Kastels
.pdfпроцедуры, приглашая читателя вынести собственные суждения, сверившись с докладом. Чтобы упростить дело, я не ввожу другие источники данных, но принимаю данные так, как они представлены, не останавливаясь на вопросе об их точности (что само по себе небесспорно).
Вдвух словах, процедура, которой следовали авторы доклада, состояла в том, чтобы разбить 26 стран к югу от Сахары, согласно их "хорошему" или "дурному" поведению в вопросах макроэкономической политики, на три группы, для которых было характерно соответственно: значительное улучшение макроэкономической политики, слабое улучшение и ухудшение. Терминология, конечно, предполагает, что экономическое улучшение измеряется динамикой ВВП на душу населения, которая должна в общих чертах следовать этой группировке. Затем по каждой стране и группе стран сравниваются темпы среднегодового роста ВВП за два периода: 1981-1986 гг. (перед началом структурной перестройки экономики) и 1987-1991 гг. (когда ее эффект дал о себе знать). Хотя положение стран в целом не слишком улучшилось (разница в темпах роста между периодами составляет 0,5 процентных пункта), разница в темпах роста между группами показывает, что страны "с хорошей политикой" жили несколько лучше, чем страны "со слабым улучшением политики" (медиана распределения -1,8 процентных пункта против 1,5) и намного лучше, чем страны "с ухудшающейся политикой" (медиана - 2,6 процентных пункта) (см.: World Bank 1994a: 138, table 5.1).
Вдокладе сделан следующий вывод: "Налицо награда за проведение политики структурной перестройки, так как в странах, которые продвинулись дальше в осуществлении хорошей политики, особенно хорошей макроэкономической политики, наблюдалось возобновление экономического роста" (Vice-President's foreword, p. xi). Я утверждаю, что этот вывод неточен и вводит в заблуждение в том виде, в котором он высказан, а в целом он базируется на статистическом артефакте. Неточен потому, что две кз шести стран "с хорошей политикой" (согласно критериям Мирового банка) в действительности снизили свои темпы роста между данными периодами: Буркина-Фасо - на 1,7 пункта и Гамбия - на 0,8 пункта. Сделанный в докладе вывод вводит в заблуждение, поскольку страна с наилучшим результатом из всех 26 - Мозамбик, улучшившая свой рост на 7,6 пункта, оказалась глубоко внизу, в группе стран "с плохой политикой". Кроме того, три страны с наилучшими результатами, Нигерия, Гана и Танзания, улучшили свой темп в большей степени потому, что в исходном периоде у них были существенно негативные темпы роста в предшествующем периоде (-4,6; -2,4; -1,7%), что также характерно и для Мозамбика. Наконец, это суждение является статистическим артефактом, поскольку расчеты по группам (медианы распределения и средние величины) искажены из-за больших различий в размерах групп (6 стран с хорошей политикой, 9 стран "со слабой политикой" и 11 стран "с плохой политикой").
Дело в следующем: если вы берете 26 стран, находящихся в целом в плохом положении, и группируете вместе 11 из них, как "ухудшающиеся", а 6 - под рубрикой "хорошая политика", то для членов группы 11 будет труднее показать хорошую среднюю величину, чем для членов группы 6, просто потому, что в группу 11 стран войдет больше "низких величин" из-за простой статистической вероятности.
Изменим процедуру и сгруппируем страны по их фактическим результатам с точки зрения повышения темпов роста. Возьмем теперь верхнюю треть распределения, т. е. 8 стран (в диапазоне темпов экономического роста между 2,2 и 1,6). Какие страны найдем мы в такой группе "экономических отличников"? Используя категории Мирового банка, мы находим в ней три страны "с хорошей политикой" (Нигерия, Гана и Танзания), три страны "со слабым улучшением" и две страны "с ухудшением" (Мозамбик и Сьерра-
Леоне, обе в верхней шестерке). Это едва ли может считаться базой для значимой корреляции, не говоря уже о получении выводов, касающихся политики развития. И в самом деле, если мы ранжируем 26 стран по двум шкалам: одна - по повышению уровня ВВП на душу населения, а другая - по степени последовательности проведения политики структурной перестройки, оба ряда будут значительно различаться.
Вдокладе рассчитана линейная регрессия между политикой и ростом ВВП, которая, как показано, является значимой, но только после коррекции уравнения с целью элиминировать эффект темпов роста в период до проведения в жизнь политики структурной перестройки, поскольку авторы признают, что страны, которые показали особенно плохие результаты, с большей вероятностью показывают улучшение политики (с. 140). Это лишает такие расчеты всякого значения. Если мы устраним из группы б "хороших" страны с плохими результатами в первом периоде (Нигерия, Гана и Танзания), вся группа исчезает, поскольку, как заявлено, темп роста двух других стран фактически уменьшился. Единственной звездой, в конечном счете, останется Зимбабве, показавшая "потрясающее" увеличение темпов роста - с 0,3 до 1,0% в год.
Вконечном счете, трудно понять, почему авторы доклада предприняли все эти титанические усилия для доказательства своего тезиса, подчеркивающего значение роста экспортного потенциала как инструмента развития в глобальной экономике. В итоге они убедились лишь в том, что "эффект условий торговли не является значимым и обычно проявляется с обратным знаком (улучшение условий торговли замедляет рост)" (с. 140). Но и на это у них есть ответ: "Этот результат отражает особенности краткосрочного периода исследования и не должен восприниматься как противоречащий хорошо установленному в долгосрочной перспективе позитивному отношению между ростом и условиями торговли" (с. 140). Но "особенности краткосрочного периода, подвергшегося исследованию", не мешают авторам принимать менее негативные тенденции роста в качестве подтверждения благ политики реструктуризации. Вот так решения принимаются
илегитимизируются expost в Зазеркалье международных финансовых институтов.
3. Сетевое предприятие: культура, институты и организации информациональной экономики
3.1 Введение
Как и все исторически отчетливые формы производства, информациональная экономика характеризуется своей специфической культурой и институтами. Однако в наших аналитических рамках культуру не следует рассматривать как совокупность ценностей и верований, связанных с конкретным обществом. Развитие глобальной информациональной экономики характерно как раз тем, что она возникает в разных культурных/национальных контекстах - в Северной Америке, Западной Европе, Японии, в странах "китайского круга", России, Латинской Америке, а также ее планетарным размахом, затрагивающим все страны и ведущим к мультикультурной системе координат. В самом деле, попытки предложить теорию "культурно обусловленных экономик" для объяснения новых процессов развития на базе философий и ментальностей (наподобие конфуцианства), особенно в Азиатско-тихоокеанском регионе1, не выдерживают пристального взгляда исследователей-эмпириков2. Но разнообразие культурных контекстов, в которых информациональная экономика возникает и эволюционирует, не мешает наличию общей матрицы организационных форм в процессе производства, распределения и потребления. Без таких организационных предпосылок ни технологические изменения, ни политика государств, ни стратегии фирм не смогли бы сойтись воедино в новой экономической системе. Вместе с растущим количеством ученых
я утверждаю, что культуры фундаментально проявляют себя через свою встроенность в институты и организации3. Под организациями я понимаю специфические системы средств, ориентированные на выполнение специфических задач. Под институтами я понимаю организации, наделенные необходимой властью для выполнения некоторых специфических задач от имени общества в целом. Культура, имеющая значение для структуры и развития данной экономической системы, - это культура, воплощаемая в организационных логиках. Говоря словами Николь Биггарт, "под организационными логиками я имею в виду легитимирующий принцип, выработанный в совокупности производных социальных практик. Иными словами, организационные логики есть мыслительная база для институционализованных отношений власти"4.
Моя идея состоит в том, что появление информациональной экономики характеризуется развитием новой организационной логики, соотнесенной с текущим процессом технологических изменений, но не зависящей от него. Именно сходимость и взаимодействие новой технологической парадигмы с новой организационной логикой и составляет историческую основу информациональной экономики. Однако эта организационная логика в разных культурных и институциональных контекстах проявляет себя в разных формах. Таким образом, в этой главе я попытаюсь объяснить одновременно общность организационных соглашений в информациональной экономике и их контекстуальное разнообразие. В дополнение к этому, я рассмотрю генезис новой организационной формы и условия ее взаимодействия с новой технологической парадигмой.
1 Berger (1987); Berger and Hsiao (eds) (1988).
2 Hamilton and Biggart (1988); Biggart (1991); Clegg (1990); Whitley (1993); Janelli (1993).
3 Granovetter (1985); Clegg (1990); Evans (1995).
4Biggaгt(1992:49).
3.2 Организационные траектории в период реструктуризации капитализма и перехода от индустриализма к информационализму
Структурная перестройка экономики в 1980-х годах вызвала в деловых организациях появление ряда новых реорганизующих стратегий5. Некоторые исследователи, в частности Пиоре и Сабель, считают, что экономический кризис 1970-х годов был результатом истощения возможностей системы массового производства и представляет собой "второй индустриальный водораздел" в истории капитализма6. Другие, как Харрисон и Сторпер7, полагают, что распространение новых организационных форм, а некоторые из них уже много лет практиковались в отдельных фирмах и странах, было реакцией на кризис прибыльности в процессе капиталистического накопления. Третьи, как Кориа8, предполагают, что долгосрочная эволюция от фордизма к постфордизму была выражением "великого перелома", исторической трансформации отношений между производством и потреблением, с одной стороны, и потреблением и конкуренцией, с другой. Но, несмотря на различие подходов, результаты анализа совпадают в четырех фундаментальных пунктах:
1)каковы бы ни были причины и происхождение организационной трансформации, на середину 1970-х годов приходится крупный водораздел (индустриальный или иной) в организации производства и рынков в глобальной экономике;
2)организационные изменения взаимодействовали с распространением новой информациональной технологии, но, по большей части, происходили независимо от нее и,
как правило, предшествовали распространению информационных технологий в коммерческих компаниях;
3)фундаментальная цель организационных изменений в различных формах состояла
втом, чтобы справиться с неопределенностью, вызванной стремительными темпами изменений в экономической, институциональной и технологической среде фирмы, путем повышения гибкости производства, менеджмента и маркетинга;
4 ) многие организационные изменения были направлены на пересмотр трудовых процессов и занятости путем введения модели "подтянутого производства" (lean production) с целью экономии трудовых затрат путем автоматизации рабочих мест, устранения ряда рабочих задач и "уплощения" многослойной менеджерской иерархии.
Однако в этих широких интерпретациях крупных организационных изменений за последние два десятилетия обнаруживается чрезмерная склонность к смешению в однойединственной эволюционной тенденции множества процессов, хотя и взаимосвязанных, но фактически различных. В параллельном анализе, ведущем к понятию технологических траекторий9, я предлагаю рассмотреть развитие различных организационных траекторий, а именно, специфическую расстановку системы средств, ориентированных на повышение производительности и конкурентоспособности в новой технологической парадигме и в новой глобальной экономике. В большинстве случаев эти траектории берут начало в индустриальных организационных формах, таких, как вертикально интегрированная корпорация и маленькое независимое деловое предприятие, которые стали неспособны выполнять свои задачи в новых структурных условиях в сфере производства и рынков, -тенденция, которая со всей очевидностью проявилась в ходе кризиса 1970-х годов. В других культурных контекстах новые организационные формы выросли из старых, отодвинутых в сторону классической моделью индустриальной организации и обретших новую жизнь в требованиях новой экономики и возможностях, предлагавшихся новыми технологиями. Из процесса капиталистической реструктуризации и индустриального перелома возникло несколько организационных трендов. Прежде чем говорить об их потенциальном слиянии в новой организационной парадигме, их следует рассмотреть по отдельности.
4Biggaгt(1992:49).
5 Hamson (1994); Sengenberger and Campbell (eds) (1992); Williamson (1985). 6 Piore and Sabel (1984).
7 Hamson (1994).
8 Сoriat (1990)
9Dosi(1988).
3.2.1 От массового производства к гибкому производству
Первая и наиболее значимая тенденция организационной эволюции, выявленная особенно в пионерной работе Пиоре и Сабеля, - это переход от массового производства к гибкому производству, или, в формулировке Кориа, от фордизма к постфордизму.
Модель массового производства была основана на повышении производительности за счет экономии на масштабе производства в конвейерном механизированном процессе изготовления стандартизованной продукции, при условии контроля обширного рынка со стороны специфической организации - крупной корпорации, построенной на принципе вертикальной интеграции и институционализованного социального и технического
разделения труда. Эти принципы были встроены в методы менеджмента под названием "тейлоризм" и "научная организация труда" и приняты как Генри Фордом, так и Лениным.
Когда спрос сделался непредсказуемым ни по количеству, ни по качеству; когда рынки во всем мире диверсифицировались и вследствие этого стали с трудом поддаваться контролю; когда темп технологических изменений сделал устаревшим узкоспециализированное производственное оборудование, система массового производства стала слишком жесткой и дорогой для новой экономики. Предварительным ответом на такую жесткость стала гибкая производственная система. Она практиковалась и теоретически осмысливалась в двух различных формах: как гибкая специализация, в формулировке Пиоре и Сабеля, на базе опыта индустриальных районов Северной Италии, где "производство приспосабливается к непрестанным изменениям, не претендуя на контроль над ними"10; в структуре индустриальных ремесел (crafts) или производства на заказ. Подобная практика наблюдалась исследователями в фирмах, предоставляющих наиболее развитые услуги (advanced services), например в банковском деле11
Однако практика индустриального менеджмента в недавние годы привнесла другую форму гибкости: динамическую гибкость, в формулировке Кориа, или гибкое производство с большим объемом выпуска, по определению Коэна и Зисмана, принятому также Бэйреном, характеризующее трансформацию страхового дела12. Гибкие производственные системы с большим объемом выпуска, обычно связанные с растущим спросом на данный продукт, объединяют высокие объемы выпуска, позволяющие обеспечить экономию на масштабе производства, с приспособленными к работе на конкретный заказ, легко перепрограммируемыми производственными системами, позволяющими экономить на размахе операций. Новые технологии позволяют перестроить сборочные линии, характерные для крупной корпорации, в набор легко программируемых производственных единиц, которые могут быстро реагировать на вариации рынка (гибкость продукции) и на изменения в технологии (гибкость процессов).
10 Piore and Sabel (1984:17)
11Hirschhom (1985); Bettinger (1991); Daniels (1993).
12Coriat (1990: 165); Cohen and Zysman (1987); Baran (1985).
13Weiss (1988); Sengenberger et al. (eds) (1990); Clegg (1990).
3.2.2 Малый бизнес и кризис крупной корпорации: миф и реальность
Вторая отчетливая тенденция, прослеживаемая в последние годы аналитиками, - это
кризис крупной корпорации и высокая жизнеспособность малых и средних фирм как агентов инновации и источников создания новых рабочих мест13. В глазах некоторых наблюдателей, кризис есть необходимое следствие стандартизованного массового производства, тогда как возрождение ремесленного производства на заказ и гибкая специализация лучше проводятся в жизнь малым бизнесом14. Беннет Харрисон выступил с уничтожающей эмпирической критикой этого тезиса15. Согласно его анализу, основанному на данных по Соединенным Штатам, Западной Европе и Японии, крупные корпорации продолжали концентрировать растущую долю капитала и рынков во всех ведущих экономиках; их доля в занятости, за исключением Соединенного Королевства, не изменилась за последнее десятилетие; мелкие и средние фирмы остаются, по большей части, под финансовым, коммерческим и технологическим контролем крупных корпораций; малые предприятия являются менее технологически развитыми и менее способны к технологической инновации в продукции и процессах, чем крупные фирмы. Более того, на основе работ итальянских исследователей (особенно Бьянки и Белусси) он показывает, как прототипы гибкой специализации, - итальянские фирмы Эмилиа Романьи
в начале 1990-х годов, - прошли через серию слияний и либо попали под контроль крупных корпораций, либо сами стали крупными корпорациями (например, Benetton), либо, оказавшись неспособными угнаться за темпами конкуренции, оставались маленькими и разобщенными, как в округе Прато.
Некоторые из этих высказываний противоречивы. Работы других исследователей указывают на несколько иные выводы16. Например, в исследовании итальянских малых фирм, проведенном Скиатарелла, предполагается, что малые предприятия опережают крупные фирмы в создании рабочих мест, прибылях, инвестициях на одного занятого, технологическом обновлении, производительности и добавленной стоимости. Фридман в исследовании японской индустриальной структуры утверждает, что именно в густой сети малых и средних предприятий-субподрядчиков и коренится японская конкурентоспособность. Расчеты Майкла Тейца и его сотрудников, проведенные несколько лет назад при обследовании малых предприятий Калифорнии, также указывают на жизненную силу и критическую экономическую роль малых предприятий17.
На самом деле, мы должны отделить аргумент, обосновывающий смещение экономической мощи и технологических возможностей от крупных корпораций к малым фирмам (тенденция, которая, согласно Харрисону, не подтверждается эмпирическими свидетельствами), от аргумента, обосновывающего процесс упадка крупной, вертикально интегрированной корпорации как организационной модели. И действительно, Пиоре и Сабель предвидели возможность выживания корпорационной модели через то, что они назвали "мультинациональное кейнсианство" (по их терминологии), т. е. экспансию и завоевание мировых рынков конгломератами корпораций, рассчитывающих на растущий спрос в быстро индустриализирующемся мире. Но, чтобы этого добиться, корпорации должны изменить свои организационные структуры. Некоторые изменения подразумевали растущее использование субподрядов мелким и средним бизнесом, жизненная сила и гибкость которого позволила добиться выигрыша в производительности и эффективности как для крупных корпораций, так и для экономики в целом18.
Таким образом, в одно и то же время истинно то, что мелкие и средние предприятия представляются формами организации, хорошо приспособленными к гибкой производственной системе информациональной экономики, а также и то, что их обновленный динамизм попадает под контроль крупных корпораций, остающихся в центре экономической структуры новой глобальной экономики. В действительности мы наблюдаем не кончину больших и могущественных корпораций, а кризис традиционной корпорационной организационной модели, основанной на вертикальной интеграции и иерархическом функциональном управлении линейно-аппаратной ("staff and line") системой строгого технического и социального разделения труда на фирме.
13Weiss (1988); Sengenberger et al. (eds) (1990); Clegg (1990).
14Piore and Sabel (1984); Lorenz (1988); Birch (1988).
15Hamson(1994).
16Weiss (1988,1992).
17Schiatarella (1984); Friedman (1988); Teitz et al. (1981).
18Gегеffi (1993).
3.2.3 Тойотизм: сотрудничество между менеджментом и рабочими, многофункциональная рабочая сила, тотальный контроль качества и уменьшение неопределенности
Третий путь развития касается новых методов менеджмента, в большинстве своем родившихся на японских фирмах19, хотя в некоторых случаях с ними экспериментировали в других обстоятельствах, например, на производственном комплексе компании Volvo в г. Кальмар, Швеция20. Существенные успехи в производительности и конкурентоспособности, достигнутые японскими автомобильными фирмами, приписывались в значительной мере этой менеджерской революции. В литературе по менеджменту тойотизм противопоставляется фордизму как новая победоносная формула, приспособленная к глобальной экономике и гибкой производственной системе21. Первоначальная японская модель широко имитировалась в других компаниях, а также была пересажена японскими фирмами на иностранную почву, что нередко приводило к существенному улучшению результатов этих фирм по сравнению с традиционной индустриальной системой22. Некоторые элементы этой модели хорошо известны23: система снабжения канбан ("точно в срок"), при которой запасы ликвидируются или существенно сокращаются путем доставки полуфабрикатов и материалов от поставщиков к месту производства точно в назначенное время и с характеристиками, необходимыми для данной производственной линии; "тотальный контроль качества" продукции в производственном процессе, нацеленный на сведение дефектов почти к нулю и наилучшее использование ресурсов; заинтересованность рабочих в производственном процессе путем использования командной работы (team work), децентрализованной инициативы, большей автономии решений непосредственно в цехах, вознаграждения за результаты командной работы, наконец, "плоскую" иерархию менеджмента с уменьшением значения "символов статуса" в повседневной жизни предприятия.
Культура, возможно, была важным фактором в зарождении тойотизма (особенно создание консенсуса, модели сотрудничества в командной работе), но не она, разумеется, определяла его осуществление. Модель работает одинаково хорошо в японских фирмах в Европе и Соединенных Штатах, некоторые ее элементы были успешно внедрены американскими (Satum-GM) и германскими (Volkswagen) заводами. На самом деле, модель совершенствовалась инженерами Toyota в течение 20 лет после первого, ограниченного внедрения ее в 1948 г. Чтобы распространить метод на заводскую систему в целом, японские инженеры изучили процедуры контроля, применяемые в американских супермаркетах для оценки запасов на полках; следовательно, можно утверждать, что "точно в срок" является до некоторой степени американским методом массового производства, приспособленного к гибкому управлению путем использования специфики японских фирм, особенно отношений сотрудничества между менеджментом и рабочими.
Для внедрения этой модели крайне важны стабильность и взаимодополняемость отношений между центральной фирмой и сетью поставщиков: Toyota поддерживает в Японии трехслойную сеть поставщиков, охватывающую тысячи фирм различных размеров24. Большинство рынков для большинства фирм - рынки, захваченные Toyota, то же самое можно сказать о других крупных фирмах. Насколько это отличается от структуры отделений и функциональных отделов в вертикально интегрированной корпорации? Большинство ключевых поставщиков находится под контролем или влиянием финансовых, коммерческих или технологических предприятий, принадлежащих либо родительской фирме, либо перекрывающей их структуре кейрецу. В подобных условиях не наблюдаем ли мы систему планового производства при относительном контроле крупной корпорации над рынком? В этой модели важна вертикальная дезинтеграция производства в сети фирм -процесс, который заменяет вертикальную интеграцию подразделений в одной и той же корпорационной структуре. Сеть позволяет осуществить большую дифференциацию трудовых ресурсов и компонентов капитала производственной единицы, а также, вероятно, встраивает в систему большую
инициативу и повышенную ответственность, необязательно меняя структуру концентрации индустриальной мощи и технологических инноваций.
Результативность модели предполагает также отсутствие крупных сбоев в общем процессе производства и распределения. Или, иными словами, она основана на допущении "пяти нулевых величин": нулевой дефектности деталей, нулевой неисправности станков, нулевых запасов, нулевых задержек, нулевой бумажной работы. Таких результатов можно добиться только при отсутствии перебоев в работе, тотальном контроле над рабочей силой, абсолютно, надежных поставщиках и адекватно предсказуемых рынках. Тойотизм есть система менеджмента, сконструированная скорее для снижения неопределенности, чем для повышения приспособляемости. Гибкость заключается в процессе, а не в продукции. Так, некоторые аналитики полагают, что ее можно рассматривать как продолжение фордизма25, сохраняющего прежние принципы массового производства, однако организующего производственный процесс на базе человеческой инициативы и обратной связи, предназначенной для сокращения потерь (времени, труда и ресурсов), поддерживая в то же время характеристики продукции, близкие к бизнес-плану. Действительно ли это - система менеджмента, хорошо приспособленная к непрерывным динамическим процессам в мировой экономике? Или, как любит говорить Стивен Коэн: "Точно в срок - это не слишком поздно"?
На деле, истинный характер тойотизма, отличающий его от фордизма, связан не с отношениями между фирмами, но с отношениями между менеджментом и рабочими. Как утверждал Кориа на международном семинаре в Токио, созванном для обсуждения вопроса: "Является ли японский менеджмент постфордизмом?", фактически "он не дофордистский и не постфордистский - это оригинальный и новый способ управления трудовым процессом: центральная и отличительная черта японского пути состояла в деспециализации рабочих-специалистов и вместо размещения их в разных точках процесса - в превращении их в многофункциональных специалистов"26. Известный японский экономист Аоки также подчеркивает, что организация труда есть ключ к успеху японских фирм:
"Главное различие между американской и японской фирмами можно резюмировать следующим образом: американская фирма делает упор на экономичность, достигнутую путем мелкой специализации и четкого разграничения трудовых задач, тогда как японская фирма подчеркивает способность группы рабочих справляться с локальными неприятностями автономно, способность, которая развивается через обучение в процессе работы и обмена знаниями в цеху"27.
И в самом деле, похоже, что некоторые из наиболее важных организационных механизмов, поддерживающих рост производительности в японских фирмах, западные эксперты по менеджменту проглядели. Так, Икудзиро Нонака28 на базе своих исследований крупных японских компаний предложил простую и элегантную модель зарождения знаний в фирме. То, что он называет "компанией, создающей знания", основано на организационном взаимодействии между "явным знанием" и "неявным знанием" у источника инновации. Он доказывает, что большинство знаний, накапливающихся на фирме, почерпнуто из опыта и не может быть передано рабочим через чрезмерно формализованные процедуры управления. Кроме того, источники инновации умножаются, когда организация способна установить мосты для перевода неявного знания в явное, явного в неявное, неявного в неявное и явного в явное. Таким путем не только опыт рабочих передается и распространяется, увеличивая формальную совокупность знаний в компании, но и знание, созданное во внешнем мире, может быть включено в неявные привычки работников, позволяя им вырабатывать собственные
приемы и улучшать стандартные процедуры. В экономической системе, где инновация имеет критическую важность, организационная способность увеличивать источники знаний, черпая их из всех форм знания, становится фундаментом новаторской фирмы. Этот организационный процесс, однако, требует полного участия рабочих в инновационном процессе, чтобы они не прятали свои неявные знания, не хранили их лишь для собственной выгоды. Это также требует стабильности рабочей силы в компании, ибо только тогда для индивида становится рациональным передавать свои знания компании, а для компании -распространять явные знания среди своих рабочих. Таким образом, этот кажущийся простым механизм, поразительный эффект которого в повышении производительности и качества показан в ряде конкретных исследований, фактически включает глубокую трансформацию отношений между менеджментом и рабочими. Хотя информационная технология не играет выдающейся роли в эксплицитном анализе Нонака, в наших частных разговорах мы были согласны в том, что коммуникация on-line и компьютеризованное управление запасами стали мощными инструментами при разработке комплексности организационных связей между явным и неявным знанием. Однако эта форма инновации предшествовала развитию информационных технологий и была в последние два десятилетия фактически "неявным знанием" японских менеджеров, скрытым от наблюдения со стороны иностранных экспертов по менеджменту, но поистине решающим в улучшении работы японских фирм.
19Nonaka (1990); Coriat (1990); Durlabhji and Marks (eds) (1993).
20Sandkull (1992).
21Cusumano (1992); McMillan (1984).
22Wilkinson et al. (1992).
23Coriat (1990); Aoki (1990); Dohse et al. (1985).
24Friedman (1988); Weiss (1992).
25Tetsuro and Steven (eds) (1994).
26Coriat(1994:182).
27Aoki (1988:16).
28Nonaka (1991); Nonaka and Takeuchi (1994).
3.2.4 Организация межфирменной сети
Обратимся теперь к рассмотрению двух других форм организационной гибкости, имеющихся в международном опыте: форм, характеризующихся межфирменными связями. Это мулыпинаправленная сетевая модель, введенная в жизнь мелкими и средними предприятиями, и лицензионно-субподрядная модель производства под "зонтичной" корпорацией (umbrella corporation). Я коротко опишу эти две особые организационные модели, игравшие значительную роль в экономическом росте нескольких стран в последние два десятилетия.
Мелкие и средние фирмы, как писал я, соглашаясь с аргументом Беннета Харрисона, часто находятся под контролем системы субподрядов или под финансововым/технологическим господством крупных корпораций. Тем не менее они также часто берут на себя инициативу в установлении сетевых отношений с несколькими крупными фирмами и/ или с другими малыми и средними фирмами, находя рыночные ниши и создавая совместные предприятия. Кроме классического примера итальянских индустриальных районов, хороший образчик дают производственные фирмы Гонконга. Как я утверждал в своей книге о Гонконге, опираясь на работы Виктора Сита и других исследователей гонконгской сцены29, успех его экспорта был основан на протяжении долгого периода между концом 1950-х и началом 1980-х годов на сетях малых домашних предприятий, конкурирующих в
мировой экономике. В начале 1980-х годов свыше 85% гонконгского промышленного экспорта шло из китайских семейных фирм, 41 % которых были мелкими предприятиями с числом занятых менее 50 человек. В большинстве случаев они не были субподрядчиками более крупных фирм, но экспортировали продукцию через сеть гонконгских экспортно-импортных фирм - тоже мелких, тоже китайских и тоже семейных, которых насчитывалось в конце 1970-х годов 14 000. Сети производства и распределения формировались, исчезали и вновь формировались на основе вариаций на мировом рынке, через сигналы, передаваемые гибкими посредниками, часто использовавшими сеть "коммерческих шпионов" на главных мировых рынках. Очень часто один и тот же человек мог быть в разные моменты времени предпринимателем или наемным работником в зависимости от обстоятельств делового цикла и его собственных семейных нужд.
Тайваньский экспорт в 1960-х годах также шел из аналогичной системы мелких и средних фирм, хотя в этом случае главными посредниками были традиционные японские торговые компании30. Допустим, что по мере преуспевания Гонконга многие мелкие фирмы сливались, рефинансировались и увеличивались, иногда устанавливая связи с крупными универсальными магазинами или производителями в Европе и Америке и становясь производителями суррогатов их продукции. Однако к тому времени среднекрупные предприятия передали большую часть собственного производства в субподряд фирмам (мелким, средним и крупным), работающим на территории Китая, в дельте Янцзы. К середине 1990-х годов в провинции Гуандун в этих субподрядных производственных сетях было занято, по разным оценкам, от 6 до 10 млн. рабочих.
Тайваньские компании избрали еще более сложный обходной путь. Чтобы производить в Китае, получая выгоды дешевого труда, социального контроля и китайских экспортных квот, они организовали в Гонконге посреднические фирмы. Эти фирмы связывались с местными правительствами провинций Гуандун и Фучжоу, создавая в Китае производственные филиалы31. Эти филиалы раздавали работу по мелким мастерским и домам окружающих деревень. Гибкость такой системы позволила ей экономить на затратах в разных районах, распространять технологию по всей системе, получать выгоды от разных форм поддержки со стороны различных правительств и использовать несколько стран в качестве экспортных плацдармов.
В совершенно ином контексте Ибарра обнаружил сходную сетевую производственную модель среди мелких и средних обувных, текстильных и производящих игрушки фирм в Валенсии, Испания32. В специализированной литературе имеются многочисленные примеры таких горизонтальных сетей предприятий в других странах и отраслях33.
Образцом производственной сети другого рода служит так называемая модель Бенеттон, объект многочисленных комментариев в деловом мире, а также нескольких ограниченных, но проливающих яркий свет исследований, особенно проведенных Фиоренцей Белусси и Беннетом Харрисоном34. Итальянская трикотажная фирма - мультинациональ-ное предприятие, выросшее из маленького семейного бизнеса в области Венето, оперирует на базе лицензированных коммерческих льгот, имея примерно 5000 магазинов во всем мире, для эксклюзивного распределения своей продукции под строжайшим контролем центральной фирмы. По обратной связи on-line центр получает со всех пунктов распределения данные, указывающие на необходимость пополнения запасов и описывающие рыночные тренды в сфере моделей и цветов. Сетевая модель эффективна также на производственном уровне, она основана на раздаче работы по мелким фирмам и домо-хозяйствам в Италии и других средиземноморских странах, таких, как Турция. Этот