Орфоэпия.

Нормировкой практической стороны фонетики и индивидуальных случаев произношения отдельных слов должна заниматься орфоэпия.

Орфоэпия буквально значит правильное произношение. Однако иногда под этим разумеют вообще произношение литературного языка и говорят о «хорошей» и «плохой» орфоэпии. В науке о языке орфоэпия обозначает раздел, посвященный произносительным нормам. Нормировать можно только литературное произношение, что необходимо для радиовещания, театра и эстрады, школы и ораторского искусства. Опираясь на знание фонетики данного языка, т.е. на знание состава фонем и законов распределения их по позициям с получающимися в слабых позициях вариациями и вариантами, орфоэпия дает индивидуальные нормы для разных случаев и выбирает из существующих вариантов произношения то, что более соответствует принятым традициям, тенденциям развития языка и последовательности в системе.

Так, для русского языка указываются пределы допустимости «фрикативного г» перед гласными (например, в междометии господи!, в заимствованном слове бухгалтер); нормы произношения прилагательных на –кий, -гий, -хий с безударными окончаниями (строгий, крепкий, тихий), нормы произношения согласных перед [э] в иноязычных словах, отклонения от нормальной схемы редукции гласных.

К ведению орфоэпии относится и место ударения в словах и формах (Иначе или инАче, далекО или далёко, в рЕку или в рекУ, клАла или клалА и т.п.)

Вспомогательным разделом орфоэпии служат так называемые правила чтения, т.е. произносительные указания к чтению букв и их сочетаний в тех случаях, когда письмо и язык не соответствуют друг другу, например чтение окончаний прилагательных мужского и среднего рода в родительном падеже единственного числа –ого как [-Ова], чтение ч в словах типа что, конечно, гречневый, Саввична как [ш], чтение щ в словах типа помощник как [ш], чтение зж и жд в словах визжать, брезжить, брюзжать, езжу, позже, дождя как [ж] «ж долгое мягкое» и т.п.

Слово как предмет лексикологии. Место слова в системе языка.

Лексикология - термин, составленный из двух греческих элементов: lexis (лексис) и 1оgоs (логос), и то и другое значили в древнегреческом языке «слово»; таким образом, лексикология — это «слово о слове», или наука о словах.

Слово - наиболее конкретная единица языка. Язык как орудие общения - это прежде всего «словесное орудие», это «язык слов».

Конечно, нет слов вне грамматического строя языка и без «природной материи», т.е. без звукового оформления, так же как нет «голой» грамматики и «голых» звуков вне слов, но и в грамматике, и в фонетике мы рассматриваем именно грамматические формы и звуковой состав слов.

Поэтому-то язык - это прежде всего не язык форм или язык звуков, а язык слов. Развитие языка ребенка - это появление, развитие и расширение запаса слов; изучение иностранного языка начинается с усвоения известного круга слов. Звуковые свойства слова, звуковые изменения слова следует, естественно, рассматривать в фонетике; грамматическое строение слова, грамматические изменения слов — в грамматике.

Однако дать точное определение слова очень трудно. Многие лингвисты готовы были отказаться от этого понятия.

Так, Ф. де Соссюр писал: «Понятие слова несовместимо с нашим представлением о конкретной единице языка... Не в слове следует искать конкретную единицу языка»¹.

Его ученик, Ш. Балли, еще решительнее высказывался против слова: «Понятие слова считается ясным; на деле же это одно из наиболее двусмысленных понятий, которые встречаются в языкознании»² и далее даже: «Необходимо освободиться от неопределенного понятия слова»³. Скептически о слове писал и американский лингвист Э. Сепир: «Первое наше побуждение -определить слово как языковой символ, соответствующий отдельному понятию. Но... подобное определение немыслимо»^4.

И в современной американской лингвистике слово не в чести. В очень обстоятельной книге Г. Глисона «Введение в дескриптивную лингвистику» из 24 глав нет ни одной, посвященной слову. Автор исходит из понятия морфемы, которая покрывает и часть слова, и целое слово, и далее по этому поводу говорит: «...дать точное определение морфемы невозможно»⁵ .Правда, слово упоминается у Глисона, но лишь как «фиксированный порядок морфем в определенных конструкциях»⁶. «Например, обычным словом английского языка является re-con-vene» ⁷. Глисон отмечает, что «Лексика наименее устойчива и даже наименее характерна из всех трех компонентов языка» (а под «тремя компонентами языка» разумеется: «...структура выражения, структура содержания и словарь. Последний охватывает все конкретные связи между выражением и содержанием, или, по обычной терминологии, между словами и их значениями»⁸. Тем самым лексика не входит ни в «план выражения», ни в «план содержания». Логически рассуждая, ее тогда нет в языке...

В советской лингвистике вопрос о слове также решался по-разному. Л. В. Щерба в одной из последних своих статей писал: «В самом деле, что такое «слово»? Мне думается, что в разных языках это будет по-разному. Из этого, собственно, следует, что понятия «слово» вообще «не существует»

В науке о языке общепризнанными можно считать положения Ф. де Соссюра о том, что «слово выделяется помимо всякого анализа» (Соссюр 1990: 159) и что «слово, несмотря на все трудности, связанные с определением этого понятия, есть единица, неотступно представляющаяся нашему уму как нечто центральное в механизме языка» (Соссюр 1977: 143).

Центральное место слова в системе языка с внутрилингвисти-ческой точки зрения обусловлено тем, что все остальные единицы языка (фонемы, морфемы, словосочетания, предложения) так или иначе рассматриваются именно по их отношению к слову. Фонемы являются единицами языка постольку, поскольку они дифферен­цируют слова, морфемы — как составные компоненты слов, сло­восочетания и предложения (если предложение, конечно, не сов­падает со словом) — как единицы, состоящие из слов. Иначе, слово является связующим звеном всей языковой системы.

С внешнелингвистической точки зрения центральное положение слова в языке определяется, с одной стороны, тем, что оно служит основной единицей наименования фактов действительности, а также восприятий, мыслей, чувств человека, вызываемых этими фактами, т. е. посредством слов осуществляется связь человека с конкретными реалиями окружающей действительности, а с другой стороны, тем, что слово является основным строительным материалом (по выра­жению Л. В. Щербы, кирпичом) языковых высказываний, с помощью которых осуществляется общение между людьми. Таким образом, связь человека с окружающей природой и с другими людьми опос­редована словами, являющими «в языке суть то же, что индивидуумы в реальном мире» (Гумбольдт 1984: 240).

Противоречия в понимании слова заключаются в том, что, по мнению одних языковедов, понятие слова довольно четко ощущается всеми (даже неграмотными) носителями данного языка (Сепир 1993: 50), а по мнению других исследователей, слова — это «мнимые сущности, выдуманные школой» (Кроче 1920: 168). В любом случае дать четкое и исчерпывающее теоретическое определение слова не представляется возможным по нескольким причинам. В первую очередь, следует отметить, что слово — универсальная единица, «в любом языке слово представляет собой систему» (Гийом 1992: 111). Оно может выступать в функции целого предложения, но может и совпадать с морфемой и даже с отдельной фонемой, причем возможны случаи, когда одна и та же единица выступает в роли предложения, слова, морфемы, фонемы (Реформатский 1967: 28). Это значит, что границы между языковыми единицами не всегда имеют четкие очертания, поэтому данное обстоятельство делает уязвимыми те определения слова, которые построены с учетом его отношения к другим единицам языка. Например, определения «слово есть один из мельчайших вполне самодовлеющих кусочков отдель­ных смыслов, на которые разлагается предложение» (Сепир 1993: 51) или «слово есть часть предложения, которую мы можем, не изменяя значения, употребить самостоятельно» (Щерба 1962: 100), с одной стороны, предполагают знание более сложной единицы, чем слово, т. е. предложения, а с другой стороны, в случае сов­падения этих сущностей не дифференцируют их.

 

Определение слова по отношению к реалиям внешней действи­тельности не учитывает, во-первых, тех случаев, когда слова обоз­начают не предметы и явления, а служат для выражения отношений между ними, т. е. выполняют такую же грамматическую роль, как и окончания. К тому же реалии могут быть названы и словосоче­таниями (стенная газета, коробка передач и т. п.), и предложе­ниями (идет дождь, наступила зима и т. д.).

Требуют дальнейшего совершенствования имеющиеся определе­ния слова, основанные на использовании некоторой совокупности признаков (А. Мейе, Н. М. Шанский и др.). Выдвигаемые признаки подчас сами не являются достаточно определенными (само слово ощущается при этом более четко и ясно, чем признаки, использу­емые для его определения). Причем эти признаки и не являются универсальными, т. е. пригодными для всех языков. Тем не менее, видимо, один из наиболее приемлемых способов определения слова заключается в поиске оптимальных признаков, посредством которых можно его характеризовать.

Следует подчеркнуть, что противоречия, нечеткость и неуни­версальность имеющихся определений слова вызваны самим харак­тером центральной единицы языка, которая является одной «из сложнейших вещей в мире» (Лосев 1990: 48), а также тем, что в разных языках критерии определения слова неодинаковы. Иначе говоря, сложность определения слова объясняется сложностью самого определяемого объекта.