Глава 8. Общее понятие о психологии как о науке

В своей профессиональной деятельности полиграфолог неизбежно сталкивается с необходи­мостью мысленно -чувственного проникновения в скрытый от непосредственного наблюдения ду­шевный мир противостоящего ему (причастного к устанавливаемому событию) или сотруднича­ющего с ним (непричастного к устанавливаемому событию) опрашиваемого лица.

В этой связи знакомство с основными закономерностями, в соответствии с которыми проте­кают те или иные процессы в психике человека, приобретает в ходе подготовки специалистов в области инструментальной «детекции лжи» чрезвычайно важное, если не сказать первостепен­ное значение. Ремесло или, если угодно, искусство проведения полиграфных проверок от начала и до конца базируется на весьма ограниченном круге психологических категорий, таких как — когнитивные процессы, эмоции, потребности и мотивы, темперамент, характер, личность, лично­стный смысл, установка и т. д.

Квалифицированное исполнение практически всех этапов полиграфной проверки: от под­готовки специальных стимулов (нейтральных, контрольных и проверочных) и проведения предтестовой беседы до получения в некоторых случаях признательных показаний на этапе послетестовой беседы зависит исключительно от уровня подготовки полиграфолога как пси­холога-практика. По словам В. Н. Федоренко, одного из ветеранов отечественной полигра­фологии (бывшего сотрудника профильного подразделения КГБ СССР), «задача у становле­ния истины, в ходе "детекции лжи " должна быть решена специалистом еще до момента уста­новки датчиков на обследуемого, и задача эта должна быть решена специалистом психологи­чески»1

К большому сожалению, как уже было отмечено выше, подавляющее большинство курсантов, которые проходят подготовку в школах «детекции лжи» как у нас в России, так и за рубежом не имеют базового психологического образования, не говоря уже о практическом опыте работы в качестве эксперта-психолога, что существенно затрудняет процесс становления курсантов как будущих специалистов высокого уровня квалификации.

Данный академический курс инструментальной «детекции лжи» впервые в истории оте­чественной полиграфологии ставит своей задачей изложение основ тех разделов психоло­гии, которые имеют непосредственное отношение к теории и методологии полиграфных проверок. Очевидно, что при изложении соответствующего учебного материала нам пришлось пойти на неизбежные сокращения и упрощения тематики по сравнению с преподаванием аналогичного материала в высших учебных заведениях, готовящих профессиональных психо­логов².

Однако, несмотря на указанное объективное ограничение, мы в максимальной степени стре­мились к наиболее гармоничному сочетанию, с одной стороны, лаконизма и ясности, а с другой — глубины изложения материала данного раздела. Опыт проведения семинарских и практических занятий во время трех последних московских коммерческих школ подготовки полиграфологов « Ареопаг-М» (2004 года) свидетельствует о том, что в определенной степени нам это удалось.

Итак, в соответствии с планом мы переходим к рассмотрению первой темы раздела, а именно вопроса о том, что же представляет собой психология как наука, какого рода феномены и явления составляют ее предмет, какие этапы прошла психология в своем историческом развитии и, нако­нец, какие существуют отрасли психологического знания.

Сам термин «психология»³ в буквальном смысле слова означает «наука о душе» (от греч. psyche — душа и logos — учение). В современной академической науке понятие «душа» уступило место понятию «психика», однако в содержательном плане эти два понятия можно рассматри­вать как синонимы.

Существует древнегреческая легенда, которая объясняет, почему слово psyche стало симво­лом бессмертной души. Легенда повествует о том, что греческий бог Эрот полюбил девушку по имени Психея, что запрещалось обитателям Олимпа. Мать Эрота богиня Афродита поставила перед Психеей условие: для того, чтобы стать супругой Эрота, она должна пройти через трудные испытания. Психее удалось успешно их преодолеть, а олимпийские боги были настолько восхи­щены ее мужеством и настойчивостью, что обратились к верховному богу Олимпа Зевсу с просьбой помочь Эроту и Психее. По воле Зевса Психея была возведена в ранг богини, обрела бессмертие и стала женой Эрота⁴.

В современных учебниках психологии трудно найти достаточно емкое и в то же время по­нятное определение психологии, зачастую оно и вовсе в них отсутствует, поэтому мы приводим здесь давно уже ставшее классическим определение психологии, которое дали А. Н. Леонтьев и М. Г. Ярошевский — метры отечественной психологической науки.

С их точки зрения, психологию можно определить как науку «о законах порождения и функционирования психического отражения индивидом объективной реальности в про­цессе деятельности человека и поведения животных»⁵.

Иными словами, психология имеет дело с законами, которым подчинены психические явления, а также занимается изучением психологических фактов. При этом под психическими явлениями понимают явления внутреннего, субъективного мира индивида, которые в повседневной жизни непосредственно открываются ему в сознании, а в случае целенаправленного обращения мыслен­ного взора на «себя самого» воспринимаются как наиболее «ясные и отчетливые». К психическим явлениям относят, например, мысли, чувства, отдельные ощущения или целостные восприятия, образы, представления, воспоминания и т. д. В этом случае психология занимается изучением законов, которым подчинены эмоциональные процессы, процессы мышления, внимания, памяти, восприятия и т. д.

Когда же идет речь о психологических фактах, т. е. фактах сокрытых от непосредственного самонаблюдения (например волевых процессов), в которых проявляются какие-либо законы функционирования психики, то имеют в виду очень широкий круг психических проявлений, вклю­чая и объективные их формы (содержательную динамику и продукты человеческой деятельности, поведенческую активность животных, поступки, действия, психофизиологические процессы, со­циальные и культурные явления и тому подобные проявления психики, которые проецируются вовне индивида). Эти психологические факты психология также рассматривает как важнейший материал для изучения свойств, функций и закономерностей психики человека и животных.

В этой связи психологию можно также определить как науку, которая на основе анализа психических явлений и психологических фактов изучает свойства, функции и закономер­ности психики человека и животны Как наука психология занимает промежуточное положение между гуманитарными и есте­ственными науками, т. е. является одновременно и естественной и гуманитарной дисциплиной⁶. Это обусловлено тем, что в центре внимания психологии всегда находится человек, изучением которого занимаются как естественные, так и гуманитарные науки, при этом каждая из них видит и изучает человека под своим собственным углом зрения.

Психология интегрирует данные самых разных наук (биологии, анатомии и физиологии, психиатрии, лингвистики, истории, филологии, этнографии, математики и т. д.), становясь при этом центром человекознания. Таким образом, в системе наук психологии отведена роль своего рода интегратора знаний о природе человека. Профессор факультета психологии Московского университета Ю. Б. Гиппенрейтер полага­ет, что среди прочих наук психология занимает уникальное, неповторимое место в силу следую­щих трех факторов:

1. Предмет психологии, психика человека и животных, представляет собой самую сложную реальность, которая на сегодняшний день известна человечеству. Указанное обстоятельство объяс­ няет тот факт, что знания человека о законах своей собственной души до сих пор носят фрагмен­ тарный и вероятностный характер, в отличие от научного багажа, накопленного естественными науками, например, физикой или химией, в которых многие причинно-следственные связи между процессами материального мира описаны с абсолютной достоверностью.

2. В области психологического знания субъект и объект познания соединяются в единое це­ лое. Указанный тезис Гиппенрейтер поясняет следующим образом: «...наступил момент, когда человек задал себе вопросы: что это за силы, которые дают ему возможность творить, исследовать и подчинять себе мир, какова природа его разума, каким законам подчиняется его внутренняя, душевная жизнь?

Этот момент и был рождением самосознания человечества, т. е. рождением психологичес­кого знания. Событие, которое когда-то произошло, можно коротко выразить так: «если раньше мысль человека направлялась на внешний мир, то теперь она обратилась на саму себя. Человек отважился на то, чтобы с помощью мышления начать исследовать само мышление... Задачи психологии несоизмеримо сложнее задач любой другой науки, ибо только в ней мысль соверша­ет поворот на себя. Только в ней научное сознание человека становится его научным самосозна­нием»⁷.

3. Качественное отличие психологии от других наук заключается также в том, что знание законов, по которым в психике человека протекают те или иные процессы, приводит к крайне важному практическому следствию: человек получает возможность управлять этими процесса­ ми, т. е. в какой-то степени овладеть своей собственной психикой, изменить ее в том или ином отношении. Так, например, знание наиболее уязвимых мест в структуре собственного характера (так называемого locus minoris) предоставляет человеку возможность избегать определенных си­ туаций или, скажем, таким образом организовать ту или иную деятельность, чтобы негативное влияние определенных черт характера на успешность его действий являлось бы минимальным. По словам Гиппенрейтер, «психология — это наука, не только познающая, но и конструирующая, созидающая человека»⁸.

Как наука в собственном смысле этого слова психология является очень молодой областью человеческого знания. Подлинно научная история психологии насчитывает всего 125 лет, по­скольку годом закрепления ее официального статуса как науки является 1879 год — год основания немецким психологом Вильгельмом Вундтом первой в мире лаборатории экспериментальной психологии в университете города Лейпцига.

До этого психология прошла длительный путь своего донаучного развития, зародившись впервые в недрах античной (древнегреческой) философии в V—IV вв. до н. э. Исторически пер­вым понятием, с которым в древности связывалось представление о предмете⁹ психологии, было понятие души, которая рассматривалась как начало начал всего живого, как нечто наиболее глу­бинное, что определяет природу любого живого существа, включая, разумеется, и природу чело­века.

Древнегреческие философы решали вопрос о природе и значении души по-разному, что опре­делялось, по-видимому, элементарной верой или неверием того или иного философа в индивиду­альное (личное) бессмертие человеческой души.

Так, древнегреческий натурфилософ Демокрит (460—370 гг. до н. э.), яркий представитель механистического материализма, в своих сочинениях «Об уме» и «О чувствах» высказал мнение о том, что душа человека принципиально ничем не отличается от материальных предметов (напо­добие стола или табуретки). Душа точно так же, как и любая осязаемая вещь, состоит из атомов, которые отличаются друг от друга лишь многообразием форм и размеров. Между атомами нахо­дится пустота, а сами атомы находятся в непрерывном движении. Демокрит полагал, что душа человека состоит из атомов огня, имеющих форму сферы и отличающихся легкостью и подвиж­ностью. Проявления жизни души Демокрит объяснял сугубо механическими причинами. На­пример, восприятие человеком материальных предметов Демокрит трактовал как воздействие атомов самих воспринимаемых предметов, а также атомов воздуха на атомы, составляющие человеческую душу. В соответствии со взглядами Демокрита все психические процессы пред­ставляют собой лишь многообразные формы движения атомов души. В своем учении Демокрит развивал принцип детерминизма (причинности), в основу которого философ положил взаимо­действие атомов души и материальных предметов. Демокрит считал, что душа человека смерт­на, и после смерти тела атомы, составлявшие ее при жизни человека, рассеиваются в мировой пустоте. Древнегреческий философ Аристотель (384—322 гг. до н. э.) рассматривал душу в качестве некой «формы тела», понимая душевные движения, с одной стороны, как функцию тела, а с другой стороны, как главную причину телесного (физического) существования человека и животных. Душа, полагал Аристотель, неразрывно связана с телом. Свой взгляд на природу души Аристо­тель поясняет в трактате «О душе» следующим образом: «Если бы глаз был живым существом, то душой его было бы зрение»¹⁰. Таким образом, Аристотель рассматривает душу одновременно и как конечный смысл существования тела, и как способ его существования. При этом Аристотель разделил душу на две ее составляющие — разумную душу и неразумную душу. В свою очередь неразумная душа, согласно его взглядам, состоитиз растительной (вегетативной) и страстной (животной) частей. Душа животных является неразумной и смертной, в то время как человечес­кая душа имеет двойственную природу — она одновременно и разумная, и неразумная. Аристо­тель полагал, что лишь разумная душа (присущая только человеку) обретает бессмертие после разрушения телесной оболочки.

В эпоху античности наиболее глубокое представление о природе души развил великий древ­негреческий философ Платон (427—347 гг. до н. э.), прочно заложивший в научное и обыденное сознание стереотип мышления, предполагающий дихотомию (буквально — рассечение на двое) тела и души¹¹.

Философские взгляды Платона неразрывно связаны с именем его учителя — знаменитого философа Сократа (470—399 гг. до н. э.), рядом с которым Платон оставался до самого дня казни Сократа. В наши дни уже не представляется возможным определить, какие философские идеи принадлежат самому Платону, а какие из них он позаимствовал у своего учителя. Это обусловле­но тем, что за всю свою жизнь Сократ не написал ни единой строчки, проповедуя свою мудрость в устных беседах с учениками, а философские диалоги Платона написаны в такой форме, что основ­ные идеи, содержащиеся в них, изложены от лица Сократа. Платон жестко разграничил душу и тело, рассматривая душу как некую самостоятельную сущность, жизнь которой протекает, преимущественно, независимо от телесного начала в челове­ке. Платон определил человеческую душу как нечто возвышенное и невидимое, как субстанцию, имеющую божественную бессмертную природу. Тело же человека Платон мыслил как субстан­цию, имеющую смертный и низменный характер. Согласно философским (психологическим) взглядам Платона, Тело и душа связаны между собой двояким образом. С одной стороны, душа властвует над телом и определяет жизненный путь человека, с другой стороны, тело нередко выступает в качестве тяжелых оков, в которые, в силу двойственности человеческой природы, закована душа. Человеческое тело, полагает Платон, постоянно обуревают многочисленные низ­менные влечения, желания и страсти, которые заставляют душу иного слабого человека стре­миться к их немедленному удовлетворению (например голод, жажда, потребность в отдыхе и материальном комфорте, сексуальное влечение и т. д.). С точки зрения Платона, все несчастья и беды в человеческом мире обусловлены тем, что души большинства людей уступают настоятель­ным требованиям низменного телесного начала в человеке. Платон разделил мироздание на две части — мир идей (логос), или божественный мир, и мир вещей. Мир идей, полагает Платон, существует вечно и независимо от сознания людей и содержит в себе чистые абстрактные формы всего сущего в мире вещей и представлений. Например идеи абсолютной справедливости, абсолютного добра или зла, добродетели или порока. Мир идей заключает в себе также абсолютные чистые формы материальных предметов, например идеи лошади или собаки. В земном искаженном и огрубленном мире, каким является мир вещей, эти чистые идеи воплощаются в конкретных материальных предметах и представлениях человечес­кого сознания. Так, идея справедливости вообще трансформируется в замутненном (вследствие влияния телесной составляющей) сознании человека в идею социальной справедливости или идею справедливой мести, а чистая идея красоты вообще, преломляется, например, в отягощен­ной телом душе человека в индивидуальное представление о красоте женского тела или брилли­анта. Точно так же божественная идея, скажем, коровы, превращается в земном мире в конкрет­ную корову, имеющую свои индивидуальные особенности, такие как окрас, нрав или определен­ные врожденные дефекты, которые отсутствуют в содержании идеи коровы вообще.

Таким образом, все, что происходит в земном мире, представляет собой лишь искаженное в той или иной степени отражение мира божественных идей. Процесс познания представляет, согласно текстам Платона, не что иное, как постепенное непосредственное проникновение души в мир абсолютных идей. При этом душа необходимо должна освободиться от влияния тела и лишь припомнить истинные сущности, которые она «позабыла» в момент своего соединения с телом.

Платон, так же как и Аристотель, предложил свой вариант структурной организации души (психики). В диалоге «Федр» Платон уподобил человека колеснице, которая несется вперед, дви­жимая парой коней, один из которых —разум, а другой — низменные чувственные влечения. Кони же несут колесницу туда, куда направляет их возница, т. е. человеческая воля.

Из взглядов Сократа и Платона на природу души человека следует важный этический вывод: человек должен в первую очередь стремиться к совершенству своей души, а не к удовлетворению потребностей своего бренного тела, поскольку душа имеет божественную сущность и представля­ет собой лучшее, что есть в человеке. В момент смерти человека его вечная душа расстается с телом, обреченным на тлен и исчезновение, и в том случае, если человек вел праведный и возвы­шенный образ жизни, душа его отлетает от земли и входит в мир божественных идей. В том же случае, если человек в своей земной жизни заботился более о комфорте своего тела (потакал низ­шим страстям и желаниям), душа его, отягощенная грузом земных воспоминаний, будет вечно скитаться вблизи земли и никогда не найдет себе покоя.

Свои этические убеждения Сократ доказал и своей жизнью и своей смертью, когда будучи (под надуманным предлогом) приговоренным афинским судом к смертной казни (в назначенный судом день, после заката солнца он должен был выпить яд), Сократ отказался от побега, подготов­ленного его друзьями и учениками, предпочтя исполнить свой долг гражданина Афин. В день казни, когда к Сократу приходят его ученики (а среди них, разумеется, и Платон), философ сооб­щает им, что это самый счастливый момент в его жизни, поскольку он всегда стремился к совер­шенству своей души, т. е. к отделению души от тела и переходу ее в мир логоса.

Философские взгляды Сократа и Платона оказали впоследствии колоссальное влияние на христианскую религию, философию, психологию, да и вообще на мировую культуру в це­лом.

Столетия спустя после гибели Сократа римский философ и император Марк Аврелий (121— 180 гг. н. э.) выразил его идею о совершенствовании души и приобщении к логосу следующим образом: «Смотри всегда на все человеческие дела как на нечто однодневное, ничтожное: вчера ты слизь, а завтра — набальзамированное мясо или пепел. Итак, проведи этот короткий отрезок времени сообразно природе и отделись кротко, как падает созревшая оливка, благословляя выно­сившую ее землю и чувствуя благодарность к взрастившему ее дереву»¹².

Неизбежность, осязаемость и загадочность смерти, а следовательно, и страх перед ней поро­дили философскую школу эпикурейства, названную так по имени ее основателя, древнегреческо­го философа Эпикура (342—270 гг. до н. э.). Эпикурейцы полагали, что высшим счастьем для человека является счастливая жизнь, главной целью которой является удовольствие. При этом Эпикур и его последователи в первую очередь подразумевали под удовольствием отсутствие страданий, а отнюдь не общее количество полученных наслаждений.

Глубокий смысл философии (психологии) эпикурейцев наглядно иллюстрирует легенда о Солоне (выдающемся афинском политике и мудреце VI века до н. э.) и лидийском царе Крезе, считавшемся самым богатым царем того времени.

Предание гласит, что однажды Солон попал во дворец Креза, и тот, желая поразить его, при­казал открыть перед ним свою сокровищницу. Все ожидали, что изумлению Солона не будет предела, однако тот остался невозмутимым.

<<— Знал ли ты кого-либо счастливее меня? — спросил Крез.

— Да, конечно, — ответил Солон. — Моего земляка Телла. Он был честным и порядочным человеком, умер, сражаясь за родину, и детей своих воспитал так, что они стали честными и ува­ жаемыми гражданами.

Царь был крайне удивлен тому, что Солон предпочел судьбу рядового афинянина его судьбе. «— А меня ты не считаешь счастливым?! — воскликнул Крез.

— Не знаю, — произнес ему в ответ Солон и продолжил: — Счастливцем можно назвать толь­ ко того, кто, прожив жизнь до конца, не познал горя и несчастья. Считать счастливым человека, еще живущего, — все равно, что провозглашать победителем воина, еще не закончившего поединка.

С этими словами Солон удалился из дворца.

Прошли годы. Армия царя Креза потерпела поражение в битве с войском персидского тирана Кира. Крез был захвачен в плен, и Кир приказал сжечь его живым на костре. Когда связанного Креза возвели на костер и вверх уже взвились языки пламени, Крез громко закричал: «О Солон, Солон!...» Кир, удивившись, приказал погасить костер и спросил у Креза, кто такой Солон, к которому Крез взывал в последнюю минуту своей жизни.

«"Это греческий мудрец, — ответил Крез. — Он предупреждал меня, что, пока человек жив, его нельзя называть счастливцем, так как никто не знает, что с ним случится завтра..." И Крез расска­зал Киру, что только на костре понял, как глупо было похваляться перед Солоном своим богат­ством, которое он тогда считал равным счастью»¹³. Самое удивительное в этой истории, что Кир, восхищенный мудростью Солона, помиловал Креза.

Главным страхом, присущим человеку, Эпикур считал страх смерти. Поэтому основной за­дачей своей философии, которую, выражаясь языком современной психологии, вполне обосно­ванно можно рассматривать как одну из психотерапевтических техник, Эпикур видел в преодоле­нии страха смерти.

С точки зрения рационально мыслящего человека, озабоченного проблемой своего личного бессмертия, аргументация Эпикура представляется весьма малоубедительной, поскольку, как и Демокрит, Эпикур считал, что человеческая душа состоит из атомов, которые, теряя связь с телом, рассеиваются в момент смерти, а душа умершего человека разлагается в мировой пустоте и теряет способность чувствовать и страдать. Следовательно, по мнению Эпикура, то, что не может чув­ствовать, не может и страдать, а потому — нет никакого основания бояться смерти, поскольку именно она и избавляет человека от неизбежных земных страданий.

Наряду с сугубо философско-психологическими и этическими рассуждениями о природе и назначении человеческой души, античные мыслители параллельно развивали достаточно раци­ональные взгляды на психику как на нечто, что каким-то образом связано с деятельностью не­рвной системы (грек Алкмеон — VI в. до н. э. и римлянин Гален — II в. до н. э.), а также жидкостя­ми, циркулирующими внутри человеческого тела (знаменитый Гиппократ — V—IV в. до н. э.).

В эпоху средневековья (V—XV вв.) психология переживала свой инкубационный период в рамках христианской теологии (религиозно-философском учении о Боге). Христианские бого­словы в традициях Платона резко противопоставляли в природе человека душевное и телесное начала. Смысл человеческой жизни они так же, как Сократ и Платон, видели в борьбе с низменны­ми человеческими страстями и приближением в конце земной жизни к такому нравственному состоянию, которое обеспечивало бы после смерти тела счастливое райское продолжение жизни человеческой душе.

Крупнейшими религиозными мыслителями эпохи средневековья, которые в своих трудах обращались к вопросам душеведения (психологии), являются Аврелий Августин (350—430), о котором уже было упомянуто выше в связи с рассмотрением вопроса о природе лжи и обмана, и Фома Аквинский (1225—1274).

В своем главном труде под названием «О граде божьем» Аврелий Августин органически со­единил постулаты христианской теологии и взгляды Аристотеля на иерархический характер строения человеческой души. В структуре души разумной, выделенной Аристотелем, Августин мыслил различные уровни совершенства, а именно: первый уровень, на котором душа побуждает человека вести благочестивый образ жизни; второй уровень, на котором душа человека, зная о собственном бессмертии, избавляется от страха земной смерти; третий уровень — чистого стрем­ления к Богу и, наконец, последний, наивысший уровень развития разумной души — уровень, на котором душа человека погружена в непосредственное созерцание божественного промысла. Глав­ными компонентами души человека Августин полагал Разум, Волю и Память.

Фома Аквинский в традициях Аристотеля утвердил в христианской теологии представление о членении человеческой души на иерархически соподчиненные растительную, животную и ра зумную ее составляющие, которым соответствуют различные виды психических проявлений. Согласно взглядам Фомы Аквинского, после смерти тела лишь разумная составляющая души обретает бессмертие.

В эпоху Возрождения (XV век) философия вновь обратилась к развитым в античные времена материалистическим представлениям о субстрате души, которые базировались, в основном, на данных анатомии (Леонардо да Винчи, Андрей Везалий и др.).

Основы принципиально нового этапа в развитии психологии, который в конце XIX века привел к отказу от понятия души в качестве предмета психологии и замене его в рамках собствен­но научной психологии на понятие сознания, были заложены в XVII веке выдающимся француз­ским философом и математиком Рене Декартом (1596—1650).

Именно Декарт произвел в философской мысли Нового времени принципиальный перево­рот, который заключался в переходе «от отождествления души и психического к трактовке пси­хики как сознания»¹⁴.

Декарт полагал, что истинное знание должно опираться на очевидные данные, которые от­крываются человеку непосредственно. Из этих первичных (очевидных) данных знание должно выводиться посредством строгих логических рассуждений. В основу своих рассуждений Декарт положил метлрадикалъного сомнения. Согласно декартовской логике, человек может усомниться в существовании всего, что его окружает, и сделать вывод о том, что в действительности нет ни земли, ни солнца, ни Бога, ни даже тела человека. Однако он не может отрицать того, что даже в этом случае остается нечто, в существовании чего никоим образом нельзя усомниться, а именно — само сомнение, т. е. человеческая мысль, поскольку нелепо предполагать несуществующим то, что мыслит. Поэтому Декарт высказывает ставший знаменитым тезис — cogito ergo sum (мыслю, сле­довательно, существую).

Под мышлением Декарт понимал все, что непосредственно открывается сознанию человека, все, что имеет место в сознании, т. е. образы, представления, воспоминания, чувства, желания и т. д.

Именно эта идея и стала той базой, на которой, собственно, и возникла в конце XIX века психология как самостоятельная наука, провозгласившая своим предметом сознание человека или, если говорить точнее, содержания и состояния сознания.

Собственные содержания и состояния сознания непосредственно открываются человеку и хорошо известны каждому из нас, удивляя своим богатством, разнообразием и динамичностью. Поясним это на следующем примере. Предположим, что некто возвращается вечером домой и с удобством располагается в мягком кресле с рюмкой хорошего коньяку в руке, чтобы отдохнуть от дневных забот. Какая же «картина» может открыться перед его мысленным взором, какие содер­жания и состояния могут возникнуть в его сознании?

Допустим, что первоначально «картина сознания» этого некто довольно туманна, и самое ясное и отчетливое, что в ней открывается, — это смутное ощущение удовольствия от тишины и понимания того, что трудности прошедшего дня уже позади, а вечер обещает ему покой и безмя­тежность. Затем взгляд этого некто неожиданно падает на висящий напротив него старый семей­ный ковер, который вызывает в его памяти милый образ давно умершей матери; одновременно он чувствует тепло, разливающееся по его жилам вместе с очередным глотком коньяку. Краем глаза он видит за окном горящие бледным светом уличные фонари и слышит ровный гул проносящихся бесконечным потоком машин, который вдруг напоминает ему о том, что завтра он должен поехать на автосервис, чтобы заменить в своем автомобиле бензонасос. В тот же миг этот некто с крайним неудовольствием осознает, что сделать это ему никак не удастся, потому что директор школы, в которой учится его сын, вызывает его завтра для серьезного разговора на предмет низкой успевае­мости любимого чада. Все эти мысли и чувства проносятся в его сознании на фоне доносящегося из кухни приглушенного голоса жены, ведущей бесконечный и беспредметный разговор с одной из так называемых подруг. очевидно, что в приведенное описание динамической картины сознания абстрактного чело­века входят и образы-воспоминания и текущие образы непосредственно воспринимаемого мира, и смутные ощущения, и эмоциональные переживания. Ю. Б. Гиппенрейтер пишет, что «один пси­холог сравнивал картину сознания с цветущим лугом: зрительные образы, слуховые впечатления, эмоциональные состояния и мысли, воспоминания, желания — все это может находиться там одновременно»15

Классическая психология сознания (конец XIX — начало XX вв.) поставила перед собой гран­диозную задачу исследования сознания человека с точки зрения его структуры и особенностей функционирования.

Первый вывод, к которому пришли психологи, состоял в том, что сознание человека является неоднородным. В поле сознания в каждый момент времени выделяются две области — центральная область (фокус сознания или поле внимания) и периферия сознания, содержания которой носят смутный и неотчетливый характер. Например, в приведенном выше примере в определенный мо­мент в фокусе сознания человека находилась «мысль о замене неисправного бензонасоса», а пери­ферия его сознания была наполнена «неразборчивыми и приглушенными звуками голоса жены, доносящимися из кухни». И если спросить того человека, о чем конкретно разговаривала его жена со своей подругой, то он будет не в состоянии на это ответить. Единственным, что он смог бы впо­следствии подтвердить, была бы констатация факта самого разговора.

Вторым важным выводом, к которому пришла психология того времени, был вывод о том, что содержаниям и состояниям человеческого сознания присуща динамичность и изменчивость. Его содержания (как в центральной, так и периферической области) пребывают, как правило, в бес­прерывном движении. Это можно наглядно проиллюстрировать при помощи динамики воспри­ятия сознанием человека специально разработанных психологами фигур. На рис. 8.1. приведена одна из них, под названием «профили или ваза?».

При взгляде на этот рисунок в фокусе нашего сознания попеременно оказываются либо отчет­ливый образ вазы, либо два ясных человеческих профиля, а на периферии сознания соответствен­но присутствуют либо малодифференцированное ощущение черного, либо расплывчатый образ чего-то белого. Американский психолог конца XIX века Уильям Джеймс так характеризует изменчивость сознания: «...в сознании происходят непрерывные перемены... Мы то смотрим, то слушаем, то рас­суждаем, то желаем, то припоминаем, то ожидаем, то любим, то ненавидим; наш ум попеременно за­нят тысячами различными объектами мысли... Всего естественнее к нему (т. е. сознанию. — С

. Ог-лоблин, А. Молчанов) применить метафору река или поток»¹⁶. Термин «поток сознания» стал впо­следствии широко употребительным Классическая психология сознания описала также и другие атрибуты человеческого созна­ния, такие как ритмичность и объем сознания, а также разделение актов сознания на произволь­ные и непроизвольные.

Произвольные акты сознания подчинены воле и направляются самим человеком. Непроиз­вольные процессы происходят сами по себе. Если опять обратиться к рис. 8.1, то можно заметить,. что если рассматривать его расслаблено, без должной концентрации, то в сознании образ вазы будет хаотически замещаться человеческими профилями и наоборот. Однако, если задаться спе­циальной целью и стремиться как можно дольше удерживать в фокусе сознания, например, вазу, то в значительной степени это удается сделать.

Основные свойства сознания, описанные психологией еще в конце XIX века, имеют для поли­графолога большое значение.

Возьмем такую особенность сознания, как деление его на фокус и периферию. Методология полиграфных проверок предполагает умение специалиста воздействовать на обследуемого та­ким образом, чтобы в фокусе его сознания находились бы в нужный момент только специально предъявляемые ему стимулы, а все остальные впечатления оставались бы на периферии созна­ния. Выше уже было сказано о том, что артефакты (в особенности по каналам КГР и плетизмо-граммы) вызываются вторгающимися в фокус сознания впечатлениями, обусловленными вне­шними или внутренними раздражителями, которые не относятся к разряду специальных стиму­лов. Так, громкий посторонний звук, раздавшийся в момент предъявления стимула, как правило, приводит к появлению на полиграмме тех или иных артефактов. Однако, если «цена проверки» высока и специалисту удалось так подготовить обследуемого к проверке, чтобы только голос по­лиграфолога находился бы у него во время предъявления теста в поле внимания, то в большин­стве случаев посторонние влияния не оказывают воздействия на динамику физиологических про­цессов обследуемого. Многие из людей, прошедших проверку на полиграфе, признавались затем, что во время ее периодически не слышали вокруг себя вообще никаких других звуков, кроме ров­ного и монотонного голоса полиграфолога, который раздавался у них в ушах с удивительной отчетливостью. В такого рода случаях можно говорить о том, что проверка проводится на высо­ком профессиональном уровне, одним из показателей которого является умение специалиста же­стко разделить в сознании обследуемого лица все текущие впечатления на две категории — на имеющие непосредственное отношение к задачам, стоящим перед проверкой, и на впечатления, не имеющие такого отношения.

Что касается такого свойства сознания, как динамичность и изменчивость его содержаний, то оно, будучи неразрывно связано со структурным делением сознания на фокус и периферию, так­же имеет отношение к практике проведения полиграфных проверок. Опытный полиграфолог отдает себе отчет в том, что одной из главных стоящих перед ним задач является максимальное целенаправленное обеднение потока сознания обследуемого лица, устранение из него всех побочных воспоминаний и текущих впечатлений, не имеющих отношения к ситуации проверки. Поток его со­знания должен течь в русле, задаваемом предъявляемыми в ходе опроса проверочными, конт­рольными и нейтральными стимулами. Если поток сознания обследуемого хаотичен и плохо орга­низован специалистом извне (не навязан ему специалистом), то зарегистрированные полиграм­мы будут неизменно содержать в себе большое количество артефактов и являться, соответствен­но, недостаточно информативными.

Когда мы говорим о делении актов сознания на произвольные и непроизвольные, то проил­люстрировать важность учета этого фактора при проведении полиграфных проверок можно при помощи двух простых примеров.

В соответствии с одним из методических требований, в момент предъявления теста специалист всегда располагается вне поля зрения обследуемого; при этом сам обследуемый должен распола­гаться в помещении так, чтобы взгляд его упирался в стену, лишенную каких-либо ярких особенно­стей, привлекающих к себе внимание (например картины или календаря), и имеющую ровную однотонную и неяркую поверхность. В том случае, если специалист и обследуемый сидят в момент непосредственного тестирования лицом к лицу, то обследуемый рано или поздно совершенно не­произвольно начинает следить за направлением взгляда полиграфолога, движениями его рук, пы­таться по движениям губ предугадать время предъявления и содержание вопроса, что приводит к вторжению в фокус сознания посторонних впечатлений, вызывающих многочисленные арте­факты.

Что касается такого свойства сознания, как динамичность и изменчивость его содержаний, то оно, будучи неразрывно связано со структурным делением сознания на фокус и периферию, так­же имеет отношение к практике проведения полиграфных проверок. Опытный полиграфолог отдает себе отчет в том, что одной из главных стоящих перед ним задач является максимальное целенаправленное обеднение потока сознания обследуемого лица, устранение из него всех побочных воспоминаний и текущих впечатлений, не имеющих отношения к ситуации проверки. Поток его со­знания должен течь в русле, задаваемом предъявляемыми в ходе опроса проверочными, конт­рольными и нейтральными стимулами. Если поток сознания обследуемого хаотичен и плохо орга­низован специалистом извне (не навязан ему специалистом), то зарегистрированные полиграм­мы будут неизменно содержать в себе большое количество артефактов и являться, соответствен­но, недостаточно информативными.

Когда мы говорим о делении актов сознания на произвольные и непроизвольные, то проил­люстрировать важность учета этого фактора при проведении полиграфных проверок можно при помощи двух простых примеров.

В соответствии с одним из методических требований, в момент предъявления теста специалист всегда располагается вне поля зрения обследуемого; при этом сам обследуемый должен распола­гаться в помещении так, чтобы взгляд его упирался в стену, лишенную каких-либо ярких особенно­стей, привлекающих к себе внимание (например картины или календаря), и имеющую ровную однотонную и неяркую поверхность. В том случае, если специалист и обследуемый сидят в момент непосредственного тестирования лицом к лицу, то обследуемый рано или поздно совершенно не­произвольно начинает следить за направлением взгляда полиграфолога, движениями его рук, пы­таться по движениям губ предугадать время предъявления и содержание вопроса, что приводит к вторжению в фокус сознания посторонних впечатлений, вызывающих многочисленные арте­факты.

дают рядом свойств, таких как: качество (зрительное, слуховое, обонятельное и т. д.), интенсив­ность (громко-тихо, ярко-тускло и т. д.), длительность, пространственная протяженность. Ощу­щения получили название объективных элементов сознания. Однако помимо комбинации ощу­щений в структуре сознания, по мнению В. Вундта, имеются также субъективные элементы (чув­ства). Вундт постулировал существование трех пар первичных чувственных элементов, а именно: возбуждение-успокоение, удовольствие-неудовольствие и напряжение-разрядка. Вундт полагал, что различные комбинации этих субъективных элементов образуют все потенциальное аффек­тивное пространство человеческого сознания. Так, страх может быть представлен в виде комби­нации неудовольствия и напряжения, а надежда состоит из сочетания удовольствия и напряже­ния и т. д.

Тем не менее, как уже было сказано выше, две важнейшие поставленные задачи психологии сознания решить не удалось.

Это было обусловлено тремя факторами: во-первых, психология сознания искусственно ог­раничила предмет исследования лишь областью содержания и состояний сознания; во-вторых, не оправдала себя идея разложения сознания (психики) на простейшие элементы; в-третьих, метод интроспекции¹¹ (единственный метод, который психология сознания считала подлинно научным) оказался малопригодным для исследования сложных закономерностей функционирования пси­хики.

Помимо принципиальных недостатков метода интроспекции, подробнее о которых можно прочесть в книге Ю. Б. Гиппенрейтер, несостоятельность психологии сознания выразилась в ее полной практической бесполезности, поскольку исследования проводились исключительно в русле «чистой науки», а «экспериментальные» результаты никоим образом не могли быть ис­пользованы для разрешения реальных проблем, которые ставила перед психологией сама жизнь.

Кроме того, обнаружилось, что акты сознания (шире — психологические факты) могут вызы­ваться также и неосознаваемыми причинами. И, наконец, выяснилось, что существуют такие со­держания сознания, которые невозможно расчленить на отдельные простейшие элементы (так называемые гешталъты).

В итоге в начале XX века произошла следующая¹⁸ смена предмета и, следовательно, метода психологии, которая стала поистине революционной для всего дальнейшего развития психоло­гии как науки, а именно: предметом психологии стало поведение человека и животных.

Таким образом, во главу угла всех явлений, которые должна изучать психология, были по­ставлены факты поведения.

Основоположником нового направления в психологии считается американец Джон Бродес Уотсон (1878—1958), опубликовавший в 1913 году программную статью «Психология с точки зрения бихевиориста». В соответствии с терминологией статьи новое направление и получило название бихевиоризма (от англ, behaviour — поведение).

Бихевиористы под фактами поведения имели в виду любые внешние физиологические про­явления активности человека и животных, такие как мимика и пантомимика, интонации, направ-

ление взгляда, слова и фразы, изменения мышечного тонуса, различные вегетативные реакции (покраснение-побледнение, изменение интенсивности потоотделения, динамика дыхания), от­дельные самостоятельные движения (например рукопожатие, похлопывание по плечу, поцелуй, наклон головы и т. д.). К фактам поведения бихевиористы относили также действия, т. е. поведен­ческие акты, имеющие самостоятельный смысл (например поход в музей или приглашение в рес­торан понравившейся кому-либо женщины). Наконец, к фактам поведения бихевиористы отно­сили поступки, под которыми понимались крупные поведенческие акты (цепочки поведенческих актов), имеющие общественное значение (преступление, подвиг, выпуск предпринимателем но­вого вида продукции, отказ от незаслуженной награды, предательство, вступление в брак и т. д.). Следовательно, под поведением бихевиористы понимали все внешние проявления психичес­кой деятельности человека и животных. Таким образом, все перечисленные явления, являлись, «с точки зрения бихевиориста», составляющими предмета новой психологии, т. к. они объектив­но отражали свойства личности и особенности сознания.

Для того, чтобы проиллюстрировать принципиальную обоснованность позиции бихевиори-стов, рассмотрим отрывок из романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы», в котором опи­сана сцена встречи Алеши Карамазова и отставного штабс-капитана Снегирева, которому Алеша для лечения его тяжело больных жены и сына принес двести рублей (очень большую по тем временам сумму), полученных им для Снегирева от Катерины Ивановны («невесты» своего брата Дмитрия Карамазова, который накануне глубоко и безобразно оскорбил безобидного, раздавлен­ного нищетой штабс-капитана на глазах у его сына).

«...Алеша протянул ему две новенькие радужные сторублевые кредитки. Оба они стояли тогда именно у большого камня, у забора, и никого кругом не было. Кредитки произвели, каза­лось, на штабс-капитана страшное впечатление: он вздрогнул, но сначала как бы от одного удивле­ния: ничего подобного ему и не мерещилось, и такого исхода он и не ожидал вовсе. Помощь от кого-нибудь, да еще такая значительная, ему и не мечталось даже во сне. Он взял кредитки и с минуту почти и отвечать не мог, совсем что-то новое промелькнуло в лице его.

— Это мне-то, мне-с, это столько денег, двести рублей! Батюшки! Да я уже четыре года не видал таких денег, господи!Алеша был ужасно рад, что доставил столько счастья и что бедняк согласился быть осчаст­ливленным. <...>Алеша хотел было обнять его, до того он был доволен. Но взглянув на него, он вдруг остано­вился: тот стоял, вытянув шею, вытянув губы, с исступленным и побледневшим лицом и что-то шептал губами, как будто желая что-то выговорить; звуков не было, а он все шептал губами, было как-то странно.

• Чего вы!— вздрогнул вдруг от чего-то Алеша.

• Алексей Федорович... я... вы... — бормотал и срывался штабс-капитан, странно и дико смотря на него в упор с видом решившегося полететь с горы, и в то же время губами как бы и улыбаясь, — я-с... вы-с... А не хотите ли, я вам один фокусик сейчас покажу-с! — вдруг прошептал он быстрым, твердым шепотом, речь уже не срывалась более.

• Какой фокусик?

• Фокусик, фокус-покус такой, — все шептал штабс-капитан; рот его скривился на левую сторону, левый глаз прищурился, он, не отрываясь, все смотрел на Алешу, точно приковался к нему.

• Да что с вами, какой фокус? — прокричал тот уж совсем в испуге.

• А вот какой, глядите! — взвизгнул вдруг штабс-капитан.

И показав ему обе радужные кредитки, которые все время, в продолжении всего разговора, держал обе вместе за уголок большим и указательным пальцами правой руки, он вдруг с каким-то остервенением схватил их, смял и крепко зажал в кулаке правой руки.

— Видели-с, видели-с! — взвизгнул он Алеше, бледный и исступленный, и вдруг подняв вверх кулак, со всего размаху бросил обе смятые кредитки на песок, — видели-с? — взвизгнул он опять, показывая на них пальцем, — ну так вот же-с!..

И вдруг подняв правую ногу, он с дикою злобою бросился их топтать каблуком, восклицая и задыхаясь с каждым ударом ноги.

• Вот ваши деньги-с! Вот ваши деньги-с! Вот ваши деньги-с! Вот ваши деньги-с! — вдруг он отскочил назад и выпрямился перед Алешей. Весь вид его изобразил собой неизъяснимую гор­ дость.

• Доложите пославшим вас, что мочалка чести своей не продает-с! — вскричал он, простирая на воздух руку. Затем быстро повернулся и бросился бежать; но он не пробежал и пяти шагов, как, весь повернувшись опять, вдруг сделал Алеше ручкой. Но и опять, не пробежав пяти шагов, он в последний уже раз обернулся, на этот раз без искривленного смеха в лице, а напротив, все оно сотрясалось слезами. Плачущею, срывающеюся, захлебывающейся скороговоркой прокричал он:

• А что ж бы я моему мальчику-то сказал, если б у вас деньги за позор наш взял? — и, проговорив это, бросился бежать, на сей раз уже не оборачиваясь. Алеша глядел ему вслед с невыразимой грустью. О, он понимал, что тот до последнего мгновения сам не знал, что скомкает и швырнет кредитки. Бежавший ни разу не обернулся, так и знал Алеша, что не обернется. Пре­ следовать и звать его он не захотел, он знал почему. Когда же тот исчез из виду, Алеша поднял обе кредитки. <...> Разгладив, он сложил их, сунул в карман и пошел к Катерине Ивановне доклады­ вать об успехе ее поручения.»¹⁹

В этой сцене, столь ярко описанной классиком русской литературы, почти отсутствуют опи­сания состояний сознания ее участников, а характер и душевные переживания штабс-капитана Снегирева раскрываются великим психологом Достоевским практически исключительно при помощи описания внешней картины его поведения или, выражаясь языком бихевиоризма, фактов поведения.Приведенный короткий отрывок содержит в себе описание вегетативных реакций (побледне-ние), активности желез внешней секреции (появление на лице слез), особенностей взгляда (взгляд в упор, прикованный взгляд, неотрывный взгляд), мимики и общего выражения лица (скривив­шийся на левую сторону рот, прищуренный глаз, исступленное лицо, жалкая улыбка, выражение неизъяснимой гордости, вытянутые губы), пантомимики, жестикуляции, отдельных действий (вы­тянутая шея, прерывистый бег, неожиданные повороты, поднятая с зажатыми кредитками рука, топтание с дикой злобой кредиток), интонации (срывающаяся речь, быстрый и твердый шепот, взвизгивание, плачущая и захлебывающаяся скороговорка).Все эти внешние, доступные невооруженному глазу информативные признаки поведения ярко и выпукло отражают состояние персонажа, особенности его характера и личности. Уже в этом эпизоде штабс-капитан Снегирев предстает как натура слабохарактерная, ранимая и чувстви­тельная. Образ Снегирева создает впечатление эмоционально неустойчивого человека с крайне уязвленным самосознанием, забитого, раздражительного, зависимого, ведомого и непоследова­тельного. В то же время мы видим, что в душе этого маленького человека еще осталось место для элементарной человеческой гордости, хотя бы и выражающейся в такой карикатурной форме. О том, как точно поведение Снегирева передает его внутреннее состояние, о борьбе мотивов, кото­рая развернулась в его душе, не стоит, в силу очевидности этого, даже и говорить.

Вот эти самые информативные признаки поведения, по меткому выражению Гиппенрейтер «говорящие психологическим языком», бихевиористы, казалось бы, и должны были сделать пред­метом своего научного интереса.

Однако основоположники бихевиоризма в своем стремлении к максимальной научной объек­тивности в значительной степени обеднили содержание этого направления. Не принимая в рас­чет описанные выше тонкие поведенческие проявления, Уотсон определил поведение всего лишь как систему реакций, т. е. систему внешних (доступных объективной регистрации) закономерных ответов организма человека или животного, осуществляющихся при участии нервной системы и вызванных каким-либо внешним воздействием. При этом любое внешнее воздействие стало обозна-

чаться понятием стимула. Так родилась знаменитая базовая формула бихевиоризма: S-R (сти­мул-реакция). Связка S-R стала рассматриваться как основная единица поведения, а главными задачами бихевиористов были объявлены:

1. выявление и описание типов реакций;

2. изучение механизмов их формирования;

1. исследование механизмов образования сложных комбинаций реакций, т. е. поведения в целом.

Таким образом, в итоге, зная стимул, бихевиорист должен был предсказывать реакцию и, наоборот, по реакции он мог бы определить вызвавший ее стимул. При этом, человек (протекаю­щие в его психике скрытые от внешнего наблюдателя процессы) рассматривался как некий «чер­ный ящик».

При анализе типов реакций бихевиористы опирались на работы И. П. Павлова, который опи­сал механизм образования условных рефлексов²⁰. С точки зрения бихевиористов, простые реакции представляют собой элементарные безусловные или условные рефлексы, а сложные реакции (пове­денческие акты) являются комплексами (цепочками) безусловных и условных реакций.

Базируясь на рассмотренных постулатах, Уотсон полагал, что задача психологии (и всего общества в целом) заключается в разработке средств контроля над поведением человека, т. е. в поиске, с одной стороны, сложных цепочек подкрепления социально одобряемых способов поведе­ния, а с другой стороны, таких комбинаций стимулов, которые закрепляли бы в нервной системе человека поведенческие акты, направленные на избегание социально неодобряемых форм поведе­ния. Знаменитыми стали эксперименты Уотсона, в которых он успешно формировал у ребенка чувство страха на бывшие до этого нейтральные стимулы. Эксперименты заключались в том, что маленькому ребенку, играющему в кубики, давали в руки кролика и в тот же миг били за спиной ребенка молотком по металлическому бруску. Естественно, ребенок пугался и начинал плакать. Тогда кролика убирали, ребенок успокаивался и снова начинал играть в кубики.

Затем ребенку снова давали кролика и опять в тот же миг с силой били молотком по бруску. Ребенок снова пугался и начинал плакать. Ребенка успокаивали и опять показывали ему кролика, но на этот раз молотком по бруску не били и громкий звук не пугал ребенка. Однако, несмотря на это, ребенок демонстрировал беспокойство при одном только виде кролика и старался как можно быстрее отползти от него подальше. Таким образом, возникает условно сформированная (выра­жаясь языком психиатрии, нажитая) реакция страха на ранее нейтральный или даже приятный стимул.

Однако «изобретательный» Уотсон на этом не остановился. Далее, он наглядно продемонст­рировал то, каким образом можно угасить нажитой страх ребенка перед совершенно безобидным, теплым и пушистым кроликом. Уотсон сажал голодного ребенка (уже очень боящегося кролика) за стол, давал ему поесть. В тот момент, когда ребенок прикасался к еде, Уотсон издалека через приоткрытую дверь комнаты показывал ему кролика, ребенок демонстрировал признаки беспо­койства, однако продолжал есть. В следующий раз Уотсон во время еды вновь показывает ребен­ку кролика, но уже с более близкого расстояния. В результате через некоторое время ребенок ел с кроликом на коленях и не обращал на него никакого внимания²¹.

Приведенный пример демонстрирует широкие возможности положительного или отрица­тельного подкрепления при формировании различных форм поведения человека. Сам Уотсон верил в то, что нерациональное поведение человека (курение, алкоголизм, невротическая симп-

тематика и т. д.), а также асоциальные и антисоциальные формы поведения обусловлены «непра­вильным» замыканием условных связей, имевшем место в детстве, а затем устойчивой фиксацией в нервной системе этих «неправильных» связей.

Время показало, что в этом отношении точка зрения Уотсона оказалась во многом справед­ливой. Успехи бихевиоральной психотерапии (при лечении различных невротических или сексу­альных расстройств), основанной на положительных и отрицательных формах подкрепления, подтверждают это.К сожалению, Уотсон был вынужден оставить занятие академической наукой и строить свою дальнейшую карьеру в сфере рекламного бизнеса, где он вскоре добился немалых успехов. Поэто­му дальнейшее бурное развитие американского бихевиоризма связано с тремя знаковыми фигу­рами, а именно с именами Э. Толмена, Б. Скиннера и А. Бандуры. Эдуард Толмен (1886—1959) ввел в радикальную формулу Уотсона (S-R), исключающую влияние на формирование поведения каких-либо иных факторов кроме стимула, категорию так называемых промежуточных переменных. Под промежуточными переменными Толмен понимал цели, ожидания и знания, которые имплицитно (скрытно от внешнего наблюдателя) опосред­ствуют воздействие внешнего стимула, т. е. влияют на специфику внешних форм его поведения. Промежуточные переменные, таким образом, предстали в роли функциональных заместителей сознания. Толмен рассматривал поведение как функцию нескольких переменных, а именно сти­мулов внешней среды, промежуточных переменных (прижизненного прошлого опыта и мотива­ции) и наследственности. Э. Толмен ввел также понятие когнитивной (от лат. cognition — позна­ние) карты, являющейся по своей сути некоей целостной структурой образа мира. Толмен де­монстрировал влияние сформированных когнитивных карт в экспериментах на крысах²². В этих экспериментах выяснилось, что крыса, которая изучила устройство лабиринта, движет­ся в направлении места, где расположена кормушка, независимо от того участка лабиринта, из которого она начинает движение, т. е. ориентируется на некий целостный образ лабиринта, сформированный в ее нервной системе. Если бы крыса опиралась в своем продвижении к кор­мушке только на выученную последовательность движений (начиная от точки привычного стар­та), которая когда-то привела ее к успешному преодолению хитросплетений лабиринта, то это было бы невозможно. Таким образом, исследования Толмена обогатили бихевиоризм введени­ем функциональных эквивалентов сознания и позволили в той или иной степени преодолеть механицизм Уотсона. Наиболее значительный вклад в развитие современного бихевиоризма внесли Беррес Фре­дерик Скиннер (1904—1990) и Альберт Бандура (род. 1925), являющиеся основоположниками социального бихевиоризма, т. е. такого направления в бихевиоризме, которое применило законы обусловливания к анализу сложных процессов, происходящих в человеческом обществе.

В своих работах Скиннер начал с того, что разделил условный павловский рефлекс (пассив­ный условный рефлекс) и оперантное'²³,или инструментальное, образование условных связей

(активный условный рефлекс). Затем Скиннер модифицировал технику Торндайка и ввел осо­бый метод формирования «нужных» условных реакций, который, в отличие от метода «проб и ошибок» Торндайка, получил название метода последовательных приближений. Суть метода последовательных приближений заключается в том, что подкрепляется не итоговое правиль­ное решение («нужная» реакция), а каждое действие на пути к верному решению. На этой осно­ве Скиннер специально разработал метод программированного обучения для школьников. Скин­нер также ввел понятие символического подкрепления, т. е. знаковых стимулов, имеющих сугубо общественную, человеческую природу (одобрение или неодобрение окружающих, целенаправ­ленное повышение самооценки, демонстрация заботы и т. д.), и рассматривал систему воспита­ния человека как члена того или иного общества как сложную систему символических (положи­тельных и отрицательных) подкреплений. В ставшей знаменитой книге «По ту сторону свобо­ды и достоинства» (1973) Скиннер описал один из утопических вариантов идеального государ­ства будущего, в котором «планификаторы» (психологи), используя сложную систему положи­тельных и отрицательных подкреплений, будут формировать из людей образцовых членов об­щества. А. Бандура выделил две разновидности научения (формирования стереотипов поведения) посредством наблюдения, которые играют важную роль в человеческом обществе, а именно под­ражание и викарное (от лат. vicarious — замещающий) научение. В случае простого подражания человек всего лишь копирует образцы поведения, не осознавая его смысл и последствия. Так, маленькие дети, наблюдая за более старшими детьми и взрослыми, перенимают у них многие формы поведения, смысла которых они не понимают, но которые потом пригодятся им в жизни.

В случае викарного научения человек вполне ясно осознает смысл и последствия перенимаемых образцов поведения, при этом он прямо стремится достичь такого же результата, какого достигает выбранный им для подражания образец. Феномен подражания и викарного научения объясняет, почему подростки с их еще несформировавшимся внутренним миром или просто недалекие и кон­формные люди имеют ярко выраженную склонность копировать формы поведения, внешний вид, образ мыслей и т. д. знаменитостей.

Действенность механизма викарного научения Бандура продемонстрировал в следующем эксперименте.

«Каждой из трех групп детей демонстрировали различные видеофрагменты. В одном фрагменте дети видели персонаж, который вел себя агрессивно, и его поведение вознаграж­далось; во втором — агрессивный персонаж был наказан; в третьем — персонаж вел себя мир-•но. Дети, которые видели вознаграждение агрессии, по окончании просмотра вели себя значи­тельно более агрессивно, чем те, кто видел, что зло наказано или вовсе не видели агрессивных сцен.»²⁴

Говоря о бихевиоризме, а точнее о необихевиоризме (Толмен, Холл, Скиннер, Бандура и др.), можно констатировать, что в Соединенных Штатах Америки это направление является в насто­ящее время одним из наиболее успешных и продуктивных.

Заканчивая краткий экскурс в историю этого влиятельного направления в мировой психоло­гии, необходимо отметить, что процедура непосредственного тестирования на полиграфе (один из этапов полиграфной проверки) прямо построена на классической бихевиористской схеме S-R ( стимул-реакция). В истории мировой психологии бихевиоризм противопоставил сознанию факты поведения, однако в качестве антитезы сознанию можно противопоставить не только доступную глазу внеш­него наблюдателя поведенческую активность, но и бессознательные психические процессы.

В этой связи необходимо упомянуть об еще одном крупном направлении психологии, связан­ном, в первую очередь, с именем знаменитого австрийского психиатра Зигмунда Фрейда (1856 — 1939), а именно о психоанализе или психологии бессознательных процессов.

Интерес Фрейда к бессознательным психическим процессам возник под влиянием ярких про­явлений так называемого постгипнотического внушения. В одном из экспериментов, на котором Фрейд присутствовал лично, женщине, находящейся в состоянии гипноза, внушили, что после того, как она проснется, она должна будет взять чужой зонтик и раскрыть его. Так в действительности и произошло. Когда женщине задали вопрос, зачем она это сделала, и напомнили о том, что зонтик ей не принадлежит, то она ответила, что всего лишь хотела проверить работает ли зонтик, пришла в крайнее замешательство и поставила взятый чужой зонтик на место.

В этом и других аналогичных экспериментах Фрейда заинтересовали следующие моменты:

1. причины поступков человека могут им не осознаваться;

1. эти неосознаваемые причины обладают высокой побудительной силой, т. е. человек вы­полняет запрограммированное действие, несмотря на то, что сам не знает, зачем он его выпол­няет;

2. человек стремиться найти таким действиям мотивировку, т. е. формальное объяснение;

2. при помощи настоятельного и долгого расспроса можно заставить человека вспомнить реальную причину, побудившую его выполнить то или иное внушенное ему действие.

На основе такого рода феноменов Фрейд создал свою знаменитую теорию бессознательного, а говоря шире, — психоаналитическую теорию, сделавшую основной акцент на том, что главную роль в человеческой психике играют не сознательные процессы (восприятие, мышление, внима­ние и т. д.), а неосознаваемые побудители (мотивы) человеческих действий, которые, трансфор­мируясь в эмоциональной сфере, накладывают свой властный отпечаток на весь строй и направ­ленность психической жизни человека.

Фрейд постулировал наличие в психике человека трех сфер (областей): сознания («Я»), бессознательного («Оно») и сверхсознания («Сверх-Я»). При этом, согласно Фрейду, основ­ная роль в формировании направленности личности принадлежит «Оно» и «Сверх-Я», а от­нюдь не сознанию, которое, подобно айсбергу, на девять десятых погружено в океан бессозна­тельного.

«Оно» является средоточием низших влечений человека, в первую очередь двух базовых пси­хических энергий — сексуальной психической энергии (либидо, Эрос) и разрушительной психи­ческой энергии (Танатос). Фрейд полагал, что именно бессознательные (Эрос и Танатос) влече­ния определяют всю психическую жизнь человека. Основными характеристиками содержаний бессознательной сферы являются высокая степень их действенности (побудительной силы) и та трудность, с которой они переходят в область сознательных процессов. Тот факт, что содержания бессознательной сферы не допускаются в область сознания, обусловлен действием механизмов сопротивления и вытеснения, тесно связанных с областью «Сверх-Я», которая представляет со­бой средоточие усвоенных человеком моральных и правовых общественных норм, иначе говоря — совесть человека как члена общества. Под давлением социальных запретов не знающие границ сексуальные влечения и связанные с ними аффекты вытесняются из сознания в «бурлящий ко­тел» бессознательного, из которого им мешает вновь перейти в сферу сознания механизм сопро­тивления. Осуждаемые обществом вытесненные переживания образуют в сфере бессознательно­го аффективно заряженные «нарывы», оказывающие на психику непрерывное разрушительное воздействие. Однако вытесненные переживания сексуального или разрушительного характера все же со­храняют способность прорываться в сознание в искаженной или символической форме. Фрейд описал три главные формы проявления бессознательных процессов в жизни человека: невроти­ческие расстройства, сновидения и ошибочные действия, представляющие собой следы вытеснен­ных травмирующих (под влиянием «Сверх-Я») психику переживаний.

Основной задачей психоанализа Фрейд считал целенаправленное вскрытие бессознатель­ных «аффективных нарывов» и тем самым устранение патологической симптоматики. С этой целью Фрейд разработал две главные психоаналитические техники: метод анализа сновидений и метод свободных ассоциаций, заключающийся в том, что психоаналитик предлагает пациенту от­вечать на предъявленный ему стимул любым пришедшим ему в голову словом-ассоциацией, в результате чего через определенное время в ответах пациента обнаруживаются слова, связанные с вытесненными переживаниями.

Психоанализ оказал огромное влияние на мировоззрение современного человека, мировую культуру и философию. В области мировой психологии заслуга психоанализа состоит в том, что он направил интерес психологов на проблемы личности, ее потребностей, мотивов и эмоций. К тому же подавляющее большинство психотерапевтических техник имеют в своем основании психоаналитические постулаты.

В дальнейшем психоанализ был в значительной степени модернизирован такими крупными фигурами, как К. Юнг, А. Адлер, К. Хорни, Э. Фромм, В. Франкл и др., которые в значительной степени смягчили базовый догмат Фрейда об определяющем влиянии сексуальных влечений на психическую жизнь человека. Подробно с учением психоанализа можно ознакомиться, взяв в руки работы самого Фрейда, а также упомянутых выше представителей неопсихоанализа и гуманистической психологии²⁵, тру­ды которых с недавних пор в большом количестве появились на полках любого крупного книжно­го магазина.

Для профессионального полиграфолога знание основ психоаналитической теории имеет зна­чение, прежде всего, как та общекультурная база, которая тактически может быть использована в качестве смежной темы разговора, позволив тем самым установить более тесный психологичес­кий контакт с обследуемым лицом при проведении проверок по уголовным делам, связанным с преступлениями, совершенными на сексуальной почве, а также при выполнении частных прове­рок, направленных на установление фактов супружеской неверности.

В особенности это бывает полезно при работе с лицами, имеющими высокий культурно-обра­зовательный уровень, поскольку позволяет специалисту незаметно втянуть их в целенаправлен­ную, специальным образом организованную тематическую беседу, выйти из которой обследуе­мому по собственной инициативе в дальнейшем уже почти невозможно²⁶. В 60-х годах прошлого века родилось и стало бурно развиваться еще одно направление, пред­ставляющее в современной психологии мощную силу, а именно когнитивная психология, или психология познавательных процессов (восприятия, внимания, памяти, мышления). У истоков когнитивной психологии стоят такие фигуры, как американцы Джордж Миллер (род. 1928), Дже­ром Брунер (род. 1915), Ульрик Найссер (род. 1928).

На образ мыслей когнитивистов огромное влияние оказали достижения кибернетики, поэто­му в их исследованиях человек в первую очередь предстает как некое чрезвычайно сложное кибер­нетическое устройство, предназначенное для восприятия, хранения и переработки информации. Мозг человека представители этого направления уподобляют компьютеру, а его деятельность сравнивают с работой компьютерных программ. Основная задача когнитивной психологии за­ключается в установлении законов переработки информации мозгом человека и в разработке моде­лей оптимизации процесса переработки информации, имеющих большое практическое значение в разных областях практической жизни человека.

В то же время когнитивная психология (в силу своих базовых исследовательских установок) оставляет вне области своих интересов проблематику психологии личности, являющейся, по сло­вам А. Н. Леонтьева, вершиной психологии. Таким образом, когнитивная психология представ­ляет собой достаточно узкое, сугубо утилитаристское направление, рассматривающее человека как сложную, однако бездушную машину по переработке информации. Для того чтобы прочув­ствовать «дух» когнитивной психологии, мы рекомендуем курсантам прочитать известную книгу Д. Нормана и П. Линдсея «Переработка информации у человека» (М., 1974), а также замеча­тельную книгу Р. Клацки «Память человека. Структуры и процессы» (М., 1978).

В отечественной психологии наиболее авторитетным и законченным является так называ­емый деятельностный подход (московская психологическая школа), основы которого были заложены в 20—30-х гг. прошлого столетия в трудах выдающихся русских (советских) психологов Льва Семеновича Выготского (1896—1934), Сергея Леонидовича Рубинштейна (1889—1960), Алек­сандра Романовича Лурии (1902—1977), Петра Яковлевича Гальперина (1902—1988) и др.

Своей теоретической вершины деятельностный подход достиг в книге великого советского психолога Алексея Николаевича Леонтьева — «Деятельность. Сознание. Личность» (М., Политиздат, 1975). Эту книгу мы также настоятельно рекомендуем курсантам к тщательному и вдумчивому изучению.

Один из наиболее тонких российских психиатров-клиницистов, ныне покойный В. П. Нико­нов²⁷, в несколько гипертрофированной форме охарактеризовал деятельностный подход как «би­хевиоризм наизнанку».

В этих словах есть немалая доля истины, поскольку основоположники классической русской (советской) психологии противопоставили механистическому американскому бихевиоризму с его приматом внешнего стимула и игнорированием внутреннего, собственного человеческого начала принцип активности, в соответствии с которым именно внутренняя сущность человека (личность с ее мотивами и целями) определяет отношение его к действительности, которое детально прояв­ляется в тех или иных поведенческих актах, а отнюдь не в пассивных ответных реакциях нервной системы на средовые воздействия.

Подробнее основные положения теории деятельности А. Н. Леонтьева будут рассмотрены ниже как та база, на основе которой в этом курсе рассматривается проблематика психологии личности.

Итак, последовательная смена парадигм²⁸ в развитии психологии как науки может констати­ровать, что в современной психологии одновременно сосуществуют несколько фундаментальных подходов к изучению законов функционирования психики. Психические явления и психологичес­кие факты исследуются и с точки зрения деятельностного подхода, и в рамках бихевиоризма, психоанализа или когнитивной психологии. Каждое из направлений по-своему открывает для себя предмет психологии.

Современная психология имеет также многоотраслевой характер. Всю систему психологии можно разделить на общую психологию, специальные фундаментальные, междисцшиинараые и уз­коспециальные прикладные отрасли. Их взаимосвязь можно проследить по схеме S. I. взятой из книги В. В. Нурковой и Н. Б. Березанской «Психология» (М., 2004).

Системообразующим основанием психологического знания служит общая психология, кото­рая состоит из четырех главных разделов.

Теоретический раздел изучает общие законы функционирования психики.

Общая психология познавательных процессов занята исследованием процессов восприятия, внимания, памяти и мышления. Психология регулятивных процессов анализирует мотивацион-ные процессы, эмоции и волю. Вершиной общей психологии является психология личности.

На основе данных общей психологии прикладные отрасли заняты летальным изучением пси­хологических законов, определяющих специфику активности человека в топ пли иной частной сфе­ре деятельности или повседневной жизни. В то же время общая психология за счет прикладных .>траслей обогащается новыми результатами, которые способствуют развитию фундаменталь­ных психологических знаний. Теперь, после того как психология была в общих чертах описана как конкретная научная дисциплина, мы переходим к изложению основ общей психологии. В следующей главе будет рас­смотрено понятие «психики» вообще и описано качественное своеобразие психики человека, вклю­чая ее структурную организацию