Вопрос 27. Эволюция героев и авторского отношения к ним в романе а. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Эволюция Онегина

Первая глава открывается внутренним монологом героя, в котором под иронией скрыто раздражение. Чем недоволен Онегин? Необходимостью подчиняться тому, в чем он не видит смысла, но что в силу тех или иных причин (ради устройства собственного благополучия, подорванного долгами, или соблюдения обычаев общества) приходится исполнять. Почему же Онегин соглашается на роль, которая в его собственных глазах трезво оценена как «низкое коварство»? Да потому, что он вообще ни в чем не видит смысла и равнодушен, казалось бы, ко всему на свете, кроме чувства собственного достоинства и независимости, которые вдруг поколеблены поездкой к дяде. Это раздражение героя идет от того, что привычное притворство ему надоело, и от того, что Онегин честен перед собой.

С детства образование и воспитание Онегина не было глубоким. «Monsieur 1'Abbe, француз убогий... Учил его всему шутя, Не докучал моралью строгой...»

Это «шутя» сопровождает всю петербургскую юность Онегина. Свобода, открывшаяся ему, подчинена моде, в которой Онегин видит почти закон жизни. «Мод воспитанник примерный» — этот мотив проходит через всю первую главу. «Боясь ревнивых осуждений», Онегин становится франтом; опасаясь «судей решительных и строгих», привык он «С ученым видом знатока хранить молчанье в важном споре». Эта оглядка на мнение окружающих, эта зависимость от света лишает юность Онегина истинной «мятежности». Мода обрекает на поверхностное отношение ко всему. Следуя моде, нельзя быть самим собой; мода преходяща, поверхностна.

В начале романа Онегин как бы примеряет разные возможности жизни, не отдавая предпочтения ни одной из них. Своеобразный маскарад Онегина отражен в тех парадоксальных по соседству определениях, которые Пушкин адресует своему герою в первой главе: «молодой повеса» — и «добрый мой приятель», «денди лондонский» — и «ученый малый», «проказник» — и «философ в осьмнадцать лет», «повеса пылкий», «красавиц модных враг» — и «отступник бурных наслаждений», «педант» — и «порядка враг и расточитель».

Сплин — еще одна роль Онегина; правда, роль, выбранная, как ему кажется, окончательно и удовлетворяющая то «чувство превосходства», которое сродни светскому тщеславию (о нем-то и писал Пушкин в эпиграфе к роману).

Эпитет «томный» выдает намерение Онегина выставить свое внутреннее состояние на обозрение. Быть может, мы бы не заметили его, если бы в восьмой главе Пушкин не напомнил об этом. Вот Онегин смог, наконец, увидеть Татьяну в ее доме:

Он с трепетом к княгине входит;

Татьяну он одну находит,

И вместе несколько минут

Они сидят. Слова нейдут

Из уст Онегина. Угрюмый,

Неловкий, он едва-едва

Ей отвечает. Голова

Его полна упрямой думой.

Итак, в первой главе Онегин — «угрюмый, томный», в восьмой — «угрюмый, неловкий». Несходство вторых эпитетов при тождестве первых открывает глубину происшедшей с Онегиным перемены. Истинное чувство не в состоянии заботиться о своей картинности.

Описания Онегина в первой и восьмой главах резко несходны. Множество масок сменяется единством истинного лица: бесчувствие — одушевлением, хандра — страстью. В первой главе Онегин — «непостоянный обожатель очаровательных актрис», ветреность его — признак всего лишь игры в любовь. В восьмой главе Онегин исполнен преданности, в его воображении, что бы ни делал он, где бы ни был, — «она... и все она!».

В восьмой главе Онегин на последнее объяснение с Татьяной «идет, на мертвеца похожий». Страсть его подобна страданиям влюбленной Татьяны в четвертой главе. И в письме Онегина повторяются эти признаки истинной страсти:

Пред вами в муках замирать,

Бледнеть и гаснуть... вот блаженство!

В восьмой главе «сердечное страданье уже пришло ему невмочь», и Онегин готов к гибели («заранее писать ко прадедам готов о скорой встрече»), как когда-то Татьяна готова была жизнью заплатить за любовь («Погибну, — Таня говорит, — но гибель от него любезна»). Правда, есть в этом страдании и разница между Онегиным и Татьяной. Татьяна добровольно отдается любви, по внутреннему велению, и не казнит себя. Онегин «свое безумство проклинает — и, в нем глубоко погружен...».

«Все шлют Онегина к врачам», а он дорожит каждым мгновением жизни, в котором присутствует Татьяна:

Я знаю: век уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я...

Любовь для Онегина стала единственным условием продления жизни.

Почему так случилось? Как равнодушный Онегин превратился в пылкого влюбленного?

В начале романа Пушкин писал: «Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной». И действительно, какую бы сторону жизни мы ни взяли (театр, поэзия, природа, любовь), в первой главе мы чувствуем противопоставление героя и автора. Театр для Онегина — место, где скучают или разглядывают в лорнет ложи незнакомых дам; для Пушкина театр — «волшебный край!». Онегин — «непостоянный обожатель очаровательных актрис»; Пушкин называет их «мои богини» и преданно грустит, когда «взор унылый не найдет знакомых лиц на сцене скучной». Природа нема для Онегина; Пушкин расцветает в деревенском уединении («Я был рожден для жизни мирной, Для деревенской тишины...»). Любовь неведома Онегину, поклоннику «науки страсти нежной», Пушкин взволнованно говорит о самозабвении любви («Я помню море пред грозою...»). И даже когда, «условий света свергнув бремя», автор и герой в конце первой главы стали дружны, меж ними заметно несходство: «Я был озлоблен, он угрюм». Озлобленность временна, угрюмость постоянна.

Пушкин не может быть чуждым жизни. Онегин холоден к ней. Но разница не только в этом. Прекрасная летняя ночь в Петербурге, которая оживила чувства героя и автора, действует на них по-разному: в Пушкине рождается порыв к свободе, счастью, к поэтической полноте жизни («Адриатические волны, О Брента! нет, увижу вас...»). Онегин остается в элегическом оцепенении, в нем нет пушкинского упоения жизнью: «С душою, полной сожалений...»

Итак, в первой главе, даже подружившись, автор и герой остаются во многом противоположны. В восьмой главе Пушкин берет под защиту Онегина, отнимая у светской толпы право судить героя. В VII — XI строфах восьмой главы автор спорит с «добрым малым», похожим на «целый свет», который судит об Онегине по законам света. Это мнение запоздало: герой изменился. Пушкин ставит своего светского собеседника в тупик прямым вопросом: «Знаком он вам?» И, приведя в замешательство «доброго малого», вступается за Онегина: «Зачем же так неблагосклонно Вы отзываетесь о нем?» Для света «посредственность одна и по плечу, и не странна».

В X и XI строфах Пушкин противопоставляет два жизненных пути. «Блажен, кто смолоду был молод» и, выполняя все правила света, заслужил в конце жизни репутацию «прекрасного человека». Это путь посредственности, вознагражденной благополучием. Пушкин и себя, и Онегина видит на другой стезе:

Но грустно думать, что напрасно

Была нам молодость дана,

Что изменяли ей всечасно,

Что обманула нас она...

Это трагический путь лучших героев романа (Онегина, и Татьяны, и, как мы позднее убедимся, погибшего Ленского, и отчасти самого автора). Это мучительный путь тех, кому «несносно... Глядеть на жизнь, как на обряд», кто не разделяет с толпой «ни общих мнений, ни страстей».

"...Я так люблю Татьяну милую мою"

Каждый великий художник стремится запечатлеть в своих произведениях тот идеал женщины, в котором бы нашли воплощение лучшие качества своего народа. Пушкинским идеалом стал образ Татьяны Лариной в романе "Евгений Онегин".

С первого же знакомства с этой героиней мы видим ее самобытность, непохожесть на других. Еще ребенком она выделяется из обычной провинциальной среды.

Дика, печальна, молчалива,

Как лань лесная боязлива,

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой.

Чтобы усилить это впечатление, автор дает здесь контрастный образ ее сестры Ольги, вся прелесть которой сосредоточилась в "локонах льняных", "легком стане", "глазах как небо голубых". Интересно, что взор скептика Онегина видит Ольгу совсем иной: "Кругла, красна лицом она, как эта глупая луна на этом глупом небосклоне". Такая характеристика сразу же обнажает ее внутреннюю пустоту, которой противопоставляется богатство внутреннего мира Татьяны. Она с детства чуждалась шумных детских игр, разговоров "про вести города, про моды". Что же заполняло ее жизнь?

Она любила на балконе

Предупреждать зари восход,

Когда на бледном небосклоне

Звезд исчезает хоровод...

Ей рано нравились романы;

Они ей заменяли все;

Она влюблялася в обманы

И Ричардсона и Руссо.

Татьяна верила преданьям

Простонародной старины,

И снам, и карточным гаданьям,

И предсказаниям луны.

Значит, природа, книги, деревенский мир со сказками няни, народными поверьями и обычаями составляют любимый круг жизни Татьяны, формируют ее личность.

В начале романа Татьяна — "мечтательница нежная", погруженная в таинственный мир книг с выдуманными страстями, искренняя и доверчивая девушка, которая "не ведает обмана и верит избранной мечте". Она не может скрыть своих чувств к Онегину, переполнявших ее, и пишет ему нежное, трогательное, дышащее любовью послание, которое даже холодного эгоиста Онегина не смогло оставить равнодушным. Но он подавил в себе волнение, так как не желал ни воспользоваться наивностью и неопытностью девушки, ни связать себя семейными узами.

Любовь к Онегину продолжает жить в душе Татьяны и после убийства им Ленского, и после его отъезда, и после того, как она, разочаровавшись в нем, называет его "Москвичом в Гарольдовом плаще", и после своего замужества. Любит Татьяна его и в конце романа, когда вновь встречает Евгения в собственной великолепной гостиной. Эта глубина и сила чувства говорят о цельности, высоте, одухотворенности ее натуры. Именно неординарность, самобытность Татьяны дают ей возможность решительно изменяться, стремительно преображаться. В 8-й главе романа мы видим удивительное перевоплощение "странной, провинциальной и жеманной" барышни (такой ее воспринимают московские кузины) в "равнодушную княгиню", "небрежную законодательницу зал". Какой же рисует петербургскую Татьяну автор?

Она была нетороплива,

Не холодна, не говорлива,

Без взора наглого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без подражательных затей...

Все тихо, просто было в ней.

"Беспечная прелесть" Татьяны — это маска, которую она носит с поразительной естественностью, ибо этого требуют суровые законы света. Здесь неуместны открытость чувств, внешние проявления страстей и переживаний.

Вначале может показаться, что Татьяна удовлетворена своей роскошной жизнью, своим светским успехом. Но откровенный разговор с Онегиным убеждает нас в том, что это не так. В великолепной княгине живет прежняя Татьяна, тоскующая о милом деревенском доме, о зеленых дубравах, привольных полях. Она называет светскую жизнь "ветошью маскарада", которую с радостью бы отдала "за полку книг, за дикий сад". Но Татьяна прекрасно понимает, что ее желание несбыточно, ибо она сама связала себя обещанием, данным нелюбимому мужу. И расплачиваться за эту ошибку она должна сама, неукоснительно выполняя роль верной жены и хозяйки дома, подавляя в себе чувства к любимому человеку.

В последнем разговоре с Евгением Татьяна не унижается до лжи, она по-прежнему честна с ним, но принять его любовь не может, так как не способна и предать своего мужа, который "в сраженьях изувечен" и который окружил ее вниманием и заботой. Невозможно не восхищаться благородством Татьяны, ее мужеством и силой духа, которые заставляют ее произнести известные слова:

Я вас люблю (к чему лукавить?),

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна.

Почему же после этого разговора Евгений стоит "как будто громом поражен"? Наверное потому, что только теперь он открыл настоящую Татьяну, впервые увидел ее нравственную силу, ее духовную красоту и тут же потерял навсегда.

Значит, несмотря на духовную эволюцию Татьяны, она сохранила свою индивидуальность, свои лучшие качества, но вместе с тем навсегда утратила черты наивной девочки, познающей мир по книгам. Теперь она приобрела реальный, критический взгляд на жизнь, который открыл ей пустоту и бесцельность светского Петербурга, научил ее владеть своими чувствами, дал ей силу любить и скрывать свою любовь и быть верной супружескому долгу. Об этом замечательно сказал великий русский писатель Ф. М. Достоевский, рассуждая над мотивами поступка Татьяны: "А разве может человек основать свое счастье на несчастии другого? Счастье не в одних только наслаждениях любви, а в гармонии духа". Именно эта "гармония духа" и составляет сущность характера Татьяны и делает пушкинскую героиню "милым идеалом", одним из самых привлекательных и ярких женских образов русской и мировой литературы.