Реституция

© Д. О. Тузов, 2017, из курса лекций «Сделки» для магистрантов, Санкт-Петербургский государственный университет, Юридический факультет, кафедра гражданского права

было отказано в связи с пропуском исковой давности, началом течения которой было признано именно начало исполнения ничтожной сделки, т.е. уплата истцами спорной суммы ответчику (подход апелляционной и кассационной инстанций). Между тем в связи со спорностью принадлежности земельного участка (право на него оспаривали друг у друга два публичных образования) истцы вплоть до вступления в законную силу судебного решения о признании договора купли-продажи ничтожным не только не знали о неуправомоченности продавца на отчуждение и о неосновательности уплаты ему покупной цены, но и не могли и не должны были об этом знать. Именно в связи с этим первоначально принятое по данному делу решение исходило из квалификации требования истцов как притязания из неосновательного обогащения: при таком подходе начало течения исковой давности должно было определяться не по п. 1 ст. 181 ГК, а согласно общему правилу п. 1 ст. 200 ГК, т.е. со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права. Учитывая спорность принадлежности права собственности на земельный участок, начало течения исковой давности было обоснованно связано с датой вступления в законную силу судебного решения о признании договора купли-продажи недействительным, поскольку именно с этой даты истцам стало известно об отсутствии между сторонами обязательства, в силу которого была уплачена спорная сумма. В результате иск, в котором, если руководствоваться господствующим подходом, следовало бы отказать за пропуском исковой давности, был удовлетворен судом (решение арбитражного суда первой инстанции). Впрочем, КЭС ВС РФ, пересматривая данное дело, избрала третий, компромиссный вариант квалификации, применив нормы об ответственности за эвикцию (см. выше, комментарий 2.1 «а»), что в рассматриваемом контексте не представляет для нас интереса (см. уже упоминавшееся Определение КЭС ВС РФ от 10.03.2015 № 306-ЭС14-929). Данное дело показывает, как основанный на господствующей концепции реституции буквальный подход к толкованию правовых норм, вступив в противоречие с фундаментальным принципом недопустимости обогащения одного лица за счет другого без достаточных на то правовых оснований, а также, по существу, с правом потерпевшего на защиту своего нарушенного права, привел к явной несправедливости, и как одна из попыток преодолеть эту несправедливость основывалась на квалификации правоотношения сторон недействительной сделки как обязательства из неосновательного обогащения, а не реституционного в смысле комментируемого пункта.

(г) Соотношение с ответственностью: постановка проблемы и господствующий подход. Выше были рассмотрены проблемы компенсационной реституции при наличии

обогащения одной из сторон недействительной сделки. Еще более неоднозначно решение вопроса о денежной компенсации в порядке реституции, если получатель никак не обогатился (например, полученная им по недействительной сделке вещь погибла или похищена)либоразмерегофактическогообогащенияоказалсянижестоимостиполученного.

В соответствии с господствующим подходом, при буквальном толковании комментируемого пункта получается, что и в этом случае он обязан произвести компенсацию своему контрагенту в полном объеме (или, если сделка исполнена обеими сторонами, просто лишаетсясвоегореституционногопритязаниявотношенииконтрагента),независимооттого, по какой причине наступила невозможность возврата полученного и есть ли в этом его вина.

Но если такое положение, по-видимому, справедливо в отношении недобросовестного лица (например, сознательно заключившего с несовершеннолетним или недееспособным невыгодную для него сделку либо использовавшего при заключении сделки насилие, угрозы, обман и т.п.), то этого же нельзя сказать применительно к иным ситуациям, особенно если речь идет об утрате вещи самой потерпевшей от недобросовестности контрагента стороной, а также несовершеннолетним или недееспособным лицом независимо от добросовестности контрагента. Безусловное возложение на получателя обязанности возместить стоимость полученного противоречило бы цели соответствующих норм, призванных ограждать интересы более слабой стороны в сделке, а при равном положении сторон было бы не всегда обоснованным с точки зрения баланса их интересов. Очевидно, что не только с точки зрения правовой политики, но и в силу принципов действующего законодательства здесь необходим дифференцированный подход, учитывающий все значимые для установления подобной обязанности обстоятельства. Легальным основанием для такого подхода является п. 1 ст. 1103 ГК, допускающий применение к отношениям сторон недействительной сделки правил гл. 60 ГК, о чем и пойдет речь далее.

31

© Д. О. Тузов, 2017, из курса лекций «Сделки» для магистрантов, Санкт-Петербургский государственный университет, Юридический факультет, кафедра гражданского права

(д) Соотношение с ответственностью: критерии возложения обязанности по возмещению. При определении критериев указанного дифференцированного подхода

исходить следует из того, что практически любое денежное возмещение, если оно не составляет регулятивной обязанности по договору или не направлено на возврат неосновательного обогащения, является мерой ответственности и должно иметь те или

иные субъективные основания. В противном случае было бы невозможно обосновать обязанность одного лица возместить другому понесенные им в связи с утратой вещи убытки. Поскольку комментируемый пункт о таких основаниях не упоминает, необходимо обратиться к более общим нормам гл. 60 ГК, подлежащим применению к отношениям сторон недействительной сделки в силу прямого указания п. 1 ст. 1103 ГК. Так, согласно предл. 1 п. 2 ст. 1104 ГК «приобретатель отвечает перед потерпевшим за всякие, в том числе и за всякие случайные, недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного… имущества, происшедшие после того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения».

В приведенной норме речь идет, по существу, об ответственности получателя,

которая, хотя и наступает независимо от его вины непосредственно в гибели (ухудшении) имущества (об этом свидетельствует указание на то, что получатель отвечает даже за случай), все же обусловлена его недобросовестностью, выразившейся в сознательном неправомерном удержании чужой вещи или ееудержании при такихобстоятельствах,при которыхон должен был знать о том, что вещь ему не принадлежит. В частности, недобросовестность участника недействительной сделки и, следовательно, осознание им незаконности своего владения (возможность такого осознания) будет иметь место тогда, когда ему известно (должно быть известно) о пороке, с которым связана недействительность сделки: ведь именно недействительность обусловливает и неосновательность владения переданной по сделке вещью. При этом предполагается, что о таком пороке как объективное несоответствие волеизъявления правовым нормам (влекущее недействительность в большинстве случаев по ст. 168 ГК), должно быть известно каждому, ибо «никто не может ссылаться на незнание закона». При этом применительно к оспоримым сделкам к осознанию незаконности владения приравнивается знание или долженствование знания о самом пороке сделки (основании оспоримости) в тот период, когда такая сделка еще не была аннулирована судом (см. абз. 2 п. 1 комментируемой статьи и комментарий 1.2 выше).

Итак, при отсутствии признаков обогащения одним из оснований возложения на получателя обязанности по возмещению стоимости полученного в порядке комментируемой нормы должна быть его недобросовестность.

Если жевладелецдобросовестен, т.е. незнаети недолжен знать онедействительности сделки, на него риск согласно предл. 1 п. 2 ст. 1104 ГК не переходит, поэтому при случайной

гибеливещион инедолжен быть обязаннымкомпенсировать еестоимость. Такойрискв силу ст. 211 ГК несет собственник вещи. Таким образом, обязательство реституции владения прекращается невозможностью исполнения (ст. 416 ГК), а поскольку эта невозможность вызвана обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает, то не возникает и обязательства компенсационной реституции, т.е. денежного обязательства по возмещению стоимости утраченной вещи.

Вместе с тем второе предложение п. 2 ст. 1104 ГК устанавливает еще одно правило, согласно которому приобретатель до того момента, как он узнал или должен был узнать о неосновательности своего приобретения (т.е. будучи добросовестным), «отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность». За не вполне корректным употреблением терминологии (ибо согласно общепринятому значению этих терминов умысел и неосторожность – формы вины, в то время как добросовестность исключает виновность) имеется в виду, что добросовестный владелец несет ответственность лишь при условии, что он сознательно уничтожил или повредил вещь либо не принял самых элементарных мер по ее сохранности.

Возлагаемая на него в соответствии с предл. 2 п. 2 ст. 1104 ГК ответственность, как и ответственность недобросовестного владельца за случайную гибель (повреждение) вещи (предл. 1 п. 2 ст. 1104 ГК), о которой говорилось выше, является ответственностью без вины, ибо, хотя уничтожение вещи и происходит сознательно или по небрежности, тем не

менее добросовестность владельца, обращающегося с вещью как со своей собственной, обоснованно полагая, что она принадлежит ему, не позволяет говорить о виновности (как

32

© Д. О. Тузов, 2017, из курса лекций «Сделки» для магистрантов, Санкт-Петербургский государственный университет, Юридический факультет, кафедра гражданского права

невозможно говорить и о вине собственника, сознательно или по небрежности уничтожающего свою вещь).

(е) Соотношение с ответственностью: исключение обязанности по возмещению.

Квалификация компенсационной реституции в рассматриваемых ситуациях в качестве меры ответственности с применением к отношениям сторон п. 2 ст. 1104 ГК означает, в частности, что обязанность по возмещению стоимости полученного не может быть возложена на не обладающих деликтоспособностью недееспособных и малолетних. Поэтому размер предъявляемых к ним реституционных требований не должен превышать размера их фактически сохраняющегося неосновательного обогащения, полученного вследствие совершения и исполнения недействительной сделки, что соответствует и зарубежному опыту регулирования в данной области.

Кроме того, de lege ferenda это правило следовало бы скорректировать в отношении

несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет, хотя по действующему законодательству они и являются полностью деликтоспособными. Поскольку устанавливаемая предл. 1 п. 2 ст. 1104 ГК ответственность за случайную гибель или повреждение неосновательно полученного имущества основана на началах риска, несправедливо было бы распространять ее на несовершеннолетних, от которых едва ли можно требовать осознания несоответствия сделки закону или иного ее порока (разумеется, если только сам несовершеннолетний не прибегает при заключении сделки к явно противоправным действиям, таким как обман, насилие или угрозы). Основанием их ответственности, по общему правилу, должно быть лишь сознательное уничтожение или повреждение полученной вещи либо непринятие элементарныхмерпоеесохранности(т.е.то,чтозаконодательназываетвпредл. 2п. 2ст. 1104 ГК умыслом и грубой неосторожностью). Но если несовершеннолетний, заключая сделку, оказал неправомерное воздействие на волю другой стороны, его ответственность должна наступать на общих основаниях, предусмотренных предл. 1 п. 2 ст. 1104 ГК, т.е. в том числе и за случайную гибель (повреждение) полученной по сделке вещи.

О необходимости ограничения ответственности по сравнению с тем, как она определена в предл. 1 п. 2 ст. 1104 ГК, следует, как представляется, говорить и применительно к лицам, заключившим сделку под влиянием насилия, угроз, обмана или иных подобных обстоятельств (ст. 179 ГК).

(ж) Выводы. Завершая анализ компенсационной реституции, необходимо сделать

следующие выводы. В случае невозможности возврата полученного по недействительной сделке в натуре может возникать либо обязательство из неосновательного обогащения, либо обязательство, в рамках которого реализуется ответственность получателя. При отсутствии необходимых условий для возникновения и реализации хотя бы одного из этих обязательств реституция, вопреки буквальному содержанию комментируемого пункта и господствующему подходу, по вышеизложенным причинам не должна иметь места.

К этому следует также добавить, что, подобно тому, как это утверждалось выше применительно к реституции владения, и, опять-таки, вопреки господствующему подходу и сложившейся практике применения комментируемого пункта, компенсационная реституция

влюбой форме допустима лишь (а) при условии принадлежности утраченного или поврежденного имущества другой стороне сделки или (б) если предоставление выразилось

ввыполнении работы или оказании услуги. В противном случае как охранительная мера она не имела бы своего объекта защиты.

4. Неприменение «последствий недействительности» (реституции)

На основании комментируемого пункта возможно неприменение по решению суда не любых «последствий недействительности», а только реституции, что следует из прямой

отсылки в нем к п. 2 этой же статьи.

Неприменение реституции означает в процессуальном смысле отказ судом в иске о реституции, в материальном же – удержание сторонами (или стороной) полученного ими по недействительной сделке (soluti retentio), а не его взыскание в доход государства, имевшее

место ранее, до изменений, внесенных в ГК в 2013 г., на основании ст. 179 и 169 ГК (и обозначавшееся не вполне удачными терминами «односторонняя реституция» и

33

© Д. О. Тузов, 2017, из курса лекций «Сделки» для магистрантов, Санкт-Петербургский государственный университет, Юридический факультет, кафедра гражданского права

«недопущение реституции»: см. выше, комментарий 2.2 «б»), но возможное и сейчас в отдельных случаях применения ст. 169 ГК (см. комментарий к ней). При этом, если речь идет о получении конкретных вещей, неприменение реституции означает, что последние остаются, хотя и без правового основания (сделка недействительна), в имуществе получателя

имогут быть приобретены им при наличии необходимых условий в собственность в порядке приобретательной давности (ст. 234 ГК).

Основанием неприменения реституции является противоречие последней основам

правопорядка или нравственности. Подробнее о содержании этих понятий см. комм. ст. 169 ГК. Примером, который обычно приводится для иллюстрации этого основания, является социальное назначение переданного по недействительной сделке имущества, которое уже используется получившей стороной в социальных целях (оборудование в больницах, школах

ипроч.) и возврат которого предоставившей его стороне был бы социально вреден. В данном случае речь может идти, видимо, о противоречии потенциальной реституции нравственности. Еще до введения в ГК комментируемого пункта случаи неприменения

реституции по сути уже были известны судебной практике: в качестве оснований такого неприменения суды отмечали, например, принадлежность спорного земельного участка на праве общей долевой собственности собственникам квартир многоквартирного жилого дома (Постановление Президиума ВАС РФ от 25.09.2012 N 5944/12), а также то, что реституция вызовет неминуемое «банкротство акционерного общества, значимого для экономики региона, что существенно нарушает права и охраняемые законом интересы акционеров и кредиторовобщества,другихлиципротиворечитобщественныминтересам»(Постановление Президиума ВАС РФ от 19.10.2004 N 5905/04). При этом неприменение реституции и удержание соответствующего имущества не должно приводить к обогащению получателя: если он со своей стороны не исполнил сделку, он должен возместить стоимость полученного в порядке компенсационной реституции (см. выше, комментарий 2.5 «а»–«в»), а если исполнил, то встречные реституционные требования зачитываются судом.

Другой пример основания неприменения реституции по мотивам нравственности – это классическая сфера действия soluti retentio в западных правопорядках, которая в

отечественном правеможет рассматриваться сквозь призму отказа в защите прававследствие злоупотребления им (п. 2 ст. 10 ГК). Речь идет о требовании стороной возврата предоставленного по сделке со ссылкой на собственные противоправные или предосудительныес точки зрениянравственности действия, дающиеоснованиек тому,чтобы рассматривать сделку как недействительную. Например, заказчик убийства требует возврата в порядке реституции уплаченных им наемному киллеру денег. В подобных ситуациях считается, что суд просто не должен вникать в правовую обоснованность подобных требований и «марать себе руки» их рассмотрением. Если при этом предоставленное не подлежит взысканию в доход государства на основании специальных законодательных норм, оно остается у получившей стороны, причем, в отличие от первого рассмотренного примера, независимо от того, приводит ли это к ее обогащению.

Хотя положение комментируемого пункта внешне сформулировано как диспозитивное в отношении суда («суд вправе»), представляется, что на самом деле оно не является таковым, поскольку имеется в виду не субъективное право, которым его носитель волен распоряжаться по собственному усмотрению, а скорее властное полномочие суда: при

наличии к тому необходимого основания, суд не только вправе, но и обязан отказать в применении реституции.

34