32. Мордовская семья и воспитание детей (свадебные обряды, воспитание детей, форма брака, структура семьи, родильные обряды, социализация детей, терминология родства)

Брачные отношения мордвы заметно отличались от домостроя русских семей. Во-первых, брак в селах заключался в основном по любви. Никаких насильст-венных действий родителей в плане выбора невесты или жениха не практикова-лось. Во-вторых, практичные мокша и эрзя искали в будущих жёнах прежде всего добрых помощниц, на которых можно было бы бесстрашно возложить все тя-гости домашнего хозяйства. Но главное — они должны были активно пополнять дом детишками — будущими работниками.

Признаком женской красоты для мордовского мужчины были толстые ноги, но сама прелестница при этом не должна была отличаться чрезмерной дород-ностью : «Жила-была одна девка Сыржа — толста, как дуб кряковистый, и ноги у неё, как поленья. Хороша была Сыржа, и много парней за ней ходило ...»

Семья, в которой подрастали будущие невесты, задолго до замужества задумывалась над тем, как выгоднее всего сбыть их с рук. Такой товар не-обходимо показывать лицом и при этом поста-раться как можно сильнее раззадорить «покупа-теля», поэтому девушек на выданье всячески ба-ловали подарками, красивыми одеждами и кор-мили от души. Потенциальная жена пользовалась в родной семье почетом и особым покровитель-ством. «Правда, случается иногда, что девушка начинает скучать и дурить, грозя родителям уй-ти в монахини. Такая напускает на себя важ-ность, читает молитвы и требует от отца по-строить ей келью. Вся семья ухаживает за «христовой невестой», отказавшейся от мир-ских благ, и никто не попрекает её бездельем, так как на «черничке» лежит обязанность про-сить у Бога благосостояния для своего рода. Та-ким образом, между ними устанавливаются от-ношения «рука руку моёт». Но нередко бывает, что «монашка» всё же выходит замуж, и, как пра-вило, с богатым приданым, которое она собст-венноручно заработала на мирских подаяниях от

чтения молитв и свершения различных церковных обрядов.

У мордовского народа не было определенного возраста вступления в брак. Ориентировались в основном на половое созревание юноши. В ходу была такая остроумная поговорка, основанная на жизненных наблюдениях : «Если держит на х.. ведро, может сдержать и бабу».

С крепостной мордвой дело обстояло иначе. По закону, на молодую девушку, вдовца и вдову нельзя было накладывать оброк. Поэтому барин выдавал зрелых женщин за маленьких мальчиков, а девочек за стариков, в таком случае один из супругов выполнял двойную норму работы. Из-за такой возрастной несправед-ливости в семьях происходило много бытовых убийств : жёны душили малолет-них мужей, и наоборот.

Родителей, которые не отдава-ли своих детей в такую брач-ную кабалу, нещадно секли роз-гами, и они были вынуждены покориться помещику. «Моей матери было 23 года, когда её отдали замуж за 8-летнего мальчика, — рассказывала жи-тельница мордовского села Ар-чилова Саратовского уездаизвестному этнографу Шахма-тову. — Уснёт её муж вече-ром до ужина на скамейке, а мать переносит его к себе в постель. Под себя она стелила

перину, а под него дерюгу — уж больно муж мочился по ночам. Матушка рас-сердится на своего супруга, побьёт его, а он идёт жаловаться свекрови. Та его уймёт, да и ладно. Так они и жили».

Несмотря на серьёзные намерения в выборе будущей супруги, иногда случалось, что жених отказывался от невесты после того, как ещё до свадьбы воспользо-вался её телом и любовью. Мордва строго судила таких обманщиков, а уважае-мые всеми старики возлагали на злоумышленника большой штраф. Впрочем, по-теря девственности не смущала других претендентов на руку молодой женщины. Мордовские женихи были не особо разборчивы на этот счёт.

«Не беда, если девушка не смогла уберечь себя до брака, так как венец покры-вает все грехи. Любезна та жена, которая нарожает много сыновей и дочерей, а девушка, которая увлеклась и родила ребёнка до брака, только доказала, что не бездетна. Стыда в этом нет, виноват тот, «кто на телеге проехал и сле-ды оставил». При этом считалось, что незаконный приплод — доброе подспорье в хозяйстве, и мордва на этот счет поговаривала : «Чей бы бычок не скакал, а те-лёночек наш !» И так как невинность девушки не была непременным условием вступления в брак, то и её отсутствие не влекло никаких последствий ни для не-весты, ни для её родителей. Но зато непременным условием порядочности моло-дого мужа являлось молчание по поводу чужой «телеги», которая «наехала» на его жену.

В сексуальном плане мордва была более раскре-пощена, чем русские, и не боялась доставить себе «райское наслаждение». Чувственность и гусар-ские похождения «налево» не считались смерт-ным грехом. Даже в браке далеко не всегда соб-людалась супружескую верность. «Грешат и му-жики, которые уходят на промыслы, грешат и бабы, остающиеся на долгое время одни. И ник-то из них особенно не обижается, когда узнаёт об изменах, как говорится, «на то и поле, чтобы его пахали». Обычно жена пожурит завертевше-гося мужа, и всё снова войдёт в обычную колею. А мужик на такой ничтожный факт, как загул бла-говерной, вообще не обращает никакого внима-ния, если она не приносит в дом ребёнка со сто-роны. При этом оба они не подвергались общест-венному презрению, если дело, конечно, не шлоо бесстыдном разврате. Но такие случаи никогда

е выходили за стены дома, так как мордва трепетно относилась к своей личной жизни.

Когда любовное дело заканчивалось свадьбой, родители жениха доставали из своих денежных запасов, отложенных на чёрный день, от 80 до 100 золотых руб-лей и закатывали пир горой. В зависимости от платежеспособности семьи тор-жества длились от недели до месяца, и селение еще долго не успокаивалось пос-ле справленной в нем свадьбы. Зачастую такие мероприятия служили причиной демографического взрыва в населённом пункте.

Главными действующими лицами на свадьбе кроме брачующихся и роди-телей были сваха и дружок жениха, на которых лежала обязанность соб-люсти все необходимые традиции, часть из которых относилась ещё к языческим временам.

Но долгое время у практичной мордвы было при-нято воровать невест. Такое явление в народе на-зывалось «самокруткой». Этот обычай практико-вался охотно, потому что в таком случае можно было обойтись без всякого пира. Зачастую краса-вица с толстыми ногами и не подозревала, что нравится будущему мужу, который без согласия родителей решил сделать её своей женой. Как правило, добрый молодец с товарищами карау-лил возлюбленную поздно вечером, когда та воз-вращалась домой, и, захватив в «плен», увозил её к себе. Злые языки прибавляли, что девушки не особо рьяно защищали свою честь, лишь слегка царапались и кусались, что ещё больше возбуж-дало пыл нежданного супруга.

Но если невозможно устроить даже худой мир, то лучше разойтись от греха по-дальше, иначе жди убийства. При разводе муж обязан был давать жене на пропи-тание. Дети брались по взаимному соглашению, либо этот вопрос безапелляци-онно решали старики. Несовершеннолетних детей, как правило, присуждали то-му из родителей, который мог предоставить гарантии, что у него есть возмож-ность безбедно содержать их. Но отец не обеспечивал детей, отданных матери, и наоборот.

«Женщина в мордовской семье имела больше прав, чем в русской. Она пользо-валась большим влиянием на мужа, и обычно тот всегда советовался с ней по важным вопросам. Русских присловий, типа «курица не птица, баба не человек», мордва не признавала. Напротив в её быту ходили пословицы «Муж говорит, жена думает» или «Не верь мужу, спроси у жены».

Бить хозяйку дома тоже было не принято. Мало того, такие мужья презирались за то, что не смогли ужиться с супругой. «Обходись с соседом рублём, а с женой лаской», — поучали своих сыновей мокша. Даже в случае измены благоверной кулачная расправа допускалась лишь на месте преступления : «Поздно тёлку бить, если дал быку залезть». А когда жена не слушается мужа, виноват он сам, так как не сумел заставить её уважать своё слово и желание. «И собаку прима-нишь, и кошку, а вот бабу труднее всего», — считали эрзя, но, по их мнению, эта трудная задача выполнима, если окружить женщину любовью и лаской.

Брачное сожительство, как считала мордва, заканчивается смертью одного или обоих супругов, и неизвестно, «соединяются ли любившие в этом мире там, на небесах, или же остаются на век разъединенными».

То, что описано выше, относится в основном к мордве XIX–начала XX века. Ра-нее, в дохристианский и раннехристианский период жизни мордовского народа, обычаи были несколько иными. Так, в дохристианский период у мордвина могло быть несколько жён. Свидетельства об обычае полигамии сохранились в мор-довском фольклоре. Так, в одной из песен говорится об очень богатом эрзянине, имевшем «семь взятых жен» и «семеро детей мальчиков». Но нескольку жен имели обычно люди состоятельные, представители господствующего класса — князья, мурзы.

Однако подобных браков у мордвы было, по крайней мере в начале XVIII века, мало, двоеженство к этому времени сходило на нет. Так, по всему Алатырскому уезду составитель вышеуказанной переписной книги записал 31 такую семью.

У мордвы долгое время существовал обычай при заключении брака давать моло-дой жене новое, "жизненное", имя — в определенном порядке в соответствии с возрастом их мужей.

В такой роли они отчасти бытуют до сих пор у морд-вы-мокши без прибавления слова ава (маза 'жена стар-шего брата', тязя 'жена вто-рого брата', вяжа 'женатретьего брата', пава' чет-вертого', тятя 'пятого'). В русских переписных книгах в виде личного имени Урь-ва фигурирует и само словоурьва (от уре 'раб, рабыня, служанка' и ава 'женщина') — термин, которым мордва обозначает сноху.

«Жизненных» имён для номинации снох первоначально, вероятно, было больше. Ведь снох в больших, неразделенных, семьях, нередко насчитывавших по не-скольку десятков человек, было также много. Позднее, с распадом таких семей на малые, круг терминов свойства сузился, часть их трансформировалась в обычные женские имена.

Идентично образованными титулами, также ставшими затем просто именами, мордва называла не только снох, но и женщин, имевших в свое время в мордов-ском обществе иной социальный статус. Например, титулами кирдява, инява, скорее всего, назывались жены мордовских правителей — кирди, инязоров, кана-зоров (от ине ‘великий', азор 'хозяин, владыка'; кан 'хан', азор 'хозяин, владыка'); термином покшава (от покш 'большой, большая', ава 'женщина') титуловались жены покштяев — глав родов.

Мордовская свадьба – одно из самобытных явлений в жизни мордвы. Свадебные обряды как у эрзян, так и мокшан отличались большой сложностью и разнообразием.

Традиционную мордовскую свадьбу можно назвать народной музыкальной драмой, в которой остродраматические эпизоды, связанные с уходом невесты из отчего дома (плачи, песни-монологи, обращение к родителям и подругам, к родным местам и окружающей природе), перемежаются с жизнерадостными сценами, проходящими в доме жениха. Жениху и Невесте, заключающим брак по обоюдному согласию и любви, а также родным и близким приходится входить в образный мир народной поэзии. Все это требует специальной подготовки, выучки. Невеста в течение нескольких вечеров причитывает, прощается с родным домом, откуда ей «так не хочется уходить» в дом «ненавистного поработителя», укоряет родителей, «продающих» ее «в рабство ногайскому князю» и т.д.

Заключение браков традиционно являлось делом их родителей и родственников. Часто при выборе невесты основное внимание обращалось на имущественное положение ее семьи, трудолюбие и здоровье девушки. По возрасту невесты бывали иногда старше своих женихов.

Оформление брака обычно происходило по полному свадебному обряду. Мордовскую традиционную свадьбу можно разделить на несколько этапов, каждый из которых имел строго очерченную композиционную завершенность, нередко сопровождаемую древнейшими формами символико-магических мотивов.

Начинался свадебный цикл со сватовства – ладяма (м.), ладямо (э.). Перед тем, как отправиться сватать невесту, отец жениха приносил жертвы богам-покровителям дома, двора и умершим предкам. Затем отрезал от хлеба горбушку, вынимал из нее мякиш и заполнял медом. Ночью верхом на лошади он ехал к дому невесты и клал горбушку на воротный столб. Потом стучал кнутом в окно, говорил хозяину, что приехал сватать дочь, и быстро уезжал. Отец девушки со своими сыновьями или братьями устраивал за ним погоню. Если им удавалось догнать отца жениха, то ему возвращали хлеб с медом, а самого избивали. В противном случае отец девушки, подъехав к его дому, тоже стучал кнутом в окно, соглашаясь выдать дочь за сына хозяина.

Второй этап сватовства, собственно само сватовство – ладяма (м.), ладямо (э.). Во время него договаривались о расходах на свадьбу, о количестве приданого и т.д. В качестве приданого родители обычно давали дочери одежду, а также по молодой матке от каждой породы скота. После успешных переговоров сваты надевали рукавицы и били по рукам. В доме невесты собирались ее родственники, каждый из них приносил с собой каравай хлеба. Уходя домой, они брали взамен хлеб, испеченный в доме невесты, что символизировало союз двух семей.

Окончательно просватанными считались молодые люди лишь после третьего этапа сватовства – чиямо (э.), прокс симомась (м.). – окончательной пропой. После него девушка переставала ходить на посиделки и начинала готовить подарки к свадьбе.

Последним этапом сватовства является назначение дня свадьбы шинь путома (м.), чинь путома (э.). Родители жениха с двумя-тремя родственниками отправлялись к новому свату назначить день свадьбы, то есть день приезда свадебного поезда за невестой. С этого дня до самой свадьбы невеста должна была причитать утром и вечером, прощаясь с родным домом, с вольной девичьей жизнью.

Центральным этапом свадебного цикла была свадьба в доме жениха и невесты. В доме невесты свадебные обряды начинались с угощения невесты её родственницами кашей. Этот обряд называется ям ярхцама (м.), кашань ярсамо (э.).

Широко распространенным предсвадебным обрядом было мытье невесты в бане – стирень баня (м.), тейтерень баня (э.). Во время мытья невеста причитала, свое замужество приравнивала к смерти. Обряд укладки сундука (парьнянь вачкама –м., парень вачкамо – э.) – важный момент мордовской свадьбы. Он был не только знакомством с материальным благосостоянием невесты, но и должен был «обеспечить» ей счастливую семейную жизнь. Вначале парь очищали от «нечистой силы» (обводили зажженной свечой, иконой, сыпали щепотку соли), затем на дно клали деньги, хлеб, лепешки, иногда посуду, чтобы «сундук всю жизнь не был пуст, чтобы молодые жили богато». В некоторых местах для невесты клали чашку и ложку для еды. Затем начинали укладывать рубашки, при этом перечисляли назначение каждой рубашки: «на жнитво», «на праздник», «коноплю дергать» и т.д.

Утром в день свадьбы родственницы жениха в доме его родителей пекли свадебные пироги, их насчитывалось от 5 до 9. Каждый пирог имел свое название и назначение. Самый большой и важный из пирогов лукш (м.), лувонь кши (э.) преподносили отцу невесты.

Главную роль в свадебном поезде играла сваха (кудава). Ею не могла быть девушка, беременная женщина или вдова. Вторым лицом по почету и важности являлся торонь канды (м.), уредев (э.). Его обязанность охранять жениха и весь поезд от порчи и распоряжаться столом. У невесты заступниками (урьвалят) были ее родственники или двоюродные братья.

Первая встреча и знакомство молодых происходила у постели, которая зимою и летом, за неимением отдельных комнат, готовилась обычно в конюшне или амбаре. Туда жених приходил заранее, а затем туда же приводили невесту, которую со словами: «Волк, вот тебе овца!» вталкивали к мужу.