20 Политическая антрополог

ванных на родстве, к организациям с другим принципом - особенно с принципом «смежного местоположения», который определяет «основу общего политического действия». Это двойное различение лежит в ос­нове постоянно возобновляемых споров. Наиболее часто цитируемой работой остается между тем «Древнее общество» Л.Г.Моргана, вдохно­вителя Энгельса и почитаемого отца большинства современных антро­пологов. Он признает два «фундаментально различных» и показатель­ных для древней эволюции обществ рода правления: «Первое в ходе вре­мен основывалось на личностях и на чисто личных отношениях; оно может рассматриваться как общество (societas)... Второе базируется на территории и собственности; оно может рассматриваться как Государ­ство (civitas)... Политическое общество организовано на территориаль­ных структурах, оно учитывает отношения собственности, так же как отношения, которые устанавливает между людьми территория».⁵ Этот способ интерпретации практически ведет антропологию к тому, чтобы лишить политики большую совокупность обществ. Морган был жерт­вой его собственной теоретической системы, заимствованной в данном случае частично из работ Генри Мейне. Он посвятил несколько глав своей большой работы «идее правления», но в результате он отрицал совме­стимость системы кланов (первобытное общество) с некоторыми фор­мами организации, являющимися, по существу, политическими (ари­стократия, монархия). Он, таким образом, пробудил беспрерывно воз­рождающийся спор в области антропологической теории. В 1956 году И.Шапера снова коснулся его в своей книге «Правление и политика в родовых обществах».

в ) Политологи-антропологи. -Именно после 1920 года разрабаты­вается дифференцированная, явная, а не скрытая, политическая антро­пология. Она исходит из прежней проблематики, но использует новые материалы, результат этнографических исследований. Она снова обсуж­дает вопрос о Государстве, о его происхождении и первобытных прояв­лениях, вопрос, поднятый уже Францем Оппенгеймером в начале века (DerStaat, 1907).

С интервалом в несколько лет публикуются две важныхработы, про­низанные той же самой заинтересованностью. Работа В.С.Маклойда, который использует документацию, собранную американскими этно­графами: W.C.MacLeod. «The Origin of the State Reconsidered in the Light of the Data of Aboriginal North America», (1924). И работа Р.Г.Лови -R.H.Lowie - «The Origin of the State (1927), -которая определяет соот-

⁵ L.H.Morgan. Ancient Society. 1877, h.6 sq., p.61. ■'- <■<■'■

21

Создание политической антропологии

ветствуюшую роль внутренних (ведущих к социальной дифференциации) и внешних (вытекающих из завоевания) факторов в формировании Го­сударств. Это плоды исследований, которые стремятся быть научными, основанными на фактах и совершенно отличными от начинаний поли­тической философии. Проблему начал рассматривает также сэр Джеймс Ж.Фрезер; он рассматривает отношение между магией, религией и ко­ролевской властью; он становится, таким образом, инициатором работ, проясняющих отношение власти к священному. Новые области исследо­вания открыты; некоторые открывают путь познанию и интерпретации экзотических теорий правления: Бени Прасад (Beni Prasad) публикует свою «Theory of Government in India» в 1927 году.⁶ Общие работы поли­тологов начинают содержать краткие антропологические эскурсы; так «History of Political Theories» (1924) А.А.Голденвейзера (Goldenweiser A.A.) содержит особенно намек на политическую систему ирокезов в Северной Америке.

П ервые трактаты антропологии предоставляют очень ограниченное место политическим фактам; трактат Ф.Боаса (F.Boas. «General Anthro­pology») посвящает главу проблемам правления; работа Р. Лови (R.Lowie. «Primitive Society») систематизирует положения автора и дает общую опись главных результатов. Но определяющая антропологическая ре­волюция произошла в 30-е годы, в эпоху, когда множатся эмпирические исследования и вытекающие из них теоретические или медтодологиче-ские разработки. Исследования, посвященные сегментарным обществам (так называемым «безгосударственным»), структурам родства и моде­лям отношений, которые управляют последними, ведут к лучшему вы­членению политической области и к лучшему пониманию ее различных аспектов.

Именно в области африканистики осуществляется самый скорый прогресс; исследуются общества в высокой степени организованные; Дифференциация отношений родства и отношений собственно полити­ческих проявляется там более четко, чем в «архаических» микрообще­ствах. В 1940 году опубликованы три признанные теперь классическими работы. Две из них, принадлежащие Е.Е.Эвансу-Притчарду, содержат результаты непосредственных исследований и включают новые теоре­тические положения. «Нуеры», книга, показывающая общие черты ниль­ского общества, раскрывает в то же время политические отношения и институты народа, по-видимости лишенного управления; она доказы-

Э ходе 20-х годов исследования, посвященные политической мысли индусов, множатся; напомним работы Ю.Гостала (1923), АжираКумара Сен (1926), Н.С.Бандиопадхайя (1927).

22

Политическая антропология

Создание политической антропологии

23

вает возможность существования «упорядоченной анархии». «The Political System of the Апиак» представляет собой исключительно иссле­дование политической антропологии, касающееся суданского народа, соседа нуеров, который выработал две контрастные и конкурирующие формы управления людьми. Третья работа представляет коллектив­ный сборник под руководством Е.Е.Эванса-Притчарда и М.Фортеса: E.E.Evans-Pritchard, M.Fortes. African Political Systems. Она соблюдает компаративистское требование в представлении «случаев» совершенно разных; ее предваряет теоретическое введение, предлагающее набросок типологии; она оценена М.Глюкманом как первый вклад, имеющий це­лью придать научный статус политической антропологии. Правда, от­ветственные за работу отмечают свою дистанцию в отношении «поли­тических философов», озабоченных не столько «описанием», сколько «указанием, какое управление люди должны избрать». Это утверждение вызывает, очевидно, оговорки, но нет специалиста, который бы не про­явил своей признательности этим двум великим антропологам.

После 1945 года число политологов африканистов быстро увеличи­вается. Их исследования являются прежде всего продуктом интенсивной работы, осуществленной на месте событий. Они рассматривают одно­временно сегментарные общества (Фортес, Миддлтон и Тэйт, Сухал, Баландье) и государственнические общества (Надеть, Смит, Маке, Мер-сье, Аптер, Бетти). Они стимулируют теоретические исследования и ре­гиональные синтезы, сравнивающие системы родства; к работам, посвя­щенным обществам с единым происхождением, относится «Tribes without Rulers», опубликованная в 1958 году под руководством Миддлтона и Тэйта; а Государствам восточного межозерного региона посвящена «Primitive Government», опубликованная в 1962 году Л.Мэром (L.Mair). Книга И.Шапера (I.Schapera) «Government and Politics in Tribal Societies» (1956) имеет общее значение, как указывает ее заголовок, хотя она осно­вана исключительно на примерах, относящихся к Южной Африке. Она рассматривает механизмы, обеспечивающие функционирование перво­бытного управления, и проясняет некоторые проблемы терминологии. Что касается более новых исследований, рассматривающих положение после получения независимости, они устанавливают связь между поли­тической антропологией и политической наукой (Аптер, Кольман, Ход-кин, Потехин, Зиглер). Они доказывают необходимость междисципли­нарной кооперации.

Вне области африканистики одна работа доминирует в специализи­рованной литературе; работа, которую Е.Р.Лич посвятил структурам и политическим организациям кашенов из Бирмы: E.R.Leach. «Political

Systems of Highland Burma» (1954). Это исследование придает большое значение политическому аспекту социальных феноменов. Вслед за Наделем (и его предшественниками) глобальное общество и «полити­ческое единство» идентифицируются, между тем как сами общественные структуры рассматриваются в связи с «идеями, касающимися распреде­ления власти между лицами и группами лиц». Е.Р.Лич разрабатывает -и это его главный вклад - динамический структурализм, богатый полез­ными соображениями в области политической антропологии. Он ука­зывает на относительную нестабильность социо-политическихравнове­сий (это «подвижные равновесия», согласно формуле Парето), на сферу действия «противоречий», на разрыв между системой общественных и политических отношений и связанной с ними системой идей. Он застав­ляет рассматривать с большей строгостью вопросы метода.

3. МЕТОДЫ И ТЕНДЕНЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ

В исходном пункте методы не отличаются от тех, которые характер­ны для антропологического способа рассуждений в целом. Они стано­вятся более специфическими, когда политическая антропология, еще неявная, приступает к своим собственным проблемам: процесса форми­рования этатистских обществ, природы первобытного Государства, форм политической власти в обществах с минимальным управлением и т.д. Они приобретают полную оригинальность, начиная с момента, когда политическая антропология становится научным проектом, имеющим в виду весьма определенный предмет и определенные цели. Они испыты­вают тогда влияние установившихся политических социологии - социо­логии Макса Вебера или, реже, социологии Маркса и Энгельса (напри­мер в случае Лесли Байта). Они, тем не менее, извлекают выгоду из про­гресса, состоявшегося в общей антропологии.

Эти методы характеризуются инструментами, к которым они прибе­гают, проблемами, к которым они прилагаются. Недостаточно опреде­лить их, противопоставляя теоретические работы, которые конструиру­ют свою область изучения, основываясь на вкладе местных исследова­ний, работам, которые ограничиваются непосредственной обработкой прямого сбора информации. Нужно дать общее описание этих методов, прежде чем оценить их научную действенность в познании политиче­ской области.

24

Политическая антропология

а) Генетический подход. - Он является одновременно первым в исто­ рии дисциплины и самым амбициозным. Он ставит перед собой пробле­ мы происхождения и долгосрочной эволюции: магическое или/и рели­ гиозное происхождение королевской власти, процесс конституирования первоначального Государства, переход от обществ, основанных на «род­ стве», политическим обществам и т.д. Его иллюстрирует серия работ - начиная с работ первооткрывателей до исторического исследования B.C.Маклойда: W.C.MacLeod. «The Origin and History of Politics» (1931). Он получает некоторым образом свое завершение в этнологиче­ ских исследованиях, которые, будучи вдохновлены марксизмом, связы­ вают его с диалектической концепцией истории обществ.

б ) Функционалистский подход. - Он идентифицирует политические институты в так называемых примитивных обществах, исходя из при­ нятых функций. Согласно выражению Рэдклифа-Брауна, он ведет к рассмотрению «политической организации» как аспекта «общей орга­ низации общества». Фактически анализ знакомит с собственно полити­ ческими институтами (так, с аппаратом королевской власти) и с много­ функциональными институтами, используемыми в некоторых обстоя­ тельствах с политическими целями (так, с «союзами», установленными между кланами или племенами). Этот род рассуждений позволяет опре­ делить политические отношения, возникающие на их основе организа­ ции и системы, но он мало способствует прояснению природы полити­ ческого феномена. Последний охарактеризован в целом двумя группа­ ми функций: теми, которые основывают и поддерживают общественный порядок, устраивая внутреннюю кооперацию (Рэдклиф-Браун), и теми, которые гарантируют безопасность, обеспечивая защиту политическо­ го единства.

в) Типологический подход. - Он продолжает предыдущий. Он имеет в виду определение типов политических систем, классификацию форм организации политической жизни.

Существование или несуществование первоначального Государства, кажется, обеспечивает первый критерий дифференциации: именно он превалирует в «African Political Systems». Эта дихотомическая интерпре­тация теперь оспаривается. Фактически можно создать серию типов, протянувшуюся от систем с минимальным управлением до систем с чет­ко конституированным Государством; прогрессируя от одного типа к другим, политическая власть больше дифференцируется, организуется более сложным образом и централизуется. Простая оппозиция сегмен­тарных обществ и централизованных этатистских обществ кажется тем более спорной, что африканист А.Сухал показал необходимость ввести

25

Создание политической антропологии

по крайней мере третью категорию: категорию сегментарных Госу­дарств.

П омимо этой критики, сам метод поставлен под сомнение; в том плане, что типология иногда уподобляется бесполезной «тавтологии» (Е.Р- Лич). Нужно бы по крайней мере не смешивать и не объединять «опи­сательные» типологии и типологии «дедуктивные» (Д.Истон). Важно было бы открыто признать главную трудность, состоящую в том, что определенные типы «неподвижны»; а согласно четкой формуле Лича, «мы не можем более удовлетворяться попытками, устанавливающими типологию неподвижных систем».

г) Терминологический подход. - Первая маркировка и первая класси­фикация политических феноменов и систем выводит неизбежно на по­пытку разработки фундаментальных категорий. Это трудная задача, требующая в качестве предварительного момента точного отграниче­ния политического поля.⁷ Она остается весьма незавершенной: полито­лог Д.Истон в очерке о политической антропологии утверждает, что предмет этой дисциплины остается плохо определенным, потому что «многочисленные концептуальные проблемы не были решены». Одна из самых далеко идущих инициатив принадлежит М.Ж.Смиту; она вклю­чает стремление строго определить базовые понятия: политическое дей­ствие, соперничество, власть, авторитет, администрация, должность и т.д.; инициатива тем более полезна (своими результатами), что в ней аналитическим способом рассматривается «политическое действие», что­бы выделить общую черту всех систем. Выстроить лексику ключевых понятий тем не менее легче, чем наполнить их содержанием.

Разработка этих понятий должна быть дополнена систематическим изучением местных политических категорий и теорий, являются ли по­следние явными или неявными и каковы бы ни были трудности их пе­ревода. Лингвистика является, таким образом, одним из необходимых инструментов в политической антропологии и политической социоло­гии. Нельзя недооценить тот факт, что общества, подлежащие рассмот­рению в первой из этих дисциплин, предписывают обязанность проя­снения объясняющих их теорий и оправдывающих их идеологий. А.Су­хал, Ж.Бетти, Ж.Баландье предлагают средства, которые можно исполь­зовать, чтобы создавать системы, демонстрирующие туземную полити­ческую мысль.

д) Структуралистский подход. - Он заменяет генетическое или Функционалистское исследование изучением политического, осущест-

С м. главу 11: «Политическая область».

26

Политическая антропология

Создание политической антропологии

27

_I

вленным исходя из структурных моделей. Политическое рассматривает­ся в аспекте формальных отношений, которые дают отчет о властных от­ношениях, реально установленных между индивидами и группами. Если придерживаться в этом отношении более простой интерпретации, поли­тические структуры - как всякая общественная структура представля­ют абстрактные системы, обнаруживающие принципы, которые объе­диняют конститутивные элементы конкретных политических обществ. В стимулирующей статье, посвященной «структуре власти у хаджера-ев»,⁸ группы населения в Чаде, Ж.Пуйо уточняет и иллюстрирует воз­можности структуралистского метода, примененного к области полити­ческой антропологии. Применение касается совокупности микрообществ, представляющей одновременно родственников (общее название - Хад-жераи - это напоминает) и знаменательные варианты, особенно в том, что касается режима «власти». Двойное условие: наличие общих элемен­тов и дифференциация в устройстве этих последних необходимо для указанного подхода. Оно позволяет сконструировать на двух уровнях «системы» соответствующие совокупности модальностей социо-полити-ческой организации и «систему систем» - ту, которая предположитель­но определяет власть у хаджераев. Из этого вытекают два момента ис­следования: во-первых, определение «внутренних структурных отноше­ний каждой организации, рассматриваемой как система»; во-вторых, интерпретация совокупности организаций, исследованной как «если бы она была продуктом комбинаторики». В рассматриваемом случае ме­тод проясняет особенно различные комбинации (эквивалентность, час­тичные различия, вариативное акцентирование) религиозной власти и политической, игру логики, которая реализуется в разных формах внут­ри одной и той же глобальной структуры. Варианты могут, таким обра­зом, свидетельствовать о «состояниях» одной и той же структуры.

Структуралистский подход, примененный к изучению политических систем, пробуждает трудности, которые ему свойственны на самом об­щем уровне. И особенно те, которые рассматривает Е.Р.Лич, умеренный структуралист, в его изучении политического общества кашенов. Он исходит из очевидного факта, что структуры, разработанные антропо­логом, представляют модели, существующие только в качестве «логи­ческих конструкций». Что влечет за собой первый вопрос: как быть уве­ренным, что формальная модель является наиболее адекватной? Сверх того, Лич рассматривает и более существенную трудность. «Структур­ные системы, какими их описывают антропологи, являются всегда ста-

I

тическими системами»; это модели социальной реальности, которые выражают состояние связи и акцентированного равновесия, тогда как действительность не имеет совершенно связного характера; она заклю­чает в себе противоречия, она представляет вариации и модификации структур. В особом случае политической организации кашенов Лич от­мечает феномен колебания между двумя полюсами «демократическим» типом гумлао⁹ и «аристократическим» типом шан - нестабильность си­стемы и вариативное установление соответствия между культурой, социо-политической структурой и экологической средой. Строгость не­которых структуралистских анализов внешняя и обманчивая. Она объяс­няется необходимым, но часто маскируемым условием: «Описанием не­которых ирреальных типов ситуации, а именно, структуры уравнове­шенных систем» (Е.Р.Лич).

е) Динамический подход. - Он дополняет частично предшествующий подход, исправляя его в некоторых пунктах. Он помогает ухватить ди­намику структур, так же как системы отношений, которая их конститу­ирует: то есть принять в рассмотрение несовместимости, противоречия, напряжения и внутренне присущее всему обществу движение. Он тем более необходим для политической антропологии, так как в политичес­кой области последние схватываются лучше всего и история очень чет­ко ставит свою отметку.

Е.Р.Лич непосредственно способствовал выработке этого подхода, после того как исследовал причины его позднего появления. Он взял под сомнение доминирующее влияние Дюркгейма - в ущерб влиянию Паре-то или Макса Вебера - который допустил создание концепции, делаю­щей акцент на структурных равновесиях, культурном единообразии, на формах солидарности; так что общества, заключающие видимые конф­ликты и открытые для изменений, стали «подозреваться в аномии». Он разоблачал «академические предрассудки» и этноцентризм антрополо­гов, которые заставили исключить некоторые фактические данные, что­бы трактовать только стабильные общества, которым не грозят внут­ренние и изолированные в рамках их границ противоречия. Короче, Лич побуждает принять в рассмотрение явления противоречивые, конфлик­тные, приблизительные и наделенные внешними отношениями. Такая интерпретация необходима для прогресса политической антропологии, ибо политическое определяется прежде всего как область столкновения интересов и соперничества.

⁸ J.Pouillon. La structure du pouvoir chez les Hadjerai (Tchad)». In: L'Homme, V, 4, 1964.

Все термины, заимствованные в местных языках транскрипированы по очень простой ^системе: буква всегда представляет звук; fo»=6u; тильда означает назализацию: 8=ч>й. '

28

Политическая антропология

Создание политической антропологии

29

Антропологи Манчестерской школы под давлением Макса Глюкмана направляют свои усилия на динамическую интерпретацию обществ. Глюкман рассматривал природу отношений, существующих между «обы­чаем» и «конфликтом» (M.Gluckman. Custom and Conflict in Africa, 1955), «порядком» и «восстанием» (M.Gluckman. Order and Rebellion in Tribal Africa, 1963). Его вклад касается одновременно общей теории традици­онных и архаических обществ и метода политической антропологии. Последняя находит указания в его теории восстания и в его исследова­ниях, посвященных некоторым африканским Государствам. Восстание рассматривается как перманентный процесс, который воздействует по­стоянно на политические отношения, между тем как ритуал рассматри­вается частично как средство выражения конфликтов и их преодоления в ходе утверждения единства общества. Традиционное африканское Го­сударство предстает нестабильным и оказывается носителем организо­ванного оспаривания - ритуализованного, - которое способствует бо­лее поддержанию системы, чем ее изменению; относительная нестабиль­ность и контролируемое восстание явились бы, таким образом, нормальными проявлениями политических процессов, свойственных этому типу Государства.

Как видно, теоретическая новация реальна; но она не идет до своего конца. Макс Глюкман хорошо знал конститутивную для всего обще­ства внутреннюю динамику, но он уменьшал ее модифицирующее зна­чение. Она принята в расчет, - так же как действия, вытекающие из «вне­шних условий», - но она вписывается в концепцию истории, которая связывает общества, подведомственные антропологии, с историей, оце­ниваемой как повторяющаяся.

Эта интерпретация ведетк спору, которого нельзя избежать и значе­ние которого проявляется притом в растущем интересе к антропологи­ческим анализам исторической направленности и в умножении оцени­вающих его теоретических очерков. После долгого периода дискредита­ции, которая объясняется безмерными амбициями эволюционистской школы, наивностями диффузионистской школы и негативной позици­ей, занятой функционалистской школой, эти вопросы вновь занимают первое место в области антропологического исследования. Маленькая работа Е.Е.Эванса-Притчарда (E.E.Evans-Pritchard. Anthropology and History, 1961) способствует реабилитации истории. Спор получит свое разрешение в том случае, если мы начнем различать между собой, не смешивая их друг с другом, средства исторического знания, формы, при­нятые историческим становлением, и идеологические проявления, скры­вающие реальную историю. Для политической антропологии выясне-

ние существующих между этими тремя уровнями отношений составляет необходимое условие.

В области, которая долго считалась чуждой для истории, - области негро-африканских обществ и цивилизаций, - новые работы начинают доказывать ложность слишком статических интерпретаций. Реальность африканской истории, продемонстрированная ее воздействиями на жизнь и смерть политических обществ и черных цивилизаций, не может боль­ше игнорироваться. Исследования, описывающие эти аспекты, раскры­вают, что историческое сознание не появилось случайно вследствие ис­пытаний колонизации и современных трансформаций; они показыва­ют, - опровергая точку зрения Ж.П.Сартра, - что была «овнутрена» не только иностранная история. С.Ф.Надель в своем исследовании о нупах (Нигерия) различает два уровня выражения истории (идеологическую историю и объективную историю) и констатирует, что нупы имеют ис­торическое сознание (он их называет historically minded), действующее на каждом из этих двух уровней.¹⁰ Новые исследования подтвердили эту дуальность проявления истории и определяемого ею сознания: обще­ственная история (зафиксированная в ее общих чертах и касающаяся всей этнической реальности) сосуществует с частной историей (определенной в подробностях, подверженной нарушениям равновесия, соотносящейся с особыми группами и их специфическими интересами). Исследование Яна Канисона, проведенное среди людей луапула в Ценральной Афри­ке, дает конкретную иллюстрацию. Оно определяет взаимное отноше­ние этих двух модальностей африканской истории: в плане так называе­мой безличностной истории время и изменение связаны; в плане так на­зываемой личной истории время уничтожено и изменения считаются ничтожными - позиции и интересы групп являются в некотором роде неподвижными. Сверх того, анализ показывает, до какой степени люди луапула приобрели сознание о роли события в становлении их общества и понимание исторической каузальности; последняя для них не имеет сверхъестественной природы, ибо событие подчинено главным образом воле людей.

Связь между историей и политикой очевидна даже в случае обществ, отданных в ведение антропологическим дисциплинам. Начиная с мо­мента, когда общества не рассматриваются более как неподвижные си­стемы, не может не признаваться существенное родство их социальной Динамики и их истории. Другое соображение заставляет признать себя с еще большей силой: степени исторического сознания соответствуют фор-

' " См. S.F.Nadel. «A Black Bizantium». Londres, 1942.

30

Политическая антропология

мам и степени централизации политической власти. В сегментарных обществах единственными хранителями знания, относящегося к прошло­му, являются обычно держатели власти. В этатистских обществах исто­рическое сознание кажется более живым и распространенным. Впрочем, именно в среде последних отчетливо схватывается использование идео­логической истории в стратегических политических целях; Ж.Вансина хорошо напомнил об этом в связи со старой Руандой. Остается еще на­помнить, что движение колонизованных стран к независимости поста­вило на службу национализму настоящую воинствующую историю.

Именно под воздействием необходимости стало очевидно, что дина­мическая история обществ, политическая антропология и политическая социология и история вынуждены объединить их усилия. И эта связь дает новую силу предвидению Дюркгейма: «Мы убеждены... что насту­пит день, когда дух истории и дух социологии будут отличаться только нюансами».