Есть в близости людей заветная черта,

Вариант 1

Почти все поэты в своем творчестве широко используют пейзаж, описания природы. У Анны Ахматовой пейзаж сопрягается с душевным переживанием, а душевное переживание становится частью деревенской жизни. Скупо отобранные детали сельского пейзажа незаметно и ненавязчиво присоединяются к характеристике внутреннего состояния человека. "Заплаканная осень, как вдова в одеждах черных, все сердца туманит..." Однако это состояние не результат примет деревенского быта, оно не итог рассказанного. Тоска предстает здесь столь же вещной, реальной подробностью окружающего мира: "И будет так, пока тишайший снег не сжалится над скорбной и усталой..." Сочетание конкретных пейзажных зарисовок и абстрактного понятия "тоска", выражающего душевное томление, переводит всю картину в психологический план. И тогда для раскрытия внутреннего мира человека становятся необходимыми другие слова: "Есть в близости людей заветная черта, ее не перейти влюбленности и страсти..." Манера таких стихов сближает Ахматову с Чеховым: "Пейзажем Чехов пишет жизнь своего героя, облаками рассказывает его прошлое, дождем изображает его слезы, квартирой доказывает, что бессмертие души не существует".

Тревога и тоска из жизни проникали в литературу, переходили от одного поэта к другому, становились историческим знаком эпохи. Вековая, безбрежная, могучая тоска Блока и тоска Ахматовой, несмотря на различие их поэтических систем, передавали одно мироощущение, восходили к одному источнику - российской действительности, свидетельствовали о неблагополучии мира. Социальные противоречия эпохи по-разному проявлялись в тонких психологических пейзажах и любовной лирике:

Есть в близости людей заветная черта,

Ее не перейти влюбленности и страсти, —

Пусть в жуткой тишине сливаются уста,

И сердце рвется от любви на части.

И дружба здесь бессильна, и года

Высокого и огненного счастья,

Когда душа свободна и чужда

Медлительной истоме сладострастья.

Когда Ахматова впервые встретилась с русской природой, в стихах ее начали прорастать зерна историзма, здесь она осознала себя национальным поэтом:

Спокойной и уверенной любови

Не превозмочь мне к этой стороне:

Ведь капелька новогородской крови

Во мне — как льдинка в пенистом вине.

В краю, который некогда входил в состав древнего Новгородского княжества, появляются у Ахматовой впервые столь важные и значимые для каждого человека слова: родина, моя страна, наша страна, рождается чувство причастности к жизни народа. Оттого среди разудалого хора псевдопатриотических стихов, сопровождавших начало первой мировой войны, голос Ахматовой звучал трагически одиноко:

...Стремящиеся к ней безумны, а ее

Достигшие — поражены тоскою...

Теперь ты понял, отчего мое

Не бьется сердце под твоей рукою?..

Автор пока еще сторонний наблюдатель, хотя голос уже идет из сердца, сердца живого и трепетного.

Вариант 2

Анна Андреевна Ахматова творила в очень сложное время, время катастроф и социальных потрясений, революций и войн. Поэты в России в такую бурную эпоху забывали, что такое свобода, им часто приходилось выбирать между свободным творчеством и жизнью. Но, несмотря на все эти обстоятельства, они продолжали творить чудеса: создавались прекрасные строки и строфы.

Так и Анна Ахматова посвятила себя и всю свою жизнь творчеству, поэзия всегда была для нее делом жизни. Излюбленная тема стихотворений Ахматовой — тема любви. Героиня ее любовной лирики могла бы сказать о себе словами Данте: “Любовью я дышу...” Но любовь у Ахматовой почти никогда не бывает спокойной, размеренной. Это обязательно кризис: взлет или падение, первая встреча или разрыв, утрата чувства, завершение отношений.

Так, стихотворение “Заплаканная осень, как вдова...”, помещенное на страницах книги послеоктябрьских годов “Anno Domini”, рассказывает нам о несчастной, трагично оборвавшейся любви. Первые строки стихотворения переполнены характерными для лирики Ахматовой темными тонами, что сразу настраивает читателя на печальный финал: Заплаканная осень, как вдова В одеждах черных, все сердца туманит...

Но почему “вдова” становится героиней данного стихотворения? Для ответа на этот вопрос обратимся ко времени написания произведения — 15 сентября 1921 года. 1921 год— именно тот год, когда время очень жестоко обошлось с Ахматовой. В конце августа по несправедливому обвинению в принадлежности к контрреволюционному заговору был расстрелян Николай Гумилев. Хотя их жизненные пути к тому времени уже разошлись, но он всегда оставался в памяти и в сердце Анны Ахматовой дорогим человеком, ведь ушедший из жизни — не уходит из сердца. Именно поэтому вдовий плач, горе, страдания и скорбь о безвинно загубленном человеке пронизывает каждую строку стихотворения.

В стихотворении присутствует еще один характерный для ахматовской лирики прием — поэтесса не рассказывает о случившемся прямо, она делает это с помощью говорящих деталей. Одной из таких деталей является осень. Вообще осень всегда ассоциируется с чем-то грустным и мрачным. Так и здесь: осень, как вестница горечи и тоски, сопоставляется с неутешной вдовой, обретает черты, свойственные одновременно и явлению природы, и человеку. Благодаря этой детали читатель может узнать о душевном состоянии героини, проникнуть вглубь ее переживаний.

Ахматовская муза — это муза памяти. Именно память не дает героине возможности все забыть, начать новую спокойную жизнь:

Перебирая мужнины слова,

Она рыдать не перестанет.

Память хранит в сознании все, что выпало героине, постоянно заставляет пересматривать и переосмысливать пережитое. И так будет вечно, память всегда будет возвращать ее к прошлому. Но все-таки маленький огонек надежды мерцает в душе героини:

И будет так, пока тишайший снег

Не сжалится над скорбной и усталой.

Об этом свидетельствует употребление Ахматовой более мягких, светлых тонов, нежели те, что были в начале стихотворения: черное сменяется белым, туманность превращается в тишину (“тишайший снег”). Героиня надеется, что так же как грязная, мрачная осень сменяется холодной, свежей зимой, так и ее усталая, измученная душа успокоится и настанет конец ее мукам и страданиям. Но, как известно, сердце никогда не забывает, поэтому сбудутся ли ее надежды, покажет время. Однако героиня уверена, что даже за минутку “забвенья боли и забвенья нег”, которую приносит ей память о дорогом человеке, она отдала бы жизнь...

Стихи Анны Андреевны Ахматовой о любви почти всегда овеяны грустью, но главное, что делает их такими проникновенными, — это сочувствие, сострадание в любви, перед тобой всегда открывается выход из мира замкнутой, эгоистичной любви, любви-забавы в мир подлинно великой любви для людей и во имя любви.

Цветаева.

Таким стихотворением можно назвать "Вскрыла жилы: неостановимо" (1934), в котором слились и сравнение творческого акта с самоубийством, и мотив вечного конфликта художника с непонимающим его "плоским" миром. В этой же миниатюре - осознание вечного круговорота бытия - смерть, питающая землю, - из которой растет тростник, - питает будущую жизнь, подобно тому, как каждый "пролитый" стих питает творчество настоящего и будущего. Кроме того миниатюра раскрывает также цветаевскую идею "сосуществования" времен (прошлого и будущего) - в настоящем, идею творения во имя будущего, часто - мимо настоящего, вопреки сегодняшнему непониманию ("через край - и мимо"). Даже цветаевская страстность передана здесь, но не через дробление фразы, а с помощью повторов, придающих эмоциональный накал действию - "выхлесту" жизни и стиха ("неостановимо", "невосстановимо" и т.д.

). Причем одни и те же слова, относящиеся и к жизни, и к стиху, подчеркивают неразрывность жизни, творчества и смерти художника, всегда живущего на последнем вздохе. Эмоциональное напряжение достигается и графическими средствами - выделением ключевых слов с помощью знаков препинания: Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет - мелкой, ss=MsоNоrmal style='text-indent:35.45pt;mso-pagination:none;mso-layout-grid-align: none;text-autospace:none'>Миска - плоской.

Через край - и мимо - В землю чугунную, питать тростник. Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих. (Вскрыла жилы: неостановимо, 1934) Одно из наиболее характерных состояний Цветаевой-поэта - состояние абсолютного одиночества. Оно вызвано постоянным противостоянием с миром, а также характерным для Цветаевой внутренним конфликтом между бытом и бытием. Этот конфликт пронизывает все ее творчество и приобретает самые разные оттенки: это несовместимость небесного и земного, ада и рая, демонического и ангельского начел в человеке; высокого избранничества поэта с его мирским существованием.

И в центре этого конфликта сама Марина Цветаева, совмещающая в себе и демонизм, и ангельское начало. Порой она видит разрешение конфликта в собственной смерти: у "новопреставленной болярыни Марины" сквозь повседневное лицо "проступит лик". Цветаева считала творчество поэта работой, которую необходимо выполнять идеально, доводя до совершенства. Но эта работа не могла продвигаться без повелений голоса свыше, некой Музы, во власти которой целиком находится поэт. Именно этот голос свыше приносит вдохновение, которое выше всех страстей человеческих и без которого не появилось бы на свет ни одно стихотворение Марины Цветаевой.

Трепетное отношение к России и русскому слову в поэзии Марины Цветаевой Любовь к родине - истинно поэтическое свойство. Без любви к родине нет поэта. И путь Цветаевой в поэзии отмечен многими знаками этой любви - вины, любви - преданности, любви - зависимости, любви, которая, наверное, диктовала даже и ошибочные поступки в ее жизни. "Простите меня, мои горы! Простите меня, мои реки!

Простите меня, мои нивы! Простите меня, мои травы! " Мать - крест надевала солдату, Мать с сыном прощалась навеки… И снова из сгорбленной хаты: "Простите меня, мои реки! " (Простите меня, мои горы!, 1918) Истоки ее характера - в любви к России, к русской истории, к русскому слову.

Она пронесла эту любовь через все скитания, беды и несчастья, на которые сама себя обрекла и которыми вдобавок наградила ее жизнь. Она выстрадала эту любовь. И не поступилась ею, не поступилась своей гордостью, своим поэтическим достоинством, святым, трепетным отношением к русскому слову. О неподатливый язык! Чего бы попросту - мужик, Пойми, первая и до меня: Россия, родина моя.

Но и с Калужского холма Не открывалася она - Даль - тридевятая земля! Чужбина, родина моя! Даль, прирожденная, как боль, Настолько родина и столь Рок, что повсюду, через всю Даль - всю ее с собой несу! Даль, отдалившая мне близь, Новая даль, говорящая: "Вернись Домой! " Со всех - до горних зве

Северянин И. Увертюра анализ стихотворения

Тонкая, едва уловимая ирония часто выступает как один из "планов" стихотворения. Когда читатель не способен почувствовать этот план и воспринимает все буквально, нередко возникают казусы. Так происходило не раз со стихотворением "Увертюра" (чаще известным как "Ананасы в шампанском"), несмотря на открытую взору строку: "…Я трагедию жизни претворю в грезофарс". А сколько цыганщины было сотворено из этого стихотворения!

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Удивительно вкусно, искристо, остро!

Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!

Вдохновляюсь порывно. И берусь за перо!

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!

Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!

Кто-то здесь зацелован. Там кого-то побили.

Ананасы в шампанском! Это - пульс вечеров!

В группе девушек нервных, в остром обществе дамском

Я трагедию жизни претворю в грезофарс.

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка на Марс!

Начало второй строфы - звукопись времени с ворвавшимися в быт новыми, тогда магически звучавшими словами: аэроплан, экспресс, автомобиль… В нервном ритме стихотворения - ритм начала века. "Ананасы в шампанском" - ведь это символ времени, его неожиданность и острота, его открытия, его извивы и изыски, эксцентрическое соединение прежде несовместимого. Как сжато, как ярко и выразительно - гениально!

Но вот что пишет по поводу этого стихотворения известный литературовед В.П.Кошелев: "Прочитал я эту "Увертюру" и снисходительно пожал плечами. Глупость и претенциозность страшная… Но что-то во мне, наверное, осталось. И нет-нет, да приходила в голову совсем непоэтическая мысль: а неужели "ананасы в шампанском" - это действительно так вкусно.

Проверить это было несложно.., но я все как-то не решался. Боялся разочароваться, боялся перевести поэзию в быт... Потом попробовал - в стихотворении гораздо "вкуснее" [1].

В стихотворении Северянина герой, наоборот, импульсивен, демонстративен. Он без труда получает то, что герой вышеописанных произведений получить не может: внимание, легкость в принятии решений. Но здесь ответственность за эти решения редуцирована состоянием героя: он играет «я трагедию жизни превращу в грезофарс», он словно говорит: «я играю, значит, я ребенок; я делаю то, что мне хочется, но дети не могут отвечать за свои поступки». В своем анализе О подчеркивает, что хотел бы быть похожим на этого героя, хотел бы так же легко завоевывать внимание, следовательно, налицо зависимость от социального одобрения, потребность во внимании.