Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика № 12, декабрь 2017

конституционных прав в связи с возникшей спорной ситуацией. При этом заказчик понес заявленные расходы в связи с субъективной оценкой необходимости обоснования своей правовой позиции по делу. Также суды указали, что заключение внесудебной экспертизы, исходя из предмета заявленных исковых требований (взыскание долга за оказанные услуги) и в силу закона, не входило в круг обязательных доказательств.

Позиция Верховного суда. Высшая судебная инстанция заняла иную позицию. Суд учел, что факт ненадлежащего исполнения обязательств в рамках договора на оказание услуг установлен решением на основании заключения, которое представил заказчик.

По общему правилу положения о договоре подряда применяются и к договору возмездного оказания услуг (ст. 783 ГК РФ).

В соответствии с ч. 5 ст. 720 ГК РФ при возникновении между заказчиком и подрядчиком спора по поводу недостатков выполненной работы

по требованию любой из сторон должна быть назначена экспертиза. Расходы на экспертизу несет подрядчик, за исключением случаев, когда экспертизой установлено отсутствие нарушений подрядчиком договора подряда или причинной связи между действиями подрядчика и обнаруженными недостатками.

Верховный суд отметил, что неприменение нижестоящими судами указанной нормы привело к ошибочному выводу об отсутствии оснований для удовлетворения иска о взыскании убытков и об отнесении взыскиваемых расходов к предпринимательскому риску заказчика.

Заключение технической экспертизы положено в основу судебных актов по спору об исполнении обязательства. Это является основанием для возмещения требуемых расходов по правилам о взыскании убытков. Спор

о размере предъявленных к взысканию расходов между сторонами отсутствует. Следовательно, суды отказали в удовлетворении иска необоснованно. Таким образом, Верховный суд отменил судебные акты и удовлетворил требования заказчика в полном объеме. Главное в статье Скрыть

Сергей Леонидович Савельев, партнер юридической фирмы Saveliev, Batanov &

Рartners

Комментарий к определению ВС РФ от 31.08.2017 по делу № А65-13141/2016

Следует согласиться с позицией Верховного суда. Сторона по судебному делу должна иметь возможность компенсировать свои расходы, понесенные на выстраивание позиции. Иное бы означало умаление права на судебную защиту. В данном случае ответчик по делу вынужден был заказать внесудебную экспертизу, иначе рисковал проиграть дело. И если допустить ситуацию, что

такие вынужденные расходы ответчика не подлежат компенсации с оппонента, то тогда мы не блокируем предъявление необоснованных исков недобросовестными участниками оборота, а увеличиваем транзакционные издержки стороны, по сути, издержки бизнеса, что ведет к его неэффективности. То есть такие убытки должны быть возмещены.

Однако возникает вопрос с разумностью подобных расходов на защиту.

Было бы разумным в данной ситуации заказать не обычное и достаточное для таких обстоятельств экспертное заключение, а, например, заключение у дорогого учреждения с избыточной для того или иного случая квалификацией? К примеру, по спору на 1 млн руб. будет заказана экспертиза стоимостью

20 млн руб., при том, что на рынке есть эксперты с аналогичной квалификацией и стоимостью 0,5 млн? Насколько разумно стрелять по воробьям из пушки? В рамках рассмотрения спора о взыскании издержек суд может снижать расходы по своему усмотрению. Как же суду снижать размер убытков — пока не очень ясно.

Исполнительное производство

Взыскать убытки с ФССП России можно после исчерпания любых возможностей для исполнения, в том числе только после окончания исполнительного производства

Источник: определение ВС РФ от 15.02.2017 по делу № А40-119490/2015 Суть дела. Общество обратилось к Российской Федерации в лице ФССП и Управления ФССП по Московской области с требованием о взыскании

убытков в размере более 5 млн дол. США. Истец утверждал, что в результате отмены судебным приставом-исполнителем всех назначенных ранее мер принудительного исполнения на 12 земельных участков он лишился возможности удовлетворить свои требования за счет имущества должника.

Дело в том, что сразу после снятия ареста, должник продал указанные земельные участки, переход права к другому лицу был зарегистрирован. Позже старший судебный пристав признал действия пристава-исполнителя по отмене мер незаконными, а вступившим в законную силу обвинительным приговором последний был признан виновным в превышении должностных полномочий.

Ранее общество уже обращалось в суд с требованием об обращении взыскания на указанные земельные участки, а затем и с исковым заявлением о признании договоров купли-продажи недействительными. И по тому, и по другому спору общество получило отказные решения, что и повлекло обращение с иском о взыскании убытков.

Позиция нижестоящих судов. Суд первой инстанции пришел к выводу, что истец исчерпал все доступные ему средства судебной защиты, чтобы получить удовлетворение своих прав за счет имущества должника, и взыскал требуемую сумму в полном объеме. Апелляция решение отменила со ссылкой на то, что исполнительное производство в отношении солидарных должников еще не окончено, а потому оснований для взыскания требуемой суммы нет. Кассация поддержала первую инстанцию.

Позиция Верховного суда. Экономическая коллегия Верховного суда заняла

вэтом деле весьма категоричную позицию и отказала заявителю

вудовлетворении исковых требований в полном объеме.

Особый интерес представляет мотивировочная часть определения Верховного суда. Так, суд указал, что к невозможности исполнения судебных актов за счет земельных участков должника привели и действия (бездействие) самого общества. Суд не признал обоснованными доводы общества о том, что оно исчерпало все доступные ему средства правовой защиты, чтобы получить удовлетворение своих требований за счет имущества должника.

Во-первых, из имеющихся в материалах дела выписок из ЕГРП следует, что записи о наличии обременения в виде судебного ареста отсутствуют, хотя были приняты Останкинским районным судом г. Москвы еще в 2011 году.

Исключение таких записей из публичного реестра, которое возможно только на основании судебного акта, до сих пор не произведено. Указанное обстоятельство свидетельствует о том, что истец не осуществлял эффективный контроль над интересующим его имуществом.

Во-вторых, суд посчитал, что истец имитировал правовую активность в целях облегченного получения удовлетворения своих требований за счет гарантированных выплат из государственного бюджета, поскольку иски об обращении взыскания и оспаривании договоров купли-продажи были предъявлены поздно, а их результат ограничен получением решения суда первой инстанции.

Верховный суд подчеркнул, что требования общества могут быть удовлетворены в рамках неоконченного исполнительного производства, а отсутствие реального исполнения само по себе не является основанием для возложения на государство обязанности по возмещению неполученных

от должника сумм. Ответственность государства в сфере исполнения судебных актов, по мнению Судебной коллегии, ограничивается надлежащей организацией принудительного исполнения и не подразумевает обязательности положительного результата, если таковой обусловлен объективными обстоятельствами, зависящими от должника.

Интересно, что чуть раньше Судебная коллегия по гражданским делам по аналогичному иску о взыскании много меньшей суммы (674 тыс. руб.) направила дело на новое рассмотрение, указав, что само по себе продолжение исполнительного производства не является препятствием для возмещения убытков, причиненных взыскателю

бездействием судебного пристава-исполнителя. По мнению суда, надлежит устанавливать, имеется ли иное имущество, обращение взыскания на которое позволило бы в разумный срок удовлетворить требования взыскателя. При этом обязанность по доказыванию наличия такого имущества возлагается на судебного пристава-исполнителя (определение ВС РФ от 24.01.2017 № 53-КГ16-30).

Артем Игоревич Сафонов, юрист юридической фирмы Saveliev, Batanov & Partners

Комментарий к определению ВС РФ от 15.02.2017 по делу № А40-119490/2015

Определение представляется очень спорным. В целом, аргументация Судебной коллегии сводится к позиции, что взыскатель «сам виноват». При огромном объеме доказательств, подтверждающих незаконность действий судебного пристава-исполнителя и невозможность исполнения судебных актов, Верховный суд на более чем пяти страницах расписывает, что взыскатель сделал не так и как ему следовало бы поступить. По логике Коллегии любой взыскатель после сдачи исполнительного листа в ФССП России должен ежедневно следить за ходом действий, осуществляемых лицами, ответственными за конкретную часть исполнения. И в случае каких-либо нарушений сразу же в судебном порядке оспаривать их действия. Если же взыскатель этого не делает или оспаривает не все, что можно, то такой взыскатель «имитирует правовую активность» (с. 18 определения).

Такой подход необоснованно завышает стандарты необходимого и добросовестного поведения взыскателей. При этом полностью закрываются глаза на установленные факты незаконных действий со стороны приставов-исполнителей и установление причинно-следственной связи таких действий с причиненным ущербом. Стоит отметить, что согласно официальной статистике за 2016 год доля удовлетворенных исков о возмещении вреда взыскателям составила 31%. Однако если позиция ВС РФ будет воспринята, то высока вероятность, что приведенная статистика будет стремительно уменьшаться.

Хозяйственные споры

Неустойка

Уменьшить неустойку можно и до того, как кредитор успеет обратиться в суд с требованием о ее взыскании

Источник: определение ВС РФ от 21.03.2017 № 51-КГ17-2 Суть дела. Граждане обратились к банку с требованием об уменьшении

размера неустойки по кредитному договору. Последний был заключен между ними и ответчиком на сумму чуть более 1 млн руб. под 13,25% годовых.

По условиям договора при несвоевременном перечислении платежа заемщики обязались уплатить кредитору неустойку в размере 0,5% от суммы просроченного платежа за каждый день просрочки (то есть 182,5% годовых).

Впоследствии заемщики допустили просрочку, за которую по условиям договора банк начислил неустойку на общую сумму около 40 тыс. руб. Истцы, уплатившие основной долг и проценты за пользование кредитом, посчитали указанную сумму явно несоразмерной последствиям нарушения обязательства и обратились в суд с требованием о ее снижении в 16 раз.

Позиция нижестоящих судов. Решением суда первой инстанции

вудовлетворении исковых требований было отказано. Апелляция поддержала решение, сославшись на то, что неустойка может быть снижена судом

впорядке, предусмотренном ст. 333 ГК РФ, лишь в случае предъявления кредитором самостоятельного иска о ее взыскании. Суды указали, что поскольку такой иск банк не предъявлял, истцам в удовлетворении требований следует отказать.

Позиция Верховного суда. Дело было передано для рассмотрения в Судебную коллегию по гражданским делам. Причем такая передача

состоялась не сразу: заместителю Председателя Верховного суда пришлось отменить соответствующее определение об отказе в передаче. В результате Коллегия отменила определение апелляционной инстанции и направила дело на новое рассмотрение.

Такое решение суд принял со ссылкой на ст. 333 ГК РФ и разъяснения, содержащиеся в постановлении Пленума Верховного суда РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» (далее — Постановление Пленума ВС № 7).

ЦИТАТА: «В случае списания по требованию кредитора неустойки со счета должника (п. 2 ст. 847 ГК РФ), а равно зачета суммы неустойки в счет суммы основного долга и/или процентов, должник вправе ставить вопрос о применении к списанной неустойке положений ст. 333 ГК РФ, например, путем предъявления самостоятельного требования о возврате излишне уплаченного (ст. 1102 ГК РФ).

В то же время, если подлежащая уплате неустойка перечислена самим должником, он не вправе требовать снижения суммы такой неустойки на основании ст. 333 ГК РФ (пп. 4 ст. 1109 ГК РФ), за исключением случаев, если им будет доказано, что перечисление неустойки являлось

недобровольным, в том числе ввиду злоупотребления кредитором своим доминирующим положением» (п. 79 Постановления Пленума ВС № 7).

Верховный суд указал, что приведенные разъяснения Пленума допускают самостоятельное обращение должника в суд с требованием о снижении размера неустойки в отдельных случаях, перечень которых в названном постановлении не является исчерпывающим.

Указанное дело вошло в п. 17 обзора судебной практики по делам, связанным с защитой прав потребителей финансовых услуг (утв. Президиумом ВС РФ 27.09.2017).

Кредитор может взыскать неустойку, которая была начислена за период до заключения дополнительного соглашения о продлении срока действия договора

Источник: определение ВС РФ от 31.08.2017 по делу № А40-14774/2016 Суть дела. Минобороны России обратилось в суд с требованием о взыскании неустойки, начисленной за нарушение сроков выполнения работ по государственному контракту.

Контракт предусматривал взыскание неустойки за просрочку выполнения работ в размере 1/300 ставки рефинансирования Банка России за каждый день просрочки. После направления заказчиком претензии подрядчик уплатил неустойку за соответствующий период.

Еще через несколько месяцев стороны заключили дополнительное соглашение к госконтракту, которым продлили срок выполнения работ. При этом условия контракта о применении неустойки в случае просрочки исполнения обязательства стороны не меняли.

Заказчик решил взыскать неуплаченную неустойку за период до момента, когда стороны согласовали новый срок выполнения работ, и обратился с данным требованием в суд.

Позиция нижестоящих судов. Суды трех инстанций отказали в удовлетворении требований. Они исходили из того, что дополнительным

соглашением стороны установили иной срок исполнения обязательства, который еще не наступил на момент рассмотрения спора, а потому признали начисление неустойки необоснованным. Довод о том, что подрядчик уже оплатил часть неустойки, суды не убедил.

Позиция Верховного суда. Верховный суд пришел к прямо противоположному выводу и направил дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. Суд указал, что в случае изменения договора обязательства считаются измененными с момента заключения соответствующего соглашения сторон, если иное не вытекает из соглашения или характера изменения договора (ч. 3 ст. 453 ГК РФ).

Стороны изменили срок исполнения обязательства уже после наступления первоначально установленного срока окончания работ. Соответственно у подрядчика с этого момента до даты заключения дополнительного

соглашения, установившего другой срок выполнения работ, имеется просрочка исполнения обязательства.

Иное, то есть освобождение подрядчика от уплаты неустойки за период с даты наступления первоначального срока до заключения дополнительного соглашения в отсутствие в нем такого условия, не следует.

Таким образом, Верховный суд решил, что выводы судов о неприменении к подрядчику меры ответственности в виде неустойки в связи с заключением

сторонами дополнительного соглашения, не соответствуют положениям ч. 3 ст. 453 ГК РФ.

Аналогичную позицию несколько ранее высказывала Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда в определении от 27.09.2016 № 4-КГ16-37.

Неустойка снижается по иску должника, но сохраняется при отсрочке

Андрей Михайлович Ширвиндт, к. ю. н., доцент кафедры гражданского права МГУ им. М. В. Ломоносова, консультант ИЦЧП им. С. С. Алексеева при Президенте РФ

Комментарий к определению ВС РФ от 21.03.2017 № 51-КГ17-2

Правила вроде тех, что закреплены в нашей ст. 333 ГК РФ, рассчитаны, главным образом, на ситуации, когда положение договора (закона) о начислении неустойки, оцененное in abstracto, то есть само по себе, не выглядит несправедливым. Но его последовательное и безоговорочное применение в данном специфическом случае, при данном стечении фактических обстоятельств приводит к неприемлемому результату, вопиющей сверхкомпенсации потерпевшему (кредитору). Поскольку такие ситуации имеют статус исключения (правопорядок исходит из справедливости решений, получаемых путем применения действующего положения договора (закона)) и поскольку вывод о том, что данная конкретная ситуация действительно носит исключительный характер, невозможен без исследования фактических обстоятельств дела, ключевая роль в механизме контроля за применением положений о неустойке отведена суду, призванному оценить их справедливость in concreto.

При этом отношения между судом и материальным правом, механическое применение которого чревато недопустимым результатом, могут быть выстроены по-разному (российский правопорядок, кажется, до конца не определился с выбором). В одном варианте суд лишь констатирует, что кредитор не вправе требовать так много (то есть обязательственное требование кредитора изначально не перерастает предельного для данной ситуации размера, но без суда этот предел остается невыясненным).

В другом — он буквально «уменьшает неустойку», то есть своим актом сокращает объем требования кредитора, которое до вступления такого акта в силу существует в том размере, какой получается при последовательном применении положения о неустойке. И, наконец, в третьем — суд просто отказывает в принудительной защите требования кредитора в той части, в какой оно ее не заслуживает.

Соответственно до суда при первом подходе имеет место неопределенность относительно размера требования кредитора, при втором — требование кредитора существует в полном размере, но над ним висит дамоклов меч снижения до опять же не определенного пока размера, при третьем — требование существует, но судебной защитой пользуется лишь в неопределенной части.

Устранение этой неопределенности и (или) сокращение размера требования обычно происходят, когда предъявляется иск кредитора о взыскании неустойки. Вместе с тем закон, строго говоря, не ограничивает право суда на снижение неустойки спорами, инициированными кредитором, а высшие судебные инстанции в своих абстрактных разъяснениях признают, что судебный контроль за размером начисленной (и даже уплаченной) неустойки осуществим и в спорах, где истцом выступает ее плательщик (п. 4 информационного письма Президиума ВАС РФ от 20.10.2010 № 141, п. 79

постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7). Теперь же Верховный суд прямо допускает иск, направленный непосредственно на уменьшение неустойки.

Учитывая, что интерес участников оборота в устранении неопределенности нередко признается достойным исковой защиты (посредством исков о признании), не должно встретить серьезных возражений допущение и таких исков. В то же время ключевой вопрос, от которого зависит конечный вердикт этому нововведению и который комментируемое определение не столько разрешает, сколько ставит (следует, однако, обратить внимание на слова в мотивировочной части о нарушении прав истцов и наличии спора между сторонами), — каковы условия предъявления подобных требований, в какой сфере их применение позволит защитить правомерные интересы должников в определенности без нарушения права кредиторов на выбор оптимального момента для судебной защиты их обязательственных требований (см. об этом подробно комментарий Д. Б. Володарского к этому определению — Вестник экономического правосудия. 2017. № 7).

Комментарий к определению ВС РФ от 31.08.2017 по делу № А40-14774/2016

Сохраняется ли обязанность уплатить набежавшую неустойку, если после ее начисления кредитор предоставляет должнику отсрочку? В своем определении Верховный суд дает принципиальный ответ:

будет так, как стороны договорились. Заключая соглашение об отсрочке, они вольны полностью освободить должника от этой обязанности, оставить ее неизменной или выбрать любое из множества альтернативных решений (среди которых частичное прекращение, реструктуризация, конвертация в другие обязанности должника или преимущества кредитора).

А что, если стороны никак не договорились? Прежде всего Верховный суд справедливо подчеркивает, что вывод об отсутствии соответствующего соглашения может быть сделан только с учетом правил толкования договора. Поскольку текст договора никаких условий на этот счет не содержал, суд, применяя (впрочем, небесспорные) положения ст. 431 ГК РФ, пришел к корректному выводу, что о судьбе неустойки стороны в своем соглашении не распорядились. В такой ситуации возникает вопрос: какое правило действует по умолчанию в отсутствие специального договорного регулирования?

Верховный суд исходит из того, что таким общим правилом является сохранение обязанности по уплате начисленной неустойки в неизменном виде. Свой вывод суд обосновывает решением российского законодателя не наделять расторжение и изменение договора ретроактивным эффектом: согласно п. 3 ст. 453 ГК РФ они действуют лишь на будущее. Оговорку закона о том, что этот общий подход применяется лишь при условии, что иное не вытекает из соглашения или характера изменения договора, суд оставляет без внимания, видимо, не считая соглашение об отсрочке претендующим на обратную силу уже по самому его характеру.

Верховный суд рассуждает не о прекращении обязательства по уплате начисленной неустойки, а о возможной отмене нарушения обязательства путем превращения прошлого поведения должника

из противоправного в правомерное с обратной силой. Поэтому позиция высшей судебной инстанции касается более широкого вопроса о том, какое влияние соглашение об отсрочке оказывает на правовые последствия просрочки исполнения, наступившие до его заключения.

Данное определение связано и с двумя другими актуальными темами. Речь идет, во-первых, о пределах генетической зависимости требования об уплате неустойки от специфики породившего его факта (простое денежное обязательство или еще и мера ответственности, последствие правонарушения и т. п.?) и, во-вторых, о прекращении обязательства соглашением сторон (которое, очевидно, не должно предполагаться: ср. требование animus novandi в п. 2 информационного письма Президиума ВАС

РФ от 21.12.2005 № 103).

Банкротство

Суд не включит в реестр требование кредитора, который является участником общества-банкрота и ссылается на долг из договора займа

Источник: определение ВС РФ от 11.07.2017 по делу № А40-201077/2015 Суть дела. В рамках дела о несостоятельности (банкротстве) иностранная компания обратилась в суд с заявлением о включении своего денежного требования в реестр. Заявитель указал на неисполнение должником обязательства по возврату заемных средств на сумму около 169 млн руб.

Один из конкурсных кредиторов в лице ФНС возражал против включения, ссылаясь на недействительность сделки. По мнению налоговой службы, иностранная компания являлась единственным участником должника и фактически использовала его расчетные счета в качестве транзитных.

Конкурсный кредитор утверждал, что, во-первых, под видом выдачи займа иностранная компания перечисляла на счета должника денежные средства, которые направлялись им в интересах конечного бенефициара все той же иностранной компании. Во-вторых, под видом частичного возврата займа со счетов должника на счета иностранной компании выводилась выручка

от продажи должником его основных средств. При этом сделки по отчуждению имущества должника заключались с одобрения иностранной компании, их цена являлась заниженной, а основным покупателем выступила организация, контролируемая тем же лицом, что и иностранная компания.

Помимо прочего, налоговый орган представил в суд ряд доказательств, полученных в ходе мероприятий налогового контроля.

Позиция нижестоящих судов. Все три судебные инстанции удовлетворили требование иностранной компании и включили ее в реестр. Суды сослались на положения ст.ст. 309, 310 и 810 ГК РФ и сочли, что по договору займа имеется непогашенная задолженность в сумме около 81 млн руб. При этом возражения об аффилированности кредитора и должника суды отклонили, указав на отсутствие запрета к включению в реестр требований кредиторов долга, вытекающего из заемных отношений перед аффилированным лицом.

Позиция Верховного суда. Верховный суд с таким решением не согласился и направил спор на новое рассмотрение. Суд указал на необходимость более тщательного анализа документов и иных свидетельств при проверке возражений о недействительности сделки, поскольку, «совершая мнимые либо притворные сделки их стороны, будучи заинтересованными в сокрытии от третьих лиц истинных мотивов своего поведения, как правило, верно

оформляют все деловые бумаги, но создавать реальные правовые последствия не стремятся».

Высшая судебная инстанция пришла к выводу, что суды в нарушение положений АПК РФ не исследовали и не оценили доказательства, представленные налоговым органом. По мнению Верховного суда, у нижестоящих судов не имелось оснований для вывода о реальности заемных

отношений в ситуации, когда налоговый орган представил серьезные доказательства и привел убедительные аргументы по поводу того, что отношения между аффилированными организациями выстраивались указанным им образом. В то время как кредитор представил лишь минимальный набор документов и не раскрыл с достаточной полнотой все существенные обстоятельства заключения и исполнения сделки.

Тенденция к отказу участникам общества-банкрота во включении в реестр по договорам займа прослеживалась в практике Верховного суда и ранее. Так, по делу ООО «Уралмаш НГО Холдинг» против Свиридова и Юркова Верховный суд сослался на притворность заемных сделок и квалифицировал заемные отношения между обществом и его

участниками как корпоративные. А согласно абз. 8 ст. 2 Федерального закона от 16.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» требования по обязательствам, вытекающим из участия, не могут быть включены в реестр (определения от 06.07.2017 № 308-ЭС17-1556 (1), (2) по делу № А3219056/2014).

Руководитель не несет ответственность по долгам общества-банкрота, если его план преодоления финансовых трудностей был экономически обоснован

Источник: определение ВС РФ от 20.07.2017 по делу № А50-5458/2015 Суть дела. ФНС обратилась в суд с заявлением о банкротстве общества в связи с наличием задолженности по уплате налогов и страховых взносов

на сумму более 4,7 млн руб. Суд удовлетворил требование налогового органа. В рамках дела о банкротстве общества конкурсный управляющий потребовал привлечь бывшего руководителя должника к субсидиарной ответственности. Управляющий счел, что руководитель был обязан обратиться в суд с заявлением о банкротстве еще в 2010 году, когда общество задолжало

выплату страховых взносов на сумму более 200 тыс. руб., однако не сделал этого. По мнению заявителя, дальнейшее увеличение долгов общества привело к его банкротству.

Позиция нижестоящих судов. Суд первой инстанции удовлетворил требования конкурсного управляющего и привлек руководителя к субсидиарной ответственности на сумму более 18,6 млн руб. Решение было

мотивировано тем, что руководитель не мог не знать об ухудшающемся финансовом положении общества.

Апелляция и кассация позицию не поддержали. Суды отметили, что задолженность по уплате взносов на обязательное пенсионное страхование не подлежала учету при установлении признаков банкротства. Кроме того, само по себе наличие формальных признаков банкротства не является достаточным свидетельством возникновения обязанности по обращению в суд.

Позиция Верховного суда. Верховный суд не согласился с позицией всех трех инстанций и направил дело на новое рассмотрение.

Суд подчеркнул, что для определения признаков неплатежеспособности правовое значение имеет совокупный объем возникших долговых обязательств, а не их структура. При наличии формальных признаков банкротства у кредитора возникает право обратиться в суд с заявлением. Однако данных признаков недостаточно для возникновения на стороне самого должника в лице его руководителя аналогичной обязанности по обращению в суд.

Суд дал определение понятию «объективное банкротство» и указал, что руководитель, несмотря на временные финансовые затруднения, добросовестно рассчитывал на их преодоление в разумный срок, приложил максимальные усилия для достижения такого результата, выполняя экономически обоснованный план. В этом случае руководитель с учетом общеправовых принципов юридической ответственности (в том числе предполагающих по общему правилу наличие вины) освобождается от субсидиарной ответственности на тот период, пока выполнение его плана являлось разумным.

Заслугой Верховного суда является то, что он не стал подходить к делу формально

Андрей Дмитриевич Набережный, управляющий директор ГК «Внешэкономбанк»

Комментарий к определению ВС РФ от 11.07.2017 по делу № А40-201077/2015

Позиция Верховного суда РФ позволила получить добросовестным кредиторам долгожданное оружие в борьбе с аффилированными лицами, которые предпринимают попытки включить свои требования в реестр.

В иностранных правопорядках (например, таких как США, Германия и пр.) подобные вопросы решаются весьма просто: требования аффилированных кредиторов понижаются по отношению к требованиям независимых кредиторов.

Российский закон о банкротстве такую возможность не предусматривает, поэтому сторонам приходилось проявлять креативность и доказывать судам, что это возможно исходя из смысла закона и недобросовестности данных кредиторов.

Заслугой Верховного суда является то, что он в этот раз не стал подходить формально и «применил не текст, а саму норму закона». Например, ранее весьма обширная практика по вопросу понижения требований была выработана Третьим арбитражным апелляционным судом.

Однако в определении Коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 06.08.2015 № 302-ЭС15-3973 такой подход был признан ошибочным. Судья ВС РФ формально истолковала положения закона и приняла сторону аффилированных кредиторов.

Теперь позиция ВС РФ изменилась в противоположную сторону. Важным фактором, является то, что Верховный суд в этом судебном акте развеял опасения, что его позиции по данному вопросу применимы

только к отношениям должник — участник, поскольку в деле рассматриваются отношения за переделами такой связи.

К сожалению, Верховный суд пока однозначно не разрешил весьма интересный с точки зрения практики вопрос: что суд должен сделать с требованиями аффилированных кредиторов?

Есть два варианта: либо такие требования необходимо признавать вкладами в имущество, то есть удовлетворять их в порядке удовлетворения требований иных участников, либо попросту отказывать таким кредиторам в удовлетворении требований.

Несмотря на это, необходимо отметить, что Верховный суд своими последними судебными актами задает правильный вектор развития положений, направленных на борьбу с аффилированными кредиторами. Надеемся, что следующим шагом будет борьба с таким явлением как скупка долгов должника перед третьими лицами (например, аффилированной с должником компанией) с целью введения контролируемого банкротства (в данном случае требования по своей природе не являются корпоративными, однако налицо недобросовестность такого лица).

Также весьма интересно, будет ли ВС РФ развивать данную позицию дальше и приведет ли она к тому, что любые требования аффилированных кредиторов вне зависимости от основания возникновения (будь то требования из договора об оказании услуг, подряда, поставки и пр.) будут оставаться за пределами реестра. Или Верховный суд все же ограничится только заемными отношениями.

Комментарий к определению ВС РФ от 20.07.2017 по делу № А50-5458/2015

Сокращение области применения признаков, указанных в ст. 9 Закона о банкротстве заслуживает положительной оценки.

Это связано с тем, что формальное применение признаков неплатежеспособности и (или) недостаточности имущества является весьма опасным для гражданского оборота и может поставить крест на возможном восстановлении платежеспособности должника силами менеджмента.

При формальном подходе добросовестные руководители попадут в сложную ситуацию: им либо будет необходимо подавать заявление о банкротстве при любом финансовом затруднении, либо на свой страх и риск пытаться спасти компанию, зная о неминуемости привлечения к субсидиарной ответственности в случае неудачи. Во избежание такой ситуации, Верховный суд отдал приоритет потенциальному восстановлению платежеспособности должника.

Однако задача, стоящая перед руководителем, существенно усложняется. Ему теперь придется не только доказывать свою добросовестность, но и представлять в суд план выхода из экономического кризиса. Оценивать же его экономическую обоснованность придется суду.

Итак, мы возвращаемся к давно обсуждаемой проблеме — насколько точно суд сможет самостоятельно разобраться в экономике такого плана и его эффективности для конкретного предприятия (при той или иной конкретной экономической ситуации).

Более того, суд должен оценить добросовестность и разумность руководителя при осуществлении своей деятельности в рамках данного плана, а также и разумность самого плана. Учитывая такие размытые критерии, результаты по такой категории дел, вполне вероятно, будут лишены всякой предсказуемости.

В связи с этим вынесение судебных актов по аналогичным спорам станет для судов весьма сложной задачей и повлечет за собой необходимость привлечения к судебному разбирательству соответствующих специалистов в области экономики и финансов.

Кроме того, высока вероятность, что практика столкнется с добросовестными руководителями, которые спасали должника на протяжении длительного периода (более 3 месяцев). Поэтому такие долгосрочные планы будет оценить еще сложнее.

Отдельно стоит обратить внимание, что план выхода из кризиса, связанный с неуплатой налогов, по мнению Верховного суда, нельзя признать разумным и экономически обоснованным, если компания при этом продолжает текущую деятельность и рассчитывается с контрагентами.

Высшая судебная инстанция в данной ситуации в очередной раз предприняла попытку борьбы с неуплатой налогов, что в текущей экономической ситуации вполне обоснованно. Однако в непростой

финансовой ситуации той или иной конкретной организации преимущественное погашение налогов (вне зависимости от их размера) может повлечь невозможность реализации плана.