«Скачеши, яко козел, высоко, но бойся, да не поползнешися глубоко…» Феодосий Яновский - ревнитель и хулитель деяний Петра Великого

Историк С.М. Соловьев назвал Феодосия Яновского Никоном XVIII века. Действительно, Яновский был таким же «собинным другом» Петра Алексеевича, как и патриарх Никон Алексея Михайловича. И так же отстаивал позицию православной церкви «священство выше царства» в вечном диалоге светской и гражданской власти. Но, как и Никон, проиграл этот спор и оказался в заточении.

Место рождения польского шляхтича Феодора Яновского – Смоленщина. В XVII столетии за Смоленск и его окрестности шла борьба между Россией и Польшей, история эта полна героических и драматических страниц. В XVII веке Смоленск переходил из рук в руки, но в то время, когда там родился Феодор Яновский (в середине XVII века), город принадлежал католической Польше. Тем не менее, православные традиции в городе были велики, и учиться Феодор отправился первоначально в Киево-могилянскую академию, а затем уже продолжил обучение в заграничных польских училищах. Хотя есть и другая версия, - что обучался Феодор в Московской Заиконоспасской академии. Феодосий считался человеком образованным, имел большую библиотеку латинских книг.

Уже в начале своей монастырской службы Феодосий проявил непокорных характер и выступил против тирании архимандрита своей обители, за что в оковах был отправлен на исправление в Троице-Сергиев монастырь. От наказания Феодосия спас Иов - будущий митрополит Новгородский. На несколько лет владыка Иов стал покровителем Феодосия Яновского. В 1701 году митрополит Иов рукоположил Феодосия в игумены, а затем помог занять пост архимандрита Новгородского Спасо-Варлаамиева Хутынского монастыря.

Как известно, игумен православной обители не только выполняет служение настоятельское, но и должен быть хорошим хозяйственником. Как раз жилка предпринимательская у Феодосия была. Человек энергичный, обладавшим практическим умом, он к тому же имел польское (то есть западное!) происхождение и, следовательно, во многих церковных вопросах был чужд староцерковного консерватизма. Не случайно царевич Алексей Петрович и его окружение считали Яновского проводником протестантского духа, «вводителем люторских обычаев» в России. Но как раз такие люди были симпатичны царю Петру, а потому, однажды встретившись с молодым государем, Феодосий уже не расставался с ним. Петр Алексеевич назначил его в Петербург «духовным судиею» для заведования церквами и духовенством городов, которые были завоеваны в ходе Северной войны: Ямбурга, Нарвы, Копорья, Шлиссельбурга, а главное - строящегося Петербурга. Здесь Феодосий смог проявить свои таланты и рачение. В новых российских городах строились православные церкви, на присоединенных землях обустраивались обители. Но главным детищем Феодосия стал Александро-Невский монастырь в новой столице государства. Из приписных вотчин на строение шли обильные доходы, доставлялся материал и работники; для служения в обители было велено прислать «доброжительных иноков» со всей России и «ученых» монахов из Малороссии. Последние, впрочем, ехали на север с большой неохотой, считая это своего рода ссылкой.

Кроме того, в Невском монастыре Феодосий завел школу, дабы растить «надежду архиерейства». Сюда были присланы из каждой епархии «по три человека поповских детей 15-20 лет»; могли отдавать своих детей в обучение и светские обыватели. Архиерейская школа стала «рассадником учителей» - её выпускники становились преподавателями местных епархиальных училищ.

Новый монастырь был поставлен выше всех других русских монастырей, как и его настоятель. Архимандрит Феодосий получил исключительные преимущества: право употреблять при богослужении епископскую митру, носить андреевский крест и на черной мантии иметь зеленые бархатные скрижали; кроме того, Феодосию было позволено носить крест на митре. Это свидетельствовало о непомерных амбициях архиерея. Первенствующее место в среде церковной иерархии было упрочено и тем, что при учреждении Синода Феодосий был назначен первым синодальным вице-президентом и, вместе с Феофаном Прокоповичем фактически руководил новым церковным учреждением. Феодосий пользовался большим влиянием, чем глава синода Стефан Яворский и этот авторитет покоилось не на его официальном положении, а на его близости к царю. Феодосий исполнял «особые» поручения государя, сопровождал царскую чету в путешествии за границу (Петр ездил лечиться «на воды»). К нему обращались с просьбами вельможи, заискивали перед ним и сам «полудержавный властелин» Меншиков писал ему почтительнейшие письма.

Однако как раз близость к царю сослужили Феодосию недобрую службу: архимандрит успел нажить себе множество врагов. Против него выступала, прежде всего, староцерковная партия. В кругу царевича Алексея Петровича прямо говорили, что царь любит невского архимандрита за то, что тот ему разрешает «на вся»: в посты есть скоромное, перенимать иноземные обычаи. Да и сам Феодосий никогда не отличался монашескими наклонностями, вел жизнь открытую и почти светскую, даже хотел завести у себя ассамблеи по типу петровских. Царь часто бывал у него в гостях и веселился. Кроме того, известно было, что Феодосий любил подарки (Петр, Екатерина и российские «олигархи» не скупились на бриллианты для церковной утвари), вымогал взятки и расхищал церковную собственность. После «руководства» в его епархии «не сыскалось» многих драгоценностей в церквях и обителях.

Не удивительно, что бывший покровитель Феодосия Иов, отношения с которым весьма обострились из-за неблагодарности бывшего своего сотрудника, весьма резко отзывался о «зловольстве» невского владыки. Иов писал игумену, не стесняясь в выражениях: «освоеволился еси, нимало покорен быв Богу.. Изторже бо тя, яко звезду из небесе, злый вселукавый супостат диавол и, обуздав тя яко клячу худую, водит тя и на тебе ездит, величаяся яко на свинии, в совершенную погибель вринет и порадуется о погибели души твоея...». Иов увещевал бывшего ученика: «Скачеши, яко козел, высоко, но бойся, да не поползнешися глубоко. Уврачися, брате, от лютых сих, молю тя, не вдавайся в волю диаволю... Аз тебе скажу: буй еси, не наказан, грубянин, селчуг не людской, вепрь дивий, свирепому зверю подобно нравен еси, вельбуду гневнивому подражатель еси... Отвергни от себе упрямство и непокорство, и буди благопокорлив, и будеши истинный Феодосий архимандрит, человек истинен, благ, кроток, терпелив, благодарен, ошаяся от всякого злонравия».

И все же, пока здравствовал император Петр Алексеевич, архимандрит Феодосий не боялся и не слушался никого. Фортуна изменила ему после смерти Петра. По официальной версии, угроза опалы нависла над бывшим сподвижником императора за то, что он непочтительно отозвался о смерти Петра. Феодосий заявил, что эта смерть - наказание Божие за то, что царь посягнул на церковные имения. «Государь блаженной памяти весьма тщился ниспровергнуть сие духовное правительство и для того нас утеснял штатами и недачей жалованья; а теперь смотрите, отцы святые, мы живы, а он умре», - злорадствовал Феодосий и прибавлял: «Болезнь-де государю пришла смертельная от безмерного женонеистовства и от Божиего отмщения за его посяжку на духовный и монашеский чин, который хотел истребити. Излишняя-де его охота к следованию тайных дел показует «мучительное его сердце, жаждующее крови человеческие». Обличительные речи Яновского не остались незамеченными. Тут же пошли слухи о том, что Феодосий будто бы замышлял переворот, с тем, чтобы сделаться самому патриархом. Подобные «папские замахи» архиепископа задевали интересы главного соперника Феодосия - Феофана Прокоповича. Столкновение их было неизбежно, нужен был лишь «казус белли» для начала войны. И повод тут же сыскался.

Окончательно сгубила Феодосия его несдержанность: он выказал неуважение к императрице Екатерине Алексеевне. Впоследствии было установлено, что новгородский архиерей не считал Екатерину истинной государыней и издевался в неприличных выражениях над её плачем при гробе покойного супруга. По Соборному уложению 1649 года «хулы» на государя карались смертной казнью, - вспомним, к примеру, участь Аввакума и его соузников по Пустозерскому острогу. Феофан Прокопович лично сделал донос на соперника, и припомнил разные его непристойные выходки. На конфиденциальное совещание по делу Яновского были приглашены высшие государственные сановники: граф Головкин, адмирал граф Апраксин, граф Толстой и члены Синода (Феофан Прокопович и три архимандрита). Феодосий оправдывал себя тем, что говорил все не по злобе, а «от глупой ревности». Но иерею припомнили еще и то, что в 1724 году у себя в епархии он привел подчиненных к особой присяге на верность себе. Феодосий велел повиноваться «собственной моей правильной власти, великому господину Святейшего Правительствующего Синода вице-президенту преосвященному Феодосию». Это было прямое посягательство на верховную власть. Масла в огонь подлили и бывшие соратники Феодосия. Один из них писал о нем: "Бывый развращенный, зависти и самолюбия исполненный, невский архимандрит и новгородский архиерей, яко хищный волк прокрался в овечьей коже; только себя любил, а братию весьма ненавидел; еще он же, по острожелчию своему, дненощно вымышлял, как бы брату своему пакость сотворити…Он, злочестивец Яновский, он же шаленый козел…многие соблазны пред народом бесстыдно творил и на пакость многим оскорбление чинил, и святых угодников и святейших иерархов различными хулы ругал».

Честолюбие подвело Яновского. 27-го апреля 1725 года государыня приказала арестовать архиерея новгородского Феодосия за его «злоковарное воровство», за «злохулительные слова про их императорское величество», за расхищение церковных ценностей. И дабы неистовый игумен «не мыслил впредь чинить некоторый злой умысел на российское государство, сан с него Феодосия архиерейский и иерейский снять и быть ему простым старцем». 12-го мая, с барабанным боем, был публично объявлен приговор, по которому Яновский, вместо заслуженной смертной казни, ссылался в дальний северный монастырь. Местом заключения «чернеца Федоса» был выбран Николо-корельский монастырь на Белом море. Здесь старца заточили в подземную келью под церковью. Как свидетельствуют документы, он просил себе духовника, исповедался, причастился и просил причащаться почаще в церкви, «в епитрахили с поручами», как архиерей, но Тайная канцелярия этого не позволила, - велено было давать ссыльному причастие лишь однажды в год, в его темнице.

Уличенный в «предерзостных упротивностях», Феодосий не смирился и в опале. Его охранники показывали, что Феодос «сердяся говорил: доколе будет тиранство над церковью, дотоле добра надеятися невозможно». Вспоминал опальный иерей и святого митрополита Филиппа, удавленного во дни царя Ивана Васильевича, «за которое-де убиение искоренил Бог царское его племя, так что по нем не осталось наследника на царство российское».

О подобных речах донесли и в скором времени участь узника ухудшилась. Чернеца Федоса перевели в другую, худшую тюрьму в том же монастыре, холодную и сырую. По свидетельствам очевидцев, его поместили в каменную тюрьму под церковью, в которой предварительно был снят деревянный пол и разрушена печь. Камеру запечатали особой печатью, и узника стали называть «запечатанным старцем». Правда, через некоторое время сжалились над узником и дали ему темницу «получше». Но было уже поздно – невыносимые условия жизни сделали свое дело. 5-го февраля 1726 г. Федос умер в своем заключении. Тело его велено было сначала доставить в Петербург, но потом распорядились похоронить его по дороге в одном из монастырей — Кирилловом или Александро-Свирском. Гроб привезли в первый монастырь и здесь предали его земле.

Так закончил земные дни потомок польских вольнолюбивых шляхтичей Федор Михайлович Яновский, который «взлетевши высоко», не сдержался – выступил супротив «власть предержащих», а потому не удержался на достигнутых вершинах и окончил жизнь «поползнешися глубоко». Ситуация, впрочем, весьма хрестоматийная для истории русского и польского диссидентства.