Глава 1

НА ПУТЯХ К ГОСУДАРСТВЕННОМУ СУВЕРЕНИТЕТ^

Социальные последствия ордынского ига — Особенности начавше­гося процесса объединения русских земель и возвышение Москвы — Организация власти в середине XV в — Русская православная церковь и великокняжеская власть в середине XV в.

Распад единого Древнерусского государства произошел на ру­беже XI—XII вв., в результате чего образовались десятки удель­ных княжеств, а также Новгородская земля с республиканским строем, из которой в XIII в. выделилась Псковская земля, также имевшая республиканское устройство. Все они составляли своеоб­разную федерацию во главе с великим князем, который считался первым среди равных. Великое княжество находилось в собствен­ности княжеского рода, а уделы — во владении его членов, при­чем по обычаю ими наделялись все наследники великого князя.

Колонизация территорий, находящихся на северо-востоке от Киева, привела к образованию здесь Ростово-Суздальской земли, ставшей при князе Андрее Боголюбском Владимиро-Суздальским, а позднее Владимирским великим княжеством. Хотя Андрей Бо-голюбский в результате похода на Киев получил титул великого князя Киевского, политический центр русских земель перемеща­ется на северо-восток.

Брат Андрея Боголюбского Всеволод Большое Гнездо стал основателем мощной ветви Рюриковой династии, члены которой в XIV в. владели Владимирским великим княжеством, Суздаль­ским и Московским княжествами, Тверским великим княжеством и рядом других княжеств, число которых то увеличивалось, то со­кращалось. Другая ветвь Рюриковой династии владела Рязанским великим княжеством и мелкими княжествами, расположенными в верховьях р. Оки.

В это время Русь находилась уже под ордынским игом, привед­шим к превращению большей части русских земель в улус Золотой Орды, а русских князей — в вассалов ее ханов («царей»). Великий князь должен был получать в Орде «ярлык», т. е. утверждение на великое княжение.

Галицко-Волынское княжество обособилось от княжеств, нахо­дящихся на северо-востоке. На западе возникает Великое княже­ство Литовское, в орбиту которого постепенно попадают западно­русские и южнорусские земли, избавлявшиеся тем самым от ордын­ского ига.

Северо-Восточная Русь со столицей сначала во Владимире, а впоследствии в Москве становится под номинальной властью ве-

13

ликих князей Владимирских обособленным и в то же время раз­дробленным государственным образованием, входившим в состав Золотой Орды и платившим хану «ордынский выход».

Эволюция древнерусской государственности еще в домонголь­ский период характеризовалась двумя тенденциями.¹

Первая проявилась в элементах вассалитета, существенно не ущемлявшего личной свободы вассала и основывавшегося на вза­имных обязательствах. Князь был первым среди равных, не при­нимавшим важных решений без совета со старшей дружиной, а дружинники имели право выбирать себе сюзерена и менять его по своему усмотрению. Города обладали некоторыми элементами вольностей (вече), опиравшимися на традиции общины. Формой самоорганизации «свободного» крестьянства была крестьянская община, а позднее — территориальное объединение нескольких общин (община—волость).

Проявлением второй тенденции было усиление политической роли младшей дружины, члены которой по отношению к князю находились в положении не вассалов, а фактически подданных-министериалов. Подданство-министериалитет — «служба, в кото­рой отсутствует договорная основа: слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина», имевшего по отношению к слуге «всегда принципиально больше прав, чем к вассалу», хотя подданный-министериал «мог приобретать большую власть в соб­ственном владении».²

Осуществимой ли была до утверждения ордынского ига реали­зация одной из этих тенденций? В. Б. Кобрин и А. Л. Юрганов по­лагают, что такая возможность не исключалась.³ В то же время они сами указали на ряд факторов, препятствовавших эволюции русской государственности в сторону естественного углубления тех начал, которые потенциально были заложены в первой тен­денции. В частности, важную роль в системе власти играли при­ближенные к князьям холопы, чей правовой статус определялся рабской зависимостью. Эта социальная группа и подданные-мини-стериалы стали наделяться существенными административными функциями на княжеском дворе. Города на Северо-Востоке страны хотя и имели ряд вольностей, были административными центрами волости во главе с князем. Это с неизбежностью вело к его вме­шательству во внутреннюю жизнь города, где отсутствовали ком­муны, не получили развития городские вольности и свободы, при­обретаемые в результате длительной и кровавой борьбы горожан, подобно тому как это произошло в странах Западной Европы. Сле­дует учитывать и такой важный фактор, как роль княжеской вла-

¹ Подробно о них см.: Юрганов А. Л. У истоков деспотизма // Знание — сила. 1989. № 9.

² Кобрин В. Б., Юрганов А. Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси: (К постановке проблемы)//История СССР. 1991. № 4. С. 54.

³ Юрганов А. Л. У истоков деспотизма. С. 22—27; Кобрин В. Б., Юрга­ нов А. Л. Становление деспотического самодержавия... С. 7.

14

сти в военном и административном укреплении северо-восточных земель, ставших объектами крестьянской колонизации.⁴

Что же касается Новгорода, то, как показал В. Л. Янин, здесь в домонгольский период, после возникновения в конце 80-х годов XI в. посадничества в форме боярского представительства, в 1117 г. устанавливается активное двоевластие князя и посадника, а к 1136 г. относится организация смесного суда князя и посадни­ка.⁵ Возникновение в Новгороде в конце XII в. поста выбранного на вече тысяцкого — представителя всех свободных горожан, за исключением бояр и зависимых от них людей, не меняет картины, поскольку этот пост «достаточно скоро узурпируется боярством», а «власть сосредоточивается в руках феодальной аристократии». Новгородское государство в результате этого «окончательно пре­вращается в боярскую республику».⁶

Уже в силу последнего обстоятельства сомнительной представ­ляется аналогия между договорными отношениями английских и французских королей с городскими общинами и договорами Нов­города с князьями.⁷ Кроме того, князья приглашались новгород­цами для выполнения определенных — военных — функций, что придавало их отношениям особый характер. Наконец, такого рода специфические договоры не становились, как на Западе, основой формирования общенациональных институтов, а, напротив, за­крепляли обособленность Новгорода.

Важные наблюдения о природе договорного сознания на Руси, основанного на взаимных обязательствах, сделаны Ю. М. Лотма-ном. Исследователь обосновал концепцию, согласно которой дого­ворное сознание по своей природе является магическим и проти­воположным религиозному сознанию. В Западной Европе, однако, «договорное сознание было окружено авторитетом римской госу­дарственной традиции и заняло равноправное место рядом с рели­гиозно-авторитарным». На Руси же «оно осознавалось как языче­ское по своей природе», поэтому «договор воспринимается как дело чисто человеческое (в значении: „человеческое" как противопо­ложное „божественному")», а «система отношений, устанавливав­шаяся в средневековом обществе, — система взаимных обяза­тельств между верховной властью и феодалами — получает уже весьма рано отрицательную оценку».⁸ Отсутствие на Руси догово­ров между князьями и боярами становится в этой связи вполне

⁴ Данилова Л. В. Становление системы государственного феодализма в России: причины, следствия // Система государственного феодализма в России: Сб. статей. М., 1993. Ч. 1.С. 46—47, 57.

⁵ Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962; см. также: Янин В. Л. Па­ мятники сфрагистики и этапы развития Новгородской республики // Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М., 1977.

⁶ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 233.

⁷ Ср.: Лурье Я. С. Русские современники Возрождения: Книгописец Ефросин. Дьяк Федор Курицын. Л., 1988. С. 26; Карп П. М., Лурье Я. С. На пути к державе Ивана Грозного // Историки отвечают на вопросы [М.], 1990. Вып. 2. С. 48.

⁸ Лотман Ю. М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры // Проблемы литературной типологии и исторической преемственности: ^тРУДы по русской и славянской филологии. Литературоведение. Вып. 32. 1981. (Уч. зап. Тартуского гос. ун-та.; Вып. 513). С. 5—7.

15

объяснимым. Что же касается договорных грамот между князьями (докончаний), скрепленных крестоцелованиями, то они повсеме­стно нарушались и не стали сколько-нибудь устойчивой формой стабилизации междукняжеских отношений.

То обстоятельство, что возникновение в домонгольской Руси государственных образований происходило вне античной тради­ции и римского публичного и особенно частного права с его раз­работанной системой прав личности, оснований частной собствен­ности, владения, отношений между простыми товаропроизводите­лями, таких, как договор, купля-продажа, ссуда, долг, завещание, являлось существенной особенностью, ограничивавшей возмож­ность эволюции государственности по пути, аналогичному запад­ноевропейскому.

Таким образом, эволюции русской государственности на основе отношений сюзеренитета—вассалитета противоречил ряд значи­мых факторов. Вероятна ли была альтернатива в сложившихся ус­ловиях — ответить на этот вопрос невозможно, если не вступать на зыбкую почву догадок, тем более что естественное развитие было прервано и существенно деформировано монгольским наше­ствием и длительным ордынским игом.

В этих новых условиях доминирующее значение приобрели те начала, восходящие к домонгольским временам, которые характе­ризовались усилением политической роли подданства-министери-алитета за счет уменьшения роли вассалитета. Следовательно, русская государственность эволюционировала в сторону реализа­ции второй тенденции. В результате утраты русскими княжества­ми суверенитета князья стали получать властные права, часто подвергаясь унизительным процедурам, из рук ханов, которые при этом признавали политическую автономию русских земель.⁹ Впрочем, как показали В. Б. Кобрин и А. Л. Юрганов, «формы, в которых проявлялась зависимость» русских князей от ханов, «уже напоминали подданство».¹⁰ Такое коренное изменение структуры верховной власти не могло не повлиять на властные полномочия и по нисходящей линии.¹¹

Для XIV—первой половины XV в. это означало, что князья, будучи фактически «„служебниками" монгольских ханов», обя­занными «беспрекословно выполнять волю Орды, не могли уже примириться с независимостью старшей дружины, с ее былыми правами», тем более что ордынские ханы «переносили на Русь от­ношения жесткого подчинения, характерные для Монгольской им­перии».¹² В. Б. Кобрин и А. Л. Юрганов указали еще на один фактор, повлиявший на процесс установления отношений поддан-ства-министериалитета в ущерб вассалитету,— «гибель в ходе ордынского нашествия основной массы дружинников», что приве-

⁹ Греков Б. Д. Золотая Орда и Русь // Греков Б. Д. и Якубовский А. Ю. Зо­лотая Орда. [М.], 1941. С. 153.

¹⁰ Кобрин В. Б., Юрганов А. Л. Становление деспотического самодержавия... С. 57.

¹¹ Там же.

¹² Там же. С. 57—58.

16

ло «под власть князей Северо-Восточной Руси большое количество новых людей, вышедших из непривилегированных слоев населе­ния, привыкших к повиновению и готовых быть слугами, а не бое­выми товарищами князей».¹³

Специфическая система феодального землевладения на Севе­ро-Востоке, возникшего заново в разоренной стране после истреб­ления в ходе ордынского нашествия старых феодалов-землевла­дельцев,¹⁴ характеризовалась тем, что она формировалась в основ­ном не из аллода, а «сверху» — путем княжеского пожалования вотчин.¹⁵ Данная особенность вела к тому, что здесь феодалы ока­зались более зависимыми от дарителя-князя и «менее тесно свя­занными с землей».¹⁶ Вероятно, именно с этим была связана воз­можность превращения безусловной наследственной земельной собственности — вотчин — в служебно обусловленное владение военных слуг,¹⁷ равно как и практика редукции вотчинных земель князьями с возможным последующим наделением ими других соб­ственников или владельцев.

Что касается городов Северо-Восточной Руси, то они в резуль­тате татаро-монгольского нашествия и последующих набегов мно­гократно сжигались и подвергались разграблению. Этим опре­делялась отсталость их внутренней хозяйственной жизни и со­хранение ими феодального характера. Наличие феодального землевладения в городах препятствовало завоеванию ими поли­тической самостоятельности, особого правового статуса городского населения и специфических городских вольностей.¹⁸ Город на Ру­си поэтому не стал и не мог стать центром создания тех полити­ческих институтов, норм и ценностей, которые предопределяли эволюцию общества и государства в направлении формирования цивилизации европейского типа. Все это вело к усилению власти князей. В условиях военного и экономического неравенства кня­жеств проявляется тенденция, характерная для средневековья, — к политическому подчинению более слабых или их завоеванию, поскольку именно величиной территории и численностью населе­ния определялись мощь и авторитет княжеств. Правда, этот про­цесс был затруднен из-за стремления Орды к консервации расчле­нения русских земель. Однако с постепенным распадом Золотой Орды в XV в. на ряд самостоятельных государственных образова-

¹³ Там же. С. 58.

¹⁴ Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV— XVI вв.). М., 1985. С. 39.

¹⁵ Чернов С. 3. Происхождение вотчин в XIV—XV вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1983. С. 15—16; Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневеко­ вой России. С. 44. — Согласно исследованиям В. Л. Янина, на Северо-Западе вот­ чина возникает либо в результате покупки земли у общины, либо, как и на Севе­ ро-Востоке, — государственного пожалования (Янин В. Л. Новгородская феодаль­ ная вотчина: Историко-географическое исследование. М., 1981. С. 157—181, 229—241, 249—256, 272—283).

¹⁶ Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. С. 45 и ел.

1⁷ См.: Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV—XV вв. М., 1960. С. 206—207.

¹⁸ См.: Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV—XV веков. [М.], 1959.

17

ний и тем самым ее ослаблением это препятствие начинает пре­одолеваться. С другой стороны, объединительному процессу спо­собствовали система управления русскими землями и налоговая система, установленные Ордой, которыми воспользовались князья в своих интересах и после свержения ига.¹⁹

Были и другие факторы, облегчавшие объединительный про­цесс. К ним относятся общность языка и происхождения; совпа­давшие во многом правовые нормы, которые восходили к Правде Русской и действовали не только на северо-восточных и северо­западных землях, находящихся в вассальной зависимости от ордынских ханов, но на протяжении некоторого времени и на юго-западных и западных землях, оказавшихся в составе Великого княжества Литовского, а также в завоеванных в начале XV в. ли­товскими великими князьями Смоленске и Вязьме; единая рели­гия (православие); общерусский менталитет.

Несомненно, существовали внутренние факторы, затрудняв­шие объединение русских земель. Во-первых, оно, в отличие от стран Западной Европы, не стало следствием развития социальных и экономических процессов. Неблагоприятные почвенно-климати-ческие условия, невысокая культура земледелия, низкие урожаи, слабость городов как центров хозяйственной жизни, низкая плот­ность населения при значительных и постоянно расширяющихся территориях, натуральный и экстенсивный характер хозяйства, недостаточная развитость феодальных отношений — все это вело к экономической обособленности, не создавало общности хозяйствен­ных интересов, которая могла бы стать естественной основой еди­ного государства. Во-вторых, существование юго-западных и запад­ных земель в составе Литвы превращало борьбу за их вхождение в единое русское государство в межгосударственные войны. Наконец, в-третьих, устойчивый обычай преемственности княжеской вла­сти, предусматривавший обязательное наделение наследников уде­лами, стал причиной постоянного воссоздания раздробленности.

Последнее обстоятельство вело к тому, что процесс объедине­ния русских княжеств первоначально и в течение длительного вре­мени происходил в форме воссоздания иерархического союза кня­зей во главе с одним из великих князей, т. е. по существу к реге­нерации удельной системы.

Имеются явные свидетельства того, что проблема объединения русских земель начинает осознаваться в контексте ведения борьбы за освобождение от ордынского ига. Однако эта тенденция даже в первой половине XV в. восходит к архаическому прошлому — ориентации на союз князей. Идеологическая установка общерус­ского Новгородско-Софийского летописного свода, составленного до 1437 г. и тщательно исследованного Я. С. Лурье,²⁰ иной и не могла быть, так как она отражала как московскую, так и твер-

^{1 9} Данилова Л. В Становление системы государственного феодализма в Рос­ сии. С. 65.

²⁰ Лурье Я. С. 1) Общерусские летописи XIV—XV вв. Л., 1976. С. 67—121; 2) Две истории Руси XV в.: Ранние и поздние, независимые и официальные ле­ тописи об образовании Московского государства. СПб., 1994. С. 108—117.

18

скую, суздальскую и смоленскую точки зрения, а также испыты­вала влияние новгородского летописания.

В политической сфере стержнем объединительных процессов стала борьба за владимирский престол, развернувшаяся между Москвой и Тверью. При этом важной силой, способствовавшей ов­ладению московскими князьями Владимирским великим княже­нием, некоторое время была Орда. Однако к середине XIV в. судь­ба владимирского престола начала решаться уже не только в Орде, а и на Руси. В частности, в результате московско-тверской войны, начавшейся в 1375 г., владимирский стол был признан наследст­венным владением московских князей. Победа над ордынцами на Куликовом поле в 1380 г. привела к слиянию Московского и Вла­димирского княжеств: по завещанию Дмитрия Ивановича Донско­го, владимирский великокняжеский престол без санкции Орды был передан его старшему сыну Василию. Правда, разделив свою «отчину» между пятью сыновьями, Дмитрий Донской тем самым консервировал удельную систему и, следовательно, ослаблял власть московского великого князя.

Великий князь Василий I Дмитриевич (1389—1425), опираясь на Орду, в 1392 г. присоединил Нижегородское княжество, а затем Муромское и Тарусское княжества. Впрочем, завоевание Нижнего Новгорода оказалось временным и на всем протяжении первой по­ловины XV в. за него шла борьба с Суздальским княжеством.

Свержение в Золотой Орде Тимуром хана Тохтамыша позво­лило Василию I на некоторое время ослабить ордынский гнет, од­нако вскоре (в 1408 г.) эмир Едигей, ставший фактически главой Орды, в результате похода на Москву восстановил иго.

Феодальная война второй четверти XV в. замедлила начавший­ся процесс политического объединения русских княжеств вокруг Москвы. Она была вызвана династическим кризисом — столкно­вением двух принципов престолонаследия: родового (от брата к брату) и семейного (от отца к сыну). В силу этого за престол умер­шего Василия I Дмитриевича повели борьбу младший сын Дмит­рия Донского Юрий Дмитриевич и сын Василия Дмитриевича Ва­силий Васильевич. Феодальная война второй четверти XV в. де­тально исследована А. А. Зиминым.²¹ За сложными перепитиями обычной средневековой смуты он выявил три линии, столкнувши­еся в борьбе за наследие Дмитрия Донского.

Первая была представлена Василием II. Он в споре за москов­ский великокняжеский престол ссылался на «царево жалование» (т. е. жалование ордынского хана), опирался на помощь хана, пра­вившего Ордой, а затем обосновавшегося на Средней Волге, и на военно-служилых землевладельцев центральных областей Мос­ковского княжества — областей, мало связанных с торговлей и почти не имевших естественных богатств. Вторая олицетворялась Юрием Дмитриевичем, ссылавшимся на завещание Дмитрия Дон­ского, и его сыном Дмитрием Шемякой, опиравшимися на тор-гово-ремесленные посады, главным образом Севера России и

²¹ Зимин А. А. Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в. М., 1991.

19

отчасти Поволжья — Вятки, Устюга, Галича, где развивалась со­ледобывающая промышленность и существовало свободное кресть­янство. Наконец, третья тенденция проявилась в Новгороде и Тве­ри, богатевших на транзитной торговле с Западом и Востоком и балансировавших между другими странами и землями.

Путь, по которому пошла Россия в силу победы московского Центра (Василия II Васильевича) над Севером (Дмитрием Шемя-кой), хотя и не жестко детерминировал, но предопределял боль­шую степень вероятности крепостнической централизации. Вто­рой же путь, если бы победа досталась Северу, в перспективе, как казалось А. А. Зимину, мог вести к относительно быстрому разви­тию товарно-денежных отношений и далее — по магистральному направлению исторического развития западноевропейского типа.

Впрочем, на наш взгляд, хотя победа Севера, и тем более Нов­города, действительно могла означать некоторое ускорение и ин­тенсификацию хозяйственной жизни, все же социальная система Руси XV в. не была приспособлена к радикальным сдвигам и пре­образованиям. В период феодальной войны к тому же обострились все характерные признаки строя, бывшие до того либо в латентном состоянии, либо проявлявшиеся, но не столь явно. Сплошные вза­имные клятвопреступления, несоблюдение междукняжеских дого­воров (докончаний), конфискация земель и их раздачи, сомни­тельная легитимность династических комбинаций — привычный быт междукняжеских отношений, не регламентируемых ни пра­вовыми нормами, ни даже устоявшимися обычаями.

А. А. Зимин обосновал также концепцию, по-новому объясня­ющую процесс возвышения Москвы и причины победы именно Ва­силия II в феодальной войне. Критически оценив панегирические сообщения поздних летописей и установив связь этой панегириче­ской традиции с нашей историографией, трактующей проблему возвышения Москвы с позиции победителя в феодальной войне, А. А. Зимин вскрыл корни отвергаемой им концепции, согласно которой установившееся единовластие и единодержавие оценива­ется как «прогрессивное», почему и московский князь Василий II оказывается «прогрессивнее» его соперников — галицких князей.

На путях разрушения этой надуманной схемы А. А. Зимину пришлось рассмотреть и отвергнуть традиционные аргументы, приводимые для доказательства предопределенности возвышения Москвы и политического объединения русских земель именно вок­руг нее. Он показал, что никаких удобных путей в районе Москвы не существовало, а города на Волге — Галич, Ярославль, Костро­ма, Нижний Новгород — имели гораздо более удобное географи­ческое и торговое положение. Московское княжество обладало скудными природными ресурсами, не было средоточием каких-ли­бо промыслов. Состояние производительных сил и систем земле­делия также ничем не выделяло Москву по сравнению с другими княжествами. Что касается этнических процессов, то, по справед­ливому утверждению А. А. Зимина, их неплодотворно локализо­вать в одном городе с округой. Москва не стала в то время и цен­тром сопротивления Орде, поскольку именно здесь выпрашивался

20

ярлык на великое княжение для Василия II и при нем допущено было создание мощного Казанского ханства.

А. А. Зимин показал, что все перечисленные факторы в боль­шей степени характеризуют другие княжества как потенциальные центры возрождения единого государства. Но если это так, а по­беду вопреки всему одержала Москва, то эти факторы не могли быть причинами ее необратимого возвышения. Причины победы Москвы А. А. Зимин, как представляется, справедливо видел в со­здании сильного военно-служилого войска (Двора) и в особенно­стях колонизационного процесса.

Нехватка земель вокруг Москвы при одновременном росте окру­жения великого князя за счет потомков тех бояр, которые служили его предкам в XIV в., способствовала созданию такого военно-слу­жилого слоя, представители которого были готовы на все, чтобы получить за участие в походах московского князя землю или варни­цу. Ввиду этого, согласно А. А. Зимину, войско Василия II сравни­тельно с войсками других князей было сильнее, монолитнее и мо­бильнее. Как показал А. А. Зимин, колонизация новых плодород­ных земель Троицким монастырем, поддержанным властями, создавала очаги благополучия как экономическую основу военной силы. Им же в благодарность за поддержку осуществлялось идеоло­гическое обеспечение ратного подвига московского воинства, полу­чавшего церковное благословение. Казалось бы, важным результа­том победы Василия II в феодальной войне стала ликвидация боль­шинства уделов в Московском великом княжестве, однако удельная система на этом не прекратила свое существование.²² Сам Васи­лий II предусмотрел в духовном завещании передачу младшим сыновьям ряда городов.

Вместе с тем в середине XV в. сохранялись государственные об­разования, независимые от московского великого князя или полуза­висимые от него. Это прежде всего относится к Тверскому вели­кому княжеству, включенному в орбиту политического влияния Великого княжества Литовского и лавировавшему между Москвой и Литвой. Независимым оставались Ярославское княжество, а так­же ряд мелких княжеств. Великий Новгород хотя и сохранял по Яжелбицкому договору 1456 г. внутренний строй новгородской жизни, но вынужден был в результате военного похода Васи­лия II, после которого и был заключен этот договор, согласиться на существенные прерогативы московских князей-наместников.²³

²² В составе Московской земли сохранился только удел верейско-белозерского князя Михаила Андреевича, политический статус которого был определен доконча-нием 1 июля 1450 г. (Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.; Л., 1950. № 55. С. 164—168). Этот договор тщательно проана­лизирован Ю. Г. Алексеевым, пришедшим к обоснованному выводу, что он представ­лял собой «в сущности, юридическое оформление удельной системы» (Алексеев Ю. Г. Под знаменами Москвы: Борьба за единство Руси. М., 1992. С. 21—23).

Зимин А. А. Витязь на распутье. С. 175—176. Я. С. Лурье категорически отвергает преобладающую в литературе концепцию, согласно которой причиной похода Василия II на Новгород явился антимосковский курс новгородского архи­епископа Евфимия, склонного якобы к сближению с литовским великим князем Казимиром и киевским митрополитом-униатом (Лурье Я. С. Две истории Руси XV в. С. 135—136).

21

Впрочем, как справедливо считает Ю. Г. Алексеев, подчинение Новгорода Москве «носило формальный характер».²⁴

Напротив, Господин Псков в 1460 г. цопал в полное политиче­ское подчинение Москве в результате его разрыва под давлением Василия II с князем-служебником Александром Чарторыйским (правнуком Ольгерда) и поставления на псковское княжение Юрия Васильевича, оставившего в качестве псковского наместни­ка князя Ивана Васильевича Стригу. И все же Псков формально оставался независимым.

Рязанское великое княжество уже к концу XIV в. утратило свою политическую самостоятельность, а в результате заключения 20 июля 1447 г. договора московского великого князя Василия II с рязанским великим князем Иваном Федоровичем фактически подпало под протекторат Москвы.²⁵ Образовалась феодальная фе­дерация.

Процесс объединения русских земель Москвой означал ограни­чение власти бывших независимых князей, превращение их в вас­салов, а по истечении некоторого времени — из вассалов в под-данных-министериалов, лишавшихся тем самым реальных княже­ских прав на землю и превращавшихся во владельцев боярщин. Ликвидация княжеских привилегий, как показал В. Б. Кобрин, была, однако, длительным процессом, растянувшимся на многие десятилетия.²⁶

Другой путь централизации власти и преодоления сепаратизма состоял в том, что бывшие удельные князья постепенно обоярива-лись: получая чин боярина, назначались полковыми воеводами, наместниками. Приобретение ими вотчин за пределами родового гнезда становилось поэтому потребностью. В результате переме­шивания старых полуудельных и новых владений «статус родовых вотчин постепенно приравнивался к статусу всех прочих вотчин этих князей», происходило перемешивание и феодальной верхуш­ки, слияние княжат со старым нетитулованным боярством при политической и материальной зависимости от великого князя.²⁷

Это кардинальное переустройство в сфере властных полномо­чий и как следствие — в сфере земельной собственности — могло осуществиться в конечном счете только в результате вмешатель-

²⁴ Алексеев Ю. Г. Под знаменами Москвы. С. 35.

²⁵ Там же. С. 25.

²⁶ См.: Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. С. 48— 65 Этот процесс в Тверском и Рязанском великих княжествах исследовал А. А. Зи­ мин (Зимин А. А. Феодальная знать Тверского и Рязанского великих княжеств и московское боярство конца XV—первой трети XVI в.//История СССР. 1973. № 3), в Тверской земле — Б Н. Флоря (Флоря Б. Н. О путях политической цен­ трализации Русского государства (на примере Тверской земли) // Общество и го­ сударство феодальной России. М., 1975.), в Ярославском княжестве — В. С. Шульгин {Шульгин В. С. Ярославское княжество в системе Русского цент­ рализованного государства в XV—первой половине XVI в. // Научные доклады высшей школы: Исторические науки. 1958. № 4.).

²⁷ Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. С. 66—68.

22

ства великокняжеской власти в земельные отношения. Переселе­ние землевладельцев за сотни верст, проведение широких земель­ных конфискаций, казни и, напротив, предоставление привилегий становятся бытом политической и социально-экономической жиз­ни Московского великого княжества.

Таким образом, верховным собственником земли в пределах Московского великого княжества де-факто являлся великий князь, который на практике мог распоряжаться ею, невзирая на наслед­ственные права вотчинников. В этом проявлялась присущая фео­дализму нерасчлененность собственности и власти. На Руси их сращение; получило гипертрофированное развитие за счет усиле­ния государственного начала на самых первых этапах формирова­ния новой государственности, что вело в свою очередь к дальней­шей концентрации политической и экономической власти в руках великого князя. Возможные ее ограничения были теперь связаны либо с ордынским игом, либо с обычаями, ею самой признаваемы­ми, такими, например, как наделение младших сыновей уделами, в которые власть великого князя не была столь безусловной, а в периоды межкняжеских конфликтов утрачивалась порой вовсе. Эта систегма определялась неустойчивым, зыбким статусом феде­ративного устройства, особенно в условиях татаро-монгольского ига. В пределах же дворцовых и черносошных земель, различия между которыми пока были незначительными, любые формы соб­ственности определялись самой великокняжеской властью, при­своившей право нарушать установленные ею же нормы и даже нормы обычного права, что вело к прогрессирующей неустойчиво­сти социального статуса индивида.

Вместе с тем публично-правовые функции осуществлялись и землевладельцами-вотчинниками в качестве государей их зависи­мых крестьян, а тем самым и в общине — в отношении входящих в нее членов.²⁸ Ограниченность же их властных полномочий, пре­обладание публичноправовых функций великого князя, осознава­емых им жак частноправовые, над частноправовыми прерогатива­ми вотчинников и его контроль над частными правами феодалов определялись, как уже выше было отмечено, происхождением вот­чин и влиянием татаро-монгольского ига, но также и отсутствием таких корпоративных объединений, как сословия, которые были бы способны коллективно отстаивать интересы своих членов.

Как вищим, московская великокняжеская власть вышла из фео­дальной В(ойны второй четверти XV в. существенно окрепшей, спо­собной не' только поддерживать сложившуюся систему ее отноше­ний с сощиумом, но и интенсифицировать с применением преиму­щественней силовых методов объединительную политику. Однако организащия власти оставалась на архаическом уровне.

На ее йершине находился московский великий князь. Границы его власти! определялись отчасти обычаем, в том числе практикой совместно)го с семейным кланом, состоящим из удельных князей, Управления страной, а отчасти — возможностью дипломатически-

Си ^^М' >Ла.нилова Л. В. К вопросу о понятии «государственный феодализм» // система государственного феодализма в России: Сб. статей. М., 1993.

23

ми или военными средствами преодолевать их сепаратистские ус­тремления и способностью аморфного еще центрального аппарата осуществлять руководство местными властями, связи с которыми были затруднены из-за несовершенства аппарата, огромных тер­риторий, примитивности коммуникаций.

После ослепления Василия II власть реально осуществлялась от его имени, по-видимому, введенными боярами. Полной ясности относительно их статуса, однако, нет. В. И. Сергеевич полагал, что это придворный титул, присвоенный официально.²⁹ В. О. Клю­чевский писал о должностях, связанных с управлением отдельны­ми ведомствами дворцовой администрации.³⁰ По предположению

A. А. Зимина, введенным боярам было «доверено исполнение ка­ кой-либо должности (например, наместника, судьи и др.)».³¹

B. Б. Кобрин отверг эти гипотезы и выдвинул свою, согласно ко­ торой «боярин введенный ... не должность и тем более не звание, а скорее определение функций, исполняемых служилым челове­ ком»,³² являвшимся при этом кормленщиком, причем боярский чин «для них не обязателен — они бояре во время судебного раз­ бора данного дела», т. е. своего рода приказчики князя по судеб­ ным делам.³³ Так или иначе они получали из рук великого князя те или иные властные полномочия и не имели иных прерогатив. В число введенных бояр при Василии II входили, за малым иск­ лючением, представители старомосковских родов, не имевших прочных удельных традиций.³⁴

Ведя свое происхождение из древности,³⁵ боярин позднее стал высшим чином. Нередко в исторической литературе под совокуп­ностью введенных бояр подразумевают уже сложившийся инсти­тут власти — Думу. Однако впервые в источниках этот термин за­фиксирован в 1517 г.³⁶ Кроме того, нет свидетельств деятельности введенных бояр в качестве коллективного органа власти или сове­та при великом князе, так что отсутствуют основания для его кон­струирования. Отсутствуют сведения и о втором по значению дум­ском чине — окольничих.

Введенные бояре составляли верхушку Государева двора. Это была своеобразная военно-административная социальная корпо­рация, вышедшая из дружины и состоявшая из князей, находив-

^{2 9} Сергеевич В. И. Русские юридические древности. СПб., 1890. Т. 1. С. 360— 369.

³⁰ Ключевский В. О. Терминология русской истории // Ключевский В. О. Со­ чинения в девяти томах. М., 1989. Т. 6. С. 152—153.

³¹ Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй по­ ловине XV—первой трети XVI в. М., 1988. С. 308.

³² Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. С. 168.

³³ Там же. С. 170.

³⁴ Зимин А. А. 1) Витязь на распустье. С. 166; 2) Формирование боярской аристократии в России... С. 28.

³⁵ О боярах Древней Руси и княжеских советах см.: Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское го­ сударство и его международное значение. М., 1965. С. 14—20; Горский А. А. Древ­ нерусская дружина. М., 1989. С. 41—48, 61—64.

³⁶ Памятники дипломатических сношений Московского государства с Немец­ ким орденом в Пруссии // Сб. РИО. СПб., 1887. Т. 53. С. 40.

24

шихся на московской службе с XIV в.; бояр, связанных с Москвой давними узами, и детей боярских, представлявших собой боковую ветвь тех же боярских родов; местных землевладельцев, хорошо зарекомендовавших себя на службе (ратной и административной); перебежчиков из других княжений или выходцев из-за рубежа, а также — позднее — выходцев из других социальных слоев, по­лучавших за службу великому князю поместья и вотчины. Таким образом, Государев двор представлял собой более или менее орга­низационно оформленную социальную элиту феодализировав-шейся части социума, чье место в значительной степени опре­делялось не величиной земельной собственности, а близостью к великому князю, позицией в его борьбе за единовластие и едино­державие, заслугами в этой борьбе. Напротив, имущественное по­ложение членов Государева двора во многом зависело от их места внутри его иерархии.³⁷ Следует при этом подчеркнуть, что Госу­дарев двор не был органом власти, а являлся социальным инсти­тутом, на который опиралась великокняжеская власть и из состава которого производила назначения на ответственные посты — в вой­ско и в административный аппарат.

Государев двор с середины 40-х годов XV в. начинает посте­пенно подвергаться трансформации, что может быть поставлено в связь с усложнением управленческих функций. В частности, он оказался разделенным на Дворец — административно-хозяй­ственный орган, призванный обеспечивать разнообразные потреб­ности самого князя, и собственно Государев двор (или Двор) — военно-административную корпорацию, основу войска Москов­ского великого княжества.

Поскольку при Василии II не произошло еще размежевания между княжескими домениальными (дворцовыми) и «черными» (государственными) землями, они пока управлялись из центра дворцовым ведомством, во главе которого, возможно, уже стояли дворецкие, назначаемые из представителей старомосковского бо­ярства и обеспечиваемые посредством предоставления кормлений с определенных территорий — путей (отсюда «путные бояре»). Вместе с тем в составе дворцовой администрации большую роль играли великокняжеские холопы, получившие административный опыт в великокняжеских собственных вотчинах в качестве тиунов и привлекавшиеся для выполнения общегосударственных функ­ций. В частности, они назначались казначеями и даже дьяками. Таким образом, методы управления государством были еще пат­риархальными и отчасти восходили к методам управления вотчи­ной.

Местное управление при Василии II в большей степени, чем Центральное, оказалось приспособляемым к тем изменениям, ко­торые произошли в период его великого княжения.

Воссоздание в модернизированной форме союза князей во главе с московским великим князем привело к перестройке удельной си-

³⁷ Об эволюции Государева двора в XII—XIV вв. см.: Назаров В. Д. «Двор» и *дворяне» по данным новгородского и северо-восточного летописания (XII— XIV вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье: Сб. статей. М., 1978.

25

стемы. Взамен родовых уделов («гнезда» Ивана Калиты) создают­ся уделы, как правило, на семейной основе, принадлежавшие де­тям Василия II. Ббльшая же часть Московского княжества, непо­средственно подчиненная великому князю, получает новое терри­ториально-административное деление.³⁸ Вместо ликвидированных уделов или новоприсоединенных земель постепенно в результате объединения волостей образуются уезды, власть в которых воз­главляли назначенные великим князем наместники и волостели, функционировавшие на основе кормлений. Это означает, что они и их аппарат обеспечивались «кормами» как натуральными, так и денежными. Само собой разумеется, что на «корм» шла лишь та часть взимаемых с населения пошлин и повинностей, которая не предназначалась центральным властям. Уставные грамоты, на­правляемые в города, должны были определять права и привиле­гии кормленщиков, однако от XV в. дошла лишь одна наместничья уставная грамота (Белозерская, 1488 г.).³? Власть кормленщиков осуществлялась автономно из-за отдаленности Москвы и отсут­ствия сложившегося центрального административного аппарата.

Сроки занятия должностей кормленщиков ничем не регламен­тировались, а всецело зависели от пожалования великого князя. Наместниками обычно назначались представители нетитулован­ных фамилий и княжата — с постепенным (к концу XV—началу XVI в.) потеснением вторыми первых. Более 70 % наместников являлись членами Государева двора. В числе волостелей преобла­дали представители нетитулованных родов, дети боярские, не за­нимавшие сколько-нибудь значительного места при великокняже­ском дворе.⁴⁰

Наместники и волостели имели в общем одинаковые функции в хозяйственно-административной (контроль за соблюдением меж, разъездом земель, заключением земельных сделок; сбор торговых пошлин; надзор за торговлей; охрана порядка; участие в оформлении сделок, связанных с холопством и т. д.) и судебной сферах (гражданское и уголовное судопроизводство), взимая по­шлины, часть которых являлась важным, если не основным, ис­точником их доходов. Вместе с тем в военно-политической и дип­ломатической сферах между наместниками и волостелями об­наруживается большое различие. Наместники участвовали в строительстве новых городов и горЬдских укреплений, организа­ции сторожевой службы, руководили местными гарнизонами и ополчением, участвовали в боях, контролировали передвижение зарубежных дипломатических миссий, вели по поручению цент­ральной власти дипломатические переговоры и даже возглавляли посольства. Волостели же не участвовали в военно-дипломатиче­ской деятельности.⁴¹ Следовательно, служебный статус волостелей

^{3 8} См.: Зимин А. А. Витязь на распутье. С. 163—170.

³⁹ Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV—начала XVI в. М., 1964. Т. 3. № 22. С. 38—41.

⁴⁰ Пашкова Т И. Местное управление Русского государства первой половины XVI в.: (Наместники и волостели): Дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1992. С. 7—8.

⁴¹ Там же. С 9—13.

26

уступал статусу наместников, которые обладали более широким кругом полномочий.

"Административная система, основанная на кормлениях (будь то наместники и волостели или путные бояре) за счет подведомствен­ного населения, фактически представляла собой разновидность, по терминологии Н. П. Павлова-Сильванского, временных частных хозяйств,⁴² или, говоря другими словами, временных феодальных владений в архаической форме, восходящей к дани. Часть приба­вочного продукта отчуждалась, таким образом, у черносошного на­селения, которым главным образом управляли наместники и воло­стели не на основе эксплуатации собственности, а путем присвое­ния доли налогов. Именно властью, а не земельной собственностью определялся материальный и социальный статус кормленщика.

За счет «корма» содержались не только наместники, волостели и путные бояре, но и их холопы, как обслуживавшие своего гос­подина, так и составлявшие его административный аппарат.⁴³ Кормленщики именно при их помощи осуществляли свои много­численные и разнообразные функции. Это были прежде всего во­енные слуги, сопровождавшие господ в походах, а также рядовые дворовые холопы. Обычно военные холопы становились тиунами кормленщика, а вокруг них группировались остальные холопы, которые выполняли роль доводчиков, праветчиков, пошлинных людей и т. п. Суд и расправа творились, таким образом, не только непосредственно кормленщиками при участии тиуна, но и самими тиунами с помощью праветчиков и доводчиков. Эти особенности функционирования местного управления усиливали возможность произвола, заложенного в самой системе кормления. Недаром в на­местничьи уставные грамоты включался запрет доводчикам и пра-ветчикам при объездах ночевать там, где они обедали, а обедать там, где ночевали. Можно согласиться с А. И. Яковлевым, который, ха­рактеризуя кормленную систему, указывал на то, что в ее основе «был не общественно-правовой интерес, а домашний, частный интерес на­живы кормленщика, осуществлявшего право на пропитание при по­мощи лихой шайки органически к нему приросших холопов».⁴⁴

С другой стороны, эта архаическая и примитивная система местного управления, выросшая из полюдья, обеспечивала в той или иной степени и поступление в центр налогов, и вершение суда, и поддержание общего порядка, особенно необходимого в пе­риод военных действий, и возможность ведения внешней и внут­ренней торговли, и, частично, дипломатическую службу, и, на­конец, жалованье представителям военно-служилых слоев, привле­ченным к административной службе. Кроме того, такая система управления черносошными землями, населенными свободными от

⁴² Павлов-Сильванский Н. П. Феодализм в Древней Руси // Павлов-Сильван- ский И. П. Феодализм в России. М., 1988. С. 143.

⁴³ Подробно о налоговой эксплуатации см.: Ильюшечкин В П Политические структуры древности и средневековья: Сравнительно-исторический аспект // Си­ стема государственного феодализма в России. М., 1933. С 21—22.

⁴⁴ Яковлев А. И. Холопство и холопы в Московском государстве XVII в. М.; ■"., 1943. Т. 1.С. 40. А. И. Яковлев нарисовал яркую картину наместничьего уп­ равления и роли в нем холопства (Там же. С. 37—43).

27

частновладельческой зависимости крестьянами, которые были объединены в общины, втягивала их в сферу феодального вла­ствования.⁴⁵

Нерасчлененность административных и судебных функций центральных и местных властей, а также гражданского и уголовно­го судопроизводства характерна для средневекового правосозна­ния, равно как и неравенство перед законом, т. е. существование права-привилегии. Такой привилегией феодалов была их подсуд­ность непосредственно князю либо его представителю, а не местной администрации. Средневековой была и система доказательств в хо­де судебного разбирательства: кроме рассмотрения предъявляемых документов, подлинность которых требовалось подтвердить свиде­телями, применялись судебные поединки, ордалии, пытки.

Черносошные земли, количественно преобладавшие пока над сеньориальными, составляли материальную базу могущества госу­дарственной власти, во-первых, получавшей с них основные нало­ги, во-вторых, имевшей возможность производить их раздачу в вот­чины, а позднее в поместья, которые тем самым становились источ­ником пополнения великокняжеского войска, наконец, в-третьих, содержавшей на основе кормлений административный аппарат.

Низшим звеном местного управления в черносошных и двор­цовых землях на уровне сельского мира, общины-волости было крестьянское самоуправление, сохранявшее автономию в вопросах внутренней жизни общины. Власть в ней осуществлялась выбор­ными старостами, сотскими и пятидесятскими, которые ведали раскладкой и сбором податей, вершили мирской (низший) суд, участвовали в суде княжеских кормленщиков, наблюдали за по­рядком, выполняя полицейские функции, охраняли целостность волостных территорий. Эти публично-правовые функции, которы­ми традиционно обладала община, стали предпосылкой для ее пре­вращения великокняжеской властью, не имевшей еще многочис­ленного административного аппарата, в его низший элемент. Та­ким образом, община сращивалась с местной государственной властью в лице наместников и волостелей, заняв по отношению к ним подчиненное положение.⁴⁶

На время великого княжения Василия II приходятся два собы­тия, оказавших существенное и долговременное влияние на фор­мирование русской государственности, в частности на осознание ее характера, объема прав и полномочий великокняжеской власти, на определение места русского государства в системе межгосудар­ственных отношений.

⁴⁵ Данилова Л. В. Сельская община в средневековой Руси. М., 1994. С. 195.

⁴⁶ Подробно о роли общины в XV в. в местном управлении см.: Павлов-Силь- ванский Н. П. 1) Феодализм в Древней Руси. С. 54—57; 2) Феодализм в удельной Руси в XV в.? // Феодализм в России. М., 1988; Данилова Л. В. Сельская община в средневековой Руси. С. 228—239.

28

Во-первых, поставлением Ионы, епископа Рязанского, в Москве на митрополию и согласием на это Василия II в декабре 1448 г. было положено начало процессу утверждения автокефалии русской пра­вославной церкви без благословения константинопольской патри­архии, необходимого по церковным канонам. Правда, полномочия Ионы не признавались в Новгороде и Твери, да и внутри Москов­ской земли он не пользовался общим признанием. Более того, он в подтверждение своих прав совершенно неосновательно пытался ссылаться якобы на повеление византийского императора и кон­стантинопольского патриарха.⁴⁷ Последнее обстоятельство свиде­тельствует о том, что их авторитет на Руси был еще велик.

Во-вторых, падение Константинополя и окончательное завоева­ние Византии в 1453 г. османами означало конец православной ойкумены, возглавляемой византийским императором и констан­тинопольским патриархом, в состав которой, по византийским представлениям, входила и Русская земля в силу ее принадлежно­сти к православному миру. С этого момента Московское великое княжество осталось единственным крупным политическим образо­ванием прежде огромного православного мира со светской властью, окончательно эмансипировавшейся от главы лежащей в развали­нах Восточной Римской империи, и церковной (а следовательно, и духовной) властью — от константинопольского патриарха,⁴⁸ хотя еще не было принято решение о полной независимости.

Значение падения Византийской империи определялось для Русской земли не только тем, что происходила эта эмансипация, но и тем, что русская государственность начинает осознаваться теперь в совершенно новых понятиях, а власть великого кня­зя — как самодостаточная, получившая легитимную преемст­венность и божественный источник. Свидетельства этому нахо­дим в материалах церковного собора 1455 г., в которых великий князь Василий Васильевич квалифицируется как «великий госу­дарь земский».⁴⁹ В послании 1458/59 г. митрополита Ионы ли­товским епископам Василий II назван не только христолюбивым «государем», великим князем, но и православным великого го­сударства господином.⁵⁰ Представление о Василии II как «госу­даре» всей Русской земли было закреплено надписями на моне­тах типа «осподарь всея Руси», «осподарь всея земли Русские».⁵¹

Связанное первоначально с властью над зависимыми людьми (в том числе над холопами) значение термина «осподарь», «госпо­дарь», «государь» применительно к великому князю указывало «на неограниченность власти главы политического образования по отно­шению к его подданным», выражавшейся в том, что ему «принадлежа-

⁴⁷ Лурье Я. С. 1) Как установилась автокефалия русской церкви в XV в.? // ВИД. Л., 1991. Вып. 23; 2) Две истории Руси XV в. С. 100—108.

⁴⁸ Подробно см.: Алексеев Ю. Г. Россия и Византия: конец ойкумены // Вест­ ник Санкт-Петербургского ун-та. История, языкознание, литературоведение. 1994. '-ер- 2. Вып. 1 (№ 2). С. 12—25.

⁴⁹ РИБ. СПб., 1880. Т. 6. Ч. 1. № 74. ^ъо Там же. № 81.

¹ Орешников А. Русские монеты до 1547 г. М., 1896. С. 96—119.

29

ло право судебной власти в качестве высшей судебной инстанции, права распоряжения войсками государства, наконец его финансами».⁵²

13 декабря 1459 г. члены освященного собора русской митро­полии писали: «.. .снидохомся в церковь сборную Пречистыя вла­дычица нашея Богородица, еже есть на Москве ... к своему госпо­дину великому князю Василию Васильевичу всея Русские земли самодръжца и ко своему отцу Ионе, митрополиту всея Руси». Цер­ковные иерархи в связи с повторным рукоположением в сан епи­скопов митрополитом Ионою дали клятву верности ему и его пре­емникам и «по повелению господина нашего великого князя Ва­силия Васильевича, русского самодръжца в той зборной церкви святые Богородици на Москве на той великий престол у гроба свя-таго Петра митрополита».⁵³

Ю. Г. Алексеев, проанализировав эти материалы, справедливо заключил: «Церковь восточных русских земель, входивших в по­литическую систему великого княжества Московского, фактиче­ски конституировалась как отдельная самостоятельная церковная организация с каноническим центром в Успенском соборе Москвы, с митрополитом Московским в качестве церковного и с великим князем — самодержцем Русской земли в качестве светского гла­вы».⁵⁴

Если к этому добавить, что в формулярном изводе послания митрополита Ионы в Псков о «земских делах» и церковных «раз­ногласиях» предположительно 1456—1457 гг. Псков фигурирует как «отчина» «великого государя царя русьскаго», а право на от­чину опирается на преемственность власти над «державой» Васи­лия Васильевича «по изначальству прежних великих господарей, великих князей русских, а его праотец»,⁵⁵ то становится ясно, что впервые было сформулировано обоснование права на всеобъемлю­щую власть московских «господарей» — преемственность, якобы уходящую корнями в глубокую древность.⁵⁶

Показательно, что именно церковь начинает внедрять пред­ставление о великом князе Московском не только как о самодер­жце и государе, но и о русском царе и тем самым проявлять тен­денцию, сводящуюся к замещению византийского самодержца (автократора) русским.⁵⁷ Слабость и неустойчивость положения константинопольского патриарха после 1453 г. вынуждали рус­скую церковь искать себе покровителя в лице великого князя, ко­торый тем самым неизбежно возвысился над ней, как это было и

⁵² Хорошкевич А Л Из истории великокняжеской титулатуры в конце XIV— конце XV в (на примере Московского княжества и Русского государства) // Рус­ ское централизованное государство образование и эволюция XV—XVIII вв Чте ния, посвященные памяти акад Л В Черепнина М , 1980 С 28—29

⁵³ Русский феодальный архив XIV—первой трети XVI в (далее РФА) М , 1986 Ч 1 № 14, РИБ СПб , 1880 Т 6 Ч 1 № 83

⁵⁴ Алексеев Ю Г Россия и Византия С 20, см также комментарий А И Плигузова и Г В Семенченко к этой грамоте РФА 1988 Ч 4 С 917,920

55 рфд ч 1 № 43, РИБ Т 6 Ч 1 № 90

⁵⁶ См Алексеев Ю Г Россия и Византия С 21

⁵⁷ См Сокольский В Участие русского духовенства и монашества в развитии единодержавия и самодержавия в Московском государстве в конце XV и первой половине XVI в Киев, 1902 С 68

30

_в Византии, где император покровительствовал церкви и призна­вался «святым царем» в силу миропомазания и поставления на престол.⁵⁸ Само собой разумеется, эта титулатура на Руси не мог­ла еше претендовать на официально признанную, потому что «ца­рями» для русских княжеств являлись только ордынские ханы. Она пока предназначалась только, так сказать, для внутреннего употребления и не приобрела еще устойчивости И все же в землю было брошено семя, ростки скоро (при великом князе Иване III) явно проросли и дали плоды в середине XVI в., когда Иван IV официально принял царский титул. Вместе с тем было положено начало идеологической поддержке превращения великокняжеской власти в «самодержавство», процессу слияния русской церкви с го­сударством при все возрастающем ему подчинении и претензиям России на роль единственного православного царства — оплота подлинного христианства во вселенском масштабе.

59

Внедряемое представление о власти Василия II как о «самодер-жавстве» вполне соответствовало и получившей именно во время его великого княжения практике расправы с политическими про­тивниками посредством массовых казней, весьма редких при

прежних правлениях

⁵⁸ См Алексеев Ю Г Россия и Византия С 13

⁵⁹ Зимин А А Витязь на распутье С 210

Sk.ll U\

S « » ' \.

>, 1 \ >

4 '. Л I

* > n r

U -