Частота рака щитовидной железы у детей в Польше, Гомельской и Брестской областях Белоруссии и Брянской области России

Год	Польша	Белоруссия		Россия, Брянск
		Гомель	Брест
1981	0,05	—	—	0.1*
1982	0		—	—
1983	0	—	—
1984	0	—
1985	0.05		—	—
1986	0.05	0,05	0,3	—
1987	0.05	0.5	—	0,3
1988	0,15	0,5	0,3	0,3
1989	0,1	1.0	0,3	0
1990	0,1	3.3	1.7	0,6
1991	0,1	11,3	1,1	0
1992	0,1	8.8	4.5	0.6
1993	0,1	9,4	6.7	0.3
1994	—	—	--	2.5
*0ценки сделаны для 1981—1986 гг.

В Польше в 1993 г. наибольшее число случаев рака щитовидной железы наблюдалось в регионах с наименьшей дозой внутреннего облучения (Познань и Гданьск). Минимальное число рака щитовидной железы отмечено в Опольском воеводстве в юго-западной Польше с максимальной дозой внутреннего облучения (рис. 3).

При сопоставлении с результатами упомянутых шведских исследований доза облучения в Польше была мала, чтобы вызвать возникновение рака щитовидной железы. Частично низкая доза облучения могла быть результатом применения таблеток стабильного йода для насыщения щитовидной железы этим элементом и снижения поступления в нее радиоиода. Такая мера защиты была применена для большей части населения Польши — 90% детей, 40% подростков и 20% взрослых, всего для 10,5 млн. детей и 7 млн взрослых. Возможно, однако, что отсутствие возрастания зарегистрированных случаев рака щитовидной железы в Польше имело политическую, а не радиационную причину: в противоположность Белоруссии, Украине и России восточная Польша не была объявлена загрязненной и не существовало экономической или психологической мотивации для повышенной озабоченности пациентов и медицинского персонала и изменений числа и качества медицинских осмотров. Если такая мотивация присутствовала бы, то следовало ожидать многократного увеличения числа случаев рака щитовидной железы в Польше или в любой другой стране. Такое возрастание могло также произойти после проведения эпидемиологической программы, имевшей целью обнаружить увеличение частоты возникновения рака щитовидной железы. В этом случае диагностически выявляют большое число кажущихся случаев рака, не получающих клинического подтверждения [23, 24 ].

Диагностируемые, но необнаруживаемые случаи рака щитовидной железы. Для обычного населения клинически диагностируемая частота возникновения рака щитовидной железы у мужчин изменяется от менее чем 0,5 на 100 тыс. чел. в США и Центральной Европе до 8 на 100 тыс. чел. китайцев и филиппинцев, проживающих в штате Гавайи; у женщин соответствующая частота изменяется от 1 (в Польше) до 24 (филиппинки на Гавайях) [25]. Скрытый рак щитовидной железы, выявляемый только при аутопсии и последующих гистологических исследованиях, встречается у обычного населения в тысячи раз чаще — от 5600 на 100 тыс. чел. в Колумбии до 35 тыс. на 100 тыс. чел. в Финляндии. Это та же самая форма рака (папиллярного типа), что и выявленная в Белоруссии. Таким образом, возможность обнаружить «избыток» рака щитовидной железы в результате усовершенствования или учащения диагностики может привести даже к большей частоте, чем наблюдаемая в наиболее загрязненной, Гомельской области Белоруссии, где она составила 11,3 на 100 тыс. чел. (см. табл. 3).

Возможность драматического влияния частоты диагностики на количество регистрируемых случаев рака щитовидной железы была выявлена в результате тщательного обследования жителей США, подвергавшихся лучевой терапии шеи и головы. Данные рис. 4 показывают, что в 1974-1979 гг. в период наиболее интенсивных обследований количество обнаруживаемых злокачественных и других новообразований в щитовидной железе было в 21 раз выше, чем частота таких заболеваний до 1974 г. Это увеличение такого же порядка величины, что и выявлено в Белоруссии (261). Таким образом, возросшее число случаев рака щитовидной железы, зарегистрированное в Советском Союзе, может быть скорее эффектом повышения числа и качества диагностических исследований, чем реальным последствием облучения.

Нерадиационные факторы. В результате аварии на Чернобыльской АЭС более 5 млн. чел. в Советском Союзе подверглись воздействию серьезного психологического стресса, что вызвало психосоматические заболевания. Этот реальный вред перевесил гипотетический радиационный риск, обусловленный малоинтенсивным облучением в загрязненных областях. Психологический стресс возник у населения загрязненных областей под влиянием утверждений, что жить на этих территориях смертельно опасно, даже если уровень облучения ниже естественного радиационного фона во многих странах, где люди жили с незапамятных времен без каких-либо признаков ухудшения их здоровья. Ответственность за массовый стресс несут средства массовой информации Советского Союза и некоторых других стран, ошибочные политические решения советского и постсоветских правительств и установившаяся система норм радиационной безопасности, базирующаяся на беспороговой линейно гипотезе, которую развивает МКРЗ.

Негативную роль сыграли также медицинские работники, знания которых в области действия радиации в основном формируются средствами массовой информации, а не публикациями университетских ученых. Многие доктора интерпретировали симптомы обычных заболеваний как последствия аварии. Это было характерным для Польши и других стран Европы, где из-за некомпетентных советов медиков беременным женщинам были сделаны сотни тысяч абортов, чтобы устранить мнимые радиационные повреждения зародышей.

В Советском Союзе ошибочная диагностика достигла такого уровня, что даже заболевший зуб или сухость в горле рассматривались как последствия аварийного выброса реактора [12]. Для послеаварийной ситуации была специально создана воображаемая болезнь «вегетативная дистония». Этот диагноз, не подкрепляемый никакими объективными тестами, врачи приписывали различным жалобам детей и взрослых. Временами только в Киеве было госпитализировано до 1000 детей, часто на недели, для лечения этой несуществующей «болезни» (17].

В течение прошедших 10 лет средства массовой информации и политические фигуры Советского Союза тратили свои лучшие силы, чтобы убедить жителей загряз­ненных областей Белоруссии, Украины и России в том, что авария нанесла вред их здоровью. В итоге более 55% населения как загрязненных, так и незагрязненных районов Белоруссии страдают от психологического стресса, что ведет к росту частоты обычных психосоматических аномалий, не связанных с воздействием радиации, таких, как заболевания эндокринной системы, депрессия, головные боли, нарушения сна, эмоциональная нестабильность и многие другие [12, 27].

Создание образа жертвы. Проблема была обострена официальной декларацией о том, что миллионы людей должны рассматриваться как жертвы Чернобыля, которым законодательно предоставляется финансовая компенсация. Только на Украине категория граждан, пострадавших от аварии, насчитывает около 3 млн. чел., на них расходуется 1/6 часть годового государственного бюджета [17]. В Белоруссии на эти цели до 2015 г. будет выделено 86 млн. дол. Никто не говорит этим «жертвам Чернобыля», что полученная ими малая доза облучения (в среднем от 6 до 60 мЗв в различных областях) или более высокая доза облучения участников ликвидации последствий аварии (170 мЗв в 1986 г.) ниже уровня 200 мЗв, над которым в Хиросиме и Нагасаки выявлено возрастание частоты случаев рака. Никто не говорит им, что люди в этих городах, подвергшиеся облучению при атомных бомбардировках, прожили более долгую жизнь, чем послевоенное население Японии, и что у их потомков не наблюдалось роста генетических заболеваний.

Излишнее переселение. Вторая важная причина нерадиационного воздействия на здоровье людей — законы (действующие и в настоящее время), которые предписали переселение 850 тыс. чел. из загрязненных областей. В результате около 400 тыс. чел. было переселено, и такие действия продолжались даже в 1992 г. Они вызвали разрушение семей и местных социальных структур, а в новых местах размещения — неприязнь местного населения к новоселам, которых считают незваными гостями. Несмотря на это, 70% людей, проживающих в загрязненных областях, предпочли переселиться, вероятно, под влиянием боязни радиации и надежд на улучшение своего экономического положения [17].

Переселение было драматическим решением, декларированная цель которого состояла в том, чтобы защитить людей от соматических и генетических последствий облучения. Известно, что при годовой дозе 1 мЗв, уровне, с которого начиналось переселение, излучение повреждает в каждой клетке всего 0,2 молекулы ДНК за год, т.е. лишь 14 молекул за 70 лет. Эти радиационно-индуцированные повреждения того же самого типа, что спонтанные повреждения, вызываемые другими факторами. Количество спонтанных (естественных) повреждений ДНК, обусловленных, например, термодинамическими процессами и действием свободных радикалов (таких, как ОН или пероксиды), составляет в каждой клетке 70 млн. в год. Это число дает представление о мощности процесса репарации, действующего в клетках, и других механизмах гомеостаза, которые в потоке физико-химических изменений обеспечивают целостность живого организма как во время существования индивидуума, так и на протяжении тысяч поколений. Приведенная частота спонтанных мутаций показывает также абсурдность решения о массовом переселении людей. Цель состояла в защите населения от 14 мутаций ДНК в клетке за 70 лет, тогда как за это же время в результате естественных причин в клетке происходит 4,9 млрд. мутаций! Вероятность того, что именно эти 14 мутаций вызовут рак, составляет около 1 из 350 млн., т.е. фактически нулевая.

Согласно линейной беспороговой гипотезе пределы 350 и 150 мЗв, использованные для переселения, были предложены в целях избавить население от увеличения вероятности раковых заболеваний на 1,75% и 0,75% соответственно. Такие дозовые пределы согласуются с рекомендациями МКРЗ по защите населения в случае радиационной аварии, которые были опубликованы за 2 года до аварии на Чернобыльской АЭС [28]. Эти пределы в 4 и 40 раз ниже дозы облучения за всю жизнь во многих населенных регионах мира (например, 1500 мЗв в Норвегии, 2000 мЗв в Индии, 3000 мЗв в Иране). Неудивительно поэтому, что у населения Советского Союза не наблюдалось возросшей частоты лейкозов, других форм рака или наследственных заболеваний, которые могли бы быть обусловлены облучением за счет аварии на Чернобыльской АЭС. В случае аварии применение рекомендаций МКРЗ привело к катастрофическим результатам: излишнему переселению сотен тысяч людей и возникновению обостренной формы радиофобии с психосоматическими последствиями у миллионов жителей. (Я сомневаюсь, однако, что МКРЗ готова принять ответственность за практические последствия своих спекулятивных рекомендаций.)

Чернобыль в исторической перспективе. Психосоматические последствия проявились у большого числа жителей загрязненных областей Белоруссии, Украины и России. Причиной таких заболеваний была не радиация и не другие физические факторы, а истерическая радиофобия, вызванная средствами массовой информации и неправильной политикой регулирования, которая основана на линейной беспороговой гипотезе и рекомендациях МКРЗ. Если не рассматривать огромные экономические потери Советского Союза и других стран, большая часть которых явилась результатом неразумной политики, то авария на Чернобыльской АЭС по числу острых и отдаленных последствий для здоровья людей в сравнении с другими промышленными авариями XX в. не является наихудшей. Например, в 1963 г. разрушение речной плотины в Вайонте (Италия) уничтожило 5 деревень и вызвало смерть 2600 чел. В 1996 г. выброс 30 т мелиизоцианида с завода искусственных удобрений в Бхилаи (Индия) сопровождался мгновенной гибелью 1762 чел. и 15 тыс. жертв в последующие годы; примерно 200 тыс. чел. пострадали от легочных и глазных заболеваний, нарушений центральной нервной системы, включая паралич, генетических и иммунологических аномалий [29].

Поразительно, что две наиболее известные аварии на «Три-Майл-Айленд» и в Чернобыле, которые навсегда запечатлелись в памяти общества, привели к наименьшему числу жертв (в первом случае смертных случаев вообще не было). Одна из причин этого искаженного восприятия действительности — линейная беспороговая гипотеза радиационных повреждений, которая также ответственна за возникновение и увековечивание панических историй. В наступающем десятилетии опровержение этой гипотезы должно помочь созданию более рационального подхода к радиационной защите населения и более реалистической оценке риска за счет ядерной промышленности.

Чернобыль был наихудшей возможной катастрофой на плохо сконструированном ядерном реакторе с полным расплавлением активной зоны, сопровождавшейся свободным диспергированием радионуклидов в атмосфере. Ничего худшего не могло произойти. Эта авария почти сразу вызвала гибель такого количества людей, которое соответствует примерно половине числа жертв автомобильных катастроф в конце каждой недели в Польше. Когда иррациональные разговоры и эмоции, вызываемые Чернобылем, стихнут и успокоятся, эта катастрофа будет рассматриваться как доказательство того, что ядерные реакторы являются безопасным средством производства энергии.