«Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного как образец раннесредневековой варварской историографии.

(по Эрлихману)

Руководствовался «истинным законом истории» (предисловие). Представления заимствовал у Тацита: сохранить память о добродетели и устрашить бесчестных позором. Но «История» Беды – не просто галерея добрых и злых деяний. Согласно христианской концепции линейной истории, деяния выстроены в единую цепь и подчинены единой цели – спасению во Христе.

Двойная парадигма «Истории»: опиралась на всемирные хроники Павла Орозия и Евсевия, но также и на «Церковную историю» Евсевия. Беда, знавший последнюю в латинском переводе Руфина, попытался сделать для английской цекви то же, что Евсевий – для церкви вселенской. Тема его «Истори» – распространение христианства, гонения и казни, мученики за веру, борьба с ересями, преемство епископов. История Ц – продолжение апостольской проповеди. Поэтому осуждал или просто не замечал то, что противоречило примеру апостолов – стяжание церковью богатств, равнодушное или небрежное отношение пастырей к своему долгу.

История Беды на пересечении двух жанров (хроники и истории) и двух эпох. 8-9 вв. – это время, когда отходила в прошлое эпоха утверждения веры, связанная с деятельностью святых отшельников и отважных миссионеров (не боявшихся мученического венца) и начиналась эпоха унификации церковного управления и доктрины. Святых сменили администраторы. Симпатии Беды принадлежали первым, хотя он уважал и вторых (Теодора и Вилфрида, а энергичному Бенедикту предпочитал кроткого Кеолфрида). Восхищается св. Кутбертом и строгостью жизни ирландских монахов (ъотя и придерживались «неправильной» Пасхи).

Основа Ц – мученичество и чудо. Мученики – на периферии, а чудеса в центре. Чудо (независимо от причин – естественных, психологических или случайных совпадений) подтверждает Божию мощь и Его заботу о людях, обращает неверующих и укрепляет сомневающихся. Рассказы о чудесах органично вписываются в повествование Беды, в отличие от светских историй Григория Турского.

Продвижение от языческой племенной раздробленности к христианскому универсализму. Единство народов в божественной мудрости и божественном языке (латыни). Универсализм не политического плана (в отличие от Каролингов). Важно единство государств в лоне Римской церкви – западной, католической, но еще не в оппозиции Востоку. Смысловой центр ИБ – собор Витби. Победа вселенской Ц над сектами. Обоснование правильной даты Пасхи дается дважды. Речь Вилфрида заимствована, по-видимому, у Эддия, но расширена, возможно, по примеру Фукидида (что должны были произносить герои в соответствующих обстоятельствах). Скрыл политические причины принятия римской Пасхи, но подчеркнул духовные – необходимость для верующего достигнуть Царства Небесного.

Реорганизация английской церкви после победы римского обычая. Ц как основа единения государств. Усовершенствовал церковное управление на местах путем разукрупнения диоцезов и создания местных приходов (фигура приходского священника), развернул миссионерскую кампанию (Нидерланды и Германия). «Конечно, Теодор вызывал восхищение Беды, но он принадлежал к тому же типу «администраторов», глубинно чуждому автору Истории».

Апологет Рима, Беда высоко оценивает вклад других народов и ценит их своеобразные черты – аскетизм ирландских подвижников ставит чуть ли не выше энтузиазма и учености римских миссионеров. «В христианском универсуме Беды сосуществуют римлянин Августин, грек Теодор, ирландцы, англосаксы – все, кроме бриттов, отказавших англосаксам в просвещении. Еще Ассер (валлиец) ставил в заслугу Альфреду крещение датчан-викингов («не в пример высокомерным бриттам»).

Светская история интересует Беду лишь в плане влияние Ц на общество. Не хотел обращаться к кельтской или англосаксонской эпической традиции. В королях оценивает благочестие или отступничество от веры. При всем богатстве риторических оборотов, восходящем к античным образцам, в Истории почти отсутствуют психологические и даже чисто внешние характеристики героев, которыми богаты французские источники начиная с Григория Турского. Не злоупотребляет он деталями преступлений недостойных правителей, обычными для средневековых хроник.

История англосаксонских королевств начинается с их крещения. «Темный век» списан у Гильдаса. Кульминация повествования – обращение в веру или чудеса. Движущая сила – Промысел Божий, а политическим мотивам и конкретным поводам христианизации уделяется мало внимания. Личное желание папы Григория и женитьба Этельберта на христианке Берте. Картина распространения веры идиллическая. Попытки вернуться к язычеству вызывают кару свыше. Отрицательное отношение или невнимание к нехристианизованным областям (Мерсия и Уэссекс). В Кенте идолопоклонство запрещено через сорок лет; повторные крещения – вера утверждалась нелегко. Общехристианский и общеанглийский взгляд не исключает приоритета Нортумбрии. Эдвин и Освальд, Освиу и Освин – любимые герои. Идеализация? Иной интерес – не к частностям политики, не к борьбе за власть, а небесный закон греха и воздаяния. Нападение Эгфрида на Ирландию и гибель от пиктов.

Разнообразие интересов Беды: география, растительный и животный мир. Но нет чудовищ, фантастики. Оторванность от народной стихии, книжное и богословское образование. Чудеса – знак Промысла Божия. Чудо закономерно. Отвергает светскую поэтическую традицию и превозносит духовную. Мало пишет о быте, повседневности, социальном устройстве (латинские термины-анахронизмы). Нет сведений о язычестве.

Хронология с 55 г. до Р.Х. до 731 г. Пик – середина 7 в. Сведения о политических событиях лапидарны. И все же труд Беды – главный источник по истории древней Англии. На нем основывается Уильям Мальмсберийский и «Англосаксонская хроника». Труд Беды сохранился из-за популярности на континенте. Гальфрид Монмутский соединил Беду и Гильдаса с плодами собственной фантазией. Так Англия объединилась с Британией. Однако это не умаляет значения Беды – опорного пункта для историков.

ИСТОРИКИ ЭПОХИ КАРОЛИНГОВ

1. Связь историописания с политическими запросами времени, с конкретной аудиторией. Историю писали не кабинетные интеллектуалы, а политические и церковные деятели. Нет профессиональных историков: пастыри, ученые, воины. Нет исторической науки, но есть историческое знание, которое играет огромную роль в жизни общества. У него много функций: оно не только сохраняет память о людях и событий. Оно оправдывает и убеждает, наставляет и ниспровергает, доказывает и обучает. Посредством хроник, историй и гестов выражается идеология и система ценностей, происходит консолидация отдельных социальных групп. Вместе с тем оно носит элитарный характер, ориентировано на читающую публику.

2. Историческая реальность представлена в черно-белых тонах, лишена оттенков – в описании персонажей, характеристике событий. Деление на своих и чужих. Нет понятия эволюции, мир воспринимается как вечный и неизменный: в истории все повторяется. Отсюда возможность использования самых разных источников, без оглядки на их своеобразие: увиденное, услышанное, написанное.

3. Историческое знание доступно как клирикам, так и мирянам, но различна их историческая культура. Исторический рассказ мирян более рационален, прагматичен; они не цитируют Библии, редко замечают чудесное, их внимание сосредоточено на событиях повседневной жизни: войны, дипломатия, власть; ищут причинно-следственные связи на земле. Клирики интерпретируют историю подобно священному тексту; их интересуют знамения, пророчества; в истории открывается тайный смысл, причины трансцендентны, светская история укладывается в рамки священной истории.

4. Разные способы освоения исторической реальности: 1) конкретно-рациональный, связанный с античной интеллектуальной традицией (связный рассказ о реальных деяниях реальных людей); 2) образный, мифоэпический, восходящий к германскому варварству, связанный с устной формой бытования исторического знания. Здесь заметны отсутствие единой сюжетной линии, типизация персонажей, вымышленные обстоятельства. Элита и анонимное народное творчество.

Краткая характеристика главных представителей исторической мысли эпохи Каролингов

Павел Диакон: «История лангобардов», «Деяния (геста) мецских епископов», «Житие св. Арнульфа». Сплав античных, христианских и народных германских традиций. Значение Церкви и ее епископов для жизни народа и государства. Арнульф – предок Каролингов. Он организует сакральное пространство, а его потомки распространяют его на подвластные территории. Прагматический смысл: летигимировать положение новой династии.

Эйнхард: «Жизнеописание Карла Великого». Образец: «Жизнь двенадцати цезарей» Светония (1 в. н.э.). Жанр исторической биографии. Память и благодарность. Создано в противовес монашеской ориентации Людовика Благочестивого. Ностальгия по прошлому. Панегирик великому человеку, в котором гармонически сочетались светское и религиозное начало. Жизнь Карла чисто светский характер, компактна, превосходный язык: творец золотой латыни средневековья (Цезарь и Тит Ливий–античности). Влияние Светония лишь в литературных оборотах и категориях фактов, что освободило от налета церковности. Панегирик, образец для подражания. Собственные наблюдения пересиливают схемы. Композиция. Предки (1–4), походы и внешняя политика (5–16), личная жизнь (17–29), кончина (30–32). Фактотворчество на базе Анналов Франкского королевства: Эйнхард не был очевидцем событий, который описывал. Ради возвеличивания Карла о многом умалчивает и многое преувеличивает. Любое столкновение – война (Аквитанская, Баварская, Богемская). Оборона и одни победы. Саксонская война и поход в Испанию – умолчание поражений. Скрывает жестокости (Верденская резня 782 г., казнь 4.5 заложников). Преуменьшая заслуги Пипина, преувеличивает Карла. Преувеличивает любовь мусульман (единственный слон!). Основатель каролингской легенды (Песнь о Роланде).

Анонимное «Жизнеописание Людовика Благочестивого». Важна не хронология, а создание идеального образа, который состоит из библейских и агиографических топосов: умеренность, благоразумие, милосердие.

Нитхард: Главный труд – «Истории» (4 книги). Противопоставляет Лотаря и Карла Лысого. Предельно рациональный стиль, отсутствие библейских реминисценций и богословских рассуждений, политическая тенденциозность в описании борьбы Лотаря с младшими братьями. Воин, политик, аббат Сен-Рикье. Избегает церковной хронологии.

Ноткер Заика. «Деяния (геста) Карла Великого». Облик идеального государя через серию фантастических рассказов. Образ Карла формируется под влиянием библейских моделей, монашеского идеала, германских героических песен. Подбор эпитетов (самый-самый). Сказочный характер дворца в Ахене.

БИОГРАФИИ И БОЛЕЕ ДЕТАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

ПАВЕЛ ДИАКОН (725–799)

Павел–Варнефрид, по прозвищу Диакон, из знатного рода лангобардов, уроженец Фриула – один из первых иноземцев, приглашенных Карлом для развития просвещения в своем королевстве. Его появление во Франкии связано со сложной политической обстановкой того времени. Получив классическое образование при дворе короля Ратхиса, он стал придворным писателем короля Дезидерия и учителем его дочери, по чьей просьбе написал в 774 г. «Римскую историю». Таким образом, ко времени начала италийских войн Карла он был сложившимся ученым. В 776 г., после подавления фриульского восстания лангобардов, когда брат его был увезен Карлом в Галлию в качестве заложника, ему пришлось удалиться в монастырь Монте-Кассино. В 782 г. он обратился к Карлу с просьбой об освобождении брата в форме изящного элегического послания. Карл удовлетворил его просьбу и пригласил в свою Академию, где Павел смог продолжить деятельность придворного писателя, сочиняя церковные гимны, послания, акростихи и эпитафии. Однако через пять лет Павел все же вернулся в Монте-Кассино, где прожил последние годы и завершил свою «Историю лангобардов», начатую, вероятно, по предложению Карла. Его перу принадлежит также «Житие св. Арнольфа», «Гомилия о святом отце Бенедикте» (основателе Монте-Кассино), «Житие святого Григория Великого» (биографе Бенедикта) и целый ряд писем. Его труды обнаруживают глубокое знакомство с предшествующей литературной традицией и показывают высокий уровень развития культуры в придворной среде лангобардов, которые в правление Агилульфа (590–612) отказались от арианства и воссоединились с католической церковью Италии. В творчестве Павла Диакона заметен тот сплав античных, христианских и народно-германских традиций, который к тому времени был характерен также для англосаксов.

ЭЙНХАРД (770–840), уменьш. Нардулус («Маленький Нард»), получил в Академии библейское имя Веселеил, поскольку считался «первым умельцем и распорядителем, владеющим всеми искусствами», и еще – прозвище Муравей, за свое неизменное трудолюбие. Уроженец Майнца, он воспитывался в знаменитой обители Фульда, а в возрасте около двадцати лет, «по высочайшему предписанию» Карла Великого, был направлен аббатом Баугольфом во дворцовую школу в Ахен. Эйнхарду явно повезло: Баугольф вовсе не считал образование главным призванием клирика, но его воспитанник попал «в струю» просветительской деятельности Карла, и настоятель не мог ослушаться – незадолго до появления в Ахене Эйнхарда был обнародован «Капитулярий о науках» (787 г.).

Уже в монастыре Эйнхард прекрасно овладел латинским языком, так что помогал в составлении дарственных на передачу Фульде земельной собственности от частных лиц. Практической деятельности Эйнхард не чуждался и при дворе, являя тем самым образец интеллектуала-администратора, на подготовку которого была направлена образовательная политика Карла.

Целиком дошли до нас два его произведения – «Жизнь Карла Великого» (Vita Karoli Magni) и «Перенесение мощей и чудеса святых Марцеллина и Петра» (Translatio et miracula sanctorum Marcellini et Petri). Прославился Эйнхард как автор биографии Карла, которая носит вполне светский характер и создана по образцу «Жизнеописания Августа» Светония. Уже при жизни Эйнхарда его книга стала предметом подражания, а впоследствии превратилась в канон, которому следовали писатели средневековья. Ее написанию немало способствовало то, что по смерти Карла Эйнхард оставался в большом почете при дворе Людовика Благочестивого и мог пользоваться королевскими архивами, а последние годы посвятил исключительно литературному труду.

НИТХАРД (790–844), сын дочери Карла Великого и поэта Ангильберта, историк и полководец Карла Лысого. Высокое происхождение и прекрасное образование обеспечили ему соответствующее общественное положение и должности. Придворная деятельность Нитхарда, начавшаяся при Карле Великом, в значительной мере протекала при Людовике Благочестивом, однако пик ее приходится на правление Карла Лысого, чью сторону он занял в междоусобицах братьев. В 840 г. выполнял дипломатическую миссию при дворе Лотаря, в 841 г. участвовал в битве при Фонтенуа, в 842 г. входил в состав комиссии по подготовке договора о разделе империи. Его главное сочинение «Четыре книги истории» (Libri quattuor historiarum) было начато по поручению Карла Лысого в 842 г., а закончено год спустя в монастыре Сен-Рикье, где он недолгое время был аббатом. Монастырский поэт XI Микон сообщает в посвященной Нитхарду эпитафии, что тот умер от ран, полученных в бою – скорее всего в 844 г., в сражении между Карлом и Пипином Аквитанским.

«История» охватывает период с 814 до начала 843 г. Начав с панегирика Карлу Великому и дав краткое описание правления Людовика Благочестивого, автор скоро переходит к главной теме – раздорам сыновей императора с 840 по 842 г. Это не простая хроника, но опыт истории политической. Нитхард, очевидец и участник событий, пытается их оценивать, вскрывать причины. Однако его анализ, при недостатке исторической перспективы, носит поверхностный характер. Рассказ его тенденциозен и пристрастен. Наделив Карла и Людовика всеми добродетелями, он чернит Лотаря, рисуя его вероломным, корыстолюбивым, лицемерным. Присутствует здесь также осуждение современности и восхваление прошлого. Сочинение Нитхарда проникнуто пессимизмом, особенно в последней главе, где он рассуждает о связи природных явлений с моральным состоянием общества. Сейчас оно представляет ценность как источник для знакомства с франкской историей 830–843 гг., с деталями быта и социальными отношениями того времени. Кроме того, в нем сохранены подлинные тексты страсбургской присяги, составленной на романском и германском наречиях, от которых произошли французский и немецкий языки.

«Интересная фигура этот Нитгард…» (Тейс, Лоран 1993: 28). Внук Карла Великого, светский аббат из Сен-Рикье, как и его отец, Ангильберт, был одним из последних светских лиц, владеющих книжной культурой. Этот знатный аристократ, абсолютно преданный Карлу, описывает империю до 814 г. как волшебную страну величия и единства. Несогласие братьев приводит его в ужас. По его мнению, грех лежит на Лотаре… Интересно поведение Людовика и Карла в Страсбурге. Слова «император», «короли», «королевства» не употреблялись вовсе – речь шла о Боге, братьях и сеньорах. Личное, частное – вот что в 842 г. обладало реальной силой (1993: 31). Наступала пора феодализма.

НОТКЕР ЗАИКА (840–912) – поэт, историк, богослов, композитор, агиограф. Это последняя крупная фигура Каролингского возрождения, стоящая уже на рубеже X в. Родом из Алеманнии (Швабии), он учился в Санкт-Галлене, а потом стал библиотекарем аббатства и учителем монастырской школы. Его письма отличаются ученостью, изяществом и нежностью.

Монах Эккехард воссоздает его портрет в своей «Истории Санкт-Галлена»: «Видом Ноткер был прост, но духом – ни в коей мере. Языком заикался, но умом – нимало. В предметах божественных был высок, в испытаниях – терпелив. Мягок во всем, но со школярами – строгий наставник. Робок перед неожиданным и внезапным, но тверд, когда его терзали злые духи, ибо им он умел противостоять с отвагою. В молитвах, в чтении, в сочинении он не ведал отдохновения, и чтобы короче описать святость его нрава – был он истинным сосудом Духа Святого». Впрочем, характер имел он живой и веселый, склонный к шутливости. На этом основании ему приписывается стихотворный пересказ народной сказки «О козле и трех братьях».

Как поэт, Ноткер прославился усовершенствованием жанра секвенций, которому он учился у священника, приехавшего в Санкт-Галлен из разоренного норманнами Жюмьежа. По совету своего учителя ирландца Мёнгалла, он стал сочинять собственные секвенции и посвятил их Лиутварду Верцелльскому. Сохранилось предание, что мелодия знаменитой секвенции на Пятидесятницу была подсказана ему шумом мельничного колеса. Как композитор, Ноткер составил краткий учебник музыки на основе трудов Боэция. Как агиограф, сочинил житие св. Галла в стихах и прозе, в виде беседы Ратперта, Ноткера и Хартманна, его ученика, будущего аббата. Как богослов, составил первый в Европе учебник латинской патристики – перечень выдержек из комментаторов Свящ. Писания. Это сочинение имеет вид аннотированной библиографии.

Наиболее интересна деятельность Ноткера как историка. Его «Деяния Карла Великого» написаны по побуждению Карла III Толстого, посетившего Сант-Галлен в 883 г. – последнего из Каролингов, который объединил все бывшие владения своего прадеда. Письменными источниками послужили Эйнхард, «Королевская летопись» и другие сочинения, но главными источниками были устные предания – рассказы его учителя Веринберта, рассказы отца Веринберта, старого дружинника Карла, и т.п. Материал располагается безо всякой хронологической последовательности, анекдот за анекдотом. Слог их жив и легок, хранит следы устного просторечия и очень непохож на ученый язык других сочинений Ноткера. Рассказы о соперничестве монастырей и епископата имеют сатирический оттенок: монах Ноткер с радостью живописует, как Карла наказывал невежество, тщеславие и распущенность белого духовенства.

Образ Карла в высшей степени героизирован и идеализирован. Это уже не историческое лицо, а персонаж народной легенды, идеальный правитель – справедливый, мудрый, добросердечный, грозный для врагов. Это средоточие всех добродетелей, как христианских, так и воинских. «Деяния» интересны не как исторический источник, а как отражение народных представлений о Карле. Пользовались успехом вплоть до XI в.. когда на смену им пришли еще более фантастические сказания о Карле.

Основные особенности средневековой историографии

И.В.Дубровский. Историография// Словарь средневековой культуры. М., 2003. С. 199-209.

Историография – письменный род фиксации исторической памяти. Ее формы и содержание продиктованы культурными стереотипами и задачами, которые возлагаются в данном обществе на историческую память. А также самосознанием историка, его миром ценностей и представлений, специфическим видением предмета, как и его аудиторией.

Понятие истории

История – незамысловатый и правдивый рассказ о минувшем. Отождествление события прошлого и рассказа о нем. «Истории суть истинные вещи, которые были» (Исидор Севильский, 570-636). Геста-деяния – это и сами события, и названия исторических сочинений о них (Видукинд Корвейский, 925-980 и Саксон Грамматик, 1140-1220).

Роль истории в системе средневековых наук невелика. Методологически зиждется на семи свободных искусствах (артес либералес), связана с первой триадой наук, тривием. Из грамматики заимствует идею выбора достойного памяти. Из риторики - требование истинности сообщаемого. Лишь хронографию соотносили с квадривием – астрономией как наукой о счислении времени. Лишена собственных научных правил. Гуго Сен-Викторский (1097-1141): «Привесок к свободным искусствам».

Зависит также от экзегетики, практики прочтения библейских текстов. Историческое прочтение библейского текста – это его буквальное понимание, за которым следует интерпретация аллегорическая (поиск мистического смысла), тропологическая (моральный смыл) и анагогическая (духовный смысл). История – фундамент экзегезы, интерпретация текста лежит за пределами истории. Анализ исторического процесса в средние века – приложение к конкретному материалу библейской экзегезы.

Примечательно почти полное отсутствие теоретических руководств по истории между 1 и 15 вв.

Межу тем у средневековых историков был свой предмет, хотя он и отличался от нашего. Горизонт исторической памяти в средние века – это политическое самосознание. В поле зрения историка не попадали вопросы социальной и хозяйственной жизни. Историк описывал события – войны, политические конфликты, факты истории церкви.

События – чаще всего чьи-то деяния, действия. Ход истории персонифицирован в деяниях королей, князей, епископов. Однако это не означает, что «люди делают историю». Люди мыслятся как исполнители воли Божией, а земная история – как часть истории священной. Эта идея заимствована из Ветхого Завета, а священная история народа израильского служит моделью восприятия исторического процесса вообще. В перипетиях истории дается божественное откровение. История – побочный продукт христианского богословия.

Средневековым историкам нельзя отказать в чувстве времени и пространства. «Нужно разом принять во внимание место и время, где и когда произошли события» (Гуго Сен-Викторский). Несмотря на этно-географические введения к историческим сочинениям и развитие картографии, историческое повествование в средние века оставалось плохо локализованным в пространстве. Ориентация на книжную традицию.

Более впечатляет оригинальная концепция исторического времени – достижение средневековья. В античной традиции история – это всегда история конкретного политического сообщества, время его существования и было временем истории. Исчисление времени велось от произвольно выбранной точки отсчета (Олимпийские игры, основание Рима, налоговые индикты, годы правления императоров). Время одного политического сообщества никак не соотносилось со временем другого.

Исторической памяти германцев вообще было чуждо понятие даты. В германских исторических преданиях время осмысляется как череда поколений предков. Датировать событие – значит назвать их имена. Это родовое, «генеалогическое» время. Лишь в эпоху викингов у скандинавов появляется исчисление времени по королям.

Иудео-христианская традиция принесла идею всемирного времени. История мироздания имеет начало (божественное творение) и получит конец (Страшный Суд, конец света). Отсюда счет лет «от сотворения мира», унаследованный от иудеев.

История мира в христианстве – это осуществление Божиего плана спасения праведных через Боговоплощение. Значение Первого и Второго пришествия Спасителя для истории. Отсюда счет лет от Рождества Христова (Дионисий Малый и Беда). Можно начать любую историю «от Адама» и закончить ее светопреставлением (Оттон Фрайзингенский, 1114-1158). Всякая история мыслится как часть всемирной.

Логика мировой истории – качественная эволюция мироздания между Первотворением и Страшным Судом. В античности и у варваров-германцев преобладала циклическая интерпретация истории. Государства возникают, благоденствуют, умирают. Формы правления сменяют одна другую. Все возвращается на круги своя.

Христианство принесло линейную временную перспективу. Осознание внутренней эволюции, или старения мира, претворилось в учение об особых эпохах, «возрастах» мироздания. Вехи мировой истории – это этапы Божественного откровения.

К ветхозаветному преданию (Даниил 2, 36-45) восходит представление о четырех царствах, или империях. В интерпретации Иеронима – вавилонской, персидской македонской и римской, позже отождествленной с империей германских государей. Завершение последней – конец истории, канун Судного Дня.

Учение Августина (354-430) о шести состояниях мироздания: 1) от Адама до Потопа, 2) от Потопа до рождения Авраама, 3) от Авраама до воцарения Давида, 4) от Давида до вавилонского пленения, 5) от вавилонского пленения до Страстей Христовых, 6) за ними настали последние времени, предел которым положит только Второе Пришествие.

Теологически ориентированное видение истории. Подобные представления не могли эффективно структурировать время «текущей» истории. Относительное летоисчиление сохранялось и в средние века – по году правления императора или короля, от введения городского самоуправления и т.д. Однако возобладало от Р.Х.

Действительное отображение развития мира и общества не входило в число задач средневековых историков, которые стремились отыскать в истории неизменное и преемственное.

Ученый образ истории латинского средневековья сложился в сочинениях Иеронима (ок. 400), Орозия (380-420), Августина (354-430), то есть раньше условной границы между античностью и средневековьем (500) и раньше времени складывания средневековой литературной традиции (6 в.). Иероним заложил основы хронологии, Орозий – политической истории христианского Запада, Августин – средневековую философию истории.

В своих главных чертах этот ученый образ оставался впоследствии неизмененным. Тем не менее, данный круг представлений – не единственный в средневековье. Средневековые авторы учились также на образцах античной истории. «Исторические песни германцев – «древние песни, кои у них единственный род воспоминаний и анналов» (Тацит), «древние песни, в которых поется о деяниях и войнах былых королей» (Эйнхард, 770-840), - начиная с 12 в. получили продолжение в рифмованных хрониках на народных языках. Их составители не были одержимы хронологией и по-своему смотрели на правду истории – недостаточно взыскательно, по мнению представителей церковной книжной традиции. Росла аудитория историографии, повышалась зависимость историков от ее ожиданий и вкусов. Постепенно в историографию проникает культура широких слоев населения, меняя ее обличье.