18.Пародирование романтического метода (Байрон и Гофман)

«Дон Жуан» - эпико-сатирическая поэма Байрона, анти-романтическая. Песни выходили до самой его смерти. Берет все те же аспекты романтического мироощущения, эстетики, поэтики, чтобы вывернуть все наизнанку, чтобы обнажить штамп, обнажить прием. Снижение и осмеяние. Герой подчеркнуто-зауряден. Старый муж – пародия на врага, море вызывает морскую болезнь и рвоту. Родоначальник черного юмора в английской литературе)) (спасшиеся начинают поедать друг друга). Переинтерпретация достигается разными приемами: 1) снижение 2) в будто бы объективное описание вторгается мнение автора. Романтическая традиция достигла зенита и начала вырабатывать штампы и клише.

Гофман тоже снижает клишированные ситуации. Но Гофман, в отличие от Байрона, не стоит вне романтического круга. Он понимает, что если культура создала штампы, это не значит, что она перестала существовать вне них. У героя Гофмана тоже полимичное отношение к романтизму. Это объединяет Байрона и Гофмана.

Дон Жуан ведет себя по-романтически. Мечты героя Гофмана заземленные и непритязательные. Можно быть по видимости романтичным и благородным, как Дон Жуан, а на самом деле искать утех плоти (филистер), а можно выглядеть «чучелом гороховым», но по сути оказаться настоящим духовидцем.

У Гофмана неновалисовский герой становится достойным новалисовских грез («Золотой горшок»). Голос автора, записывающего эту грезу, не уподобляется Байрону, который смотрит на своего героя с усмешкой. Эта способность прозреть чудо среди обыденности и вопреки ей – способность верить в чудо, которая является отличием энтузиаста от прочих. Филистеры – те, кому чудесное недоступно в принципе. Всепроникающая и многоплановая двойственность, двойная оптика как основа гофмановского мироощущения.

Не целен, а двоится сам герой Гофмана. Внешнее противопоставляется внутреннему, сущностному. Отдельно друг от друга существуют 2 мира, для филистера эти 2 мира несовместимы, он живет только в мире обыденности, филистер видит только симптомы общения с этим миром у тех, кому этот мир доступен (художники, поэты, музыканты). Симптомы общения с этим миром филистер не способен истолковать иначе, чем единственным доступным ему образом (пытается увязать их с материализмом), и тогда энтузиаст воспринимается им либо как пьяный, либо как сумасшедший.

Фабиан в «Крошке Цахесе» переходит в ряды энтузиастов. Те, кому изначально доступен иной мир (энтузиаст, его помощник, враг, иногда – возлюбленная) изначально двоятся, имеют 2 облика для 2 миров. Если для волшебных персов (?) тут нет проблем, то неофиту (энтузиасту) нужно пройти через ряд комических перипетий, поскольку ему лишь предстоит принять двоемирие как саму собой разумеющуюся данность. До этого он видит второй мир, но он смешивается с первым. Двойственность волшебных помощников (Линдгорт и Альпанус) очевидна. Они похожи на нормальных людей.

Люди делятся на музыкантов и просто хороших людей», - Гофман, «Житейский воззрения кота Мура».

«Крошка Цахес»: не нужно исправлять природу. Иначе возникнетонфликт природы и цивилизации. Вторжение цивилизации в природу (будет хуже). Розабельверде пожалела уродца и ее мать и таким образом стала пособницей зла. (Идея относительности добра и зла.

Клара из «Песочного человека» как будто бы нечто типа Вероники (ложная возлюбленная). По видимости она филистер, но можно ли верить видимости?

Герои сказок получают в награду счастливый конец – соединение с истинными возлюбленными. Жизнь героя в итоге продолжается там, где может быть счастлив романтический герой. Счастье героя неосуществимо в реальном мире. Линдхорст дарит своему зятю имение в Атлантиде, Альпанус завещает Бальтазару свое имение, сохранившееся со времен страны фей, где цветут розы и капуста (одними розами сыт не будешь). Это знак гофмановской иронии, заземления воспаряющего духа.

В «Житейских воззрениях кота Мура» пространство оказывается иллюзией.

Уже в «Крошке-Цахесе» звучит обвинение в сторону Альпануса:

«Он не волшебник, он лишь фокусник».

В «Коте Муре» прямые обязанности какого-то героя – быть шутом. В «Коте» волшебный помощник бессилен совершить для героя чудо. Для человека духа в мире филистеров альтернатива – сумасшествие.

Гофмановская ирония – часто самоирония. Сокровеннейшая любовь приобретает шутовское обличие, как и истинный романтический герой. Ирония затрагивает и саму структуру произведение: противопоставление двух миров. Персонаж может иметь пародийного двойника. Все это связано одним сюжетом.

В «Коте» ироническая двойственность доведена до апофеоза: две линии повествования. Кот проходит через типичные романтические ситуации: возвышенная дружба, предательство и вражда, любовь, любовь к отечеству, воспарение на чердак, где он творит, сочинение стихов. Как и Дон Жуан, Кот благороден: он готов поделиться с мамой селедочной головой, как и Дон Жуан – собачей лапкой с другом.

Второе повествование – трагическое жизнеописание композитора Крейслера, этот сюжет задает иную, уже совсем не байроновскую тональность. Трагическая ирония очевидна с самого начала. Романтизм достиг того уровня, когда стал достоинством массовой культуры, а массовая культура не интересуется романтической культурой. Поэтому композитор никому не интересен, то ли дело кот. Автор наводит на интерпретацию: наступила эпоха пародийного романтизма. Предвестие «Кота» очевидно еще в регистраторе Геербранте. Псевдоромантика можно отличить по отсутствию самоиронии.