7. Цензурный устав 1826 г., наиболее существенные из введенных им запретов и ограничений.

Новый цензурный устав был принят 10 июня 1826 г. и тогда же осу-

ществлялась цензурная реформа. В противоположность старому уставу

он был крайне подробен, его объем был в пять раз больше. Он состоял

из 19 глав и 230 параграфов, и весь был пронизан стремлением регла-

ментировать все возможные действия цензуры и ее аппарата. В первых

двух главах определялись цели и задачи цензуры, излагались ее органи-

зационные основы, фактически предлагалась первая в истории России

структура цензурного аппарата. В остальных восьми главах подробней-

шим образом раскрывался характер, способы и методы цензуры разных

типов произведений печати.

Восемь глав второго устава были наполнены регламентацией дея-

тельности цензуры. Ее строгость доводилась до крайних пределов. По

§15, Например, запрещалось пропускать к печатанию места в сочине-

ниях и переводах, «имеющие двоякий смысл, ежели один из них проти-

вен цензурным правилам», т. е. цензор получил право по-своему трак-

товать мысль автора, видеть то, чего нет в произведении, которое он

рассматривает. Запрещалось «всякое историческое сочинение, в кото-

ром посягатели на законную власть, приявшие справедливое по делам

наказание, представляются как жертвы общественного блага, заслужив-

шие лучшую участь» (§ 179), «запрещались в истории народов рассуж-

дения, обнаруживающие неприятное расположение к монархическому

правлению» (§ 180).

Устав был перегружен такими подробностями, которые не имели пря-

мого отношения к цензуре, загромождали и без того громоздкий его

текст, а затем внесли путаницу в действия цензоров. В целом, характер

этого документа получил устами современников точное определение:

его назвали «чугунным». Действовал он чуть более года. Когда в 1827 г.

министр внутренних дел В. С. Ланской (1762–1831) приступил к разра-

ботке особого цензурного устава, регламентирующего деятельность ино-

странной цензуры, он столкнулся с необходимостью отступить от

сути параграфов «чугунного» устава. В связи с этим он обратился к

Николаю I, и тот сразу же увидел в этом предлог отказаться от недавно

утвержденного им цензурного устава. Император повелел не только не

придерживаться его отдельных правил, но и пересмотреть его в целом.

По Высочайшему повелению для этого была организована автори-

тетная комиссия, состоявшая из В. С. Ланского, А. Х. Бенкендорфа,

князя И. В. Васильчикова, тайного советника С. С. Уварова, действи-

тельного тайного советника Д. В. Дашкова. Ею был выработан проект

нового цензурного устава, который был вынесен на Государственный

совет. Мнение последнего, представленное Николаю I, демонстрирова-

ло преимущества нового документа. Оно и было принято во внимание

императором. 22 апреля 1828 г. третий цензурный устав был им утвер-

жден. Долгие годы, фактически до 60-х годов, он служил законным ру-

ководством для цензурного аппарата страны. Новый документ не имел

крайностей «чугунного» устава. Во-первых, он был компактнее, мень-

шего размера: в нем было 117 параграфов, причем 40 из них – об иност-

ранной цензуре, о чем вообще не говорилось в уставе 1826 г. Во-вто-

рых, он рекомендовал цензорам в противоположность старому доку-

менту «принимать всегда за основание явный смысл речи, не дозволяя

себе произвольное толкование оной в дурную сторону», не придираясь

к словам и отдельным выражениям. По уставу цензор не должен был

«входить в разбор справедливости или неосновательности частных мне-

ний или суждений писателя», а также и в суждение о том, полезно или

бесполезно рассматриваемое сочинение». Кроме того, цензор не дол-

жен выступать в качестве редактора, «исправлять слог или заменять

ошибки автора в литературном отношении».

Казалось бы, Россия получила вполне прогрессивный по тем временам

цензурный устав. Но, как это обычно бывает в законодательной практике,

он быстро с помощью самого императора стал обрастать дополнениями,

поправками, новыми узаконениями, соответствующими требованию опре-

деленного момента времени, правителя или его бюрократии. Устав стали

приспосабливать к текущим потребностям власти и власть имущих. Уже в

1830 г. профессор Петербургского университета и цензор А. В. Никитенко

записал в своем дневнике: «Цензурный устав совсем ниспровержен». И он

был недалек от истины. Несколько позже в своем дневнике Никитенко

производил такие подсчеты: «Итак, вот сколько у нас ныне цензур: общая

при Министерстве народного просвещения, Главное управление цензуры,

верховный негласный комитет, духовная цензура, военная, цензура при

Министерстве иностранных дел, театральная при Министерстве импера-

торского двора, газетная при почтовом департаменте, цензура при III отде-

лении Собст. Е. В. Канцелярии и новая педагогическая (в 1850 г. был уч-

режден цензурный комитет для рассмотрения учебных книг и пособий).

Итого десять цензурных ведомств. Если сосчитать всех лиц, занимаю-

щихся цензурою, их окажется больше, чем книг, печатаемых в течение

года. Я ошибся: больше. Еще цензура по части сочинений при II отделе-

нии Собственной канцелярии и цензура иностранных книг – всего 12».

Тенденция роста числа ведомств, обладающих цензурными функци-

ями в условиях развития николаевского бюрократического режима, была

постоянной. Каждое ведомство ревностно следило за публикациям

содержащими любую информацию о нем, и требовало, нередко прояв-

ляя самодурство, их на просмотр.

Решение всех цензурных вопросов в период царствования Николая I

(1825–1855) происходило при самом активном участии императора, что

составляет особенность этого периода истории цензуры. Николай I всегда

ревностно следил за журналистикой и действиями цензуры, сам выступал

в качестве главного цензора своей державы и цензора цензоров. Отноше-

ние Николая I к журналистике и журналистам ярко характеризуют его сло-

ва, сказанные им, когда ему пришлось выступать в качестве высшего ар-

битра в истории с публицистом и издателем Н. И. Гречем, жаловавшимся

на цензуру, пропускавшую статьи, якобы порочащие его друга и ближай-

шего сотрудника Ф. В. Булгарина. Император поддержал цензоров, закон-

чив свою резолюцию от 29 июля 1831 г. так: «Вы призовите его к себе,

вымойте голову и объясните, что ежели впредь осмелится дерзко писать,

то вспомнил бы, что журналисты сиживали уже на гауптвахтах, и что за

подобные дерзости можно и под суд отдать».

8. «Северная пчела» Ф.В. Булгарина (1825-1854 гг.) - первая крупная частная газета в России. Ее привилегированное положение в системе печати николаевской эпохи, охранительное направление как гарантия коммерческого успеха.

Се́верная пчела́ — российская официозная политическая и литературная газета, негласный орган III Отделения, издававшаяся в Санкт-Петербурге в 1825—1864.

Основана Ф. В. Булгариным (в 1831—1859 издавал её совместно с Н. И. Гречем). В 1825—1831 выходила 3 раза в неделю, затем ежедневно. До восстания декабристов 1825 придерживалась либерального направления (здесь печатались К. Ф. Рылеев, А. С. Пушкин, Ф. Н. Глинка). Позднее стала консервативным, проправительственным изданием. Ориентировалась на читателей, принадлежавших к «среднему состоянию» (служилых дворян, провинциальных помещиков, чиновников, купцов, мещан и т. п.). Выходила по тем временам огромным тиражом до 10 тысяч экземпляров. Ведущую роль в «Северной пчеле» играл Булгарин, которого шеф жандармов Бенкендорф, по собственному признанию, «употреблял по своему усмотрению по письменной части на пользу службы».

«Северная пчела» пользовалась монополией помещения политических известий, всевозможными способами выражая свое отвращение к конституциям, к парламентским ораторам Франции и Англии, представляя последних как крикунов и вольнодумцев, нуждающихся в полицейском внушении. Помимо внутренних и иностранных новостей газета печатала нравоописательные рассказы, библиографию, «смесь» и моды. Литературно-критическая часть «Северной пчелы» отразила быструю эволюцию Булгарина от внешней близости к декабристам до литературной работы по заказу III Отделения. Начав литературный отдел печатанием произведений Пушкина и Рылеева и восторженной оценкой поэмы последнего «Войнаровский», она дошла затем до прямой травли Пушкина, помещая фельетоны, полные издевательских выходок по адресу поэта, упреков за прошлое «вольнодумство» и т. п. В школе французских романтиков «Северная пчела» видела наследие французской революции, разрушительницу нравственности и устоев государственности. Творчество Гоголя характеризовалось газетой как изображение без всякой нравственной цели «заднего двора жизни человечества». В критических статьях «Северная пчела» доходила не только до прямой ругани, но и занималась доносами на писателей. После Крымского разгрома в связи с радикализацией общественного мнения круг читателей газеты начал сокращаться. Попытка Усова преобразовать «Северную пчелу» по типу больших иностранных газет (формат, расположение отделов) не увенчалась успехом. В 1864 «Северная пчела» прекратила своё существование.^[1]

На страницах «Северной пчелы» Булгарин ожесточённо полемизировал с «Литературной газетой» А. С. Пушкина и А. А. Дельвига и «Московским наблюдателем», «Телескопом», «Отечественными записками», в которых сотрудничал В. Г. Белинский. Один из ведущих критиков «Северной пчелы» Леопольд Брант отрицательно отнёсся к реалистической школе в литературе 40-х гг. С 1860 (издатель — П. С. Усов) газета меняет курс: в ней печатаются произведения писателей-демократов В. А. Слепцова, Ф. М. Решетникова, Марко Вовчок и других, статьи о Н. А. Некрасове, М. Е. Салтыкове-Щедрине.

В «Северной пчеле» печатались и менее маститые авторы: И. А. Арсеньев, Н. Б. Герсеванов, К. Каневский, Слепая Домна и др.

Охранительное направление (здесь и часть 6 вопроса затрагивается)

Неудача преобразований А I и угроза революционных потрясений после восстания декабристов вызвали нарастание консервативных настроений в русском обществе. Правительство осознавало, что идеям и программам декабристов надо противопоставить свою идеологию. Эту задачу попытался решить крупный государственный деятель николаевской эпохи, министр народного просвещения граф С.С. Уваров, выдвинувший новую правительственную концепцию, ставшую выражением охранительного направления, - “теорию официальной народности”. Уваров хотел совместить охранительную политику и строгую дисциплину николаевского царствования с развитием просвещения и культуры. Ориентиром должны были служить три взаимосвязанных начала – “православие, самодержавие, народность”. Эта формула подчеркивала священный характер самодержавия и уделяла особое внимание православной церкви, которая издавна поддерживала царскую власть и воспитывала народ в духе терпения и смирения. По Уваровской теории, именно самодержавная власть отражала чаяния простого народа. Уваров подчеркивал принципиальное отличие исторического пути России от Европы. Рупором правительственной идеологии стали популярные журналисты Булгарин и Греч, издававшие газету “Северная пчела”.