Франсуа везен

служивающая такого названия, или, если угодно, автономная французская философия. Думаю, в целях плодотворного раз­мышления на такую тему можно было бы остановиться на од­ном замечании Хайдеггера, вызвавшем в самые последние годы ожесточенные — это меньшее, что можно сказать, — дискуссии и комментарии. В сентябре 1966 года Хайдеггер дал немецкому еженедельнику «Шпигель» («Зеркало») интервью, поставив условие, что текст будет опубликован только после его смерти. В ходе этой беседы и сразу после упоминания о задаче диалога с Гёльдерлином как предстоящего особенно немцам, Хайдеггер заявляет:

Я думаю о специфически интимном родстве, которое существует между немецким языком и языком греков, равно как и их мыслью. Это мне сейчас больше всего подтверждают французы. Когда они начинают думать, то гово­рят по-немецки; они уверяют, что не достигли бы того же на своем языке¹.

Такова эта фраза. В1976 году, когда публикации интервью пред­шествовала кончина Хайдеггера, эта фраза не возбудила волне­ния, но с десяток лет спустя она стала поводом для испускания громких криков. Применяя немного грубоватый термин, в ней увидели проявление ярко выраженного пангерманизма — как если бы Хайдеггер считал, что для того чтобы «думать», фран­цузы должны говорить по-немецки! Всё тогда делалось вроде бы совершенно ясно: если язык философии — немецкий и только он, французский язык и французская философия со­ответственно дисквалифицировались; в таких условиях никак не могло даже и быть французской философии. Вот вам бру­тальное и негативное решение нашего вопроса, причем на суд самого Хайдеггера.

В самом начале я объявил, что принесу свое собственное свидетельство. Касательно это спорного заявления Хайдеггера у меня собственно есть немало что сказать, потому что дата

2. Martin Heidegger. Ecrits politiques, trad, de Francois Fedier. Paris: Gallimard 1995. P-268.

ФИЛОСОФИЯ ФРАНЦУЗСКАЯ И ФИЛОСОФИЯ НЕМЕЦКАЯ П

сентябрь 1966 года, когда было дано то интервью, сохраняет для меня совершенно особый интерес. Дело в том, что я имен­но француз и я провел первую половину этого сентября 1966 года рядом с Хайдеггером. Стоит уточнить: когда произошло интервью — а именно 23 сентября — Хайдеггер, перед этим проведший две недели в Воклюзе по приглашению Реке Шара, вернулся к себе во Фрейбург всего лишь за ю дней до того. Я могу даже собственно восстановить его календарь следую­щим образом: утром во вторник зо августа Хайдеггер отпра­вился во Францию, сделав первую остановку в Дижоне, вторую в Сен-Дидье-су-Риври (Рона) у Жана Бофре, который тогда же присоединился к путешествующим, чтобы достичь Ле Тора, куда они прибыли в четверг i сентября после полудня. Там они поселяются в одной и той же гостинице до утра \г сентября, после чего отправляются в обратный путь и расстаются, позав­тракав вместе в Лионе. После последней остановки в Безансоне Хайдеггер прибывает к себе домой поздним утром. Думаю, что не будет преувеличением сказать, что он возвращается в вос­торге от своей поездки, потому что снова подобным же образом еще будет жить у Рене Шара в 1968 и 1969 годах.

В том 1966 году день распределялся следующим образом: утром мы оставались в отеле Шассла, где происходил импро­визированный семинар, — где бы Хайдеггер ни оказывался, он всегда хотел работать! — а после полудня отправлялись к Рене Шару в Иль-сюр-ля-Сорг и совершали вместе с ним прогулки, разумеется прерывавшиеся дискуссиями разного рода. В тот год Хайдеггер привез с собой издание Гераклита, подготовленное Рикардо Вальшером. Бофре, со своей стороны, имея некоторое число вопросов к Хайдеггеру, захватил свой экземпляр поэмы Парменида. Так что семинар включал шесть сессий о Гераклите и Пармениде и имел свое «завершение» ю сентября в большом дневном обсуждении с Рене Шаром в Ле Бюскла.

Во время этих рабочих сессий почти всегда главным собесед­ником Хайдеггера был Жан Бофре. Хайдеггер говорил по-не­мецки, но понимал по-французски. Все сказанное им тут же пе-

11