6.1.2Прогностика и стратегия

1. Управленец, предопределяя исполнительскую деятельность, переводя бытие предисполнительских структур в исполнительские из прошлого в будущее, а затем, придавая будущему настоящее, готовя его к новому будущему бытию, а исполнительское к постисполнительскому бытию, кроме того, имея в качестве внешнего повода к своей активности нужду в продукте деятельности и превращая результат понимания и принятия этой потребности в причину активности, – нуждается в опережающем видении будущего, течения и результата процесса созидания продукта, способствующих и препятствующих факторов и условия достижения заранее сформулированной цели исполнительской деятельности, рассматривая упреждающее видение как внутреннее условие согласия или несогласия на возможное будущее.

Рефлективность управленческого мышления включает опережающее видение в цикл порождения нормативных версий для последующей их оценки и принятия решения о начале созидания исполнительской деятельности. Но первичные процедуры опережающего «рассматривания» («прогнозирование») протекают на материале реконструирования сложившейся ситуации «преддеятельности» с учетом того, что может быть вовлечено в деятельность (ресурсы) и того, что останется для будущей деятельности лишь как «внешние» условия.

2. В появлении вариантов прогноза оказывают влияние субъективные и объективные факторы. В то же время для запуска исполнительской деятельности требуется единственность варианта. Чем больше учтенных факторов и причин, цепочек причин. Тем вероятнее единственность варианта прогноза.

При наличии способности учитывать «все» факторы, цепи причин, в том числе способности к нейтрализации вариативности внутренних механизмов прогнозирующего, их проявлений можно сводить к моновариативности прогноза. Но даже механизм интуиции, интегрирующий реконструктивный потенциал и вовлекающийся в прогнозирование зависим от единичности, локализованности, «частичности» человека при всех «оснащенностях» в ходе социализации и окультурирования.

3. Развитие интеллектуальных способностей человека имеет два очевидных направления – интегрирующая мощь интуиции (соответствующие возможности энерго-информационных резонансов) и осознаваемое совмещение дифференцировок и интегрирование фиксированных дифференцировок («рассудок» и «разум»), оба помещенные в рефлексивное (функционально) пространство с переходами от реконструкции к воображению, в том числе прогнозирующему, от познания к оценке и от оценки к нормированию.

Языковые средства сопровождают, обеспечивают оба направления, в том числе в художественных и строгих (математических, логических и т.п.) формах.

Языковый механизм выделяет принцип иерархизации представлений, который ведет к появлению «вверху» высших абстракций (дифференциальных и интегральных «онтологических»), «рациональных» и чувственно насыщенных (в зависимости от преобладания «полушария» – левого или правого).

Осознанность рационального пути позволяет вводить логические формы движимости мысли от низа иерархии представлений («конкретное») к верхним уровням, вплоть до высшего (высшие «абстракции»). Благодаря подобным замещающим уровням абстрагирования мыслитель получает возможность различать варианты рационального прогнозирования.

На верхнем уровне абстрагированности можно компактно учитывать локализацию и введение микроситуации, реагирование на внешние потребности, микроситуационные реконструкции и прогнозирование, увеличение масштабов учета внешних факторов и приходимость к «предельному» учету и, следовательно, к возможности единственного варианта прогноза.

При переходе к более конкретным условиям мыслительной иерархии представлений о мире, мыслительной пирамиды возможность мыслительного охвата полноты дифференцировок резко снижается даже без изменений механизма конструирования пирамиды в рамках соответствующего языка, даже при достаточной развитости самого языка и «нейтрализованности» неопределенностей в дифференцировках и переходах между ними.

Мыслительно приходится осознанно локализовывать объем учета внешних и внутренних факторов для «того», кто или что реагирует на воздействия среды, а остальное в оставшейся пирамиде лишь предполагать и учитывать приблизительно.

4. В истории две линии использования интеллектуальных способностей оформлялись в бытии жрецов, волхвов и т.п., с одной стороны (интуиции), и в бытии философов, с другой стороны (рационализации). Высочайший уровень духовности волхвов, жрецов при общей благоприятной для совершенствования тонких структур человека внешней среде (период более ранний, чем 10–15 тысячелетий назад). Эти духовные люди могли держать прямой «контакт» с универсумом и его информационно-энергетическими механизмами («стихиями»).

При ухудшении условий и преобладанию все менее тонких энергетических фракций лидирующую роль в интегративном видении и провидении стали играть рациональные механизмы и выделялись философы. Они могли, даже будучи посвященными (например, Платон) жить среди людей и вносить «возвышенность» в мышление своих партнеров по бытию, в том числе через информационно-энергетическое и информационно-корректирующее, воспитывающее и обучающее воздействие (например, Сократ).

Общее понижение чувствительности к высшим воздействиям, ослабление тонких резонаторов могло создавать эффект допустимости не только грубых форм отношений между людьми, но и непонимание тех учителей, которые обладали прежней, «высшей» чувствительностью (например, Христос).

Локализация мест, где поддерживалась относительно высшая чувствительность и интуитивность (например, «Шамбала»), отстраненность управленческих структур и их лидеров от постоянного контакта с мудрецами как держателями высших эталонов «включенного бытия» (включенного в большие системы и в универсум), неразвитость трансляционных (культурно-духовно ориентированных) систем для значительного количества тех, кто готовиться к принятию управленческих решений (в сравнении со способами трансляции в духовной сфере, например, у даосов) и т.п. все это вело человечество к деградации прогностического потенциала, если не учитывать некоторые взлеты пророчества.

5. В настоящее время подготавливается общее увеличение чувствительности к тонким механизмам, как в одном, так и в другом направлении. В направлении рационалистическом осуществлен «прорыв» к онтологиям универсумального опыта с соответствующей «техникой» мышления (например, Гегель), к базисным механизмам рефлексии (в немецкой классической философии, а в наше время – в рефлексивном движении методологов), к социокультурным механизмам моделирования постановки задач и проблем любого объема (игровая практика в методологии), к особым способам освоения информации (МРТ) и др.

6. В истории преобладал интуитивный, интегральный подход к прогностике, к нормированию и рефлексивной аналитике, сохраненный со времен передачи интегральных ключей к пониманию мира и его оцениванию от цивилизации гипербореев, арктов и времен арийской империи. Отдельные дифференцировки имели относительную значимость и покрывались как со стороны интегрального мировоззрения и его основных блоков, так и со стороны мироотношения и его основных блоков. Это отражалось и в народном фольклоре, и в литературе и т.п., несущих своего рода антипрагматичность и выделенность «принципов».

Чаще «плоскостное» видение мира, идущее из более «приземленных» и прагматизированных стран вытеснялось более первичным иерархизированным, многоуровневым видением мира, где подчеркивались интегральные принципы, лежащие в основе более конкретных способов поведения, знания, отношения к происходящему.

Непосредственность субъективной связи ситуационного и конкретно-дифференциального с блочно-интегральным, возвышенным и предпочтение последнему, «подлинности» и «правде» сочеталось с невниманием к далекому, отчужденному первоначалу и легкостью перехода от него к «более близким» интегральным ключам знания и отношения к миру.

Специфическую роль играла «огромность» пространства, его разнообразная суровость и минимизированная удобность бытия. Все это воспроизводило масштабность отношения к конкретным задачам и условиям, огромные траты сил на достижение ограниченных результатов, постоянность учета многих и часто угрожающих факторов, быструю сменяемость точек зрения, если они становятся препятствием в налаживании общения, значимость общения «без причин», большую идентификационность, неравнодушие к судьбам «иных», уменьшенность значимости самих себя и быстрый рост однозначности и решительности в главном и в условиях угрозы, быструю сплоченность в ограниченное время при расслабленности в спокойных условиях, большое «уважение» к проблемам и легкое отношение к задачам, особое уважение к иерархам и ироническое отношение к непосредственным начальникам, сожаление и стремление помочь слабым и неприятие безотносительности власти сильных и т.п.

На территории «русской» части азиатской империи в качестве отработанных выступали принципы управления и организации жизни, стоящие над особенностями отдельных, как малых, так и больших этносов. Их объединяла не общность конкретных целей и задач, значимость этих целей и задач, а отношение к миру и мировоззрение в их обобщенном звучании, универсализме. Поэтому совместимость этносов легко складывалась и в спорных ситуациях предпочтение давалось тем, кто более мал и слаб, даже в ущерб себе, предполагая в себе силу неограниченную, реальную или потенциальную.

Изменения, возникшие две–одна тысячи лет назад из-за использования «христианства» как сконструированной модификации учения Христа под долговременные цели линии глобальной прагматики («Атлантида» и ее модификации оснований, идущих из «Актиды»), были связаны с привлечением на свою сторону той части «русского пространства», которая жила в относительно благополучных условиях климата и местности (Западная Русь) и легче приходила к прагматизму, эгоцентризму, персонификации власти, ухода от критериальности возвышенного типа и т.п.

Промежуточная форма, сохранность древних начал в рамках «официального» христианства, выразившаяся в православии, оппозиционность влиянию «Запада» и легкость проникновения мусульманства как бы «назло» нашествию идей прагматического типа, терпимое отношение к модернизму в «идеологии» буддизма, даосизма и др., в которых сохранены ряд ключей древних воззрений и т.п., активная экспансия иудаизма, прежде всего через их носителей и искусство маскировки, мимикрии – все это создало неоднородный конгломерат России XV–XIX веков, прагматически скрепленный Петром, Екатериной и некоторыми другими, с утерей многих глубинных ключей в видимой части управления обществом. Насаждение «западных» критериев в аристократии, интеллигенции, рост среднего сословия, некоторая формалистичность религиозный форм жизни, значительная мифологичность иерархического начала, его уплощенность в управлении Россией ослабляли «внутреннее могущество», потенциал могущества, его духовную основу, сводя к прагматической могущественности и его негативным следствиям в коррупционности, начальственности и т.п.

Умелое противопоставление всей системе власти по критериям прагматическим и додуховным и даже донравственным с ростом сословий прагматического типа, осуществляемое представителями идеологизированного «атлантизма», привело, в удобных условиях (поражение в войнах с Японией и на Западе – первая мировая) к перехвату инициативы, к уходу от прежней инерции (время Рюриков и Романовых) в сторону неясной, но привлекательной в риторике и по идеологическим тонам марксистской альтернативе.

В ней не успели увидеть и осознать подмену всеобщих глубинных основ древнего мировоззрения и мироотношения политпрагматизированным учением. Его было достаточно для построения государства – средства решения глобальных (атлантистских) задач с уродливыми формами субъективной поддержки идеологизированными рабами, которыми не были предшественники в древности. «Советский проект», исчерпавший себя в овеществленной мощи и исчезающей иллюзии «великой идеи» (от Маркса) превратил мощь во временную силу, не поддержанную внутренней сплоченностью и организованностью общества по вечным принципам и ключам.

Приобретенный опыт, быстрый рост вопросов без ответов, неутерянный материально-интеллектуальный потенциал XX века, скрытое бытие подлинного потенциала тысячелетий, сужение зоны самостоятельной активности в глобальной динамике, угроза распада и следствий глобальной «демократической» технологи лидеров (США, Запада), а также тления и тенденций к активизации фактора Китая, с одной стороны, а, с другой стороны, втягивание в орбиту России лучших техник рационального подхода (Гегель, Маркс, Богданов, Щедровицкий и т.п.), перехватывание лидерства в рефлексивной и мыслительной культуре, наиболее масштабное использование игромоделирования в управленческих пространствах, подготавливают восстановление мощи страны на более глубинных основах, чем «марксизм», с быстрым возрождением духовного потенциала. Для прохождения пути к проявленности этой тенденции нужны 20–30 лет. Но данный путь будет проходиться параллельно с продолжающейся мобилизацией сил Запада, как экстремистских (все – «по своему»), так и их сервирующих, похожих на «нейтралистские» силы.

Основная проблема концентрации сил – перехват инициативы в управлении и его поддержкой всех "проснувшихся» и открытых к углублению и активности сил. Перехват зависит от выделения «субъекта» стратегического управления (лиц, объединений и т.п.), готовых подняться над прагматикой и понять «арктидный» путь.