким обра­зом, создание человеком культуры можно назвать восьмым днем творения.

Понять культуру нельзя, не поняв человека. Что есть человек? Какова его природа? Человек исследует окружаю­щий мир, и многие тайны уже открылись для него. Но его собственная природа остается во многом загадочной.

Природа человека и культура

Проблема человеческой природы и отношения ее к культуре стави­лись уже в античности. Так в представлении Платона, человек состоит из души и тела. Но собственно человеческой является только душа. Миф Платона о душе предвосхищает многие позднейшие психоантропологические конструкции, в которых также выделяются обычно три элемента: биологический, социальный и духовный.

Проблема человека активно обсуждалась в течение последних трех столетий в науке и философии. При этом наметились три основных подхода к ее решению — натуралистический, социологический и философско-антропологический.

Натуралистический подход. Натурализм представлен просветителями XVIII—XIX веков (Ж. Ламетри, Д. Дидро, П.А. Гольбаха, К.А. Гельвеция и др.), а также рядом крупных исследователей, также как Дарвин, Уоллес, Павлов, Бехтерев, Мак-Даугалл Скиннер, и рядом других современных ученых и философов. Суть его в том, что основные характеристики человека и создаваемой им культуры выводятся из биологических влечений и инстинктов. Для того чтобы объяснить сложные формы общественного поведе­ния людей и многообразие культур, ученые вводили все новые и новые инстинкты, так что их число достигло нескольких сот. К элементарным инстинктам питания, размножения, дыхания, движения, свойственным животным, прибавились инстинкты драчливости, конкуренции, подражания, стадности, жад­ности, ревности, собственности, охраны территории, агрессии, игры, влечение к смерти и ряд других.

К недостаткам традиционного натурализма можно отнести:

- одностороннюю биологизацию человека, которая выражалась в преувеличении его природной сущности и недооценке социо­культурных характеристик;

- внеисторический характер трактовки природной сущности человека и природы в целом, что выражалось в утопических призы­вах к возврату к доисторическим временам, когда человек и природа существовали в гармоническом единстве.

И хотя строгого разграничения между собственно биологическими и социаль­но-культурными качествами и мотивами поведения провести никому не удалось, натуралистический подход был во многом эффективен.

Современные формы натурализма отличаются от традицион­ных. В настоящее время рассуждения о человеческой природе, о свя­зи природы и культуры, природы и человека находят выражение в самых разнообразных как оптимистических, так и пессимистиче­ских, нигилистических концепциях.

Новейшие открытия в области генетики и эволюции человека еще более укрепили позиции натуралистов, которые высказали немало оригинальных идей. Культурно-творческие и социальные элементы поведения, связан­ные с прочностью человеческих связей, объяснялись, например, отсут­ствием у человека сезонных брачных периодов, силой и непрерыв­ностью полового чувства. Согласно чисто биологическим критериям, внутриутробное развитие ребенка должно было бы продолжаться около двух лет. Однако, после того как человек стал прямоходящим суще­ством, дети стали рождаться недоношенными и это предопределило их длительную зависимость от взрослых, легкую обучаемость и пластич­ность нервной системы.

Разнообразие человеческих культур, стойкие черты менталитета каждого народа, проявляющиеся на протяженнии длительного времени, объяснялись тем, что человеческие этносы, подобно отдельным людям, имеют каждый свою особенную генетическую программу.

Ярким примером натуралистических взглядов является теория Ч. Ломброзо, одного из основателей физиогномики - науки о связи внешних признаков человека с его сущностными особенностями, определяющими характер поведения индивидов. К выводам такого рода Ломброзо пришел в ходе изучения физиологических признаков преступников. Форма и размеры черепа, параметры мозга, форма носа и ушей, цвет волос и т. п. в ходе изучения были типологизированы, и на этой основе были сделаны выводы о наследственной, биологической предрасположенности некоторых людей к преступной деятельности. Так, по мнению Ломброзо, человек с голубыми глазами и рыжим цветом волос является потенциальным насильником.

Многие реакционные теории (расизм, фашизм) непосредствен­но связаны с натурализмом, оправдывающим все формы насилия ссылками на природную неполноценность одних людей и даже це­лых народов, и превосходство других.

«Инстинктивный, биологически наследуемый слой» человеческой природы без сомнения существует. Он играет важную роль в мас­совом поведении и формировании культуры. Однако факты этногра­фии показывают, что основные инстинкты, обеспечивающие самосох­ранение, очень пластичны, подвергаются повсеместно культурной об­работке. Требования и нормы культуры влияют на то, как и чем люди питаются, как удовлетворяют свою половую потребность, какую роль выполняют отцовство и материнство. Экономическая система, трудо­вые отношения, в особенности в ранних примитивных обществах, тес­но связаны как с инстинктивным поведением , так и с религиозными верованиями.

Родовые потребности заставляют человека исследовать окружаю­щий мир, чтобы выжить и приспособиться к среде обитания. Они сти­мулируют мышление, воображение, различные формы кооперации между индивидами и группами. Кроме универсальных родовых инстинктов существуют и такие, которые достигают большой силы лишь у небольшой части особей. Среди «немассовых» инстинктивных влечений важны две пары: властолюбия и готовности подчиняться, славолюбия и конформизм.

Русский космизм. В русской научной мысли известна такая разновидность нату­рализма, как русский космизм (Чижевский, Циолковский, Вернад­ский). Это система воззрений, ориентированных на целостное восприятие реальности и человека в виде органически единого Космоса. Во взглядах Чижевского, Циолковского, Вернадского сущность че­ловека трактовалась как особая планетарная и космическая сила, играющая значительную роль в преобразовании мироздания. Среди этих взглядов наибольшую известность получили идеи Вернадского, выразившиеся в учении о биосфере и её переходе в ноосферу.

Биосфера - это системное целое, включающее наряду с геоло­гической оболочкой планеты всё живое, в т.ч. и человека. Человече­ство, как один из видов живого вещества, влияет на изменение био­сферы в целом. А под влиянием человеческой мысли и преобразую­щей деятельности человека биосфера превращается в ноосферу - сферу разума. Тем самым научная мысль приобретала масштабы планетарного и космического явления. Под её влиянием человечест­во может перейти от гетеротрофного состояния (жизнь за счёт дру­гих организмов) в автотрофное (жизнь за счёт преобразования энер­гии солнца).

Проблемы превращения биосферы в ноосферу в настоящее вре­мя конкретизируются в концепции коэволюции (согласованного раз­вития) природы и общества, основные положения которой впервые сформулировал в 1968 г. русский ученый Н.В.Тимофеев-Ресовский. Центральное место в этой концепции занимает обоснование опти­мальных путей взаимодействия человечества с остальной биосфе­рой. Сторонник идей коэволюции, основоположник кибернетики Н.Винер однажды заметил: "Мы столь радикально изменили нашу среду, что теперь для того, чтобы существовать в ней, мы должны изменить себя".

Для этого человечество должно соблюдать два основных прави­ла: первое - отказаться от тех видов деятельности, которые чреваты необратимыми последствиями для окружающей среды и могут по­ставить под угрозу само существование жизни на нашей планете; второе - изменение мировоззренческих ориентаций людей, поворот от потребительства к осознанию и уважению ценности всего живого.

К особого рода взглядам в рамках современного натурализма относится этическая концепция А.Швейцера, который утверждал, что не познание и практика, а переживание является самой сущест­венной связью человека с миром. "Я есть жизнь, которая хочет жить", - вот первоначало человеческого бытия. Само бытие есть универсальная воля к жизни. Поэтому смысл человеческой жизни восходит не к разуму и деятельности, а к воле. Он заключается в благоговейном отношении ко всякой жизни. Поддержание жизни, возвышение её до высшей ценности - это благо; зло - это уничтоже­ние жизни, принесение ей вреда. Благоговение перед жизнью и оценка человека как высшей ценности составляют, согласно Швей­церу, основу нового гуманизма.

Концепция Швейцера носит явно выраженный индивидуали­стический характер. Этика не может быть универсальной, так как общество, отмечает Швейцер, далеко не едино. В более поздний пе­риод он уточняет свои взгляды и пытается несколько смягчить край­не индивидуалистические позиции своей этической концепции. Он выносит на обсуждение вопрос о добре как активном нравственном первом принципе человека. Добро выражается в деятельности человека на пользу другим людям и обществу.

Этическое учение Швейцера содержит важную тему "Человек и природа", в которой все человеческие действия в отношении к при­роде, ко всему земному являются объектом этической оценки. Её основа - принцип осознанной необходимости. Деятельность в согла­сии с этим принципом придает поступкам человека необходимую положительную нравственную ориентацию и гарантирует от хищни­ческого, безнравственного отношения к природным богатствам. Швейцер выступает критиком разрушительных тенденций научно-технического прогресса. К ним он относит и угрозу мировой термо­ядерной войны, которая означала бы катастрофу для всего человече­ства, гибель культуры, возврат к дикости. Таким образом, в своей этической концепции Швейцер выходит к проблемам экологии.

Социологический подход. Второй, отличный от натурализма подход может быть назван социологизмом. Он характерен для Аристотеля, Маркса, Дюркгейма. Суть его в том, что главным свойством человеческой природы признается социальность. Аристотель прямо определял человека как животное политическое.

Согласно Марксу, общественное бытие людей определяет их сознание, т.е. мотивы поведения, мыслительные привычки и саму логику рассуждения. При этом «классовый интерес», по Марксу, действует подчас сильнее, чем любой инстинкт. Биологической потребности Маркс придает значение лишь тогда, когда она совпадает с классовым интересом. Пролетариат голоден и нищ. Одновременно он является тем классом, который призван победить буржуазию и отнять у нее несправедливо нажитые богатства. В данном случае голод и классовый интерес сливаются в «классовый инстинкт».

Хотя общественное бытие влияет на поведение, сводить к нему все мотивы деятельности и логику мышления было бы неверно. Маркс и Энгельс сами принадлежали буржуазии. Почему же тогда логика их мысли совпала не с буржуазным, а с пролетарским интересом?

Социологический подход к пониманию человека может многое объяснить, если учесть всю совокупность общественных воз­действий на личность. При этом необходимо различать воздействия социальной жизни, которые формировали родовой облик человека в течение многих тысячелетий, от тех, которые влияют на отдельного индивида — сначала в период детства и социализации, а затем, когда, будучи уже взрослым, человек включается в трудовую, семейную и политическую жизнь. Вполне вероятно, что эти три вида обществен­ных воздействий будут влиять на человека совершенно различным образом. В детстве психика ребенка формируется в зависимости от характера семейных отношений, причем следы семейного воспитания остаются на всю жизнь. Во взрослом состоянии человек формируется под влиянием непосредственно окружающей его среды и всего куль­турного наследия.

Философско-антропологический подход. Он отличается слож­ностью и множественностью позиций, представлен такими именами, как М. Шелер, А. Гелен, М. Хайдеггер, Ж.П.Сартр, Л.Шестов, Э.Фромм.

Общие черты этого подхода таковы.

Во-первых, подчеркивается, что человек — уникальное существо, инстинкты которого «расшатаны» и который биологически «недостато­чен», хуже приспособлен к земным условиям, чем другие животные. Развитие разума у человека определяется его неприспособленностью и уязвимостью. Разум возникает и становится главным инструментом адаптации в результате «расщепления» психики, постоянного ее травмирования. Но и разум, как говорит Э. Фромм, — не только благо, но и проклятье. Разум помогает человеку понять, что он смертен, что его ждут многочисленные опасности и страдания.

Во-вторых, благодаря разуму и своей биологической неспециализированности, человек вступает в диссонанс с природой. У него нет четко первоочерченной экологической ниши. Но благодаря технике и социальной организации он может выжить в очень широком диапазоне природно-географических условий. Человек как бы «выпадает» из надежных и прочных форм животного существования. Он живет, существует, но не имеет сущности. Он «обречен на свободу», он должен каждый раз заново определять себя.

В-третьих, вместо фиксированной сущности, составляющей некий «центр бытия» каждого вида, человек испытывает настроения тоски, тревоги, заботы, заброшенности, страдает от чувства одиночества и избытка общения. На самые значительные и важные события он реагирует смехом, плачем. Человек — эксцентрическое существо.

В-четвертых, человек чувствует свою «разорванность». Он есть «трещина бытия»» Собственное существование является для него проблемой. Он удивляется тому, что существует. Он осознает неизбежность смерти и не может до конца в нее поверить. Он знает, что принадлежит человеческому роду и потенциально мог бы быть таким, как любой другой. Но почему-то из всех возможных ролей и позиций ему выпала в жизни именно эта роль, эта позиция, и он не может этого объяснить.

Человек — свободное, открытое существо, не знающее своих границ своих целей. Ничто его до конца не удовлетворяет, он каждый день должен все начинать с начала. Подобно Сизифу, он обречен снова и снова вкатывать свой камень на вершину горы. Человек обречен на творчество. Он должен отвечать на вызовы природы и строить вокруг себя «культурные миры».

Философско-антропологический подход, несмотря на некоторую свою абстрактность, имеет особенно большую «объяснительную силу» в отношении культуры, подчеркивая ее игровой, творческий характер, глубокую укорененность в человеке и несостоятельность утилитаристских проектов, в которых культуре отводится роль падчерицы, некоего украшения.

В современных концепциях человеческой природы, как правило, присутствуют в своеобразном сочетании все три подхода. Действительно: и биопсихологические качества, и социальность, и уникальное положение в природе тесно взаимодействуют и проявляются в культурном творчестве. Они помогают преодолеть два противоположных заблуждения: религиозный миф о мгновенном сотворении культурного человека Богом и позитивистский миф о наличии культуры уже у животных (в виде зачатков социальной жизни, языка, нравственности).

В науке существует множество различных трактовок генезиса культуры. Остановимся на некоторых из них подробнее.

Орудийно-трудовая концепция происхождения культуры. Наиболее обстоятельно данный подход к культуре разработан в марксистской традиции. Отличие человека от животных усматривается ис­следователями этой ориентации в труде. Предполагается, что генезис соци­ального и культурного непосредственно связан со становлением человече­ского труда, который и превращает человеческую жизнедеятельность в об­щественную.

Эта теория происхождения человека изложена Ф. Энгельсом в 1873 — 1876 гг. Она представлена в статье «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», которая являлась одной из глав его работы «Диалек­тика природы». Энгельсу принадлежит классическая формула: «Труд создал человека». Под трудом Энгельс понимал целесообразную деятельность, ко­торая началась с изготовления орудий из камня, кости и дерева. По мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, сознание возникло в результате труда. В процессе труда у людей возникла потребность что-то сказать друг другу. Так появи­лась речь как средство общения в совместной трудовой деятельности. По­следствия этих предпосылок — возникновение процесса труда и речи — ог­ромны.

Согласно трудовой концепции, антропо- и культурогенеза, обезьяны со­образили, что искусственные орудия гораздо эффективнее естественных. То­гда они стали создавать эти орудия и сообща трудиться. Появилась речь. Труд сотворил человека и культуру как способ его жизнедеятельности. Но для того чтобы трудиться, важно обладать сознанием. Неплохо также для этой цели жить в группе и общаться в процессе обретения трудовых навыков. Однако эти рассуждения образуют замкнутый круг. Сознание рождается только как результат труда, но, чтобы заняться деятельностью, нужно иметь нечто подобное интеллекту. Речь обретается внутри общности. Но какая сила побуждает жить сообща и искать общения? Все эти компоненты культуроге­неза связаны, но непонятно, как они порождают друг друга.

Авторы трудовой концепции культурогенеза, к сожалению, не могут объяснить противоречия. Чтобы снять внутреннее противоречие в «тру­довой» гипотезе, надо объяснить, каким образом прачеловек мог нечто вы­думать, изобрести, открыть, не умея придумывать, изобретать, открывать и не делая этого.

При этом необходимо уточнить: что такое труд? Обычно мы даем ответ: «труд — это целесообразная деятельность». Но такой деятельностью, строго говоря, занимаются почти все животные. Некоторые животные преобразуют среду обитания, координируют совместные действия. Но это еще не труд.

Если же признать трудом нечто, что отделяет человека от природного царства, подразумевая под ним специфически человеческий способ жизне­деятельности, приведший к культуре, то как он появился раньше человека? В силу чего человек мог обрести то, что не заложено в его генетической про­грамме? Что заставило его искать внеприродные пути самовыражения? Именно эти вопросы не затронуты в трудовой концепции культурогенеза, ко­торая озабочена только тем, чтобы выстроить последовательность чудодей­ственных благоприобретенных свойств, делающих человека человеком.

Итак, труд в марксистски ориентированной культурологии рассматрива­ется как процесс взаимодействия человека и природы. Орудия труда дейст­вительно сыграли немалую роль в жизни человека. Однако они не могут объ­яснить тайну превращения обезьяны в человека, чуда сознания, дара совести, секретов социальной жизни. Обычная эволюционная теория, которая исходит из поступательного развития живой материи, здесь оказывается бессильной.

Теория возникновения культуры из магии

Новейшие этнографические исследования, накопленный эмпирический материал утверждают, что человек менее всего был озабочен тем, чтобы при­близиться к природе. В известном смысле он издревле старался, как бы отде­литься от нее. Проще говоря, первобытный охотник, если глядеть на него со­временными глазами, не понимал собственной выгоды. Что проку, скажем, от наскальных рисунков? Вместо того чтобы успешно адаптироваться к внешнему миру, он, напротив, демонстрировал собственную неприспособ­ляемость к природе, к ее велениям и законам.

Американский культуролог Теодор Роззак утверждает: до наступления палеолитической эры господствовала другая — палеотаумическая (от двух греческих слов — «древний» и «достойный удивления»). Еще не было ника­ких орудий труда, но уже была магия. Мистические песнопения и танцы со­ставляли сущность человеческой природы и определяли его предназначение еще до того, как было создано первое орудие труда. Вот контуры этой древ­ней жизни: сначала мистические видения, потом орудия, мандала вместо ко­леса, священный огонь для приготовления пищи, поклонение звездам еще до того, как появился календарь. Одним словом, молитвенно-восторженное вос­приятие жизни в противовес одностороннему практицизму палеолитической эры.

Обратимся теперь к концепции видного американского культуролога Льюиса Мэмфорда, который считает, что К. Маркс ошибался, придавая ору­диям труда направляющую функцию и центральное место в развитии чело­века и культуры.

Многие антропологи, ссылаясь на сохранившиеся каменные артефакты, связывают развитие высшего человеческого интеллекта с созданием и ис­пользованием орудий труда. На самом деле, как показывают новейшие ис­следования, моторно-сенсорные координации, вовлеченные в подобное эле­ментарное производство не требуют и не вызывают какой-либо значительной остроты мысли.

По мнению Л. Мэмфорда, ошибка в интерпретации природы че­ловека – это существующая тенденция датировать дои­сторическими временами непреодолимый интерес современного человека к орудиям, машинам, техническому мастерству. Орудия и оружие древнего че­ловека были такими же, как и у других приматов, — его зубы, когти, кулаки. Так было в течение долгого времени до тех пор, пока он не научился созда­вать каменные орудия, более функционально эффективные, нежели эти ор­ганы.

Многие другие биологические виды создали массу устройств, искусных и оригинальных. В этом отношении они оказались более изобретательными, чем человек. Если техническое умение было бы достаточным для опреде­ления активного человеческого интеллекта, то человек долгое время рас­сматривался бы как безнадежный неудачник по сравнению с другими ви­дами. И только позже производство символов резко обогнало производство орудий и, в свою очередь, способствовало развитию более ярко выраженной технической способности.

«Рассматривать человека как главным образом изготавливающее орудия животное — это значит пропустить основные главы человеческой предысто­рии, которые фактически были решающими этапами развития. В противовес стереотипу, в котором доминировало орудие труда, данная точка зрения ут­верждает, что человек является главным образом использующим ум, произ­водящим символы, самосовершенствующимся животным; и основной акцент его деятельности — его собственный организм. Пока человек не сделал нечто из себя самого, он мало что мог сделать в окружающем мире» (Л. Мэмфорд).

Психоанализ: феномен первобытной культуры 

Основатель психоанализа З. Фрейд (1856—1939) в книге «Тотем и табу» пытался раскрыть культурогенез через феномен первобытной культуры. Он отмечал, что возможность обнажить первоначальные слои человеческого творчества позволяют подойти к выяснению специфики культуры в целом. Фрейд пытается разгадать первоначальный смысл тотемизма. Вместе с тем он показывает, что для истолкования феномена культуры огромное значение имеет система запретов, то есть табу.

Фрейд рассматривает табу как результат двойственности чувств. Чело­век, как он разъясняет, обладает свойством, которого нет в животном мире. Но это качество не прирождено человеку, не соприродно ему. Оно возникает неожиданно, случайно, хотя и не бессмысленно, потому что в самой природе человека заложена возможность такого благоприобретения. Речь идет о со­вести как даре, выделившем человека из царства животных и создавшем фе­номен культуры.

Фрейд выводил феномен совести из первородного греха, совершенного пралюдьми, — убийства первобытного «отца». Сексуальное соперничество детей с отцом привело к тому, что они решили избавиться от него. Дети убили главу рода, а затем закопали его. Однако этот поступок не прошел для них бесследно. Страшное преступление пробудило раскаяние. Дети покля­лись никогда больше не совершать таких деяний. Так произошло, по Фрейду, рождение человека из животного. Раскаяние породило и феномен культуры как средства преодоления навязчивых видений. Но как могло проявить себя чувство, которое прежде не было свойственно человеку? На этот вопрос Фрейд отвечает: «Я должен утверждать, как бы парадоксально это ни зву­чало, что чувство вины существовало до проступка… Людей этих с полным правом можно было бы назвать преступниками вследствие сознания вины». Врожденное бессознательное влечение вызвало грех, который оказался пово­ротным пунктом в антропосоциогенезе. Совершив коллективное преступле­ние, пралюди соорганизовались в экзогамный род, то есть обрели способ­ность к социальной жизни, что и содействовало превращению животного в человека.

Каждая культура, по словам Фрейда, создается принуждением и подав­лением первичных позывов. При этом у людей имеются разрушительные, следовательно, противообщественные и антикультурные тенденции.Этот психологический факт имеет решающее значение для оценки человеческой культуры. Культурогенез, следовательно, обусловлен наложением запретов. Благодаря им культура безвестные тысячелетия назад начала отделяться от первобытного животного состояния. Главная задача культуры, по Фрейду, настоящая причина ее существования в том и состоит, чтобы защищать нас от природы.

Теперь поставим вопрос: достоверна ли прежде всего этнографическая версия Фрейда? Этнологи того времени отвергали гипотезу основополож­ника психоанализа. Они отмечали, что тотемизм не является древнейшей формой религии, что он не универсален и далеко не все народы прошли через тотемическую стадию, что среди нескольких сот племен были найдены только четыре, в которых совершалось бы ритуальное убийство тотема и т.д.

Первобытный грех Фрейд связывает с происхождением амбивалентной (двойственной) психики социальных существ. Психика человека еще на жи­вотной стадии двойственна, но при этом сам Фрейд подчеркивает, что мы ничего не знаем о происхождении этой двойственности. Следовательно – не­ясно, какова реальная причина тех действий прачеловека, которая привела к появлению феномена совести. Если же не удается объяснить генезис нравст­венности, то и теория культурогенеза оказывается абстрактной. Ведь она це­ликом строится на факте благоприобретения совести. Фрейд связывает гене­зис культуры с животностью человека, с тем, что люди наделены звероликой природой. При этом сама культура оказывается средством обуздания живот­ных инстинктов. Однако даже в русле психоанализа, в наследии учеников Фрейда эта концепция оспаривается и считается малоубедительной.

Игровая концепция происхождения культуры

Многие европейские философы и культурологи усматривают источник культуры в способности человека к игровой деятельности. Игра в этом смысле оказывается предпосылкой происхождения культуры. Различные версии такой концепции находим в творчестве Г. Гадамера, Е. Финка, И. Хейзинги. В частности, Г. Гадамер анализировал историю и культуру как своеобразную игру в стихии языка, внутри которой человек оказывается в радикально иной роли, нежели та, которую он способен нафантазировать.

Голландский историк культуры И. Хейзинга (1872—1945) в книге «Homo Ludens» (1938 г.) отмечал, что многие животные любят играть. По его мнению, если проанализировать любую человеческую деятельность до самых пределов нашего познания, она покажется не более чем игрой. Вот по­чему автор считает, что человеческая культура возникает и развертывается в игре. Сама культура носит игровой характер. Игра рассматривается в книге не как биологическая функция, а как явление культуры и анализируется на языке культурологического мыщления.

Хейзинга считает, что игра старше культуры. Понятие культуры, как правило, сопряжено с человеческим сообществом. Человеческая цивилизация не добавила никакого существенного признака к общему понятию игры. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных. Хейзинга делает допущение, что в игре мы имеем дело с функцией живого существа, которая в равной степени может быть обусловлена только биологически, только ло­гически или только этически. Игра — это прежде всего свободная деятель­ность. Она не есть «обыденная» жизнь и жизнь как таковая. Все исследова­тели подчеркивают незаинтересованный характер игры. Она необходима ин­дивиду как биологическая функция. А социуму нужна в силу заключенного в ней смысла, своей выразительной ценности.

Хейзинга был убежден в том, что игра скорее, нежели труд, была фор­мирующим элементом человеческой культуры. Раньше, чем изменять окру­жающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры. Однако, правильно подчеркивая символический характер игровой дея­тельности, Хейзинга обходит главный вопрос культурогенеза. Все животные обладают способностью к игре. Откуда же берется «тяга к игре»? Человек не только увлекается игрой, но создает также культуру. Другие живые существа таким даром почему-то не наделены.

Пытаясь решить эту проблему, Хейзинга отмечает, что архаическое об­щество играет так, как играет ребенок, как играют животные. Внутрь игры мало-помалу проникает значение священного акта. Вместе с тем, говоря о са­кральной деятельности народов, нельзя ни на минуту упускать из виду фено­мен игры.

Когда Хейзинга говорит об игровом элементе культуры, он вовсе не подразумевает, что игры занимают важное место среди различных форм жизнедеятельности культуры. Не имеется в виду и то, что культура происхо­дит из игры в результате эволюции. Не следует понимать концепцию Хей­зинги в том смысле, что первоначальная игра преобразовалась в нечто, игрой уже не являющееся, и только теперь может быть названа культурой: «Стало быть, не следует понимать дело таким образом, что игра мало-помалу перерастает или вдруг преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представля­ется в формах и атмосфере игры. В этом двуединстве культуры и игры игра является первичным, объективно воспринимаемым, конкретно определенным фактом, в то время как культура есть всего лишь характеристика, которую наше историческое суждение привязывает к данному случаю».

В поступательном движении культуры гипотетическое исходное соот­ношение игры и неигры не остается неизменным. По словам Хейзинги, иг­ровой момент в целом отступает по мере развития культуры на задний план. Он в основном растворяется, ассимилируется сакральной сферой, кристалли­зуется в учености и поэзии, в правосознании, в формах политической жизни. Тем не менее во все времена и всюду, в том числе и в формах высокоразви­той культуры, игровой инстинкт может вновь, как полагает голландский исто­рик, проявиться в полную силу, вовлекая отдельную личность или массу лю­дей в вихрь исполинской игры.

Концепция игрового генезиса культуры поддерживается в современной философии не только Хейзингой. Обратимся к работе известного феномено­лога Е. Финка «Основные феномены человеческого бытия». В типологии ав­тора их пять — смерть, труд, господство, любовь и игра. Последний феномен столь же изначален, сколь и остальные. Игра охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом опреде­ляет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком.

Игра, по мнению Финка, пронизывает другие основные феномены чело­веческого существования. Игра есть исключительная возможность человече­ского бытия. Играть может только человек. Ни животное, ни Бог играть не могут. Лишь сущее, конечным образом отнесенное к всеобъемлющему уни­версуму и при этом пребывающее в промежутке между действительностью и возможностью, существует в игре.

Эти утверждения нуждаются в пояснении, поскольку они противоречат привычному жизненному опыту. «Каждый знает игру по своей собственной жизни, имеет представление об игре, знает игровое поведение ближних, бес­численные формы игры, знает общественные игры, цирцеевские массовые представления, развлекательные игры и несколько более напряженные, менее легкие и привлекательные, нежели детские игры, игры взрослых; каждый знает об игровых элементах в сферах труда и политики, в общении полов друг с другом, игровые элементы почти во всех областях культуры».

Трактуя игру как основной феномен человеческого бытия, Финк выде­ляет ее значительные черты. Игра в его трактовке — это импульсивное, спонтанно протекающее вершение, окрыленное действование, подобное движению человеческого бытия в себе самом. Чем меньше мы сплетаем игру с прочими жизненными устремлениями, чем бесцельней игра, тем раньше мы находим в ней малое, но полное в себе счастье.

Финк считает, что человек как человек играет один среди всех существ. Игра есть фундаментальная особенность нашего существования, которую не может обойти вниманием никакая антропология. Следовало бы, утверждает автор, когда-нибудь собрать и сравнить игровые обычаи всех времен и наро­дов, зарегистрировать и классифицировать огромное наследие объективиро­ванной фантазии, запечатленное в человеческих играх. Это была бы история «изобретений», совсем иных, нежели традиционные артефакты культуры, орудий труда, машин и оружия. Они (эти «изобретения») могут показаться менее полезными, но в то же время они чрезвычайно необходимы.

С игрой у Финка связано происхождение культуры, ибо без игры чело­веческое бытие погрузилось бы в растительное существование. По мнению Финка, человеческую игру сложно разграничить с тем, что в биолого-зооло­гическом исследовании поведения зовется игрой животных. Человек — при­родное создание, которое неустанно проводит границы, отделяет себя самого от природы. «Животное не знает игры фантазии как общения с возможно­стями, оно не играет, относя себя к воображаемой видимости». Поскольку для человека игра объемлет все, она и возвышает его над природным царством. Здесь возникает феномен культуры.

Э. Кассирер: культура как производство символов

На современном этапе развития культурологического знания, возможно, наиболее совершенной следует назвать символическую концепцию, предло­женную Эрнстом Кассирером. Он выдвинул учение о языке, мифе, науке и искусстве как специфических "символических формах". Мы можем говорить о нем, как об одном из создателей символической концепции происхождения культуры. В этом отношении важнейшим из его трудов для нас является книга "Философия символических форм".

Кассирер выводит феномен культуры из факта несовершенства биологи­ческой природы человека. Человек утратил свою первоначальную природу.

Кассирер намечает подступы к целостному воззрению на человеческое бытие как протекающее в символических формах. Он обращается к трудам биолога И. Юкскюля. «Каждый биологический вид, - развивал Юкскюль свою концепцию, - живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам». Юкскюль начинает с изуче­ния низших организмов и последовательно распространяет модели их на дру­гие формы органической жизни. По его убеждению, жизнь одинаково совер­шенна всюду: и в малом и в великом. Каждый организм, отмечает биолог, обладает системой рецепторов и системой эффекторов. Эти две системы на­ходятся в состояний известного уравновешивания.

Можно ли, спрашивает Кассирер, применить эти принципы к человече­скому виду? Вероятно, можно в той мере, в какой он остается биологическим организмом. Однако человеческий мир есть нечто качественно иное, по­скольку между рецепторной и эффекторной системами развивается еще тре­тья система, особое соединяющее их звено, которое может быть названо сим­волической вселенной. В силу этого человек живет не только в более бога­том, но и качественно ином мире, в новом измерении реальности.

Животные реагируют на внешний стимул непосредственно, у человека же этот ответ должен подвергнуться еще мысленной обработке. Человек жи­вет уже не просто в физической, но и символической вселенной. Это симво­лический мир мифологии, языка, искусства и науки, который сплетается во­круг человека в прочную сеть. Дальнейший прогресс культуры только укреп­ляет эту сеть.

Кассирер отмечает символический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического мира, символы же, будучи лишенными, по мысли ав­тора, естественного, или субстанциального, бытия, обладают прежде всего функциональной ценностью. Животные ограничены миром своих чувствен­ных восприятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллекта нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное становится для него реально­стью. И только в человеческом интеллекте наличествует как реальность, так и возможность.

Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма трудно прово­дить различие между сферами бытия и значения, они постоянно смешива­ются, в результате чего символ наделяется магической либо физической си­лой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между ве­щами и символами проясняются, как проясняются и отношения между воз­можностью и реальностью.

Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа. Первона­чально она возникала из самой природы, из попытки уцелеть, подражая жи­вотным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В них отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения, подсказан­ные другими живыми существами.

Таким образом, у нас есть все основания считать человека «незавершен­ным животным». Вовсе не через наследование благоприобретенных призна­ков он оторвался от животного царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к области культуры. Культура же не наследуется генети­чески. Из приведенных рассуждений вытекает логический вывод: тайна культурогенеза коренится в формировании человека как символического жи­вотного.

Выводы

1. В результате длительного процесса развития биологическая форма материального бытия преобразовалась в антропосоциокультурную. Проблема происхождения человека и культуры ставилась в донаучный период в рамках мифологии и религии. В науке наметились три основных подхода к ее решению — натуралистический, социологический и философско-антропологический. В современных концепциях человеческой природы, как правило, присутствуют в своеобразном сочетании все три подхода.

2. В рассмотренных различных концепциях культурогенеза духовная природа и твор­ческая, нравственная сущность человека осмысливаются по-разному. Концепции взаимосвязаны и взаимодополняют друг друга. Именно поэтому многие исследователи проблемы культурогенеза являются одновременно представителями разных концепций. Это говорит как о сложности про­блемы происхождения культуры, так и о том, что причины ее возникновения носят комплексный характер и не могут рассматриваться односторонне.

Вопросы для повторения

1. Какой смысл вкладывают в понятие «антропосоциокультурогенез»?

2. Каковы мифологические и религиозные представления о природе

культуры?

3. С каких позиций представители натуралистического, социологического и

философско-антропологического подходов объясняют происхождение

культуры?

4. В чем трудности эволюционной (трудовой) концепции культурогенеза?

5. Чем объясняется возникновение тотемов и табу в культуре?

6. Как можно раскрыть формулу «человек - символическое животное»?

7. Что объединяет все концепции происхождения культуры?