Kastels
.pdfметодов "подтянутого производства" идет рука об руку с широко распространенной деловой практикой субподрядов, внешних источников (outsourcing), оффшора, консалтинга, уменьшения размеров предприятий и работы на заказ.
Вызванные конкуренцией и движимые технологией тенденции к гибкости лежат в основе текущей трансформации структуры работы. Наиболее быстро растущие категории работ - временная работа и работа с неполным рабочим днем. В некоторых странах, таких, как Италия или Соединенное Королевство, самозанятость снова становится существенным компонентом рабочей силы. Так, в Соединенном Королевстве, питомнике индустриальной революции, начавшем исторический процесс перехода населения на работу по найму и стандартизацию труда, обследование рабочей силы в 1993 г. показало, что 38% занятого населения не были заняты на постоянной основе с полным рабочим днем; основную часть этой группы составляли работники с неполным рабочим днем (85% из них - женщины), которые составляют 23,9% занятого населения89. И доклад ОЭСР, и доклад Международной организации труда (ILO) сообщают, что число занятых в течение неполного рабочего дня увеличилось на протяжении 1980-х годов почти во всех индустриальных странах, поднявшись примерно на 30% за десятилетие и достигнув примерно 50 млн. работников, из которых 40% находились в Северной Америке90. Между 1979 и 1990 гг. доля работы с неполным рабочим днем увеличилась с 16,4 до 21,8% совокупной занятости в Соединенном Королевстве; с 8,2 до 12% во Франции; с 11 до 13,2% в Германии; с 15,4 до 17,6% в Японии; с 15,4 до 16,9% в Соединенных Штатах91.
Как показано в таблице 4.24 (см. Приложение А), доля самозанятости в общей занятости широко варьирует в индустриальных странах в диапазоне от 9,4% (Канада) до 29,1% (Италия) в 1990 г.; временная работа находится на подъеме во Франции и Германии - в странах с наиболее низкой численностью работников с неполным рабочим днем (см. рис. 4.6). Но в Соединенном Королевстве (стране с высокой долей рабочих с неполным рабочим днем), как и в Италии (стране с высоким уровнем самозанятости), временная работа сокращается. Из этого наблюдения можно сделать предположение, что более широкая категория гибкой работы принимает различные формы (самозанятость, работа с неполным рабочим днем, временная работа) в зависимости от налоговых и трудовых правил в стране. Так, если сложим численность самозанятых (15,0%), работников с неполным рабочим днем (12,0%) и временных работников (по меньшей мере 9,2%) во Франции в 1990 г., получим долю "нестандартной" занятости, близкую к британской (36,2%), даже при учете того, что некоторые категории перекрывают друг друга. Действительно, в 1983-1988 гг. число рабочих с неполным рабочим днем выросло на 36,6%, в то время как изменение занятости в течение полного рабочего дня во Франции составляло 1,6%. Аналогичные данные для Японии, Германии, Италии и Соединенного Королевства показаны в таблице 4.24.
Источник: OECD, Employment Outlook, 1994; разработано Freeman and Soete (1994).
Рис. 4.6. Страны ОЭСР: занятость в течение неполного рабочего дня, 1980-1993
гг.(% от численности занятых в течение полного рабочего дня)
ВСоединенных Штатах самозанятые в 1990 г. составляли 10,8% рабочей силы, работники с неполным рабочим днем - 16,9% и на договорной или временной работе - около 2%. Хотя все эти категории снова до некоторой степени пересекаются, в сумме они составляют 27,9% рабочей силы. Согласно другой оценке, контингент рабочей силы, не имеющей льгот, гарантий сохранения работы и перспектив карьеры, составлял в США в 1992 г. около 25 % по сравнению с 20% в 1982 г. Прогнозы для этого типа труда говорили об его увеличении до 35% рабочей силы в США в 2000 г.92. Внешние источники, которым способствуют сделки on-line, затрагивают не только промышленное производство, но все чаще и сферу услуг. В проведенном в 1994 г. обследовании, из 392 наиболее быстро растущих фирм Америки 68% отдавали в субподряд бухгалтерские услуги по начислению зарплаты; 48% - налоговые услуги; 46% - управление внешними выплатами (claim benefits) и т.п.93.
Мобильность труда затрагивает и неквалифицированных, и квалифицированных работников. В то время как наличие кадрового ядра является нормой в большинстве фирм, субподряды и консалтинг стали быстро растущей формой получения профессиональных услуг. Не только фирма выигрывает от гибкости. Многие профессионалы добавляют к своей основной работе (с полным или неполным рабочим днем) консультирование в других местах, которое и повышает их доход, и усиливает их позиции при заключении сделок. Логика этой высокодинамичной трудовой системы взаимодействует с трудовыми институтами каждой страны: чем больше ограничения на такую гибкость и чем больше мощь профсоюзов на переговорах, тем меньше будет воздействие на ставки заработной платы и льготные выплаты и тем выше будет для новичков трудность войти в кадровое ядро, что ограничивает создание рабочих мест.
Хотя социальные издержки гибкости могут быть высокими, растущий поток исследований подчеркивает то влияние, которое новая структура работы оказывает на трансформацию общественной жизни, особенно на улучшение отношений в семье и создание более эгалитарной модели гендерных отношений94. Британский исследователь П. Хьюит95 сообщает о растущем разнообразии форм работы и ее графиков, а также о том потенциале, который обеспечивается путем разделения трудовых задач между занятыми полный рабочий день и теми, кто работает исключительно в рамках того же домашнего хозяйства. В целом, традиционная форма работы, основанная на занятости в течение
полного рабочего дня, четко очерченных профессиональных позиций и модели
продвижения по ступеням карьеры на протяжении жизненного цикла медленно, но верно размывается.
Япония отличается от других, хотя и не настолько, как обычно думают наблюдатели. Любые аналитические конструкции, претендующие на объяснение новых исторических тенденций в организации труда и их воздействия на структуру занятости, должны быть в состоянии объяснить "японскую исключительность": это слишком важное исключение, чтобы оставить его в стороне, как некую странность в сравнительной теории. Поэтому давайте рассмотрим предмет в некоторых подробностях.
В мае 1995 г., несмотря на экономическую квазистагнацию после продолжительного спада, начавшегося в 1991 г., японская безработица хотя и достигла рекордно высокого уровня за последние два десятилетия, составляла всего 3,2%. И действительно, главная забота японского планирования труда - это потенциальная нехватка японских рабочих в будущем при учете старения демографической структуры и неприязни японцев к иностранной иммиграции96. Кроме того, система Чуки Койо, которая обеспечивает уверенность в долгосрочной занятости для кадрового ядра больших компаний, хотя и подвергается давлению, кажется вне опасности быть демонтированной в краткосрочной перспективе. Таким образом, может показаться, что японская исключительность отрицает общую тенденцию к гибкости рынка труда и индивидуализации работы, которая характеризует другие информациональные капиталистические общества97. В действительности, я готов доказать, что на самом деле, хотя Япония действительно создала весьма оригинальную систему отношений в промышленности и процедур занятости, именно гибкость была структурным явлением такой системы в последние два десятилетия, и она растет вместе с трансформацией технологической базы и структуры занятости 98.
Японская структура занятости характеризуется экстраординарным внутренним разнообразием так же, как и сложной структурой изменчивых ситуаций, которые плохо поддаются обобщениям и стандартизации. Само определение системы Чуки Койо нуждается в уточнении99. Для большинства рабочих в такой системе она просто означает, что при нормальных обстоятельствах они могут работать до выхода на пенсию в одной и той же компании, но это дело обычая, а не права. В действительности такая практика занятости ограничена большими компаниями (с числом занятых больше 1000) и в большинстве случаев охватывает только мужское кадровое ядро. В дополнение к своим постоянным работникам компании также нанимают по крайней мере три различных рода рабочих: рабочих с неполным рабочим днем, временных рабочих и рабочих, присланных в компанию другой компанией или агентом-вербовщиком ("рабочие со стороны"). Ни одна из этих категорий не имеет гарантии работы, пенсионных льгот или права на получение ежегодных премий в награду за производительность и преданность компании. Очень часто в дополнение к этому работники, особенно пожилые, переводятся на другие работы в других компаниях той же самой группы корпораций (Шукко). Это включает практику отделения женатых мужчин от их семей (Таншин-Фунин) из-за трудностей с жильем и, более всего, потому, что семья неохотно переселяет детей, так как это связано с переходом в другую школу посредине курса образования. Таншин-Фунин, как говорят, охватывает до 30% менеджерского персонала100. По оценкам Номуры, долгосрочной гарантией работы в одной и той же компании пользуется лишь треть японцев, работающих по найму, включая занятых в государственном секторе101. Жуссо дает сходную оценку102. Кроме того, перспективы сохранения работы широко варьируют даже для мужчин в зависимости от возраста, уровня квалификации и размера компании. Таблица 4.25 (Приложение А) дает иллюстрацию профиля Чуки Койо в 1991-1992 гг.
Существенная особенность этой структуры рынка труда касается определения неполного рабочего времени. Согласно правительственным определениям статуса труда, работники с неполным рабочим днем - это работники, которых считает таковыми компания103. На деле они работают почти полный день (6 часов в день по сравнению с 7,5-
часовым графиком постоянных рабочих), хотя число рабочих дней в месяц немного меньше, чем у постоянных рабочих. Кроме того, они получают в среднем только около 60% заработной платы постоянного рабочего и около 15% годовой премии. Более важно то, что у них нет гарантии рабочего места, так что их увольняют и нанимают по усмотрению компании. Рабочие с неполным рабочим днем и временные рабочие обеспечивают необходимую гибкость труда, и их роль с 1970-х годов, когда нефтяной шок вызвал крупную экономическую перестройку в Японии, сильно возросла. В период 1975-1990 гг. число рабочих с неполным рабочим днем возросло на 42,6% для мужчин и на 253% для женщин.
Действительно, женщины составляют 2/3 работников с неполным рабочим днем. Женщины являются квалифицированными работницами с высокими возможностями адаптации, которые придают гибкость японской практике управления трудом. Фактически, это старая практика японской индустриализации. В 1872 г. правительство Мэйдзи вербовало женщин для работы в зарождающейся текстильной промышленности. Пионером была Вада Эй, дочь самурая из Мацухиро, которая пошла работать на шелкомотальную фабрику Томиока, научилась технологии и помогла обучить женщин на других фабриках. В 1899 г. женщины составляли 70% рабочих на прядильных фабриках и превышали число мужчин на металлургических заводах. Однако во времена кризиса женщин увольняли, в то время как мужчин держали как можно дольше, подчеркивая их роль как основных кормильцев семьи. За последние три десятилетия эта исторически
сложившаяся структура гендерного разделения труда едва ли изменилась, хотя Закон о равных возможностях 1986 г. исправил некоторую часть самых возмутительных образцов дискриминации. Коэффициент участия женщин в рабочей силе в 1990 г. был равен 61,8% по сравнению с 90,2% для мужчин, что ниже, чем в США, но близко к цифрам Западной Европы, однако их рабочий статус сильно различался по возрасту и семейному положению. Так, 70% женщин, нанятых на условиях, в первом приближении сравнимых с условиями для мужчин (согошоку), моложе 29 лет; 85% женщин, занятых неполный рабочий день, - замужние. Женщины массами входят в рабочую силу после 20 лет, прекращают работать после заключения брака, чтобы воспитывать детей, а потом возвращаются в рабочую силу на неполный рабочий день. Эта структура профессионального жизненного цикла подкрепляется японским Налоговым кодексом, который делает более выгодным для женщин вносить относительно малый вклад в семейный доход, чем добавлять к нему второе жалованье. Стабильность патриархальной японской семьи с низкой нормой разводов и разъездов и сильной солидарностью между поколениями 104, держит мужчин и женщин вместе, в одной семье, препятствуя поляризации социальной структуры в результате очевидного дуализма трудового рынка. Необразованная молодежь и пожилые работники мелких и средних компаний - это другие группы, составляющие сегмент нестабильно занятых, границы которого трудно установить из-за текучести трудового статуса в японских сетях фирм105. На рис. 4.7 сделана попытка схематически представить сложность японской структуры рынка труда.
Таким образом, похоже, что Япония практикует уже некоторое время логику дуалистичного трудового рынка, которая распространяется в западных экономиках. Этим путем она объединяла выгоды преданности кадрового ядра с гибкостью периферийного рынка труда. Первая была существенной, так как гарантировала социальный мир через сотрудничество между менеджментом и профсоюзом компании и повышала производительность, накапливая знания в фирме и быстро ассимилируя новые технологии. Последняя позволяла быстро реагировать на изменения спроса на труд, а также на конкурентное давление со стороны оффшорного производства в 1980-х годах. В 1990-х годах численность иностранных иммигрантов и поденщиков начала расти, предоставляя дополнительный выбор и увеличивая гибкость в низкоквалифицированных сегментах рабочей силы. Вместе взятые, японские фирмы, кажется, способны справиться с давлениями конкуренции, переобучая свое кадровое ядро и вводя технологию, умножая свои гибкие трудовые ресурсы как в самой Японии, так и в своих глобализованных производственных сетях. Однако, поскольку эта практика опирается, в сущности, на профессиональную угнетенность высокообразованных японских женщин, она не будет продолжаться вечно. Я предполагаю, что распространение скрытой гибкости японского рынка труда на ядро рабочей силы лишь вопрос времени106. Тем самым в перспективе исчезнет самая продуктивная система трудовых отношений конца индустриальной эры.
Итак, в целом, налицо действительно фундаментальная трансформация работы, работников и организации работы в наших обществах, но ее нельзя оценивать в традиционных категориях устарелых дебатов вокруг "конца труда" или "деквалификации труда". Превалирующая модель труда в новой, основанной на информации экономике - это модель кадрового ядра (сформированного опирающимися на информацию менеджерами и теми, кого Райх называет "аналитиками символов") и располагаемой рабочей силы, которую можно заменить автоматизацией и/или нанятыми/уволенными/оффшорными рабочими в зависимости от рыночного спроса и трудовых затрат. Более того, сетевая форма организации бизнеса позволяет получать требуемую рабочую силу извне и отдавать работу в субподряд в качестве форм экстернализации труда в процессе гибкой адаптации к рыночным условиям. Аналитики правильно различают, кроме всего прочего, формы гибкости в ставках заработной платы, в географической мобильности, профессиональном статусе, договорной гарантии и выполнении рабочих задач107. Часто все эти формы сваливают в кучу, чтобы в
собственных целях представить в качестве неизбежности то, что на деле является результатом делового или политического решения. Однако истинно и то, что текущие технологические тенденции благоприятствуют всем формам гибкости, так что в отсутствие специфических соглашений о стабилизации одного или разных измерений работы система будет эволюционировать к многоликой обобщенной гибкости работников и условий труда. Эта трансформация потрясла наши институты, вызвав кризис в отношениях между работой и обществом.
89Non-standard working under review//Industrial Relations & Review Report, no. 565, August 1994; 5-14,
90Robinson (1993).
91OECD (1994Ь); см. также Bosch et al. (eds) (1994): esp. 11-20).
92Jost (1993).
93Marshall (1994).
94Bielenski (ed.) (1994); о социальных проблемах, связанных с работой с неполным днем, см. Wanne et al. (eds) (1992).
95Hewitt (1993). Это интересное исследование особо цитируется в работе Freeman and Soete (1994).
96NIKKEIREN (1993).
97Kumazawa and Yamada (1989).
98Kuwahara (1989).
99Inoki and Higuchi (eds) (1995).
100Collective Author (1994).
101Nomura(1994).
102Joussaud (1994).
103Shinotsuka (19940; Collective Author (1994).
104Gelb and Lief Palley (1995).
105Takenori and Higuchi (1995).
106Kuwahara (1989); Whitalker (1990).
107Freeman and Soete (1994).
4.6Информационная технология и реструктуризация отношений между трудом
икапиталом: социальный дуализм или фрагментированные общества?
Распространение информационной технологии в экономике само по себе не ведет к росту безработицы и может обеспечить создание дополнительных рабочих мест в долгосрочной перспективе. Трансформация менеджмента и труда в большей степени улучшает профессиональную структуру, чем увеличивает количество низкоквалифицированных работ. Растущая глобальная торговля и инвестиции не являются сами по себе главными причинами уничтожения рабочих мест и деградации условий труда на Севере, в то время как они вносят вклад в создание миллионов рабочих мест в новых индустриальных странах. Однако процесс исторического перехода к информациональному обществу и глобальной экономике характеризуется широко распространенным ухудшением условий жизни и труда работников108. Это ухудшение в разных контекстах принимает различные формы: повышение структурной безработицы в Европе; снижение ставок заработной платы, рост неравенства и нестабильность работы в Соединенных Штатах; неполная занятость и ускоряющаяся сегментация рабочей силы в Японии; включение в неформальную экономику и снижение статуса новой городской рабочей силы в индустриализирующихся странах; растущая маргинализация сельскохозяйственной рабочей силы в застойных слаборазвитых экономиках. Как утверждалось выше, эти тенденции не вытекают из структурной логики информациональной парадигмы, но являются результатом текущей реструктуризации отношений между трудом и капиталом с помощью мощных инструментов,
предоставляемых новыми информационными технологиями и новой организационной формой - сетевым предприятием. Кроме того, хотя потенциал информационных технологий мог бы одновременно обеспечить более высокую производительность и занятость, более высокие жизненные стандарты, единожды сделанный технологический выбор ор-ганичивает возможный набор технологических траекторий109, и информациональное общество может стать в одно и то же время (без технологической или исторической необходимости быть таковым) дуалистичным обществом (dual society).
Источник: US Bureau of Census (1994); разработано Mishel and Bernstein (1994).
Рис. 4.8. Соединенные Штаты: ежегодный рост медианного дохода семей, 1974-1993 гг.
(Данные за 1989 и 1993 гг. были пересмотрены с использованием весов переписи 1990 г.)
Вальтернативных точках зрения, преобладающих в ОЭСР, МВФ и правительственных кругах крупных западных стран, предполагается, что тенденции роста безработицы, неполной занятости, неравенства доходов, бедности и социальной поляризации являются в целом результатом несоответствия квалификации, отсутствия гибкости на рынках труда110. Согласно таким взглядам, в то время как профессиональная структура/структура занятости совершенствуется, в смысле роста значения образования как компоненты квалификации, требуемой для информациональных работ, рабочая сила не соответствует новым задачам либо из-за низкого качества системы образования, либо по причине неадекватности этой системы обеспечению нового типа квалификации, в которой нуждается возникающая профессиональная структура 111.
Всвоем сообщении исследовательскому институту ILO Карной и Флюйтман подвергли этот широко распространенный взгляд уничтожающей критике. После
обширного обзора литературы и свидетельств, касающихся отношений между квалификацией, занятостью и заработной платой в странах ОЭСР, авторы заключают:
"Несмотря на кажущееся согласие относительно аргумента о квалификационном несоответствии, касающемся предложения труда, свидетельств, поддерживающих его, крайне мало, особенно в отношении улучшенного образования и большего и лучшего профессионального обучения, которые решат либо проблему открытой безработицы (Европа), либо проблему распределения заработной платы (США). Мы утверждаем, что намного более убедительным является аргумент, что лучшее образование и расширение профессионального обучения могли бы в долгосрочной перспективе внести вклад в повышение производительности и темпов экономического роста" 112.
Втом же смысле Дэвид Хоуэлл показал для США, что, несмотря на растущий спрос на работников высокой квалификации, не это было причиной существенного падения средних ставок заработной платы американских рабочих между 1973 и 1990 гг. (падение недельной ставки с 327 до 265 долл. в 1990 г., измеренное в долларах 1982 г.). Характер квалификации также не является источником роста неравенства доходов. В совместном исследовании с Вулфом Хауэлл показывает, что хотя доля низкоквалифицированных рабочих в США по отраслям уменьшается, доля низкооплачиваемых рабочих в тех же отраслях растет. Некоторые исследования также предполагают, что высокая квалификация все равно пользуется спросом, хотя высококвалифицированных людей хватает, но высокая квалификация не обязательно означает более высокие ставки заработной платы113. Так, в США, хотя падение ставок реальной заработной платы было более заметно для малообразованных, жалованье людей с образованием на уровне колледжа между 1987 и 1993 гг. также стагнировало114.
ВСоединенных Штатах в 1980-1990-х годах семейный доход падал (см. рис. 4.8), и это прямое следствие экономической реструктуризации. Ставки заработной платы и условия жизни продолжали ухудшаться в 1990-х годах, несмотря на сильное экономическое оздоровление в 1993 г115. Исследование Бюро переписи США в 1994 г.116 показало, что, несмотря на значительный рост экономики в целом (3%) и рост среднедушевого дохода на 1,8%, медианный семейный доход в 1993 г. снизился на 1% по сравнению с 1992 г. С 1989 по 1993 г. типичное американское домохозяйство потеряло 7% своего годового дохода. Количество американцев, живущих за чертой бедности, также выросло в 1993 г. до 15,1% (с 13,1% в 1989 г.), а неравенство доходов продолжало расти до рекордных уровней: в 1993 г. верхние 20% американских семей получали 48,2% общего дохода, в то время как нижние 20% зарабатывали 3,6%, усиливая структуру неравенства доходов, сложившуюся в 1980-х годах. Согласно Туроу (1995: 78), медианная зарплата для мужчин, занятых полный рабочий день, начала падать в 1973 г., и за 20 лет снизилась с 34 048 до 30 407 долл. В тот же период заработок верхних 20% стабильно возрастал и реальный показатель ВВП на душу населения увеличился на 29 %. Семейный доход поддерживала зарплата женщин, но к концу 1980-х годов и она начала падать в реальном выражении, снижая доходы домохозяйств. В начале 1990-х годов верхнему 1% населения принадлежало 40% всех активов - вдвое больше, чем в середине 1970-х годов, что соответствовало уровню конца 1920-х годов, т.е. периоду перед введением прогрессивного налогообложения. Иллюстрацию потрясающей прогрессии неравенства доходов в США см. на рис. 4.9. Кроме того, через полстолетия после того, как Гуннар Мюрдаль раскрыл "Американскую дилемму", Мартин Карной в недавно вышедшей прекрасной книге обоснованно утверждал, что расовая дискриминация продолжает увеличивать социальное неравенство, способствуя маргинализации большой доли американских этнических меньшинств117.
Хотя Америка является крайним случаем неравенства доходов и падения уровня реальной заработной платы среди индустриальных наций, ее эволюция значима, поскольку она представляет модель гибкого рынка труда, на которую нацеливаются большинство европейских стран и уж, конечно, европейские фирмы 118. И социальные
последствия такого явления в Европе очень сходны. Так, в Большом Лондоне между 1979 и 1991 гг. реальный доход домохозяйств в нижнем дециле распределения доходов понизился на 14 %, а отношение реального дохода самого богатого дециля к беднейшему почти удвоилось за десятилетие, увеличившись с 5,6 до 10,2119.
В условиях неограниченной гибкости незащищенной оказывается не только неквалифицированная рабочая сила. Кадровое ядро лучше оплачивается и более стабильно, но и у него укорачивается период трудовой жизни, в течение которого профессионалы рекрутируются в ядро предприятия. В американском бизнесе 1990-х годов предельной границей является правило 50/50: те, кому больше пятидесяти лет и кто зарабатывает больше 50 000 долл., первыми потеряют работу при потенциальном сокращении120.
Источник: US Congressional Budget Office (1991); составлено Mishel and Bernstein (1994). Рис. 4.9. Соединенные Штаты: рост доходов по квантилям, 1980-1989 гг.
Логика этой модели высокодинамичного рынка труда взаимодействует со специфичностью трудовых институтов в каждой стране. Так, исследование германских трудовых отношений показывает, что сокращение занятости в результате введения компьютеризованного оборудования в 1980-х годах было обратно пропорционально уровню защиты рабочих, предоставляемому профсоюзами в отрасли. Однако и фирмы с высоким уровнем защиты были также фирмами с высочайшим объемом инновации. Это исследование показывает, что не существует неизбежности конфликта между совершенствованием технологической базы фирмы и сохранением большей части ее рабочих путем общего переобучения. Эти фирмы были также фирмами с высочайшим уровнем членства в профсоюзах121. Исследование Харли Шейкена, касающееся японских автомобилестроительных компаний в Соединенных Штатах и автомобильного завода Saturn в Теннесси, приходит к сходным выводам, показывая эффективность вклада рабочих и участия профсоюзов в успешном введении технологических инноваций при одновременном снижении потери рабочих мест122.
Именно эти институциональные вариации объясняют показанную нами разницу между Соединенными Штатами и Европейским Союзом. Социальная реструктуризация принимает форму давления на ставки заработной платы и условия труда в США. В Европейском Союзе, где трудовые институты лучше защищают свои исторически завоеванные позиции, чистым результатом является рост безработицы из-за ограниченного вступления в ряды рабочей силы молодых рабочих и из-за раннего ухода из них пожилых людей или рабочих, оказавшихся запертыми в неконкурентоспособных секторах и фирмах123.
Что касается индустриализирующихся стран, они по крайней мере три десятилетия демонстрируют модель разграничения между формальными и неформальными городскими рынками труда, что равносильно гибким формам, распространенным в зрелых экономиках новой технологической/организационной парадигмой124.
Почему и как на заре информационной эпохи происходит эта реструктуризация отношений между трудом и капиталом? Она вытекает из исторических обстоятельств, технологических возможностей и экономических императивов. Чтобы воспрепятствовать сокращению прибылей, не запуская инфляции, национальные экономики и частные фирмы с начала 1980-х годов воздействовали на трудовые затраты либо путем увеличения производительности без создания дополнительных рабочих мест (Европа), либо путем снижения затрат на создание значительного количества новых рабочих мест (США). Профсоюзы, главное препятствие для односторонней стратегии реструктуризации, были неприспособлены к представлению интересов новых типов рабочих (женщин, молодежи, иммигрантов), а также к действиям на новых рабочих местах (офисы частного сектора, высокотехнологичные отрасли промышленности) и к функционированию в новых формах организации (сетевое предприятие в глобальном масштабе)125. Когда необходимо, политически инспирированные наступательные стратегии помогали историческим/структурным явлениям, работающим против профсоюзов (например, наступление Рейгана на авиадиспетчеров, Тэтчер - на угольщиков). Но даже социалистические правительства во Франции и Испании, когда давление конкуренции мешало резко отступить от новых управленческих правил глобальной экономики, продолжали изменять условия рынка труда, тем самым ослабляя позиции профсоюзов.
Эти исторически новые отношения между капиталом и трудом стали возможными благодаря использованию мощных информационных технологий и организационных форм, питаемых новой технологической средой. Способность собирать и рассеивать рабочую силу по конкретным проектам и задачам где угодно и в любое время создала возможность появления виртуального предприятия как функционального единства. В дальнейшем это стало вопросом преодоления институционального сопротивления развитию такой логики и/или получения уступок от работников и профсоюзов из-за потенциальной угрозы виртуализации. Экстраординарное увеличение гибкости и приспособляемости, ставшее возможным при новых технологиях, противопоставило жесткость труда мобильности капитала. Это сопровождалось непрестанным давлением с целью сделать трудовой вклад возможно более гибким. Производительность и прибыльность возросли, однако труд потерял институциональную защиту и стал все больше зависеть от индивидуальных условий сделок на постоянно меняющемся рынке труда.
Как это было на протяжении большей части человеческой истории, общество разделилось на победителей и побежденных в бесконечном процессе индивидуализированных неравных сделок. На этот раз было мало правил, касающихся того, как выигрывать и как проигрывать. Квалификации оказалось недостаточно, поскольку процесс технологического изменения ускорил свой темп, постоянно повышая требования к квалификационным качествам. Членство в корпорациях, даже гражданство перестало быть источником привилегий, так как ускоренная глобальная конкуренция постоянно перекраивала изменчивую геометрию работы и рынка. Никогда труд не играл столь значимую роль в процессе создания стоимости. Но никогда рабочие (безотносительно к их квалификации) не были более уязвимы для организации, ибо они стали "подтянутыми" индивидами, которые отданы на откуп гибкой сети и местоположение которых в этой сети неизвестно ей самой.
Таким образом, на поверхности общества становились/становятся дуалистичными, с увеличивающимися верхним и низшим слоями на обоих полюсах профессиональной структуры, при сжимающейся середине, причем темп и пропорции соответствующего процесса зависят от положения каждой страны в международном разделении труда и от ее